Я вижу сны. Иногда мне кажется, что это единственное правильное занятие на свете.
(Харуки Мураками)
Где музыка не делится на звуки,
Где времени и нету, и не жаль.
(Павел Кашин)
У самого берега большой реки на маленькой лавочке устроилась парочка. Впервые они встретились месяца три назад на новоселье. Имея к хозяевам весьма опосредованное отношение, оба не входили ни в одну из компашек старых знакомых, по которым по ходу вечеринки разбрелись гости. Последнее обстоятельство естественным образом прибило их друг к другу. Завязавшемуся разговору мешала музыка и духота, ждать приятных сюрпризов от пьяных гостей не приходилось, и они, попрощавшись издалека с хозяйкой, незаметно выскользнули за дверь.
День засыпал одним из редких теплых и тихих майских вечеров, превращающих белые ночи в легенду, неотразимую и запоминающуюся. Чувствуя это, не сговариваясь, прогулялись до ближайшего метро. Когда приблизились к пузатой букве «М», само собой показалось правильным идти до следующей станции, но она оказалась уже закрыта. Пустой поначалу светский разговор незаметно перерос в увлекательную беседу, забавлявшую обоих. С такси решили повременить и не спеша пошли в сторону ее дома. Диалог настолько поглотил, что, проплутав ночь по набережным под флуоресцентным негаснущим небом Петербурга, попрощались только с первыми автобусами. Серьезно подустав за ночь и списав удовольствие от затянувшейся прогулки на напоенную ароматом сирени божественную погоду и молчаливую красоту величественных панорам спящего города, даже не обменялись телефонами. Тем более, оба были не совсем одиноки.
Она после развода встречалась с богатым бойфрендом, ничего не чувствуя к нему, так, скорее, «для здоровья». Подобные отношения казались более чем кстати, ибо печальный опыт замужества накрепко запечатал ее сердце. Сын уже жил отдельно, и она старалась не задумываться о будущности личной жизни, забываясь в карьере и разнообразном культурном досуге. Он был обычным, ревностно оберегающим свою свободу холостяком, не разгульным, но и не монахом. Взобравшись на плато жизни, приучился экономить силы и средства, поэтому не порхал с цветка на цветок, а почти бесстрастно использовал подруг, пока те не начинали категорически выставлять финансовые или другие претензии. Одним словом, чресла их были пристроены, но сердца пустовали. О личном за вечер не проронили ни слова, но оба были людьми опытными и достаточно проницательными, чтобы почувствовать ситуацию…
Придя домой, скинув брюки и рубашку, он свалился на диван и мгновенно отключился. Основательно выспавшись, потопал в ванную, оглядел помятую подушкой физиономию в зеркале и неожиданно вспомнил сегодняшний сон. Помимо прочей незначащей чепухи мельком приснился ее портрет. Отнеся аномалию на непривычно долгую беседу с нескучной дамой, все же не был совершенно спокоен, ибо не помнил, чтобы когда-нибудь ему снились фотографические образы реальных людей. Обрывки ночных поллюций подсознания изредка удавалось соотнести с кем-то из друзей или коллег, но вот чтобы так непосредственно в деталях – впервые. Смахнув сомнения взглядом на часы, прихватил спортивную сумку и помчался в качалку компенсировать урон дня вчерашнего…
Вернувшись полусонной, она долго принимала душ, прислушиваясь к гудящим от ночного марафона ногам, и составляла планы на неделю. Поставила будильник, заботливо обустроила уютное гнездышко и упала в объятия Морфея. Сны ей снились настолько часто, что давно перестала обращать на них внимание. Но сегодняшний показался слишком ярким и связным, чтобы его отбросить и забыть.
«Она плыла над городом. Сначала в гордом одиночестве, потом ощутила рядом присутствие подруги детства. Вскоре к ним стали присоединяться другие подружки, и вот уже девичья стайка погрузилась в бесконечный разговор без слов. Игра становилась все оживленнее, постепенно превращаясь в танец безудержного веселья и беззаботного смеха.
Внезапно вывалившись из хоровода, очутилась в могучих руках. Она безошибочно узнала бы эти руки из миллиарда. Отец. Он тихо что-то напевал, а ему подпевал невидимый мамин голос. Стало хорошо и надежно настолько, что она радостно взвизгнула, подпрыгнула, поддавшись охватившему ее восторгу, и понеслась вниз по перилам знакомой с детства лестницы. Из ниоткуда взялось большое зеркало, в котором озорно улыбалась маленькая веселая девчушка в задравшемся от стремительного спуска белом коротком платьице в горошек.
