Часть 1 (Больничка)
Это был 1977 год. Я уже четыре года, как работал в ВЦ Приволжской железной дороги. И мы гордо – наверное, по молодости лет – считали себя настоящими Железнодорожниками с большой буквы! Утверждая это, отмечу, что зимой 1975-76 года на станции «Максим Горький» под Волгоградом мы автоматизировали работу «горки» ! В то время Центр разрабатывал программы по управлению процессами многих служб Дороги.
Но НЕ об этом я хотел бы поведать этому пока ещё «чистому» листу! На Железной дороге, как и на многих предприятиях СССР того времени, ежегодно проводились медицинские осмотры сотрудников. А у этого монстра – Министерства Путей Сообщения СССР – как, вероятно, и сейчас, уже тогда была замечательная система медицинского обслуживания своих работников – поликлиники, больницы, профилактории, пансионаты, дома отдыха и т.д. И вот тогда при проверке моего «организьма» у меня в левом лёгком обнаружили пятно – кальцинат или петрификат . В семье поднялась страшная паника, ведь моя мама была тогда заведующей лабораторией клинических анализов крови в поликлинике ПРИВЖД , а теща – ведущий специалист Городской санэпидстанции! Мою форму «чахотки» называли «закрытой» и я не распространял палочки Коха налево и направо! И всё же в тот же день мне выделили отдельное полотенце и посуду (хорошо, что ещё и не белые тапочки!). А потом решили полечить меня от возможной «чахотки» в железнодорожной туберкулёзной «больничке».
А вот «больничка-то» оказалась в стареньком полу заброшенном двухэтажном здании на краю города в Смирновском ущелье. Положили меня туда ранней осенью. Было ещё очень тепло и я попал на больничную веранду, где уже обитали человек 25 или более! А вскоре, когда пришли холодные ночи, больных стали переводить в свободные больничные палаты с печны;м отоплением или на амбулаторное (можно сказать, домашнее) лечение.
В нашей палате было 6 человек, среди которых был один стрелочник –хулиганистый «Васька с Тамалы », который каждое утро, громко включая нашу «радиоточку», вопил: «Кто там помер в правительстве? Может, меня поставят руководить?». Другой – пониженный в звании и должности за махинации и подделку документов! – работник транспортной милиции. Он и здесь постоянно подделывал больничные листы и рецепты, вытравливая перекисью водорода чернила на документах. Был ещё один больной, но кроме туберкулёза он был психически ненормальным и, в конце концов, как-то ночью он повесился на трубе смывного бочка в туалете первого этажа. В общем контингент был ещё тот – «славный»!
Я был среди них самый молодой, а по должности – старшим из них (всё-таки заместитель начальника отдела!). И меня эти «проны;ры» уважали и даже слушались! Главный врач больницы – умная, красивая, но строгая! – Елена Анатольевна всегда очень надеялась на мою помощь и поддержку в дисциплине этой «сумасшедшей палаты на 6 человек»! И я ей, конечно же, помогал! До меня эти «товарищи» часто бегали «в самоволку» до ближайшего магазина за вином (у местной «пожарки»), а их таблетки нянечки часто находили в туалете… При мне они как-то притихли и стали делать вид, что лечатся! Я их «запугал» тем, что «хулиганам» не будут давать утром изумительные булочки с изюмом, которые пекла местная повариха Лида!
Уже в конце ноября меня всё же решили перевести на амбулаторное лечение, и я переехал домой к семье! А через неделю по запросу больницы пришла путёвка в санаторий-профилакторий в Теберду ! И в это «благодатное место» я отправился, покинув с грустью и тревогой мою семью и маленькую, только что родившуюся в октябре, дочку. Супруге было трудно без моей помощи, хотя ей и помогали наши две мамы (или теперь – бабушки). Об этом можно было судить по коротеньким письмам, которые я потом получал в Теберде почти ежедневно.