...Проснулся часа в три ночи, посмотрел на часы, поворочался с боку на бок, подремал до четырёх и не торопясь поднялся. Принес дров, плеснув солярки, растопил печь, поставил греться суп и чай и стал собираться в дорогу. Взял кружку, ложку, котелок обернутый куском полиэтилена; сложил продукты: сахар кусковой, колбасы килограмм, жиру полкило, мешочек галет, две банки тушенки, рису килограмм, подумал, подумал и не взял соль, так как соль есть во всех строениях по пути, а вес в рюкзаке приходится считать на граммы.
Взял бинокль, патронташ, топор, нож. Продукты и снаряжение уложил в мешок, привязал к поняге, позавтракал, вспоминая, ничего не забыл ли, и отправился. Выйдя из дому в половину шестого, напоследок закрыл у печи поддувало, оставив догорать дрова, разбудил Нестера, наказав чтобы он следил за печью.
Собаки, посаженные мною на цепь дня за 2 до похода, увидев меня в охотничьем снаряжении, радостно заскулили. Отпустил их с цепи, стал оглаживать прыгающих и веселящихся питомцев. Наконец, караван тронулся: впереди бежали собаки, заметно сзади шел я, поскрипывая ремнями поняги и похрустывая снегом под заледеневшими вмиг, каблуками резиновых сапог.
Стоял тридцатиградусный мороз, и с ясного неба светила луна - полная, как старинная монета. Там же, хрустальным бисером подмигивали мириады звезд.
Над Курумканским источником, высокими клубами поднимался пар, напоминая картины весенних туманов.
В темноте, далеко расстилались волнистой пеленой белые вершины хребта, сливаясь с предрассветными тучками, тянущимися полосой в сторону восхода солнца.
Пройдя по дороге километра три, я свернул в лес, собаки, оживившись забегали взад и вперед, отыскивая в темноте невидимые для меня следы и устраивая погоню за кабаржками, которых в этом году было много повсюду.
В этой суматохе как - то незаметно пропал Соболь, и я его больше не видел за все время, проведенное в лесу. Свистеть я поначалу не стал, мотивируя тем, что собака должна находить хозяина сама, иначе ее можно списывать с самого начала в дворовые псы, а позже мне стало не до Соболя.
Рика вдруг насторожилась, подобралась и, высоко взлетая над землей, делая смотровые прыжки, кинулась в придорожный кустарник на склоне высокой горы. Пройдя за ней, я увидел, что Рика подняла соболя и я, втайне надеясь услышать собачий радостный лай вот сейчас, через минуту - другую, тронулся следом!
Но проходила минута, другая, прошло ещё десять минут, а лая все не было...
А вот и Рика появилась - она сбилась со следа. Наставив ее на след, вновь иду, цепляясь за кусты и скользя на склоне, вновь надеясь. Но Рика опять "скололась" и снова выправляя след разобрал строчки заячьих и собольих тропок и вновь иду, хотя надежда чуть теплится - остается уже только мое упрямство.
Решил пока не устану лезть по крутому склону: заросли сменились скоплением камней, на которых того и гляди подвернешь ногу или ударишься головой о торчащие острые гранитные кромки.
Соболю, конечно это нипочем, но я, пока выбрался на вершину, вспотел на три раза, проклинал и соболя и бестолковую Рику, но не унимался и упрямо тянулся по следу. Прошел час, два, три, а соболь, не спеша, впереди меня, может быть опережая на час моего ходу, петлял, осматриваясь и пробовал, правда неудачно, подобраться к рябчикам в лунках.
Потом перешёл с южного склона на северный и обратно.
По следам я определил, что соболь, в очередной раз переходя с югов в сивера, видимо, увидел меня и собаку и посмеявшись, налюбовавшись на то, как я тащился по его следу уткнувшись в землю и подгоняя лениво идущую впереди Рику, пустился не спеша, с горы.
А мы, выйдя к этому месту, примерно часа через два, тоже пустились по чаще вниз, оставив надежды добыть сегодня хитрого соболя.
Пока ходили по горам, я видел следы нескольких изюбрей, вспугнул пару выводков рябчиков и пообещал себе прийти сюда в белом халате, в соответствующую погоду.
Когда мы вышли к месту начала погони, на часах было два часа дня. Соболь неторопливо пересек последнюю ложбинку и ушел в пологие горки, на берег Муякана.
Возникло малодушное стремление вернуться на станцию, а ходу до нее два с половиной часа. Но я его подавил и пошел в обратную сторону, в сторону сейсмостанции "Озёрная".
Рика, удивившись такому решению, долго не хотела верить в происходящее, всем своим видом показывая мне, что дескать ты хозяин маленько заблудился, наш дом в другой стороне! И доказывая это, сидела на дороге позади меня и поворачивала голову в сторону сейсмостанции, уверяла меня в ошибке.
Её настойчивость была смешна и наивна и бормоча под нос: "Нет, Рика, я не заблудился, и все идет по плану",- мы зашагали на Белые озера.
На Собольем ключе попил чаю в зимовье в компании двух охотников, думающих здесь провести неделю. Передохнул немного, болтая с ними о погоде и охоте. Было пол пятого, и я решил дойти до Белых сегодня же, попрощался и затопал в темноту по наезженной дороге.
На пилораме встретил двух человек с собаками, поболтал и с ними.
Выяснилось, что один из них охотник со стажем, охотился в этих местах еще лет пять назад и жил тогда на Муе. Второй был милиционер из Северомуйска: крепкий, светловолосый, в форменной шапке с опущенными ушами. Они жаловались, что встретили - таки "парной" след, как выразился старик, но собаки тащились рядом, вовсе не думая зажигаться энтузиазмом, несмотря на подбадривания и ругань хозяев.
В разговоре нашли общих знакомых, поругали каждый своих собак и довольные встречей, расстались. Они стали готовиться к ночлегу в щелястом домишке с дымящей печкой, а я пошагал дальше.
Взошла луна, идти стало веселее, да и разговоры дали пищу для размышлений, а когда не думаешь о дороге, она сама стелется под ноги.
Мороз крепчал, потрескивали деревья, кругом тихо - тихо, и четко видны границы угрюмых гор, заледеневших в величавом молчании...
Небо черное, с крапинками мигающих звезд и блином желтой луны, освещающей студеный покой ночи.
На сейсмостанции "Озерная" был в девять часов вечера, но её обитатели ещё не спали. Люда и Володя играли в карты, а Сашка лежал в постели, додумывая думы дня. Было тепло, уютно и чисто. Поужинав, я устроился на гостевом диване и расслабился...
Разговорившись, уснули только в первом часу.
Наутро проснулся поздно, в семь часов, торопясь, но тихо, стараясь не шуметь, оделся, попил чаю, сидя у еще теплой с вечера печи, похрустел сахаром рафинадом, стесняясь этого неприятного звука и вышел осторожно, прикрыв входную дверь.
В сенях выложил из мешка лишние продукты: тушенку и рис, жир и пачку патронов, надел на плечи понягу, слушая, как Рика бьется снаружи и визжит жалобно, стараясь пробиться в сени к хозяину; открыл тонкую, дощатую дверь, и морозный снег захрустел под ногами.
Мы пошли в поход в соседний ключ с перемерзшей до дна водой в основном русле.
Но в долину мы не пошли, а пройдя еще километр - полтора по дороге, свернули направо и стали взбираться на крутую гривку, поросшую мелким частым сосняком.
Попадались следы кабарги, соболя и белки.
Наконец, Рика замедлила ход, стала вертеться на месте и, подняв голову, внимательно осматривать и прослушивать вершины молодых сосен. Я сразу увидел белку, которая затаилась, надеясь на невнимание непрошенных посетителей; а когда она поняла, что ее увидели, поторопилась заскочить ближе к вершине, мелькая белым брюшком.
Рика залилась истерическим звонким лаем. Я снял и бросил рукавицы на снег, прицелился, прикрыв туловище белки стволом, стараясь не повредить шкурку, и выстрелил.
Зарядом, ударившим кучно, снесло несколько веточек, которые легко упали на снег, а белка забилась в вершинке, тело ее, свесившись через сук, подергалось и затихло. Рика, недоумевая, понюхала срубленные ветки, побегала вокруг дерева и уставилась на меня в немом вопросе.
Я долго разглядывал все и так, и этак, и в бинокль, и без и, не решаясь тратить еще один патрон на зверька, достал топор, срубил сосенку и в сломанных ветках под стволом легко отыскал пушистую белку. Меня не мучила совесть, потому что эти заросли рано или поздно надо будет проредить, да и неизвестно, сколько выстрелов понадобилось бы затратить, чтобы сбить белку на землю...
Продев передние беличьи лапки в петельку, подвешенную к поняге, не торопясь, пошел дальше. Вскоре, встретил следы соболя, крупные и четко отпечатавшиеся, видно, "котишка" бежал, и недавно совсем - им было от силы несколько часов.
Рика привычно пошла по следу метров двести и, привычно убедившись в недосягаемости их обладателя, вернулась и стала таскаться поблизости, то и дело ложась в снег и вылизывая лапы от надоедливых, намёрзших между пальцами, ледышек.
К часу дня, я, не то чтобы умотался, а, скорее, сознание бесперспективности все чаще заставляло меня думать об обеде. Наконец, выбрал место, остановился, разгреб снег, достал топор и харчи, развел костер; набрав снегу в котелок, вскипятил чай, заварив кипяток веточками брусники. Поел, обстоятельно пережевывая галеты с сухой колбасой и кусковым сахаром, прихлебывая душистый чай из зеленой эмалированной кружки, постукивая о промёрзшую землю, замерзающими в резиновых сапогах, пятками.
Носки в сапогах, отогревшись у костра, стали подмокать. Поэтому, подрагивая от подступающего холода, не стал засиживаться у костра и пошел дальше. На гребне, обдутом постоянными ветрами, со скальными останцами, среди зарослей багульника, Рика вдруг заметалась и унеслась куда - то под гору, скачками.
Чуть пройдя в этом направлении, увидел следы только что пробежавшего галопом сохатого. Сердце всколыхнулось и успокоилось, увидел возвращающуюся Рику - к сохатому она не питала ни вражды, ни даже любопытства. Так, не солоно хлебавши, в сумерках, мы возвратились в гостеприимный дом, бестолково помотавшись по широкой пойме, в надежде на случайную встречу с соболем.
