Мне кажется, устройство девочек я знал всегда. Мне до сих пор не понятно, что у них в голове и для чего, но как слеплены — видел с самого раннего детства. В общем-то одни из самых первых воспоминаний связаны именно с этим. Примерно с двухлетнего возраста.
Моим учителем женской анатомии была соседская девчонка, которая была старше на два года. Стоило выйти на улицу, как проказница хватала меня за руку и тащила за сараи, где с упоением рассказывала, что ей удалось подсмотреть из взрослой жизни матери, показывая всё на себе.
Я не особо слушал эти откровения, а подробности её анатомии меня не интересовали совсем. Скажу даже больше, глядя на её девчачьи прелести, я был уверен, что она недоделанная и скоро умрёт, так как считал, что без нормальной пиписьки жить невозможно.
Потом были и другие подружки, которые стремились со мной уединиться, засунуть руки мне в трусы и от меня требовали того же. Думаю, причина в том, что девочки более любопытны и больше склонны копировать чужое поведение.
Последнюю мою "соблазнительницу" звали Виолетта. Она, как и я, ходила в первый класс, но в другую школу. Кстати, с ней и её мужем у меня прекрасные приятельские отношения до сих пор. Мы никогда не говорим об этих аспектах нашего общего детства, но стоит нам посмотреть друг другу в глаза, как становится понятным, что мы ничего не забыли. И тогда окружающие с недоумением смотрят на нас, смеющихся без всякой видимой причины.
С возрастом у девочек появляется чувство стыда, и такие вещи становятся неприличными. Но иногда желание сильнее любых приличий, а по отношению к гораздо младшим себя, стыд не распространяется вообще.
Лене было 14, а мне - 10, и у меня был уже штаб — шалаш в кустах за остановкой. Несколько дней подряд Ленка уговаривала меня познакомить её с бытом разведчика, и я сдался.
Деревянный автомат и рогатки оставили её абсолютно равнодушной, а вот сам шалаш она похвалила, забралась внутрь, сняла трусы, легла на импровизированное ложе из веток ели и заявила, что она теперь моя пленница, и я могу с ней делать, что угодно, после чего раздвинула ноги.
Я ненадолго задумался, чего же мне хочется с ней делать, но и этого времени хватило для того, чтобы охреневшее от такой наглости семейство муравьёв, жившее под ней, двинулось в атаку.
Схватив панталончики, Ленусик убежала. На следующий день я помогал ей искать труселя, которые она потеряла. Нашли на другом конце деревни, где обитала дворняга. Сдаваться мне в плен ей больше не хотелось. Я как-то поинтересовался, что обычно делают с пленными девчонками.
— Какой же всё-таки ты ещё маленький!
Я же пришёл к выводу, что с пленными девочками я бы не отказался покушать конфет, особенно шоколадных! Никаких других желаний мне в голову в то время не приходило.
Они начали приходить в 16. Я был влюблён уже пару лет в свою одноклассницу. Мы встречались. Поцелуи и обнимашки, объяснения в любви. Дальше дело не заходило. Она просто мне не давала. Под любыми предлогами. Однажды я узнал, что у неё есть любовник. Я их выследил...
Мы встретились только через 25 лет, и она призналась, что любила меня до безумия. Выпила однажды с подругами перед дискотекой, и их потянуло на подвиги. По дороге встретились с Алексеем, у которого была бутылка ликёра. В тот вечер он переспал со всеми троими, а потом под угрозой всё рассказать мне, пользовался их услугами, когда приспичит.
— Ты же такой правильный, ты бы меня не простил, если бы я тебе всё рассказала!
Она плакала, становилась на колени, прося её простить, тащила в квартиру, клялась в любви и проклинала. А равнодушно смотрел на неё и размышлял над тем, как мог тогда влюбиться в эту растолстевшую тётку с обвисшими сиськами.
Но это я забежал намного вперёд, а тогда наступило горькое лето. Взрослые приятели однажды пригласили меня на пикник с рыбалкой и ловлей раков. Собственно говоря, меня и пригласили из-за того, что я считался главным специалистов по ракам, и у меня были раколовки.
В субботу на двух Москвичах и Эмке с коляской отправились на речку. К вечеру и мужики, и большинство девок перепились так, что раков я ловил один. Сначала. А потом, когда все остальные окончательно отключились, ко мне пристала тёпленькая подруга владельца мотоцикла. Она потребовала, чтобы я показал ей место на речке, где можно искупаться. Отпускать её одну я не решился и нехотя повёл к пляжу.
Она медленно раздевалась, то и дело замирая в таких соблазнительных позах, что готов был взорваться как Везувий.
Мне хотелось стать водой, чтобы стекать по её груди и ягодицам, стать ветров, чтобы ласкать её волосы и нежно касаться губ, стать ночным туманом, чтобы затянуть её в свои объятия.
Вышедшая из воды богиня подошла ко мне и шепнула на ухо, чтобы я её согрел.
Неоднократно ловил себя на мысли, что своих женщин сравниваю с ней, хотя не запомнил её имени. А может и не знал его никогда. Но до сих пор помню земляничную помаду у на её губах, и когда в конце зимы сходит загар с моего тела, если присмотреться, то на спине можно различить едва уловимые следы когтей этой ведьмы.