Глава 6. Засада в другом месте
Собирая утром портфель, Вова, на всякий случай, положил под пенал кастет. В школу пошел в обход пустыря, чтобы, неровен час, не столкнуться с Хохлом. После уроков также выбрал окольный маршрут мимо городского сквера с фонтаном в центре, а потом дворами и подворотнями шел к переулку Баскова. На середине пути случилось непредвиденное – то, что никак не ложилось в четко продуманный план событий и действий.
Он нырнул в темную уличную арку, но на выходе из нее, путь Вове преградила высокая, плотная фигура, вынырнувшая из-за угла здания. Это был Хохол. От неожиданности Вова часто заморгал глазами и замер на месте. Волна немого страха прошла по телу от макушки до самых пяток. Володя спрятал за спину правую руку, которую, за минуту до неприятной встречи, утяжелил стальным кастетом.
-Ну здравствуй, крысеныш. Ты ничего, не хочешь мне рассказать? – вкрадчиво и с явной издевкой спросил у Вовы Хохол.
Он стоял, широко расставив ноги и сложив на крепкой груди руки.
-Нет, а что? – спросил Вова в ответ, стараясь, чтобы голос его прозвучал спокойно и твердо.
-Ну это же ты вчера говно под дверь подсунул и газету поджег. Только долбоебу может такое в голову прийти ,- с усмешкой произнес Хохол.
-За базар свой гнилой ответишь? – Вова шагнул вправо и попытался обойти противника, но тот синхронно сместился влево и снова закрыл проход.
-Ты зачем говно свое поджег, ****ько чухонское ? – Вакула резко схватил Вову за лацканы школьного пиджака и сильно встряхнул.
Тот ощутил, как на мгновение, ноги подвисли в воздухе и сделал выпад правой, метя кастетом в лицо Хохла. Руки Вакулы были заняты и удар пришелся точно в цель. Из рассеченной железом скулы брызнула кровь. Вова хотел развить успех вторым ударом в висок, но противник успел перехватить его руку и тут же провел ответную атаку. Увесистый кулак Хохла обрушился на вовино лицо, как чугунный молот - голову отбросило назад и каким-то чудом удержало на тонкой шее школьника. Перед глазами вспыхнуло черное, закружились серебристые точки, потом все поплыло в каком-то мутно сиреневом тумане.
-Ах ты ж, потвора ****ська, кастет на руку воно причыпыло, - от болевого приема Вова разжал железный кулак и кастет переместился в ладонь Вакулы.
-Еще раз, что-то такое вычудишь, заставлю говно сожрать, ты меня понял, обезьяна тупая ? – угрюмо пригрозил Хохол, смачно сплюнул Вове под ноги и держась за набрякшую, иссиня-красную скулу ушел, оставив того приходить себя.
Из разбитого носа обильно хлестала кровь. Вова прижал к ране ладонь, но кровь просачивалась и сквозь пальцы, пачкая пиджак и рубашку. Место удара было единым сосредоточием боли.
«Неужели сломал»? – осторожно ощупывая лицо и боясь касаться носа, гадал Вова.
Он решил не сразу идти домой, а завернуть по дороге в травмпункт, получить первую помощь.
- Вам повезло, юноша, всего лишь закрытый перелом без смещения, а также гематома. А могло быть хуже, гораздо хуже, - испещряя бумажный листок малопонятным простому обывателю медицинским почерком, заключил седовласый доктор, в круглых, старомодных очках и с добрым, как бы утешительным лицом. В такт его словам, на подбородке шевелилась аккуратная бородка клинышком. Он выписал Вове назальные капли, лечебную мазь и обезболивающее. Вручив рецепт потерпевшему, доктор занялся другими пациентами, а Вова побрел восвояси домой. После драки, он продолжал мысленно махать кулаками, предвкушая вторник и засаду на пустыре, когда Хохол, наконец-то, получит по заслугам.
Не прошло и двух часов после происшествия в арке, как лицо Вовы стало меняться не в лучшую сторону. Вокруг заплывших глаз нарисовались темно-синие тифозные круги, а от лба до верхней губы набухал лиловый отек, от которого собственная физиономия была ему чужой, будто спрятанной под несуразной маской. «И как, ****ь, завтра в школу идти?» - изучая в зеркале свой новый портрет, думал Вова.
Первой с работы вернулась Мария Ивановна и от увиденного заохала, запричитала и трижды перекрестилась. Даже в неживом, стеклянном глазе на ее лице, казалось, промелькнул ужас.
