Часть 3 (Теберда)
В профилакторий Теберды я приехал уже после обеда. Нас, вновь прибывших, оказалось двое. Я – из Саратова и Николай – из Волгодонска Ростовской области. Николай – водитель КрАЗа ! – юный, высокий и румяный парень, про которого не скажешь, что «чахотошный»! Он всё рассказывал мне, как «чухал» его автобус из Ростова-на-Дону! Привыкший к автомобильному транспорту, Коля не поехал на поезде, а ехал всю ночь на автобусе, и рано утром он уже был в ауле Нижняя Теберда. Потом он искал своего однополчанина по службе в армии и прибыл в профилакторий тоже только к обеду. Друга он не нашёл, но познакомился с девушкой Тамарой! И та повела его в Дом культуры, где она занималась рисованием и вышивкой. Намечался даже, как будто роман, но как только девушка узнала, что, Коля приехал в туберкулёзный санаторий, она показала, куда идти и исчезла!
Коля, смеясь, рассказывал мне, как он пугал в Волгодонске на строительстве «Атоммаша» таких же молоденьких девушек, когда ехал на своём КрАЗе – вместо сигнала клаксона он громко стучал ладонью по двери кабины с внешней стороны и «рычал газом»! И все «девчонки» разбегались с его пути!
Мы прошли проверку направлений на лечение и документов у администратора, а потом нас отправили на приём к врачам. При осмотре, улыбающаяся карачаевка-врач, сказала нам: «Ну что, товарищи-симулянты, с прибытием! Горный воздух вас подлэчит!». Симулянтами мы выглядели из-за цветущего вида Коленьки, как она его назвала! Потом нам показали, где находилась столовка и там мы, проголодавшись, «уплели» по две здоровых котлеты с киселём и белыми булочками! Котлеты нам достались за нашу молодость и улыбки толстой поварихе на раздаче!
Меня поселили в одноэтажное зданьице рядом с основным 2-х этажным корпусом, похожим на большой морской лайнер! У «лайнера» веранды обоих этажей тянулись по всему корпусу здания! Там были палаты на два человека и жили там только женщины. А у нас – в одноэтажке! – в палате было четверо мужиков.
Моим соседом оказался Георг Тамм из Эстонии – моряк со специальностью «ремонт холодильных установок на судах». Это был очень худой высокий и, пожалуй, красивый пожилой (как казалось мне!) человек лет сорока с небольшим! Лицо с выступающими скулами было покрыто бледной чуть желтоватой, наверное, от курева, кожей. Пальцы рук были жёлтые от никотина. Носил он длинное черное пальто и фуражку с небольшим козырьком. Как я позже шутил, когда мы подружились: «Вам бы моряцкую кокарду и Вы – офицер флота Российского!»
Рано утром, когда солнышко заглянуло прямо на мою подушку, он, тронув мою руку, сказал: «Вставате, Серьёжа, пойдёмте кормить синиц! У меня «заготовльено» для них много «семьечек»!»
Когда мы вышли из нашего корпуса, я впервые ощутил запах горного воздуха! Температура была уже выше нуля, а вокруг лежал снег, и чёрная асфальтовая дорожка звала на прогулку! Мы ходили по территории и Георга всюду сопровождали разные птицы! Они (птицы), как будто знали его в лицо – садились ему на плечи и клевали прямо с его ладони! А он по-детски радовался, но глаза были очень грустные! Уже позже я узнал, что у него недавно (год назад!) умерла от тяжёлой болезни жена, а сын уехал работать в Южную Азию моряком на торговые суда...
Он грустно улыбался: «Говори просто – Георг! Помнишь, как зовут нашего эстонского певца? Георг Отц (на самом деле, пишется Отс)! Он – Карлович, а я – Айнович (почти Иваныч)! Отц умер совсем недавно – всего 2-3 года назад!». Иногда на нас находили минуты откровенности и он рассказывал, что родился на Журавлином острове , а я так и не запомнил его название на эстонском языке! Кстати, вот почему его, наверное, любили птицы! Разница в возрасте – лет семь! – почти не ощущалась, но я его всё же по первому вечернему знакомству называл Георгием Ивановичем, а иногда, шутя, Ереванычем. Можно сказать, что мы просто сдружились!
Однажды, когда мы шли по Теберде, он поклонился пожилой местной женщине, сидевшей у калитки своего дома. А она, «расчувствовавшись» от его уважения, пригласила нас зайти в её зимний сад. Мы были не голодные (ушли сразу после завтрака), а она усадила нас, отряхнув от снега садовую скамью, и принесла в глиняном кувшине молодого алычового вина и большую лепёшку ещё тёплого лаваша. Оно (сливовое вино!) было чуть подкреплено водочкой и в этот день мы уже не пошли по намеченному ранее маршруту, а стали помогать бабушке вставлять новое стекло в её треснувшем окне. Кстати, замазку делали сами из мела и олифы – руки потом долго пахли оливковым маслом! Провозились мы до самого обеда!
Уже после мы не раз заходили к ней и покупали по стаканчику вина! Мы даже на Новогодние праздники, пользуясь её добротой, принесли «домой в палату» бутылочку «ейного» вина! Оно было дешевле и вкуснее магазинных вин! А соседи по палате, покупая какие-то «фабричные суррогаты» в магазине, просто завидовали нашему источнику «благоденствия»! Сначала мы даже хранили тайну нашего «источника»!
Приближался Новый год! Администрация разрешила устроить праздник в нашей столовой. Всем поручили готовить игрушки на ёлку и костюмы для праздника. В основном готовили маски и шляпы! Помню, как мы заворачивали грецкие орехи в фольгу и пришивали петлю из красной ленточки, а соседняя палата пришивала – синие! И мы (дураки!) соревновались и смеялись, что нам за это скоро «нальют воду в бассейн»! Стеклянных игрушек было мало, но вот гирлянда с лампочками была! Кстати, нам с Георгом пришлось ремонтировать лабораторный понижающий трансформатор для этой гирлянды, и мы справились!
А на Новый год сын Главного врача всю ночь лихо играл на баяне карачаевские и, кажется, кавказско-армянские мелодии для нас «болезных»! Мы даже немного устали от их громогласности! В угол столовой привезли на тележке огромный цветной директорский телевизор «Рубин» из кабинета! Эта громадина «грела» весь угол, но довольно неплохо показывала «Голубой огонёк» Центрального телевидения! Только Георг не захотел долго сидеть за столом – именно с 30-го на 31 декабря (в прошлый Новый год) скончалась его жена! И мы с ним ушли к себе в палату пить «бабкино» вино – не мог я его оставить одного!
Как говорили наши соседские по палате мужики, мы с Георгом были просто «монахами» относительно женского пола – у меня только что родилась дочка, а у него – умерла жена! А другие «товарищи», из других палат, радовались танцам и дискотекам, и мы слышали, что даже заводились романы! Один из «тубиков-бычков» (Георг называл его Вольдемаром!) часто говорил про «скучные» вечера с шашками и шахматами: «Вечер и ночь были безразвратно потеряны!». Как-то однажды вечером в назидание этому «бычку» Георг рассказал про случай с моряком-корейцем, произошедшим на их судне. Звали его Ким (это то же самое для корейцев, что и нас Иван!). Тот вернулся из «увольнения» уже под утро. Ким был пьяненьким и очень расстроенным. У него во Владике осталась больная старенькая мать и дочка 6 лет. Как мы поняли, он прокутил все свои деньги в «бардаке» с какой-то дамочкой. Крича и рыдая: «Где деньги... где деньги?», вытащил свой «причиндал» и, положив его на фальшборт, рубанул его ножом! Потом была «скорая»... больница и на длительное время его списание на берег! У «Вольдемара» были испуганные, круглые, как у шкодливого кота глаза при кастрации, но романы он продолжал крутить во «всю ивановскую»!
Весь январь каждый день мы с Георгом уходили за пределы территории всё дальше и дальше и иногда еле успевали вернуться к обеду. Выходить можно было за территорию, только расписавшись в журнале у администратора. Наших росписей там было больше всех! А в середине января у Георга кончился срок пребывания в профилактории, и он решил устроить «отходной» вечер в палате. За бутылочкой бабкиного «алычового вина» мы просидели до часа ночи. Он вспоминал свой Таллин, я – свой Калининград (где я родился и вырос), а мужики – свои родные города: один (Петро) – Белую Церковь , другой (Ваня) – Челябинск. Ещё тогда мы поняли, как здорово, что у нас одна большая Родина с названием СССР! Нас бесплатно учили, бесплатно лечили и дали возможность бесплатно отдыхать в Карачаево-Черкессии и, встретив здесь друг друга, запомнить на всю жизнь! А утром я проводил Георга на автобус, и он направился в Минеральные Воды в аэропорт.
Я долго не мог привыкнуть к новому соседу по палате – койки стояли рядом, а он храпел ночью так, как будто рычал! Толстый, рыхлый с веснушками – он сильно потел и постоянно «портил воздух». Он был – как он гордо заявил – с Мукачева! Потом пояснил, что это не так далеко от Ужгорода в Закарпатье. А направление в Теберду ему помог сделать его «высокопоставленный» друг из Киева (чуть ли не из правительства!). Мы удивлялись, что – в Закарпатье ведь есть тоже горы и воздух? Но его убедили, что здесь – на Кавказе! – «воздух пользительней»! Мало того, что он привёз в рюкзаке куски в пергаменте солёного и копчёного сала, две бутылки горилки, луковицы, так он из столовки постоянно таскал хлеб и фрукты! А «жрал» всё это, когда оставался один в палате или очень рано утром, когда все спали! Гулял он (обходил магазины в Теберде) всегда один, а в сумерках пересчитывал свои деньги, повернувшись так, чтобы никто не видел! Постоянно проверял замочек на чемоданчике и хитрую нитку на рюкзаке – боялся, что кто-то в них залезет!
Я как-то после ремонта электроплиты на кухне у восхищённой главной врачихи попросил поменять местами его на Коленьку, с которым я заехал в Теберду. Коля «жил» в большой палате на три человека со старым чёрно-белым телевизором! Кстати, он часто ломался и его просто не включали! А наш Богдан Остапыч (так звали моего соседа) хвалился, что он был мастером по ремонту «даже» цветных телевизоров! Они только что появились в нашей стране и их ставили только руководителям! Не знаю, ремонтировал ли он цветные, но тот чёрно-белый (в палате) починил быстро! Потом он наладил антенну к нему, и палата «привилегированных» наслаждалась футболом! Не зря он кичился своей профессией и пояснял, что учиться его посылали в сам Ленинград! И, как он говорил, завидуя сам себе, «заколачивал немалую денежку»! Его «святая» поговорочка была: «Повернёшь отвёрточкой – рублик! А за то, что знаешь, где повернуть – девять!».
Он даже здесь, в профилактории, умудрялся спрашивать у глав врача «про денежку» за ремонт и настройку «Рубина»! А уж в Теберде его «телевизионные» способности узнали и звали во многие дома! Правда, местные спецы как-то хотели его побить, но он нашёл и с ними «общий» язык!
А, когда Коля переехал к нам, то все в палате радостно и свободно вздохнули и забыли про Остапыча! Особенно радовался сосед Петро; из Белой Церкви, которого Остапыч иногда «донимал» шёпотом, приглашая его выпить горилки и «поїсти» сала. А Петро громко для всех говорил: «Звал бы – так всех! Я сало тоже люблю, особенно шкурку!». И добавлял всем: «Не говорите ему про нашу бабульку с алычовым вином! Обманет её и «достанет»! Да и нет у неё «цветного» телевизора! У неё – никакого! А со старой «линзой» ты, Богдан, возиться не станешь!». Остапыч морщился: «Ну и зачем так кричать?». Ему очень нравилось наше алычовое вино, но адреса мы ему так и не выдали!