...Назавтра, картина повторилась. Хотя, я видел сохатого и даже стрелял по нему. Но видимо от неуверенности в себе, уже заранее настроившись на пустую ходьбу, плохо целился, и сохатый ушел...
Произошло это вновь на вершине ближнего на сей раз склона, безымянного ключа. С большим трудом взобрался почти до границы растительности. Рика на время куда - то исчезала, и осталось мне дойти совсем немного до намеченной вершины, ну может метров пятьдесят.
Вдруг, за спиной услышал непонятный шум и, оглянувшись, присел от неожиданности в снег. Перпендикулярно моему ходу, как в тире, откуда - то справа появилась фигура разбрасывающего ноги в быстром беге здоровенного сохатого, за которым чуть в отдалении следовала немного испуганная Рика.
До сохатого было метров восемьдесят, но я находился выше него, а он бежал по дуге, по краю площадки, обрывающейся крутым спуском. Поэтому я долго высчитывал упреждение и в следствии этого, стрелял торопливо и на авось. Сохатый, не обращая внимания на громовые выстрелы, постукивая камнями осыпи под снегом, бежал, нельзя сказать, что быстро, а как - то нескладно, выкидывая копыта далеко вперёд и ворочая тяжелым туловищем.
Рика подумала, наверное, что выстрелы - это команда, по которой надо подходить к хозяину и не сожалея ни о чем, прибежала ко мне, маленькая и потешно встревоженная...
Мне оставалось только ругать себя и разводить руками.
Добавлю в завершение, что еще утром, Рика лаяла на волков, которые, видимо тоже заспались, потеряли бдительность, а может быть хотели поймать и скушать зазевавшуюся Рику.
Я прошел по их следу и установил, что волков два, и что они в этом ключе ходили уже несколько дней.
К вечеру мороз усилился, и я решил ввиду безнадежности этих походов вернуться домой, на Курумкан и заняться делами...
...Утром, когда я выходил из домика на Белых озерах, луна светила в полную силу, и стоял мороз-трескун, под пятьдесят градусов.
Покряхтывая и охая от яростного мороза, я шагал плотно прижимая каменную резину каблуков к дороге, ругая шутливо и мороз, и ленивицу Рику, и вообще весь собачий род.
Вскоре, по следам у обочины и по настороженному поведению Рики, понял, что незадолго до меня по дороге шли волки, по временам делая мочевые метки на выступающих предметах и для чего - то разгребая снег под соснами, до земли. Это были их владения, и они совсем меня не боялись, а при случае, могли бы меня съесть с большим аппетитом!
...На солнцевосходе, мороз достиг наивысшей точки и у меня прихватило нос и правую щеку. Хорошо еще успел оттереть и поморозил только верхние слои кожи...
Солнце всходило красиво и медленно: из - за высоких безлесных каменистых гребней хребта, прорывалось голубыми полосами сквозь морозный туман и там, где дорогу им преграждали вершины, голубой цвет, менялся на белёсо - голубой.
Справа, в сером небе, еще не ушел за горы бледный диск луны, а над долиной Муякана стлался туман-пар, - видимо где-то здесь, из земли били горячие ключи.
Солнце, наконец, поднялось выше и золотом высветило и снег, и сосны, и наледи прикрытые узорчатым покровом измороси…
На сейсмостанцию пришёл голодный и усталый, но хорошо ещё что не замёрз до смерти – в такие дни вполне можно так и не вернуться из тайги…
1980 - е годы. Ленинград. 2023 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
...Проснулся часа в три ночи, посмотрел на часы, поворочался с боку на бок, подремал до четырёх и не торопясь поднялся. Принес дров, плеснув солярки, растопил печь, поставил греться суп и чай и стал собираться в дорогу. Взял кружку, ложку, котелок обернутый куском полиэтилена; сложил продукты: сахар кусковой, колбасы килограмм, жиру полкило, мешочек галет, две банки тушенки, рису килограмм, подумал, подумал и не взял соль, так как соль есть во всех строениях по пути, а вес в рюкзаке приходится считать на граммы.
Взял бинокль, патронташ, топор, нож. Продукты и снаряжение уложил в мешок, привязал к поняге, позавтракал, вспоминая, ничего не забыл ли, и отправился. Выйдя из дому в половину шестого, напоследок закрыл у печи поддувало, оставив догорать дрова, разбудил Нестера, наказав чтобы он следил за печью.
Собаки, посаженные мною на цепь дня за 2 до похода, увидев меня в охотничьем снаряжении, радостно заскулили. Отпустил их с цепи, стал оглаживать прыгающих и веселящихся питомцев. Наконец, караван тронулся: впереди бежали собаки, заметно сзади шел я, поскрипывая ремнями поняги и похрустывая снегом под заледеневшими вмиг, каблуками резиновых сапог.
Стоял тридцатиградусный мороз, и с ясного неба светила луна - полная, как старинная монета. Там же, хрустальным бисером подмигивали мириады звезд.
Над Курумканским источником, высокими клубами поднимался пар, напоминая картины весенних туманов.
В темноте, далеко расстилались волнистой пеленой белые вершины хребта, сливаясь с предрассветными тучками, тянущимися полосой в сторону восхода солнца.
