Этот год можно назвать годом переломным, во всех отношениях. «Цветут» кооперативы, всем ясно, что скоро сменится власть, чай, сахар, водка и кое-что еще по талонам, а "тюремщикам" ( тюремным работникам) талоны не дают.
У Горхолла огромный митинг. Интердвижение сцепилось с Народным фронтом. Уважаемый мною Эдуард Тин взял микрофон и попытался примирить стороны. Эдик говорил, что мы столько лет прожили рядом, что все вопросы можем решить мирно, не теряя уважения друг к другу. Надо просто сесть рядом, вместе попить чаю, и спокойно поговорить. Предложение Эдика не прошло. Толпа орала ему прямо в лицо: «Какой на хрен чай?! Вы нам талонов не даете на чай».
Время было тяжелое. Тут невольно вспоминаешь самое страшное китайское проклятие «Чтоб тебе жить в эпоху перемен». Да, это была та самая эпоха, и надо было переживать ее.
В это время я сидел на «Батарее», имел приговор, и ждал решения Госсуда по моей аппеляции. Поскольку мое следствие давно закончилось, то у меня появилась возможность иногда звонить по телефону. В то время погранслужбу Эстонии (не погранвойска КГБ, а именно погранслужбу Эстонии) возглавлял Андрус Эвель. Боевой и специальной подготовкой в его ведомстве руководил мужик, который до моего ареста пару лет пробегал в одном из моих спортзалов. Они пришли ко мне «в гости» на «Батарею» и я положил перед ними на стол папку толщиной в 5 или 6 см. В этой папке были чертежи, и подробные деталировки моей рацушки. Точнее там было две рацушки. Главная из них называлась «Городок обучения рукопашному бою». Это был квадрат со стороной 25 метров, где была куча обучающих и закаляющих приспособлений. Вторая рацушка была 15 Х 15 Тоже квадрат. Называлась она «Городок общефизической подготовки». Ценность этого городка состояла в том, что он имел замкнутую систему, и противоположные «стенки» городка дублировали друг друга. Передвигаясь по периметру городка, солдатик проходил за два часа полный курс упражнений. Там были и штанги, и скамейки, и много чего другого. Особенность городка заключалась еще и в том, что он был «дуракоустойчив». Там было невозможно что-то сломать или стащить. Про эти городки я уже писал. Это с ними я ездил в гости к московским пограничникам. Если я правильно помню, то вроде до пограничников Эвель был первым лицом в Кайтселите. Этого мужика уважала вся Эстония и слово его весило очень не мало.
Вообщем начались мои поездки. У ворот тюрьмы меня встречал и забирал конвой пограничников, и я ехал в Пирита, где решили строить мои городки. Я осуществлял шеф-надзор. Это на бумаге. Фактически я делал любую работу, и лез во все. Первая моя работа заключалась в разметке территории, и я лазил под дождем с теодолитом. А что поделаешь? Если инженер – то инженер. Тюремные работники смотрели на меня как на какое-то редкое и необычное животное. Очень трудно было представить, что у зека может быть голова и инициатива. А у меня впереди был «червонец», и я хотел быть занятым каждую секунду. Так время не шло, а летело. Поехали мы с погранцами за трубами, не куда-нибудь , а в огромнейшую часть ПВО, которая находилась на Пярнуском шоссе, слева на выезде из города. Ну вот, часть была фактически расформирована. Оставалась куча имущества, человек пять-шесть офицеров, и два десятка перманентно пьяных узкоглазых бойцов.
Бойцы офицеров не слушались. Офицеры их откровенно боялись. Между теми и другими шло активное соревнование. Кто больше украдет, продаст и пропьет. В ту поездку я привез ящик «малошумящих усилителей» и огромное количество электрического оборкдоания разных видов и антенного кабелей, и ведро микросхем. Все это обошлось мне в четыре бутылки водки. В гарнизончике как раз была автолавка, которая приезжала туда раз в неделю. Что такое малошумящие усилители? Это устройства, которые принимают спутниковый сигнал, и всячески усиливают его, и убирают все помехи. Эти усилители я почти подарил своему приятелю. Из этого волшебного ящика возникла фирма LEVI. Один усилитель обеспечивал прием сигнала и качественный показ телепрограмм в 5-6-ти девятиэтажках. Все-таки военная техника, а не что-нибудь. А кабеля и микросхемы я просто привез на «Батарею». Там шел очередной ремонт. Рабочих рук туча, немного инструмента и ноль материалов. Электропроводка на «Батарее» горела всегда. Мой подгон оказался очень вовремя. В то время все расчеты шли в советских рублях. Мой подарок тянул на пятизначную сумму. Директором тюрьмы в то время был исключительно порядочный человек. Я сужу не по тому, что слышал, а потому, что видел. Звали его Валерий Дмитриевич Речкин. Его обеспокоил такой подарок, он вызвал меня к себе и потребовал объяснений. Я рассказал все, как было, кроме водки, мол воинская часть уходит, все имущество списано и т.д. Валерий Дмитриевич решил таким образом: я должен съездить в гарнизон еще раз, с тюремным конвоем. Начальнику конвоя, капитану Мелишеня дали с собой письмо, в котором руководство тюрьмы просило руководство воинской части помочь с ремонтом, и предоставить то, что фактически уже было представлено. В это время на «Батарее» полностью перестраивали шестое отделение. Там делали тюремный режим. Кровати хотели ставить из широких металлических полос. Я попросил Валерия Дмитриевича на всякий случай отправить со мной грузовик. На вопрос «зачем», я ответил, что не знаю, но чувствую, что потребуется. Угадал. Потребовалось. Привез полный грузовик разборных солдатских кроватей с пружинными сетками, инструментом, шанцевый инструмент, пожарные щиты, краски, цемент и черт и чё еще, не помню даже. Ну и письмо командира в/ч начальнику тюрьмы, с просьбой принять подарок. Подарок принят с огромным восторгом, и я съездил туда около десяти раз. Каждый раз конвой у меня был четыре офицера и прапор с собакой (или собака с прапором). Кто из них был главнее, я не понял до сих пор. Прапор вырастил собаку с самого рождения, и они дружили на равных. Прапора звали прапорщик Приходько. У них, с собакой, была любимая шутка (одна на двоих). Прапор светил китайским фонариком на пол, и собака прыгала на яркую точку. Если яркая точка попадала на человека, собака все равно прыгала на точку и сбивала человека с ног. Собачка была в холке сантиметров семьдесят и весила немало.
Когда мы окончательно разграбили воинскую часть, меня вызвали еще раз к директору тюрьмы. Он спросил меня, сколько я потратил своих денег. Я сказал, что очень мало. Это была правда. Все дело было в том, что воинская часть была полком ПВО, а начальником ПВО в Эстонии был генерал Ефремов. Это был отчим моего одноклассника. Жили мы на Вейценберги, совсем рядом, через четыре коттеджика.
У Валерия Дмитриевича в кабинете стоял ящик с сигаретами «Прима». Я и курил «Приму». Валерий Дмитриевич дал мне сигареты на эту сумму, которую я потратил. При этом он сказал: «Никаких сделок с деньгами, никаких денег у тебя на руках. Контролировать буду лично. Попадешься – до конца срока в карцере продержу». Он не кричал на меня, не ругал. