Глава 3.
Мальчик осторожно поднял голову. Над пауком оказались шорты, над шортами очень дырявая майка и голые руки с такими рисунками, что Павлик позабыл ответить. Ответить, правда, он и не мог – откуда ему было знать про какой-то катер?
– Ты глухой, что ли? Или немой? Ну и город, – сказал владелец паука, молодой совсем парень в надетой задом наперёд бейсболке. – Полный отстой!
Он добавил ещё несколько слов, которые Павлик, разумеется, знал, но никогда ещё вслух не произносил, потом всей пятернёй почесал грудь. Майка от этого разорвалась ещё больше, и оттуда показался совсем уж сложно сочинённый рисунок. Павлик даже наморщил лоб, разглядывая подробности.
– Чего уставился? Не видал такого? Мой рисунок, мой. Ну, не в смысле я накалывал – сюжет мой, эскиз мой. Нравится?
– Ага, – кивнул Павлик. Нравится или нет, он ещё для себя не определил, но надо было проявить вежливость. – Вы художник?
– Художник – это ерунда. Я муралист, понятно?
– Моралист?
– Му-ра-лист. Что, не знаешь, кто такие муралисты?
Он достал из рюкзака бутылку воды, сел на бревно рядом с Павликом.
– Муралисты – это те, кто рисует картины на стенах, понятно? Стены по-испански муралы называются. Ты не думай, это тебе не просто фигню какую-нибудь намалевать или там надпись неприличную. Это – настоящее искусство. Вот прикинь: стоит стена глухая, высоченная, не сама по себе стоит, понятное дело – у дома жилого, допустим, такая стена. Какая в ней красота? Никакой. А взять расписать её сверху донизу, да чтоб сюжет поинтереснее – представляешь? Картина величиной с дом! И в музей ходить не надо. «Пусть радугами перекинутся картины на улицах от дома к дому» – это знаешь кто сказал? Маяковский. Маяковского-то проходили?
Маяковского, вроде, ещё не проходили, но Павлик опять проявил вежливость и кивнул, уж очень увлечённо парень рассказывал, прямо как по писанному говорил. Будто на каком-нибудь собрании выступал.
– Вот. А знаешь, зачем на стенах картины нужны? Преображать пространство. Облагораживать его. Короче, чтоб красиво было вокруг, ясно?
– Ясно. Я вообще-то такое видел…
– Да ничего ты не видел, не развито это у нас ещё… То ли дело в Европе или в Америке. А в Мексике! Там самые крутые муралисты были. Вот, смотри, просвещайся.
Он затыкал пальцем в смартфон, и на экране одна за другой стали появляться картинки.
Да, такого Павлик, точно, не видел. Картины величиной с дом – всё, как этот парень говорил! На некоторых даже не видно было, что это картина, там и окна были нарисованы, и люди оттуда выглядывали как живые, и деревья внизу росли не отличить от настоящих. На других какая-то мешанина из людей и зверей, непонятно, но впечатляет. Были картины, с точки зрения Павлика, и не очень приличные, но, когда величиной с дом, это как-то незаметно.
– Ривера! Сикейрос! – с энтузиазмом называл парень незнакомые имена, и Павлик проникался к новому знакомому всё большим уважением.
– А вы это… тоже так рисуете?
– Ну, у нас масштаб пока поменьше. Бюрократия эта, чтоб её… – тут он помрачнел и снова прибавил несколько ещё не освоенных Павликом слов. – Доказываешь им, разъясняешь, примеры приводишь из мировой практики – только что не пляшешь, чтоб разрешение получить. А потом ещё согласовать надо, да то, да сё… Но ничего. Это пока. Скоро все поймут, как это важно – облагораживать пространство. Вот сейчас знаешь куда еду? На фестиваль. Там дальше по реке стройка одна есть брошенная, наши все туда собираются. Каждому своя стена. Да вот, если хочешь, посмотри моё. Месяц назад делал.
Павлик снова посмотрел на экран. Там на стене трансформаторной будки облагораживал пространство жуткий монстр со свисающей из пасти слюной, на которой виднелись меленькие буквы.
– А что тут написано?
– Это подпись моя. Дэн Мосс.
Павлик скосился на муралиста – в нём вроде не было ничего иностранного.
– Псевдоним у меня такой. Вообще-то я Денис Мосюков, но что это за фамилия для художника – Мосюков! Так что запомни – Дэн Мосс. Увидишь ещё мои работы, гарантирую. Давай я тебе на память эту фотку перекину.
Павлик торопливо достал телефон.
– Спасибо! И другие какие-нибудь тоже, ладно?
С реки послышалось урчание двигателя.
– Катер!
Дэн Мосс подхватил рюкзак, шлёпнул Павлика по спине и поспешил к дебаркадеру; и паук на его загорелой ноге с каждым шагом то натягивал, то отпускал свою паутину. У берега с травы тяжело поднимался предполагаемый Петрович. А катер уже замедлял ход, уже разворачивался, оставляя за собой белопенный след, который сразу таял в тёмной речной воде.
Вот это жизнь, думал Павлик, глядя, как катер, приняв на борт пассажира, уходит по реке всё дальше и дальше. Вот он повернул и исчез, но Павлик знал, что там, за поворотом, катер всё так же мчится вперёд, на какой-то таинственный фестиваль, где у каждого будет своя стена... Вот это жизнь! И ведь Дэн этот такой же, как старшеклассники у них в школе, а едет сам, один, с рюкзаком, и не на метро, а на катере. Эх, иметь бы такого брата, ну хоть двоюродного. Вот к такому родственнику можно и на всё лето поехать без всякого моря. А тут живёшь как дурак у этой Пра…
«До двух ты совершенно свободен», послышался в голове голос прабабушки. Павлик посмотрел на часы – было без двадцати два. Над дебаркадером кружили хохочущие чайки. Петрович снова улёгся на траву.
Глава 4.
И опять Павлик шёл между домами. Голова была полна впечатлений, поэтому по сторонам он не смотрел, но ноги и сами хорошо помнили дорогу. Вот и гипсовый лев. Ещё немного, и будет угол его дома. Интересно бы знать, каково это – плыть на таком небольшом катере