Пройдя по дороге километра три, я свернул в лес, собаки, оживившись забегали взад и вперед, отыскивая в темноте невидимые для меня следы и устраивая погоню за кабаржками, которых в этом году было много повсюду.
В этой суматохе как - то незаметно пропал Соболь, и я его больше не видел за все время, проведенное в лесу. Свистеть я поначалу не стал, мотивируя тем, что собака должна находить хозяина сама, иначе ее можно списывать с самого начала в дворовые псы, а позже мне стало не до Соболя.
Рика вдруг насторожилась, подобралась и, высоко взлетая над землей, делая смотровые прыжки, кинулась в придорожный кустарник на склоне высокой горы. Пройдя за ней, я увидел, что Рика подняла соболя и я, втайне надеясь услышать собачий радостный лай вот сейчас, через минуту - другую, тронулся следом!
Но проходила минута, другая, прошло ещё десять минут, а лая все не было...
А вот и Рика появилась - она сбилась со следа. Наставив ее на след, вновь иду, цепляясь за кусты и скользя на склоне, вновь надеясь. Но Рика опять "скололась" и снова выправляя след разобрал строчки заячьих и собольих тропок и вновь иду, хотя надежда чуть теплится - остается уже только мое упрямство.
Решил пока не устану лезть по крутому склону: заросли сменились скоплением камней, на которых того и гляди подвернешь ногу или ударишься головой о торчащие острые гранитные кромки.
Соболю, конечно это нипочем, но я, пока выбрался на вершину, вспотел на три раза, проклинал и соболя и бестолковую Рику, но не унимался и упрямо тянулся по следу. Прошел час, два, три, а соболь, не спеша, впереди меня, может быть опережая на час моего ходу, петлял, осматриваясь и пробовал, правда неудачно, подобраться к рябчикам в лунках.
Потом перешёл с южного склона на северный и обратно.
По следам я определил, что соболь, в очередной раз переходя с югов в сивера, видимо, увидел меня и собаку и посмеявшись, налюбовавшись на то, как я тащился по его следу уткнувшись в землю и подгоняя лениво идущую впереди Рику, пустился не спеша, с горы.
А мы, выйдя к этому месту, примерно часа через два, тоже пустились по чаще вниз, оставив надежды добыть сегодня хитрого соболя.
Пока ходили по горам, я видел следы нескольких изюбрей, вспугнул пару выводков рябчиков и пообещал себе прийти сюда в белом халате, в соответствующую погоду.
Когда мы вышли к месту начала погони, на часах было два часа дня. Соболь неторопливо пересек последнюю ложбинку и ушел в пологие горки, на берег Муякана.
Возникло малодушное стремление вернуться на станцию, а ходу до нее два с половиной часа. Но я его подавил и пошел в обратную сторону, в сторону сейсмостанции "Озёрная".
Рика, удивившись такому решению, долго не хотела верить в происходящее, всем своим видом показывая мне, что дескать ты хозяин маленько заблудился, наш дом в другой стороне! И доказывая это, сидела на дороге позади меня и поворачивала голову в сторону сейсмостанции, уверяла меня в ошибке.
Её настойчивость была смешна и наивна и бормоча под нос: "Нет, Рика, я не заблудился, и все идет по плану",- мы зашагали на Белые озера.
На Собольем ключе попил чаю в зимовье в компании двух охотников, думающих здесь провести неделю. Передохнул немного, болтая с ними о погоде и охоте. Было пол пятого, и я решил дойти до Белых сегодня же, попрощался и затопал в темноту по наезженной дороге.
На пилораме встретил двух человек с собаками, поболтал и с ними.
Выяснилось, что один из них охотник со стажем, охотился в этих местах еще лет пять назад и жил тогда на Муе. Второй был милиционер из Северомуйска: крепкий, светловолосый, в форменной шапке с опущенными ушами. Они жаловались, что встретили - таки "парной" след, как выразился старик, но собаки тащились рядом, вовсе не думая зажигаться энтузиазмом, несмотря на подбадривания и ругань хозяев.
В разговоре нашли общих знакомых, поругали каждый своих собак и довольные встречей, расстались. Они стали готовиться к ночлегу в щелястом домишке с дымящей печкой, а я пошагал дальше.
Взошла луна, идти стало веселее, да и разговоры дали пищу для размышлений, а когда не думаешь о дороге, она сама стелется под ноги.
Мороз крепчал, потрескивали деревья, кругом тихо - тихо, и четко видны границы угрюмых гор, заледеневших в величавом молчании...
Небо черное, с крапинками мигающих звезд и блином желтой луны, освещающей студеный покой ночи.
На сейсмостанции "Озерная" был в девять часов вечера, но её обитатели ещё не спали. Люда и Володя играли в карты, а Сашка лежал в постели, додумывая думы дня. Было тепло, уютно и чисто. Поужинав, я устроился на гостевом диване и расслабился...
Разговорившись, уснули только в первом часу.
Наутро проснулся поздно, в семь часов, торопясь, но тихо, стараясь не шуметь, оделся, попил чаю, сидя у еще теплой с вечера печи, похрустел сахаром рафинадом, стесняясь этого неприятного звука и вышел осторожно, прикрыв входную дверь.
В сенях выложил из мешка лишние продукты: тушенку и рис, жир и пачку патронов, надел на плечи понягу, слушая, как Рика бьется снаружи и визжит жалобно, стараясь пробиться в сени к хозяину; открыл тонкую, дощатую дверь, и морозный снег захрустел под ногами.
Мы пошли в поход в соседний ключ с перемерзшей до дна водой в основном русле.
Но в долину мы не пошли, а пройдя еще километр - полтора по дороге, свернули направо и стали взбираться на крутую гривку, поросшую мелким частым сосняком.
Попадались следы кабарги, соболя и белки.
Наконец, Рика замедлила ход, стала вертеться на месте и, подняв голову, внимательно осматривать и прослушивать вершины молодых сосен. Я сразу увидел белку, которая затаилась, надеясь на невнимание непрошенных посетителей; а когда она поняла, что ее увидели, поторопилась заскочить ближе к вершине, мелькая белым брюшком.
Рика залилась истерическим звонким лаем. Я снял и бросил рукавицы на снег, прицелился, прикрыв туловище белки стволом, стараясь не повредить шкурку, и выстрелил.
Зарядом, ударившим кучно, снесло несколько веточек, которые легко упали на снег, а белка забилась в вершинке, тело ее, свесившись через сук, подергалось и затихло. Рика, недоумевая, понюхала срубленные ветки, побегала вокруг дерева и уставилась на меня в немом вопросе.
Я долго разглядывал все и так, и этак, и в бинокль, и без и, не решаясь тратить еще один патрон на зверька, достал топор, срубил сосенку и в сломанных ветках под стволом легко отыскал пушистую белку. Меня не мучила совесть, потому что эти заросли рано или поздно надо будет проредить, да и неизвестно, сколько выстрелов понадобилось бы затратить, чтобы сбить белку на землю...
Продев передние беличьи лапки в петельку, подвешенную к поняге, не торопясь, пошел дальше. Вскоре, встретил следы соболя, крупные и четко отпечатавшиеся, видно, "котишка" бежал, и недавно совсем - им было от силы несколько часов.
Рика привычно пошла по следу метров двести и, привычно убедившись в недосягаемости их обладателя, вернулась и стала таскаться поблизости, то и дело ложась в снег и вылизывая лапы от надоедливых, намёрзших между пальцами, ледышек.
К часу дня, я, не то чтобы умотался, а, скорее, сознание бесперспективности все чаще заставляло меня думать об обеде. Наконец, выбрал место, остановился, разгреб снег, достал топор и харчи, развел костер; набрав снегу в котелок, вскипятил чай, заварив кипяток веточками брусники. Поел, обстоятельно пережевывая галеты с сухой колбасой и кусковым сахаром, прихлебывая душистый чай из зеленой эмалированной кружки, постукивая о промёрзшую землю, замерзающими в резиновых сапогах, пятками.
Носки в сапогах, отогревшись у костра, стали подмокать. Поэтому, подрагивая от подступающего холода, не стал засиживаться у костра и пошел дальше. На гребне, обдутом постоянными ветрами, со скальными останцами, среди зарослей багульника, Рика вдруг заметалась и унеслась куда - то под гору, скачками.
Чуть пройдя в этом направлении, увидел следы только что пробежавшего галопом сохатого. Сердце всколыхнулось и успокоилось, увидел возвращающуюся Рику - к сохатому она не питала ни вражды, ни даже любопытства. Так, не солоно хлебавши, в сумерках, мы возвратились в гостеприимный дом, бестолково помотавшись по широкой пойме, в надежде на случайную встречу с соболем.
...Назавтра, картина повторилась. Хотя, я видел сохатого и даже стрелял по нему. Но видимо от неуверенности в себе, уже заранее настроившись на пустую ходьбу, плохо целился, и сохатый ушел...
Произошло это вновь на вершине ближнего на сей раз склона, безымянного ключа. С большим трудом взобрался почти до границы растительности. Рика на время куда - то исчезала, и осталось мне дойти совсем немного до намеченной вершины, ну может метров пятьдесят.
Вдруг, за спиной услышал непонятный шум и, оглянувшись, присел от неожиданности в снег. Перпендикулярно моему ходу, как в тире, откуда - то справа появилась фигура разбрасывающего ноги в быстром беге здоровенного сохатого, за которым чуть в отдалении следовала немного испуганная Рика.
До сохатого было метров восемьдесят, но я находился выше него, а он бежал по дуге, по краю площадки, обрывающейся крутым спуском. Поэтому я долго высчитывал упреждение и в следствии этого, стрелял торопливо и на авось. Сохатый, не обращая внимания на громовые выстрелы, постукивая камнями осыпи под снегом, бежал, нельзя сказать, что быстро, а как - то нескладно, выкидывая копыта далеко вперёд и ворочая тяжелым туловищем.
Рика подумала, наверное, что выстрелы - это команда, по которой надо подходить к хозяину и не сожалея ни о чем, прибежала ко мне, маленькая и потешно встревоженная...
Мне оставалось только ругать себя и разводить руками.
Добавлю в завершение, что еще утром, Рика лаяла на волков, которые, видимо тоже заспались, потеряли бдительность, а может быть хотели поймать и скушать зазевавшуюся Рику.
Я прошел по их следу и установил, что волков два, и что они в этом ключе ходили уже несколько дней.
К вечеру мороз усилился, и я решил ввиду безнадежности этих походов вернуться домой, на Курумкан и заняться делами...
...Утром, когда я выходил из домика на Белых озерах, луна светила в полную силу, и стоял мороз-трескун, под пятьдесят градусов.
Покряхтывая и охая от яростного мороза, я шагал плотно прижимая каменную резину каблуков к дороге, ругая шутливо и мороз, и ленивицу Рику, и вообще весь собачий род.
Вскоре, по следам у обочины и по настороженному поведению Рики, понял, что незадолго до меня по дороге шли волки, по временам делая мочевые метки на выступающих предметах и для чего - то разгребая снег под соснами, до земли. Это были их владения, и они совсем меня не боялись, а при случае, могли бы меня съесть с большим аппетитом!
...На солнцевосходе, мороз достиг наивысшей точки и у меня прихватило нос и правую щеку. Хорошо еще успел оттереть и поморозил только верхние слои кожи...
Солнце всходило красиво и медленно: из - за высоких безлесных каменистых гребней хребта, прорывалось голубыми полосами сквозь морозный туман и там, где дорогу им преграждали вершины, голубой цвет, менялся на белёсо - голубой.
Справа, в сером небе, еще не ушел за горы бледный диск луны, а над долиной Муякана стлался туман-пар, - видимо где-то здесь, из земли били горячие ключи.
Солнце, наконец, поднялось выше и золотом высветило и снег, и сосны, и наледи прикрытые узорчатым покровом измороси…
На сейсмостанцию пришёл голодный и усталый, но хорошо ещё что не замёрз до смерти – в такие дни вполне можно так и не вернуться из тайги…
1980 - е годы. Ленинград. 2023 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
...Проснулся часа в три ночи, посмотрел на часы, поворочался с боку на бок, подремал до четырёх и не торопясь поднялся. Принес дров, плеснув солярки, растопил печь, поставил греться суп и чай и стал собираться в дорогу. Взял кружку, ложку, котелок обернутый куском полиэтилена; сложил продукты: сахар кусковой, колбасы килограмм, жиру полкило, мешочек галет, две банки тушенки, рису килограмм, подумал, подумал и не взял соль, так как соль есть во всех строениях по пути, а вес в рюкзаке приходится считать на граммы.
Взял бинокль, патронташ, топор, нож. Продукты и снаряжение уложил в мешок, привязал к поняге, позавтракал, вспоминая, ничего не забыл ли, и отправился. Выйдя из дому в половину шестого, напоследок закрыл у печи поддувало, оставив догорать дрова, разбудил Нестера, наказав чтобы он следил за печью.
Собаки, посаженные мною на цепь дня за 2 до похода, увидев меня в охотничьем снаряжении, радостно заскулили. Отпустил их с цепи, стал оглаживать прыгающих и веселящихся питомцев. Наконец, караван тронулся: впереди бежали собаки, заметно сзади шел я, поскрипывая ремнями поняги и похрустывая снегом под заледеневшими вмиг, каблуками резиновых сапог.
Стоял тридцатиградусный мороз, и с ясного неба светила луна - полная, как старинная монета. Там же, хрустальным бисером подмигивали мириады звезд.
Над Курумканским источником, высокими клубами поднимался пар, напоминая картины весенних туманов.
В темноте, далеко расстилались волнистой пеленой белые вершины хребта, сливаясь с предрассветными тучками, тянущимися полосой в сторону восхода солнца.
Пройдя по дороге километра три, я свернул в лес, собаки, оживившись забегали взад и вперед, отыскивая в темноте невидимые для меня следы и устраивая погоню за кабаржками, которых в этом году было много повсюду.
В этой суматохе как - то незаметно пропал Соболь, и я его больше не видел за все время, проведенное в лесу. Свистеть я поначалу не стал, мотивируя тем, что собака должна находить хозяина сама, иначе ее можно списывать с самого начала в дворовые псы, а позже мне стало не до Соболя.
Рика вдруг насторожилась, подобралась и, высоко взлетая над землей, делая смотровые прыжки, кинулась в придорожный кустарник на склоне высокой горы. Пройдя за ней, я увидел, что Рика подняла соболя и я, втайне надеясь услышать собачий радостный лай вот сейчас, через минуту - другую, тронулся следом!
Но проходила минута, другая, прошло ещё десять минут, а лая все не было...
А вот и Рика появилась - она сбилась со следа. Наставив ее на след, вновь иду, цепляясь за кусты и скользя на склоне, вновь надеясь. Но Рика опять "скололась" и снова выправляя след разобрал строчки заячьих и собольих тропок и вновь иду, хотя надежда чуть теплится - остается уже только мое упрямство.
Решил пока не устану лезть по крутому склону: заросли сменились скоплением камней, на которых того и гляди подвернешь ногу или ударишься головой о торчащие острые гранитные кромки.
Соболю, конечно это нипочем, но я, пока выбрался на вершину, вспотел на три раза, проклинал и соболя и бестолковую Рику, но не унимался и упрямо тянулся по следу. Прошел час, два, три, а соболь, не спеша, впереди меня, может быть опережая на час моего ходу, петлял, осматриваясь и пробовал, правда неудачно, подобраться к рябчикам в лунках.
Потом перешёл с южного склона на северный и обратно.
По следам я определил, что соболь, в очередной раз переходя с югов в сивера, видимо, увидел меня и собаку и посмеявшись, налюбовавшись на то, как я тащился по его следу уткнувшись в землю и подгоняя лениво идущую впереди Рику, пустился не спеша, с горы.
А мы, выйдя к этому месту, примерно часа через два, тоже пустились по чаще вниз, оставив надежды добыть сегодня хитрого соболя.
Пока ходили по горам, я видел следы нескольких изюбрей, вспугнул пару выводков рябчиков и пообещал себе прийти сюда в белом халате, в соответствующую погоду.
Когда мы вышли к месту начала погони, на часах было два часа дня. Соболь неторопливо пересек последнюю ложбинку и ушел в пологие горки, на берег Муякана.
Возникло малодушное стремление вернуться на станцию, а ходу до нее два с половиной часа. Но я его подавил и пошел в обратную сторону, в сторону сейсмостанции "Озёрная".
Рика, удивившись такому решению, долго не хотела верить в происходящее, всем своим видом показывая мне, что дескать ты хозяин маленько заблудился, наш дом в другой стороне! И доказывая это, сидела на дороге позади меня и поворачивала голову в сторону сейсмостанции, уверяла меня в ошибке.
Её настойчивость была смешна и наивна и бормоча под нос: "Нет, Рика, я не заблудился, и все идет по плану",- мы зашагали на Белые озера.
На Собольем ключе попил чаю в зимовье в компании двух охотников, думающих здесь провести неделю. Передохнул немного, болтая с ними о погоде и охоте. Было пол пятого, и я решил дойти до Белых сегодня же, попрощался и затопал в темноту по наезженной дороге.
На пилораме встретил двух человек с собаками, поболтал и с ними.
Выяснилось, что один из них охотник со стажем, охотился в этих местах еще лет пять назад и жил тогда на Муе. Второй был милиционер из Северомуйска: крепкий, светловолосый, в форменной шапке с опущенными ушами. Они жаловались, что встретили - таки "парной" след, как выразился старик, но собаки тащились рядом, вовсе не думая зажигаться энтузиазмом, несмотря на подбадривания и ругань хозяев.
В разговоре нашли общих знакомых, поругали каждый своих собак и довольные встречей, расстались. Они стали готовиться к ночлегу в щелястом домишке с дымящей печкой, а я пошагал дальше.
Взошла луна, идти стало веселее, да и разговоры дали пищу для размышлений, а когда не думаешь о дороге, она сама стелется под ноги.
Мороз крепчал, потрескивали деревья, кругом тихо - тихо, и четко видны границы угрюмых гор, заледеневших в величавом молчании...
Небо черное, с крапинками мигающих звезд и блином желтой луны, освещающей студеный покой ночи.
На сейсмостанции "Озерная" был в девять часов вечера, но её обитатели ещё не спали. Люда и Володя играли в карты, а Сашка лежал в постели, додумывая думы дня. Было тепло, уютно и чисто. Поужинав, я устроился на гостевом диване и расслабился...
Разговорившись, уснули только в первом часу.
Наутро проснулся поздно, в семь часов, торопясь, но тихо, стараясь не шуметь, оделся, попил чаю, сидя у еще теплой с вечера печи, похрустел сахаром рафинадом, стесняясь этого неприятного звука и вышел осторожно, прикрыв входную дверь.
В сенях выложил из мешка лишние продукты: тушенку и рис, жир и пачку патронов, надел на плечи понягу, слушая, как Рика бьется снаружи и визжит жалобно, стараясь пробиться в сени к хозяину; открыл тонкую, дощатую дверь, и морозный снег захрустел под ногами.
Мы пошли в поход в соседний ключ с перемерзшей до дна водой в основном русле.
Но в долину мы не пошли, а пройдя еще километр - полтора по дороге, свернули направо и стали взбираться на крутую гривку, поросшую мелким частым сосняком.
Попадались следы кабарги, соболя и белки.
Наконец, Рика замедлила ход, стала вертеться на месте и, подняв голову, внимательно осматривать и прослушивать вершины молодых сосен. Я сразу увидел белку, которая затаилась, надеясь на невнимание непрошенных посетителей; а когда она поняла, что ее увидели, поторопилась заскочить ближе к вершине, мелькая белым брюшком.
Рика залилась истерическим звонким лаем. Я снял и бросил рукавицы на снег, прицелился, прикрыв туловище белки стволом, стараясь не повредить шкурку, и выстрелил.
Зарядом, ударившим кучно, снесло несколько веточек, которые легко упали на снег, а белка забилась в вершинке, тело ее, свесившись через сук, подергалось и затихло. Рика, недоумевая, понюхала срубленные ветки, побегала вокруг дерева и уставилась на меня в немом вопросе.
Я долго разглядывал все и так, и этак, и в бинокль, и без и, не решаясь тратить еще один патрон на зверька, достал топор, срубил сосенку и в сломанных ветках под стволом легко отыскал пушистую белку. Меня не мучила совесть, потому что эти заросли рано или поздно надо будет проредить, да и неизвестно, сколько выстрелов понадобилось бы затратить, чтобы сбить белку на землю...