-Что на этот раз , Вова? Тебя побили? Я же тебе сколько говорила, умоляла, не водись со всякой шпаной ! К добру это не приведет! -с горечью восклицала ленинградская мать.
- Я уже ходил в больницу, вот, врач прописал, - протягивая Марии Ивановне медицинский рецепт, проговорил Вова.
- Хорошо, я тогда в аптеку, а ты отца жди. Ему все расскажешь,- хватая листок, заторопилась женщина.
Несмотря на понедельник, от Владимира Спиридоновича разило винным перегаром. Шумно сопя, он вошел в комнату, повесил на стул пиджак и вспомнив об отцовской мисси, строго насупил брови.
- Что там в школе?... Двоек не нахватал? Дай, дневник посмотрю! Ох, не шути со мной, Вовка! Я добрый,, добрый до поры, до времени, потом как возьму ремень, так вся жопа красной будет ,- колючим, мало что выражающим взглядом, Спиридоныч смотрел не на сына, а в окно.
-Вчера в соседнем подъезде пожар был. Кто-то на лестничной площадке газеты поджег, ничего не слышал? – перейдя от вопросов школьной учебы к обзору местных событий , спросил ленинградский отец .
- Пожар? И что, сильно горело? – поинтересовался Вова, извлекая из портфеля школьный дневник.
Владимир Спиридонович хотел было ответить, но тут, впервые за вечер, взглянул на лицо сына и осекся. После секундного замешательства отец издал удивленный посвист и воскликнул :
-Итыть дрыть, мать моя женщина! Чо с рожей? Ты под дорожный каток попал, что ли? А с носом чо? – с каждым словом взгляд у Владимира Спиридоновича наливался тяжестью.
-С новичком схлестнулся из старшего класса. Он мне по носу кулаком заехал, но я тоже хорошо его отделал,-не стал скрывать Володя и пояснил дальше: в наш дом, в соседний подъезд переехал. Уже месяц цепляется ко мне без всякого повода, ходит и задирается ни с того, ни с сего,- закончил он жалобой.
-Что еще за новичок? Как его звать? – закатывая рукав рубашки, спросил отец.
-Фамилия Вакула, в школе прозвали Хохлом. Вроде как с Украины приехал, говорит с каким-то акцентом непонятным,-обстоятельно доложил Вова.
В этот момент, в комнату тихо вошла мать, держа в руках купленные в аптеке лекарства.
- Как тебе его лицо, Вов? Это же ужас просто! – обратилась она к мужу.
- А где конкретно живет Вакула этот? – продолжил допрос Владимир Спиридонович.
Получив необходимую информацию, он подошел к серванту, достал оттуда граненый стакан и початую бутылку «Столичной», налил в стакан до краев и одним залпом выпил двести грамм водки. Крякнул, чуть поморщился, занюхал рукавом рубашки и посмотрел на Марию Ивановну.
-Ну ка, мать, достань мой боевой китель!,- не терпящим возражений тоном, приказал он.
- Ты чо это, Вова, задумал? Зачем тебе китель? – забеспокоилась мама, почувствовав неладное.
-Я сказал, китель подай мне, дура! – раздраженно рявкнул Спиридоныч и для пущей убедительности грохнул кулаком по столу.
- Да на тебе твои иконостас, только не ори, ради бога, - Мария Ивановна послушно достала из шкафа тремпель с парадным коричневым пиджаком и передала супругу в руки.
Тихо зазвякали прикрепленные к пиджаку награды: «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией» - важно покачивался над медалями орден Отечественной войны 1-ой степени.
Владимир Спиридонович надел белую рубашку, повязал перед зеркалом черный, в серую крапинку, галстук и облачился в пиджак, значительно расширивший ему плечи.
-Вов, ты бы покушал для начала, супчик для тебя остался, ты же любишь с потрошками…,- уговаривала мужа Мария Ивановна.
-Ой ,мать, ну хорош гундеть. Потом поем. Я скоро приду,- он проводил металлической расческой по голове, зачесывая назад волосы.
При этом глаза Владимира Спиридоновича светились решительностью и злостью, а на щеках проступал легкий боевой румянец.
-Вов, давай я лучше с тобой пойду, а то, не дай бог, чо-нибудь вычудишь там…я тебя знаю,- тихо предложила Мария Ивановна.
От ее слов на скулах Спиридоныча заиграли желваки, он раздраженно боднул головой воздух и нервно поправил галстучный узел.
- Маша, если тебе нечем заняться, то займись раненным бойцом, -муж кивнул в сторону притихшего, похожего на опухшего китайца, Вову. Тот сидел на кровати и здоровой рукой листал учебник по географии.
Важный, с квадратными от парадного пиджака плечами, ленинградский отец скрылся за дверью.
-Разбираться он пошел, Аника-воин…гляди, кабы с тобой не разобрались, - горестно вздохнув, проговорила мать.
Отца не было около двух с половиной часов и Мария Ивановна начала уже тревожиться, когда вдруг хлопнула входная дверь и в общем коридоре послышались громкие, сбивчивые шаги Владимира Спиридоновича. Как только он вошел в комнату – стало ясно: вечер понедельника закончится бурей. Судя по всему, Спиридоныч успел по пути употребить больше обычного и этого вполне хватало для приступов слабо контролируемой агрессии. В такие минуты Вова прибегал к бытовой мимикрии, по привычке притворяясь спящим. Однако, в этот раз фокус не удался, потому что отец с силой стянул с него одеяло и тут же спину и ягодицу обожгли удары ремня.
-Спать собрался? Нет, скотина такая, спать ты не будешь! А ну снимай трусы, я тебе покажу как ***ню всякую творить!
Вова уже кричал благим матом от боли. Вцепившись руками в Спиридоныча, Мария Ивановна героически пыталась оттащить мужа от сына, но где-там… Водка оказывала на ленинградского отца такое же сильное действие, как и боевой мухомор на викинга. Владимир Спиридонович и по трезвому был физически крепок, а уж по пьяному и вовсе превращался в алкоберсерка. С силой оттолкнув супругу, да так, что та отлетела метров на пять к подоконнику, он уже почти освободил Вову от черных сатиновых трусов, не переставая стегать ремнем по ягодицам.
- Ой больно! Батя, не надо! Не бей ! Аааааа! За что-ооо? За что-ооо? -истошно ревел Вова, пытаясь высвободиться от железной хватки экзекутора.
За спиной мужа причитала и упрашивала Мария Ивановна, боясь даже на шаг к нему приближаться.
- А за то, сука, что ты пожар в доме устроил! За то, мерзавец, что ты насрал и говно под дверь подложил. За то, козлина, что ты плохо учишься и мотаешь всем нервы!
- Это не я! Никакого говна я не подкладывал и ничего не поджигал! Ааааа! – надрывая голос, вопил Вова.
От напряжения, из носа опять потекла кровь, рисуя на подушке причудливые алые кляксы.
- Не ты, скотина? Вот тебе за ****еж! – рассекая со свистом воздух, ремень оставлял на коже широкие красные полосы, что после десятка сильных ударов , смешались в одно темно розовое пятно.
-Хватит! Пожалуйста, батя, хватит!,- умолял Вова и в бессилии кусал влажную от слюны, крови и соплей, подушку.
- Тебя срисовали, придурок! - гаркнул Спиридоныч, отбрасывая в сторону ремень и ослабляя хватку.
-Жиденок с третьего этажа…как его…Марк, кажется…он видел в окно как ты заходишь с авоськой в ихний подъезд, - чуть прихрамывая, отец прошел к серванту за новой порцией алкоголя и с недопитой бутылкой «Столичная» уселся за стол.
-Ну и куда ты собрался на ночь глядя? Тебе же утром на завод, - с укоризной проговорила Мария Ивановна, с пружинным скрипом укладываясь на кровать.
Владимир Спиридонович отмахнулся от жены, как от назойливой мухи, скривил лицо и отхлебнул водку прямо из горлышка.
Всхлипывая от боли и унижения, Вова возвратил трусы из черного сатина на привычное, горевшее огнем место, накрылся одеялом и отвернулся в стене. Плечи его вздрагивали.
-А ну, Вов, глянь-ка на меня,- Мария Ивановна беспокойно заерзала в постели.
-Ну что еще? – он злобно зыркнул на жену.
- У тебя синяк под глазом, как слива. Ты что, тоже подрался? Как ты в таком виде на работу пойдешь? Ни дня покоя от вас – сложа на животе руки, качала головой Мария Ивановна.
-Не знаююю…не помнююю…моооожет подрался, а мооожет со ступенек наебнулся, какая тебе разница? - Владимир Спиридонович икнул и снова приложился к бутылке.
-Но дело не в этом , - он повел мутнеющим взглядом вокруг себя, - а дело в том, Маша, что этого придурка,- указал пальцем на Вову,- могли забрать в тюрьму для малолетних преступников. Он хлопцу чуть кость кастетом не проломил, ну и получил по носу в ответ. У этого…как его…Вакулы тоже фингал на пол-лица.
-Воо-лоодь, ты слышишь меня , Воо-лоо-дь ?- встрепенулась Мария Ивановна – это правда что ль? Ты чуть человека не убил? Со всем с ума сошел, что ль?
Вова заворочался в кровати.
- Он первым на меня напал, я защищался. Если надо то и убил бы его ,- дрожащим от нервного стресса голосом проговорил Вова.
-Убил бы…ишь ты, умный какой,- отозвался эхом Владимир Спиридонович и повышая голос стал рассказывать: А ты знаешь, кем батя этого Хохла работает? То-то и оно, что не знаешь… А батя этого Хохла работает в органах, он подполковник госбезопасности, вот такие пироги с глазами… Ты нас чуть под монастырь не подвел, придурка кусок,- закончив говорить Спиридоныч влил в себя последнюю порцию водки и погасил в комнате свет.
От того, что сообщил сейчас ленинградский отец, Вова лежал в кровати, будто прибитый обухом. За одну секунду, как Хиросима от ядерного удара, разрушились, осыпались бесполезной пылью все планы и замыслы. Подполковник КГБ – это не шутка, так что какая там засада на пустыре…Эх, знал бы он заранее, что дело примет такой оборот! Нелепой, необратимой случайностью казалось теперь появление под скамейкой того мерзкого, вшивого котенка, одним своим видом, вызвавшим у Вовы непреодолимый всплеск садизма, желания казнить жалкую, мяукающую тварь. Именно тогда и появился чертов Хохол, именно тогда, именно… Прежде чем уснуть, он мысленно представил того котенка, только мертвого и гниющего в канаве.
- Вова, мы с отцом на работу, ты остаешься на хозяйстве. Пойдешь в школу, когда нос заживет,- склоняясь над сонным сыном, говорила Мария Ивановна.
-Кушать, в нашей кастрюле на плите, я вчера гороховый суп сварила-добавила она перед выходом.
Из коридора в комнату на секунду заглянул ленинградский отец. Его левое подглазье было густо окрашено синяком.
-Чуть под монастырь нас не подвел, скотина такая , - произнес без особой злобы в голосе Владимир Спиридонович и погрозил сыну пальцем.
И Вова опять заснул, а когда проснулся, на часах было далеко за полдень. Все пространство вокруг заливал яркий солнечный свет, от которого в комнате стало жарко и душно, как в тропиках. Прислушавшись, он различил тихий настойчивый гул над головой, а когда разлепил глаза, то увидел, что в комнате полным-полно черных мух. Они витали под потолком, сидели на стенах и шторах, ползали по оконной раме. Но больше всего, мух было на заваленном объедками столе, от которых исходил крепкий гнилостный запах. Каждую из грязных тарелок также плотно облепила мушиная колония.
«Да что за напасть такая» -Вова резво вскочил с кровати, взял со стула и свернул в трубочку газету. Это была «Правда» за 1963 год. С ее помощью он занялся истреблением мух, хотя, как противомушиному орудию, газете было далеко до самой простой мухобойки. Прибив «Правдой»( но распугав десятки, если не сотни ) парочку замерших на стене чернушек, Вова отвлекся на стол с гниющей едой . Как ни странно, ее запах не вызывал тошнотный рефлекс, а наоборот, приятно щекотал ноздри. В центре стола стояло большое блюдо с, неизвестно когда и кем, запеченной в духовке уткой. Как бы устав от беспонтового и бесплодного ожиданий едоков, утка заметно позеленела, а из ее яблочной утробы струился кисловатый запах фруктового распада. Впрочем, едоков , если считать таковыми личинки мух, на утке было целое множество. Не в силах оторвать взгляд от стола, Вова сглотнул слюну и облизнулся. В нем пробудился необъяснимо звериный аппетит, заставивший плотоядно сжать челюсти. В следующую минуту он обеими руками схватил утку, жадно впиваясь зубами в ее прекрасное, тухлое мясо. Пока он поедал пахнущую тленом плоть и обгладывал утиные косточки, с тушки на стол, словно живое конфетти, сыпались опарыши. Насытившись, Вова громко и довольно отрыгнул и с удивлением понял, что на укушенной крысой руке нет не только бинтов, но и самой раны. Вспоминая вчерашнюю встречу в арке, он пугливо потрогал пальцами кончик носа и, к радости своей обнаружил, что и перелома без смещения больше нет. Все это было очень странно, включая и наделенное силой юга, ленинградское солнце. Странным было и то, что несмотря на затхлый воздух и скопление мух в комнате площадью двадцать с небольшим квадратных метров, он больше не хотел открывать окно, чтобы изгнать насекомых и проветрить жилое помещение. В глубине души Скрепник опасался, что это действие нарушит некую, неизвестную ему гармонию, и дом окажется во власти хаоса, со всех сторон тянущего к дому свои холодные, враждебные щупальца.
В этот момент в окно настойчиво постучали. Несуразность данного звука, тем более на пятиэтажной высоте, заставила Скрепника вжать в плечи голову, успокаивая себя мыслью о возможности слуховой галлюцинации. Но стук повторился еще громче, еще настойчивей. Он медленно поворачивал голову на звук, надеясь, что беспокойство и страх его беспричинны и смешны. В комнате резко потемнело, как если бы облака наконец-то собрали пазл пасмурного питерского неба и словно елочную игрушку, завернули солнце в серую вату. Но нет, дело было вовсе не в облаках, а в заглядывающем в окно, человеческом лице гигантского размера. Наблюдаемая воочию панорама, выходила далеко за пределы воображения Скрепника, крушило все его плоскости, ломало привычную ему картину мироустройства. Желая от всего этого защититься, он не придумал ничего лучше, как просто зажмурить глаза и отпрянуть назад, к кровати , укрыться с головой под одеялом, как перепуганный мальчик из детского садика, что складывает над головой руки, истошно вопя: я в домике!
В третий раз, снаружи уже не стучали, а просто, вместе с рамой, вышибли окно. В комнату с грохотом обрушились древесные обломки, полетели осколки стекол, дыхнуло холодным питерским ветром. Встревоженные мухи взлетели, как по армейской команде, и черными точками заметались по комнате. При этом, каждое насекомое строго держалось ее пределов, словно бы натыкаясь на невидимый, выстроенный коллективным мушиным разумом, барьер.
Скрепник сбросил с себя одеяло и захотел выскочить в коридор, но дверь была заперта, причем наглухо. Он, что есть сил, застучал по ней кулаками, попытался высадить ногой с разбега, кричал и звал на помощь.
- Дядь Федя , это я, Вова! Откройте! Теть Ульяна, вы здесь? Отзовитесь, пожалуйста! Дядь Коля, вы меня слышите? Ау!
Но все было тщетно. Сколько он не стучался в закрытые двери – никто не открыл.
И тут, нечто огромное и мощное сгребло его за плечи и легко, как пушинку, понесло прочь из комнаты, опрокидывая на своем пути стол с вонючими яствами , ветхие стулья и зеркало-трюмо. Затем, чья-то неведомая сила протащила Скрепника сквозь разбитое окно, и он ощутил, как от ветра шевелятся на голове волосы. Вокруг него была разлита чернильная тьма, не потому что наступила ночь, а от того, что из-за сильного страха, пришлось скрепко-наскрепко зажмурить глаза. Кто-то или что-то крепко обхватывал или обхватывало тело Скрепника , так, что тот едва мог пошевелиться. Было ощущение, что если сила захочет, то от него останется одно мокрое место. Теряясь в догадках, насчет того или тех, в чьей власти он пребывает, Скрепник, тем не менее, не торопился открывать глаза. Его не оставляла надежда на скорое, спасительное пробуждение на подконтрольной его влиянию территории. Несмотря на все тактильные и текстурные правдоподобия проживаемой им реальности, он сначала смутно, а потом все яснее осознавал , что все это сон, который уже заканчивается. Это подтверждало и его чудесное исцеление от вчерашних ран.
От этих утешительных мыслей, Скрепник, насколько позволяло ему тесное положение, даже немного расправил плечи. Его размышления с зажмуренными глазами прервались на самом интересном месте, громким и веселым голосом откуда-то сверху.
- Що ти, вишкребок, як себе маєш ? Не обісцявся там? Срака по шву не розійшлася? Дивись мені. Чуєш, що я тобі кажу? Очі розплющ, бовдуре!
Голос показался Скрепнику знакомым, отчего на душе снова сделалось тревожно