585. Импрессионизм Перепечатка

               
Еще большая радость ждала их по возвращении в Париж, на открытии Салона. В особенности Мане- две его марины пользовались таким успехом, что Эдуард Мане, фамилия которого звучала почти так же, как фамилия Клода, решил что его разыгрывают:
,,Меня поздравляют только с той картиной которая принадлежит не мне’’. Дело в том, что в Салоне1865 года толпа, ещё более шумная, чем та, что теснилась два года назад перед ,,Завтраком на траве’’, теперь шумела, гоготала, возмущалась перед новым произведением Мане-
,,Олимпией’’. И однако, было совер-шенно неоспоримо: Мане стал мэтром нового искусства. Какая великолепная живопись, эта обнажен-ная! ,,Цвет из нее так и прёт”,- объявил Сезан со своим грубоватым южным акцентом. А Гаврош-Ренуар посмеивался: ,,Что верно, то верно, Мане отличный живописец, да только женщин писать не умеет. Ну кто захочет спать с его Олимпией?’’ 

В отеле возле парка Монсо, где жил финансист, Ренуар завязал знаком-ство с крупными коллекционерами, такими, как Шарль Дедон и банкир Шарль Эфрюсси. Пристрастие к японскому искусству- а оно оказало более или менее непосредственное влияние на Мане, Дега, Моне…-пред-располагало этих коллекционеров к пониманию импрессионизма. Они с большим участием отнеслись к Рену-ару, рекомендовали его как портре-тиста и стали покупать у него кар-тины.
В частности , Дедон приобрёл юную
,,Танцовщицу’’, о которой журналист из ,,Ле Шаривари’’ писал, что у неё ,,пушистые ноги’’. Но вскоре Ренуару посчастливилось заручиться и более могущественной поддержкой. Прио-бретший его ,,Рыбака с удочкой’’ Жорж Шарпантье пожелал встретить-ся с художником. Таким образом, Ре-нуар был принят в одном из самых блистательных столичных салонов.

Прихоть коллекционера Дольфюса вновь заставила Ренуара померятся силами с Делакруа. Дольфюс,  уже прежде покупавший картины Ренуара, поручил ему сделать для него копию с ,,Еврейской свадьбы’’. Ренуар пред-почёл бы копию с ,,Алжирских жен-щин’’, но Дольфюсу хотелось иметь именно ,,Еврейскую свадьбу‘‘. Взяв шись за этот заказ против воли, ху-дожник выполнил его довольно неу-дачно. Тем более что полотно, висев-шее рядом с картиной Делакруа в Лувре, то и дело его отвлекало- это был портрет мадам Ривьер, написан-ный Энгром. Ренуар всегда восхи-щался этим произведением, а теперь оно нравилось ему ещё больше, чем прежде. ,,Что за шея у мадам Ри-вьер!‘‘ -повторял он. Художник, напи-савший эту восхитительную шею, не мог быть холодным академиком, как утверждали большинство импрессио-нистов. ,,По моему характеру меня тянет к Делакруа… Но разве это при-чина, чтобы я не мог восторгаться Энгром?‘‘ Великолепная моделиров-ка, полнота выражения формы, со-вершенство линии и сдерживаемая, завуалированная, но властная чувст-венность, та подчиненная художнику страсть, которая оживляет написан-ные им тела и лица… По мере того как Ренуар вглядывался в портрет мадам Ривьер, в душу его закрадыва-лось сомнение. В нём поселилась смутная тревога. Впоследствии эти свидания с Энгром принесут свои плоды. В глазах Ренуара импрессио-низм был всего лишь названием.
 звериная сущность человека!‘‘ Люди искусства (а что нам остаётся от ми-нувших эпох, кроме немногочислен-ных творений- скульптур, холстов или книг?) не спешили сюда возвращать-ся. А если возвращались, то украд-кой. В эпохи, когда бряцает оружие, законам приходится плохо. И ещё ху-же душе и разуму. Мане, который вернулся в Париж в последние дни
Коммуны и присутствовал при завер-шающем акте драмы, был так потря-сён всем пережитым, что на исходе августа тяжко захворал. Писсарро вернулся из Лондона в Лувесьен, в свой дом, который сильно пострадал от пруссаков, устроивших в нём ско-тобойню. Художник оставил в Луве-сьене полторы тысячи картин- сохра-нилось около сорока. Остальные по-лотна мясники использовали вместо фартуков или в качестве дорожек в саду: солдатня не желала ,,пачкать ноги‘‘. Моне не торопился вернуться во Францию, из Англии он поехал пи-сать в Голландию и возвратился на родину только в декабре.
Только к одной картине некоторые критики отнеслись снисходительно. Это был портрет во весь рост жены Моне, Камиллы, которую художник написал в японском костюме,- нашёл-ся любитель, который не пожалел за нее две тысячи франков. Но в этом успехе несомненно, большую роль сыграла мода на японское искусство.
Приходивший в галлерею Виктор Шо-ке, не жалея красноречия, пытался убедить посетителей, знакомых и да-же незнакомых, насколько хороши выставленные картины. Некоторые вежливо улыбались в ответ, некото-рые отвечали насмешками. Шоке не сдавался и продолжал свою агита-цию. Он пытался даже склонить на сторону импрессионистов критика Альбера Вольфа. Этот критик из ,,Ле Фигаро‘‘ любил называть себя ,,пер-вым острословом в Париже‘‘. Но по общему мнению, он был в Париже первым уродом: прилизанные, жир-ные от помады волосы, дряблая ко-жа, жёлтоватое широкоскулое лицо с бледными губами- ,,на эдакую физио-номию впору надеть штаны‘‘. Теперь же Вольф проявил себя самым злоб-ным врагом импрессионистов в нап-равленном против них памфлете, ко-торый он опубликовал, презрев зас-тупничество Шоке.