Продев передние беличьи лапки в петельку, подвешенную к поняге, не торопясь, пошел дальше. Вскоре, встретил следы соболя, крупные и четко отпечатавшиеся, видно, "котишка" бежал, и недавно совсем - им было от силы несколько часов.
Рика привычно пошла по следу метров двести и, привычно убедившись в недосягаемости их обладателя, вернулась и стала таскаться поблизости, то и дело ложась в снег и вылизывая лапы от надоедливых, намёрзших между пальцами, ледышек.
К часу дня, я, не то чтобы умотался, а, скорее, сознание бесперспективности все чаще заставляло меня думать об обеде. Наконец, выбрал место, остановился, разгреб снег, достал топор и харчи, развел костер; набрав снегу в котелок, вскипятил чай, заварив кипяток веточками брусники. Поел, обстоятельно пережевывая галеты с сухой колбасой и кусковым сахаром, прихлебывая душистый чай из зеленой эмалированной кружки, постукивая о промёрзшую землю, замерзающими в резиновых сапогах, пятками.
Носки в сапогах, отогревшись у костра, стали подмокать. Поэтому, подрагивая от подступающего холода, не стал засиживаться у костра и пошел дальше. На гребне, обдутом постоянными ветрами, со скальными останцами, среди зарослей багульника, Рика вдруг заметалась и унеслась куда - то под гору, скачками.
Чуть пройдя в этом направлении, увидел следы только что пробежавшего галопом сохатого. Сердце всколыхнулось и успокоилось, увидел возвращающуюся Рику - к сохатому она не питала ни вражды, ни даже любопытства. Так, не солоно хлебавши, в сумерках, мы возвратились в гостеприимный дом, бестолково помотавшись по широкой пойме, в надежде на случайную встречу с соболем.
...Назавтра, картина повторилась. Хотя, я видел сохатого и даже стрелял по нему. Но видимо от неуверенности в себе, уже заранее настроившись на пустую ходьбу, плохо целился, и сохатый ушел...
Произошло это вновь на вершине ближнего на сей раз склона, безымянного ключа. С большим трудом взобрался почти до границы растительности. Рика на время куда - то исчезала, и осталось мне дойти совсем немного до намеченной вершины, ну может метров пятьдесят.
Вдруг, за спиной услышал непонятный шум и, оглянувшись, присел от неожиданности в снег. Перпендикулярно моему ходу, как в тире, откуда - то справа появилась фигура разбрасывающего ноги в быстром беге здоровенного сохатого, за которым чуть в отдалении следовала немного испуганная Рика.
До сохатого было метров восемьдесят, но я находился выше него, а он бежал по дуге, по краю площадки, обрывающейся крутым спуском. Поэтому я долго высчитывал упреждение и в следствии этого, стрелял торопливо и на авось. Сохатый, не обращая внимания на громовые выстрелы, постукивая камнями осыпи под снегом, бежал, нельзя сказать, что быстро, а как - то нескладно, выкидывая копыта далеко вперёд и ворочая тяжелым туловищем.
Рика подумала, наверное, что выстрелы - это команда, по которой надо подходить к хозяину и не сожалея ни о чем, прибежала ко мне, маленькая и потешно встревоженная...
Мне оставалось только ругать себя и разводить руками.
Добавлю в завершение, что еще утром, Рика лаяла на волков, которые, видимо тоже заспались, потеряли бдительность, а может быть хотели поймать и скушать зазевавшуюся Рику.
Я прошел по их следу и установил, что волков два, и что они в этом ключе ходили уже несколько дней.
К вечеру мороз усилился, и я решил ввиду безнадежности этих походов вернуться домой, на Курумкан и заняться делами...
...Утром, когда я выходил из домика на Белых озерах, луна светила в полную силу, и стоял мороз-трескун, под пятьдесят градусов.
Покряхтывая и охая от яростного мороза, я шагал плотно прижимая каменную резину каблуков к дороге, ругая шутливо и мороз, и ленивицу Рику, и вообще весь собачий род.
Вскоре, по следам у обочины и по настороженному поведению Рики, понял, что незадолго до меня по дороге шли волки, по временам делая мочевые метки на выступающих предметах и для чего - то разгребая снег под соснами, до земли. Это были их владения, и они совсем меня не боялись, а при случае, могли бы меня съесть с большим аппетитом!
...На солнцевосходе, мороз достиг наивысшей точки и у меня прихватило нос и правую щеку. Хорошо еще успел оттереть и поморозил только верхние слои кожи...
Солнце всходило красиво и медленно: из - за высоких безлесных каменистых гребней хребта, прорывалось голубыми полосами сквозь морозный туман и там, где дорогу им преграждали вершины, голубой цвет, менялся на белёсо - голубой.
Справа, в сером небе, еще не ушел за горы бледный диск луны, а над долиной Муякана стлался туман-пар, - видимо где-то здесь, из земли били горячие ключи.
Солнце, наконец, поднялось выше и золотом высветило и снег, и сосны, и наледи прикрытые узорчатым покровом измороси…
На сейсмостанцию пришёл голодный и усталый, но хорошо ещё что не замёрз до смерти – в такие дни вполне можно так и не вернуться из тайги…
1980 - е годы. Ленинград. 2023 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal