«Я заранее объявляю читателям, что мне нет никакого дела ни до личных убеждений автора [Достоевского], которые, быть может, идут вразрез с моими собственными убеждениями, ни до общего направления его деятельности, которому я, быть может, нисколько не сочувствую, ни даже до тех мыслей, которые автор старался, быть может, провести в своём произведении и которые могут казаться мне совершенно несостоятельными»
Дмитрий Писарев, из статьи «Борьба за жизнь».
Если бы современные адепты социальной инженерии удосужились ознакомиться с романом Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», хотя бы в кратком изложении, то, скорее всего, он показался бы им чёрной комедией из разряда тех, в которых горе-грабитель убивает продавца захолустного минимаркета, чтобы в итоге стащить с прилавка горсть конфет «Чупа-Чупс» и розового кролика в придачу. В наше время ни один уважающий себя студент, познавший хотя бы азы социальной инженерии, не пойдёт грабить старушку в одиночку, тем более с таким доисторическим холодным оружием как топор. Теперь студенты ходят по двое, под видом работников коммунальных служб и благотворительных организаций. Пока первый студент заговаривает старушке зубы на кухне, второй — беспрепятственно проникает в жилые помещения и хладнокровно изымает её «гробовые» накопления. И, заметьте, берёт только наличные, к футлярам с драгоценностями даже не притрагивается. Именно так в наше время, по канонам социальной инженерии, достигается идеальная чистота не только на месте преступления, но и в мятущихся душах преступников и, в конечном итоге, как это ни дико звучит, в душах самих жертв преступления. Посудите сами: студенты берут средства старушки на свои неотложные нужды, но не берут смертного греха на душу; а старушка теряет свои сбережения, но не теряет самой возможности их дальнейшего накопления и, бог даст, ещё накопит «гробовых» не меньше, а то и во много раз больше тех, что были утрачены. Вот вам образчик типичной идеальной ситуации, к которой по умолчанию стремится социальная инженерия и в которой достигает наивысшей точки социальной гармонии.
А что мы видим в романе Достоевского? Как поступает в аналогичной ситуации главный герой романа студент середины XIX-го столетия Родион Раскольников? В высшей степени алогично и даже аморально! Посреди бела дня убивает старушку-процентщицу, затем убивает её слабоумную младшую сестру; с головы до ног вымазывается в крови, рассовывает по карманам вместо денег какие-то громоздкие футляры; проделывает всё это с незапертой входной дверью и только чудом не попадает в руки клиентов своей жертвы, поднимающихся по лестнице. Как, должно быть, жалко и смешно он выглядел в тот момент! Над нелепым преступлением Раскольникова смеялись ещё во времена Достоевского, смеются теперь и будут смеяться в будущем. «Барин с топором!» — смеются каторжники в эпилоге романа. Да и сам главный герой горько усмехается, когда осознаёт, что над ним будут смеяться всю оставшуюся жизнь, везде, где бы он ни находился, и воспринимает этот смех как дополнительное наказание, гораздо более позорное и мучительное, чем сама каторга.
Казалось бы, идея Родиона Раскольникова о перераспределении средств между слоями общества во имя всеобщего блага не противоречит основной концепции социальной инженерии, но при этом возникает неудобный вопрос: «Имеет ли право пусть даже неординарная личность на подобный бесчеловечный «социальный эксперимент»? Родион Раскольников фанатично убеждён, что имеет. Он переставляет местами причину и следствие в логическом утверждении: «Если некая личность совершает ужасный поступок во имя всеобщего блага, то такая личность заведомо должна быть неординарной и достойной славы». По Раскольникову оно звучит так: «Чтобы выяснить являешься ли ты неординарной личностью, достойной славы, нужно совершить ужасный поступок во имя всеобщего блага». При этом под всеобщим благом он подразумевает в первую очередь своё собственное материальное благо, которое якобы даст ему возможность явить миру свою выдающуюся личность и обрести славу. Следуя своей теории, он решается на кровавое преступление, парадоксально руководствуясь благими намерениями, которыми, как известно, вымощена дорога в ад, и чем ужаснее окажется это преступление в реальности, тем ярче, по его представлениям, будет доказательство неординарности его личности.
Но есть ли в теории Раскольникова хотя бы малая толика социальной инженерии?
Разумеется нет, так как социальная инженерия стремится к истинному благу, а не к ложному. Социальная инженерия не признаёт подобных героических теорий: её адепты, в отличие от Родиона Раскольникова, вполне адекватные и даже прагматичные люди — скромные труженики «во имя» и «на благо» самих себя. Тем не менее, социальный эксперимент Родиона Раскольникова, с точки зрения социальной инженерии, потерпел фиаско отнюдь не из-за пристрастия экспериментатора к героическим теориям, а по причине так называемой ложной обывательской морали, с детства омрачавшей его сознание подобно вялотекущей психической болезни. Именно эта детская болезнь человечества и привела нашего героя в кабинет следователя с нелепым признанием в содеянном. Весьма характерно, что в конце романа, после обострения той же хронической болезни, погибает вполне здравомыслящий, даже по меркам социальной инженерии, человек — г-н Свидригайлов — антипод и двойник Раскольникова, необъяснимо оставив значительную денежную сумму подруге Раскольникова — набожной проститутке Соне Мармеладовой. А ведь всё могло сложиться как нельзя лучше: на каторгу вместо Родиона Раскольникова отправился бы молодой мужик-раскольник, мечтавший хотя бы за что-нибудь «пострадать»; благополучно разрешились бы финансовые затруднения нашего героя и его семьи; да и следователь Порфирий Петрович, признав очевидное, перестал бы донимать его своими допросами.
И всё бы ничего, но пройдёт всего тринадцать лет после выхода в свет романа Достоевского «Преступление и наказание», и сам Император-самодержец Александр II, петляя словно заяц, будет бегать вдоль Зимнего Дворца, уклоняясь от пуль студента Раскольникова версии 2.0 — такого же недоучившегося студента Соловьёва; и никому в России это действо не покажется смешным, поскольку будет воспринято подданными как знамение, предвещающее крах Российской Империи.
11.11.2021