Перила закончились, и она с размаху соскользнула прямо в протянутые мужские руки. Руки куда-то несли ее, а в зеркале отражалась прелестная юная девушка в платье мечты – свадебном. Она залюбовалась собой и не заметила, как оказалась в какой-то тележке, с грохотом покатившейся по длинному коридору с дверями по обеим сторонам. За дверями мелькали институтские аудитории, комнаты с серьезными людьми, чьи-то квартиры. Наряды в зеркале менялись – по большей части строгие платья и деловые костюмы, а лицо носившей их женщины становилось все серьезней и печальней, оставаясь по-прежнему красивым.
Коридор казался бесконечным, все чаще попадались больничные палаты, дорого обставленные кабинеты, современные офисы, гостиничные номера. Она начала уставать от тягостной монотонности движения, но вдруг ее похитили руки молодого красавца и понесли над самой кромкой облаков, освещенных холодным белым светом полной луны. Вскоре она русалочкой сидела на утесе, возвышавшимся над теплой гладью океана и смотрела на разгорающийся на горизонте восход. Вид завораживал. Солнце блеснуло первым лучом, потом явило миру себя целиком и на пути к зениту постепенно менялось от красного к белому. Затаив дыхание, она наблюдала чудо рождения дня. А в зеркале отражалась уверенная в своей красоте женщина в купальнике, подчеркивающем элегантность форм совершенного тела.
В момент, когда светило стало оранжевым, из блаженного покоя ее выхватили немного нервные руки. Невидимый похититель стремительно уносил ее прямо в космос. Огромное звездное небо внезапно преобразилось, и она обнаружила себя в окружении оживших из атласа созвездий. Мифические персонажи воззрились на нее кто с опаской, кто с интересом, кто с жадностью, а кто с любовью. В подоспевшем зеркале отразилась счастливая женщина в наскоро запахнутом халатике.
Узрев непорядок в гардеробе, машинально поправила на себе одежду и тут же оказалась на зеленой аллее огромного парка. Кроны аккуратно подстриженных деревьев образовывали правильные геометрические фигуры. Газон украшали продуманной формы узоры цветочных клумб. Между деревьями в мареве покачивались шедевры живописи ушедших времен, а невидимый оркестр наполнял воздух божественной красоты музыкой. Зеркало торжественно плыло перед величественной королевой, дефилирующей в насыщенно синей, отороченной дорогим мехом, мантии. Шлейф бесшумно скользил по полированному белому мрамору, а пышную прическу венчала сверкающая золотом и камнями изящная диадема.
Гордо неся себя и наслаждаясь совершенством пейзажа и своего облачения, она перестала смотреть под ноги и, сделав очередной царственный шаг, провалилась в мрачную пропасть, которая закружила ее в калейдоскопе вспыхивающих тут и там пятен. Окружившая ее цветовая неразбериха запустила мелькание мыслей, возбудивших в свою очередь безумный водоворот чувств – ее захлестывали то безумная радость, то почти животный страх.
Потеряв ориентацию в пространстве и в себе, внезапно ощутила, как кто-то заботливо подхватил ее, остановив опасное падение, и понес прочь от разбушевавшейся стихии. Руки, поддерживающие обессиленное тело, показались ей знакомыми. Краем глаза она увидела два огромных крыла, которые бесшумно и мощно совершали плавные качания, унося ее выше и выше. Она стала считать взмахи. Первый, второй…»
Открыв глаза, не помнила, сколько насчитала. В комнате было светло. Стрелки настенных часов застыли по стойке смирно, показывая полдень. Будильник тихонько напевал знакомую мелодию. «Все проспала», – с неожиданной для себя радостью подумала она. Вспомнив о веренице нарядов в зеркале, улыбнулась: в нем не было нужды – из одежды на ней было только одеяло. Одним движением откинула его в сторону – новый день уже заждался ее. Чувствовала себя вполне отдохнувшей и в силах полезно распорядиться остатком воскресенья. Ни капли усталости, ни малейшего воспоминания о вчерашнем долгом дне не осталось. Так ей казалось за утренним кофе…
Дальше события развивались порядком, показавшимся бы внешнему наблюдателю банально естественным и даже унылым, но для каждого из участников исполненным интригующих поворотов и нешуточных сомнений. Природа, вообще, охотница пошутить: чем скучнее внешний антураж декораций, тем красочнее и острее оказываются внутренние переживания актеров. Эта спасительная микстура с возрастом заполняет пустоту в человеке, остающуюся от уходящего щенячьего восторга юности.
Через неделю он позвонил. Достать номер через общих знакомых – дело пустячное, поэтому звонку нисколько не удивилась, но поймала себя на мысли, что ей не только приятно услышать его голос, но подспудно ждала этого всю неделю, даром что, казалось, ни разу не вспомнила о нем.
Вскорости она внезапно осознала, насколько надоел ей бывший выгодный друг. Хотя новое знакомство ничем не намекало на достойную замену, она уверенно обнаруживала в душе эхо чего-то забытого, но приятно манящего после встреч и разговоров с прохладно сдержанным, смешным приятелем, который даже ни разу не догадался подарить цветочек или какую милую безделушку. Наверно поэтому не склонна была воспринимать его всерьез, но с готовностью соглашалась на прогулки, скорее, как на кино или театр: развлечься от однообразия будней фантазиями нового собеседника.
Однажды в вечер, после одного из невинных свиданий, к ней заглянул бойфренд и привычно начал раздеваться. Взглянув на него и представив до мельчайших подробностей и по секундам, сценарий предстоящего вечера, она неожиданно вспыхнула и заявила, что им нужно немедля расстаться, внутренне удивляясь своей взбалмошной решительности и не будучи в состоянии объяснить поступок. Любовник пожал плечами и с видом человека, досадующего лишь на потерю часа на дорогу, гордо и навсегда удалился из ее жизни. В ту же ночь ей приснился загадочный, потрясший до самых глубин существа сон, который потом многажды прокручивала в голове, и от того он запомнился в подробностях, так и оставшись непонятым, но разделившим ее жизнь на до и после.
Проснулась она в крайнем волнении. За окном было светло и тихо. Часы показывали около четырех. Дрожа от утренней зябкости и пошатываясь вышла на кухню, приготовила кофе и села за столик. Наваливалась невероятная усталость, смертельно хотелось спать, но путь в спальню преграждала невидимая колючая стена страха, что кошмар продолжится. После третьей чашки вспомнила о новом знакомом и со всей определенностью почувствовала, что хочет сейчас оказаться рядом с ним. Впервые после развода ей было все равно как, но совсем не безразлично с кем. Это ощущение что-то в ней опрокинуло, она привычно, как список покупок, попыталась наметить план действий, но тут же с отвращением бросила это занятие. Перебирая не выходящие из головы детали сна, изумляясь и путаясь, решила отдаться на волю судьбы и поступать по обстоятельствам…
Поначалу он продолжал привычный образ жизни, лишь добавляя в него все более частые встречи с новой знакомой. В свободные минуты пытался понять, к чему тратит столько времени на разговоры, пусть и приятные, но не полезней и увлекательней тех, что он вел на работе или с друзьями. Привычка анализировать и принимать рациональные экономные решения – верный признак стареющего холостяка – продолжала управлять его жизнью. Он заходил с разных сторон пока не догадался поискать причину в почти призрачном страхе, неотступно преследовавшем его уже месяц. Очень быстро нащупал ответ, который искренне рассмешил: он боится близости с этой женщиной. Но почему? Никаких объективных оснований к тому не виделось. Она весьма симпатична, хотя и не красавица, умна, но не зануда, воспитана, но не ханжа. Подобные дамы встречались на его жизненном пути, и интрижка всегда полюбовно завершалась с легким сердцем и без скандалов.
Пару недель после странного открытия он не находил себе места, пытаясь решить головоломку и закапываясь в сложнейшие рассуждения. Его подстегивал цейтнот, ибо с некоторых пор (а именно после сцены прощания с бойфрендом, о коей ему, разумеется, ничего не сказали) чувствовал, что она ждет его. Небеса оценили его настойчивость, и однажды проходя мимо резвящейся во дворе малышни, он вспомнил историю, давшую не столько ответ, сколько подсказку к действию. Надежно закопанные под слоем лет воспоминания промелькнули с необычайной четкостью, будто все происходило вчера.
«За окнами майское солнце играет изумрудами свежих крон. Трепещущие под легким ветерком молоденькие листья внятным шепотом распевают гимн оживающей природы. Картина не видна глазу, хотя она совсем рядом, и ее легко представить. Он временно лишен радости созерцания декораций любимого времени года по банальной причине – в детском саду настало время тихого часа. Бороться с тихим часом – занятие очевидно бессмысленное, даже для «деда». Шутка ли, через несколько дней ему стукнет семь лет! Это уже фактически дембель, а тут его как какого-нибудь забитого четырехлетнего духа заставляют спать днем. Да что они понимают в биологических потребностях детского организма! Осознание ценности и желанности дневного сна вернется к нему много позже.
Будучи ребенком дисциплинированным, послушно лежит с закрытыми глазами и старается ворочаться не чаще соседей. «Научись то бежать, то слегка тормозить, подставляя соседа под вожжи». Суровая школа детсада уже закрепила в подсознании смышленого представителя циничного поколения не один этот полезный стереотип прагматичного социального поведения. Что со стороны выглядит лояльностью, может в глубине мотивироваться дюжиной исходных предпосылок. Внешняя послушность и показная ответственность служили ему инструментом борьбы за личную свободу и минимизацию отвлечений на окружающих.
Случайный шум на улице развлек томящегося в кровати. Шум исходил от веселой стайки старшеклассников. Они бурно радовались весне и скорому окончанию школы. Оставались только экзамены. Как будущий школьник он уже знал, что после десятого класса предстоит встреча с экзаменами. Пугала необходимость написать что-то очень умное и лихо рассказать учителям об очень сложных вещах. Детский ум зачем-то стал лихорадочно искать решение придуманной на ходу проблемы, не имея ни малейшего представления как подступиться. Ожидаемо не найдя обещающих успеха идей, подсознание впервые активировало программу «не планируй». Он успокоился и уснул.
Во сне предстал лицом к лицу с огромным загадочным монстром по имени Экзамен. Видимого образа чудище не имело, но исходящая от него суровость и строгость ощущалась каждой клеточкой мелкого организма. Он попытался сделать шаг назад, но уперся в железную стену собственного упрямства, не позволившую дрожащему мальчишке отступить. Сдавливаемый между молотом страха и наковальней несомненной уверенности он не двигался с места. И чудище не осмелилось напасть.»
Пришло время, он сдал экзамены. И не только школьные. Они оказались отнюдь не самыми запоминающимися испытанием в цепи жизненных событий. Бонусом к аттестату вскрылась очевидная методическая ошибка в детских рассуждениях: потеря из вида десяти лет подготовки. Много раз в жизни ему пришлось сталкиваться с препятствиями, но стоило лишь почувствовать опору за спиной, он знал – преодолеет. Это был самый определенных знак и безотказно работающая гарантия разрешения ситуации в его пользу. Не важно, к радости или разочарованию, но в итоге выходило по его.
Включенная весенним днем поведенческая защита продержалась на удивление долго. Если жизнь заставляла принимать решения, он честно выполнял только половину работы – определял направление, но нарочно игнорировал расстояние до цели. Если обстоятельства требовали указать конечную точку, то ее ставил какой-то бессовестный чертенок, потешаясь над заведомой ложностью наличествующих вводных. Да и направление, чего скрывать, частенько выбиралось с опорой не на логику, а под влиянием порыва.
Иногда он забывал. Тогда приходили подсказки. Однажды его, в состоянии растерянности от отсутствия целей, вернула на путь емкая фраза отца: «Жизнь надо просто проживать… Не прожигать, а проживать». Потом подсказки стали тоньше, подобно далеким звездам подмигивая из брошенных кем-то фраз, попавшихся на глаза плакатов или послевкусия от прочитанных книг. Вот и сегодня ребятня на площадке заставила его вспомнить детство, чтобы разрубить гордиев узел сомнений.
Очнувшись из воспоминаний в настоящее и ощутив знакомый стальной холодок на кончиках лопаток, исполнился привычной уверенности и далее действовал почти на автомате: прибрал квартиру, купил цветы, пригласил ее в ресторан. По пути на свидание прислушивался к себе, не обнаруживая внутри ни огня, ни льда. Утешившись кажущимся спокойствием, предоставил событиям течь по воле потока…
Хотя ей казалось, что давно сделала свой выбор, предложение пойти в ресторан не на шутку растревожило. Они не раз заходили во время прогулок попить кофе, но в кафе встречи обычно заканчивались. Нежданное изменение формата сработало триггером внезапно проявившейся в ней борьбы. Уютное, понятное, размеренное и предсказуемое существование схлестнулось с притягательно опасной смесью страха и желания вновь окунуться в пучину, где неразрывно сплетаются любовь и боль. Пока ее фантазии не сопровождались ответными действиями, можно было непринужденно воображать себе всякое. Но стоило намерениям получить отклик, вал сомнений захлестнул ее.
В назначенный день она дольше обычного прихорашивалась у зеркала, по несколько раз возвращаясь и поправляя сделанное, не от того что не устраивал результат, а поскольку не могла придумать как себя вести, чувствуя, что откладывать решение дольше не удастся. Чем больше думала, тем менее уверенности в ней оставалось. В конце концов мысли окончательно спутались и понеслись неуправляемой, почти панической лавиной, пока вдруг не уткнулись в воспоминания о ночном кошмаре, запустившем перемены в ее жизни…
С самого начала вечера все пошло наперекосяк. Сперва у нее выключился телефон, и кавалеру пришлось изрядно поволноваться, ожидая на углу оживленных улиц со стремительно терявшим смысл букетом. Затем в заведение набилась куча народу с детьми, повесив сущую шумовую завесу. В довершение злоключений, он опрокинул вазу с цветами, вылив литра полтора воды и некстати обратив внимание посетителей на казавшийся ему доселе укромным уголок, где они расположились. Однако, самое ужасное, что разговор, не задавшись с первых минут, постепенно наполнялся все более очевидными и долгими паузами. Прошло почти два часа, а он так и не сказал самого главного. Неловкость усиливалась с обеих сторон: он не знал, что же это за «самое главное», а она, казалось, была настроена «главное» услышать и оттого не умела скрыть некоторое разочарование.
Народ постепенно расходился. Зал пустел, намекая на приближающийся конец вечера. Ругая себя за несобранность, он мысленно занес перо над книгой жизни, чтобы вычеркнуть из нее еще один бездарно прожитый день. Сцена смотрелась печально. Оба давно налегали на столик локтями, тела очевидно тянулись друг к другу, но невидимая и уже ненавистная преграда по-прежнему пролегала между ними.
Наконец он признал поражение и взял ее руку, чтобы отстраненно-вежливо поцеловать, попытавшись жестом одновременно извиниться и попрощаться. Но лишь коснулся губами пальцев, неожиданно впал в легкий транс. Точка внимания непроизвольно выскользнула из головы, взгляд уперся в потолок в дальнем конце зала, будто там сидел невидимый суфлер, губы зашевелись, нанизывая на исходящую из сердца струну слова, смысла которых не понимал сам и, как потом оказалось, не запомнил ни одного.
Некоторое время говорил в ее руку как в микрофон, одновременно прикрывая ладонью трепещущую нить потока сознания от внезапных порывов смыслового ветра. Она молча слушала и вскоре мягко высвободила руку, но не убрала ее, а положила ему на предплечье и стала нежно перебирать пальчиками рукав его рубашки, то ли поглаживая декламатора, то ли успокаивая себя. Сама того не подозревая, тревожила струны его души, исполняя мелодию, в которой он явственно разобрал: «Теперь ты говоришь, как и следовало бы. Именно это я и мечтала услышать, собираясь сюда.» Под звуки играемой одному ему музыки в ликующем смятении он наблюдал, как сначала пошла трещинами, а потом и вовсе обрушилась разделявшая их стена. Их сердца с удивлением и радостью воззрились друг на друга, и между ними перекинулся узенький, но очень надежный мостик.
Сколько длился монолог, он сказать не мог, да и не видел причин задумываться над подобным вопросом, но знал наверняка, что за прошедшие несколько минут сделал больше, чем иногда получается за недели. Чувствовал себя совершенно выжатым, но с него, как в бане после трудного многодневного перехода, буквально кусками отваливалась корка отслуживших свое защитных доспехов и вытекал гной накопившихся сомнений. Ему нравилось быть слабым – нет, не слабым, уставшим – полностью доверившись женщине.
Вышли на улицу. Дойдя до перекрестка, где пути их расходились, он на мгновение потерял мостик из вида. Удивленно-испуганно взглянул на нее и поспешно чмокнул в щеку. Она что-то пошутила и после небольшой паузы тихо добавила: «Поцелуй меня правильно». Он исполнил просьбу, стараясь как мог в таком состоянии. Поцелуй получился недолгим и нервным, она смутилась и отстранилась. Но он успел ощутить вкус. Ни с чем не сравнимый вкус дыхания влюбленной женщины. Он не знал, правильно ли выполнил просьбу, но понял, что сделал лучшее из того, что мог здесь и сейчас. Мостик вернулся на свое место…
Взглянув на принесенные им букетик, по-женски подметила неловкую растерянность визави, которая передалась и ей. Столик был круглый и допускал любую рассадку. В смущении заняла место напротив, о чем весь вечер сожалела и нетерпеливо ожидала повода пересесть. Когда, неуклюже повернувшись к официанту, он опрокинул цветы, она поспешила воспользоваться случаем и подвинулась ближе. Стало спокойнее, но внутренне она по-прежнему металась в сомнениях и томилась неясным предчувствием.
Гости расходились, а с ними таяли остатки надежды на чудо. Пара сидела почти одна в зале, когда он внезапно взял ее руку и тихо, но горячо заговорил, глядя куда-то в сторону. Речь его, непривычно сбивчивая, но искренняя наполняла драгоценными россыпями слов ее сердце. Повинуясь наитию, и более уже не задумываясь, окружила его ласковым вниманием, которым женщины охотно делятся с детьми, котиками и нуждающимися в минуте слабости сильными мужчинами. Все оказалось неожиданно просто и очевидно. Ей даже не пришлось выбирать. Оставалось послушно отдаться решению могущественной внешней воли, противостоять которой не смела. И уже не сомневалась, что никуда его сегодня не отпустит, а заманит в свою уютную норку, чтобы сделать счастливым…
Утро после первой близости – момент истины и суровое испытание для взрослых, но не огрубевших душой мужчин. Закаленные в битвах за прекрасный пол ловеласы не интересуются, сколько ночей миновало с момента вожделенной встречи с новой пассией и с какой именно из них. Но речь не о героях невидимого фронта, а о самых обычных мужчинах, в жизни которых новая женщина появляется не каждый день и воспринимается как событие. Значимое или проходное, но событие. Можно проснуться и, вспомнив вчерашнее, содрогнуться от осознания собственной животности, с брезгливостью к себе и к партнерше признав, что все произошло в приступе острого алкогольного или гормонального отравления разума. Можно во время бритья, разглядывая труакар героическое отражение в зеркале, отпраздновать победу, наметив пару-тройку подобных вылазок с пока еще малознакомыми красотками. Можно бегло восстановить в памяти сюжет исполненного танца и представить еще несколько па, которые надо бы попробовать при следующей встрече, подбодрив себя мыслью: "А ведь она недурна и нескучна в постели". А можно и просто подумать, наконец спокойно, о работе или о покупке нового кенгурятника для джипа.
В то утро он проснулся с улыбкой. В голове и теле ощущались приятные чистота и эфирность. В мозгу не роились суматохой мысли. На фоне ментального молчания стала отчетливо различима ровная гладь озера его эмоций. По ней гулял легкий бриз, рисуя причудливые узоры из мелких и ласковых, без гребешков, волн. Узоры перемежались, складываясь то в абстрактную, невыразимую в словах картинку, от которой веяло теплом, уютом и тихой радостью, то во вполне узнаваемые манящие линии стройного тела. Иногда на воде появлялся образ ее спокойного лица, озаряемый невесомой тенью улыбки. Несколько раз сквозь улыбку мелькнули слезы. Стоп! Единственное оставшееся тайной и загадкой вчерашнего – слезинка в ее глазах.
Понять женщину… Наивный мальчик, не прочитавший в своей жизни и десятка книг о любви, пытался найти ответ на вопрос, о который сломали копья и перья бесконечные поколения инженеров человеческих душ. «Но она же улыбалась», – успокаивал он себя, подспудно сознавая, что женские эмоции хранятся не в отдельных комнатах и даже не на разных полках – они кучей свалены в одной коробке, подобные запутавшимся проводам. Потянув за одну, непременно вытащишь пучок, и хорошо, если в нем окажется искомая.
Отбросил попытки разобраться в конкретном и сосредоточился на общем впечатлении, которое рисовалось абсолютно определенным: страстное желание понять и почувствовать ее. Не чтобы угодить или обмануть, но одно великое «ни зачем», побуждаемое неясным пока, но сильным притяжением. Он жаждал погрузиться в нее глубоко, как только возможно. В ее лоно, в ее мысли, в ее сердце...
Она тоже побаивалась пробуждения, зная, как бывает пронзительно обидно, когда восторг и ласка вечера безжалостно перечеркиваются трезвой расчетливостью наступившего дня. Но проснулась очень спокойной и уверенной, такой, когда ни одна могущая потревожить мысль не смела обозначить себя. Было еще очень рано, она тихонько проскользнула на кухню, заварила кофе и, растворяясь во вкусе, медленно выпила большую чашку свежего аромата. В памяти все время плыли картинки вчерашнего.
Такого моря нежности, такого желания сладко утомить ее, но так, чтобы невозможно было не хотеть еще и еще, она никогда не испытывала. Наверное, этого и стоило ждать так долго. Как ей хотелось, чтобы ему было хорошо вчера, сегодня, всегда… Ну как же так! Зачем же эти слезы и его растерянно-вопросительный взгляд? А, ладно! Может быть, он не станет ломать голову и правильно поймет, что это он и только он, вернувший ей переживания жизни. Ему будет трудно поверить, как давно она отвыкла, что кто-то может беспокоиться о состоянии ее чувств, но волнение с его стороны так сладостно и приятно. Не бывало еще в жизни столько нежности только для нее, которую хотела бы взять. А от него позволила себе принять столько, что все не уместилось и чуть-чуть пролилось слезами. «Лучший мужчина, чистой души мужчина! Не знаю, кто еще так близок к тому, чтобы понять меня, и кому могу позволить так глубоко меня видеть.» Снова прилегла, как на облако, и мгновенно уснула. Кто-то великодушный и всесильный подарил ей дважды за утро проснуться счастливой…
Потом были еще вечера и ночи, но ничего страшного не происходило. Напротив, он все увереннее знал для себя: угадал! Все идет лучшим образом, но что именно происходит и куда оно движется оставалось в тумане. Впрочем, неопределенность более не мешала упиваться радостью внезапно наступившей гармонии. Она же старалась вообще не думать, а лишь купалась в море блаженства, в которое была внезапно сброшена случаем с надежно обустроенной скалы житейской мудрости. Сон, начавшийся за столиком в ресторане, продолжался для обоих…
У самого берега большой реки на маленькой лавочке ласковым августовским днем они провожали взглядом проходящие по реке кораблики и вели не прекращавшийся уже три месяца разговор обо всем на свете. Обоим было хорошо и легко. Припомнив их извилистый путь навстречу, она с ноткой тревожности заметила, что их первый вечер вполне мог оказаться и последним. Любуясь ее чуть прикрытыми от улыбки и яркого солнца глазами, он категорически не согласился и в подтверждение напомнил о своем сне в ночь после знакомства, особо нажимая на единственность опыта столь реалистичного видения. Немного помолчав, она решилась рассказать о так напугавшем и изменившем ее в июне втором невероятном сне. Погруженная внутрь себя говорила не спеша, тщательно подбирая слова и стараясь не упустить ни малейшей детали.
«В привычном черно-белом мире она ехала на машине. Улица, проплывающие дома и пункт назначения были хорошо знакомы. Но она была совсем одна в своем городе.
Незаметно картина преобразилась – здания по сторонам стали размываться и исчезать, а серая лента шоссе сворачивалась в гигантскую спираль, упирающуюся в горизонт, прямо в невидимый пункт назначения. Она опомнилась только когда авто уже находилось в верхней точке первого витка. Сообразив, что едет вниз головой, испугалась, но в мире исчезли все видимые ориентиры и сила тяжести, поэтому машина продолжала движение, уверенно цепляясь за дорогу. Первый испуг обернулся параличом, блокирующим любые ее действия. Она неслась, засасываемая в глубину воронки, вращение становилось все стремительнее.
Через мгновение она обнаружила себя уже беззащитно кувыркающейся в пене гребня огромной волны, треплющей ее тело. Каждое следующее мгновение невидимый, но ощущаемый горизонт оказывался в новом положении. Иногда волна отпускала ее на поверхность, и тогда удавалось сделать вдох, перед погружением в грозный бурлящий поток. При каждом выныривании вид менялся: то глаза обжигало раскаленное солнце, то океан накрывали тяжелые свинцовые тучи, то из глубины бездонного звездного неба ехидно щерился месяц.
Отчаянным усилием она высвободилась из пенного плена. Не прекращая вращаться, понеслась вверх по винтовой лестнице внутри казавшейся бесконечной башни, сложенной из огромных неотесанных камней. Внезапно лестница закончилась, кружение остановилось, и она опомнилась на вершине сооружения где-то в глубине безмолвного черного космоса. Глянув вниз, увидала весь мир целиком. Он был бесконечно далек, но неодолимо притягивал к себе.
Повинуясь могучему инстинкту, сделала шаг и, набирая скорость, понеслась вниз к миру, который раскрывался навстречу ей чашей сияющего великолепием белого лотоса. На его лепестках холодными слезинками застыли капли росы, и в каждой капле, переливаясь, отражалась вселенная. Она падала точно в центр цветка. Стало хорошо и спокойно, но вдруг впереди даже не увидела, но почувствовала огромное лезвие. Изменить что-либо не оставалось шансов, лезвие рассекло ее точно посередине. Разделение отозвалось болью, но обе половинки оказались целыми: она и тоже она. С этого мгновения мир стал цветным и разделился на два, разгороженных невидимой мембраной.
Мир, в который влетела левая она, был холодным и недвижным. Все предметы складывались из прямых линий и плоских граней, правильных настолько, что казалось, о любой угол можно порезаться. Вещи выглядели невесомыми, полупрозрачными, но очень четкими. Ее окружало ночное небо, усыпанное мириадами звезд, расставленных аккуратными рядами по яркости. Палитра простиралась от голубого, до фиолетового, что пуще обостряло ощущение холода и неподвижности. Ни один звук не смел нарушить царящие здесь тишину и покой. Она обнаружила себя восседающей на кубическом ледяном троне в самом центре стерильного мира. Перед троном, спиной к ней стоял великан в латах с опущенным забралом и длинным мечом, который рыцарь держал горизонтально, как бы отгораживая ее от всего окружающего. На лезвии меча явственно читалось строгое «Do NOT trespass». Было спокойно настолько, что сердце и вовсе перестало биться. Она лишь холодно, без тени переживаний, взирала на мир, осознавая себя его центром и единоличной властительницей.
Правая она очутилась в совершенно непохожем месте. Бирюзовая теплая морская лагуна ярко освещалась оранжевым солнцем. Изогнутый дугой берег упирался в густые малахитовые джунгли. Небольшой пляж золотого песка охватывался плотной стеной невиданной красоты и разнообразия цветов, источавших букет пряных ароматов. Здесь невозможно было найти ни одного угла или прямой линии. Зацепиться взглядом было решительно не за что, поскольку все пребывало в движении. Листья на деревьях и цветочный ковер шевелились, следуя порывам легкого ветерка. Море плескалось ласковым прибоем. Над поверхностью пляжа носились искрящиеся песчинки, беспрестанно меняя узоры на земле. В небе сновали стайки разноцветных ярких птиц, оживляя картинку игрой своих теней. Отражающееся в волнах солнце прыгало веселыми зайчиками по буйной растительности.
На берегу у самой кромки воды, опустившись на одно колено, стоял совершенно голый дикарь. Сидящей на его выставленном вперед бедре она и обнаружила себя. Одной рукой дикарь бережно поддерживал ее, во второй сжимал короткий кинжал, лезвием которого служило огромное, вычурной формы перо от чернильной ручки из прошлого века. Подобный всему в этом мире, дикарь ни секунды не находился в покое. На обросшем лице улыбка сменялась то озабоченностью, то серьезностью, то радостью, то удивлением. Влекомая вихрем его таинственного танца двигалась и она. Уши наполнялись неземной музыкой птичьего концерта, запах цветов кружил голову, тепло грубой нежности мужского тела проникало через кожу. Но стоило ей начать растворяться в сладкой неге, вблизи раздавался утробный рык, дикарь совершал взмах рукой и рык сменялся хрипом очередного поверженного страшного монстра. Рука с клинком вновь поднималась вверх. С лезвия стекали капли еще дымящейся фиолетовой крови чудовища, вселявшие в нее в ужас. Калейдоскоп радости и страха не прекращался ни на мгновение, заставляя сердце бешено колотиться. Не оставалось времени понять, часть ли она прекрасного и ужасного мира или же она и есть этот мир.
Между сердцами двух ее половинок все сильнее натягивалась незримая тетива. Контраст недвижности и активности, холода и жара, разума и страсти рождал нечеловеческую боль. Напряжение росло и, когда оно стало совершенно нестерпимым, между сердцами зажглась молния. Звонко рассекая воздух, тетива распрямилась, отправляя невидимую стрелу в полет. Под раскатистый аккомпанемент грома оба мира рассыпались и перемешались, а она стремительно понеслась навстречу себе. В момент слияния двух сердец снова стала единой, и ее выбросило из сна.»
Внимая, он не сводил с нее немигающих глаз. Когда наступила пауза, пораженный сложностью, яркостью и загадочностью ее сна в сравнении со своими, шепотом поинтересовался, что это может значить. «Не знаю. Просто захотела с тобой поделиться», – она уткнулась лбом в его щеку, давая понять, что не ожидает ни ответа, ни внимания к услышанному. Сама же, закрыв глаза, в который раз погрузилась в переживания сказочного острова, но сегодня уже без страха.
От этого прикосновения у него мгновенно сложилось кристально ясное понимание причины собственных метаний: он искал ответ на вопрос в ней и не догадался заглянуть в себя. Крепко привыкший к обыденному утилитарному цинизму отношений, впервые испугался, что телесное вытеснит или разрушит хрупкое чувство, с первого дня владевшее им. Подспудное и неуловимое вначале, постепенно ставшее определенным, объемным и осязаемым, как прохлада ее лба на его колючей щеке. Он опасался исполнением минутных желаний разрушить созданную воображением красивую мечту, забыв, что бояться наперед глупо. Ожидаемое в который раз не случилось или отложено на неопределенный срок; он сдал очередной экзамен, о котором зачем-то так беспокоился, привычно убрав из рассмотрения нечто существенное.
Влюбленность. Волшебное чувство, необходимо исключающее время из уравнения жизни. Она как бы закупоривает человека в настоящем, надевая спасительные шоры, скрывающие от него прошлое и будущее – главные источники разочарований и тревог. Более ничего и не требуется для превращения любого мрачного пессимиста, вечно заботящегося о «завтра» и рефлексирующего над «вчера», в счастливую жертву упоительного переживания «сегодня».
У самого берега большой реки на маленькой лавочке сидели два человека. Каждый пришел сюда своим путем, у каждого были свои заботы, предпочтения, потребности и привычки, каждый покорил в жизни свои вершины и пережил падения в свои пропасти. Но здесь, отражаясь в глазах друг друга, отрекаясь от прошлого и не заботясь о будущем, они становились Единым и Вечным в самом что ни на есть реальном сне, погружаясь в который, связанные телами, сердцами и взглядами, переставали замечать остальной мир, поскольку сами и были им…
***
Крема, массажи, спорт, диета –
Попытки время обмануть.
Мир не однажды видел это,
Похоронив избравших путь.
Решить задачу, не взлетая,
Не получается всегда.
Что время? Карусель большая,
Текущая по ней вода.
Вдруг два крыла, их взмах согласный
И… время пятнышком вдали.
Уносит в вечность сон прекрасный
Объятых трепетом любви.
Тот сон таинственного взлета,
Сплелись где души в вышине,
Запомнит мир. И счастлив кто-то
Вне времени наедине.
***
История наверняка имеет продолжение, скучное или печальное. Но проявим человечность и не станем сейчас будить героев. Они проделали долгий непростой путь во времени, чтобы выйти из оного, и заслужили награду: не быть втянутыми назад в тоскливую привычность кружения часовых стрелок. Пусть хотя бы два сердца останутся счастливыми на нашей планете, беспощадной в своей справедливости к обитателям. А что из-за несвоевременного финала поучительная повесть превратится в бесполезную сказку, совсем даже не обидно.
EuMo. 2019 - 2023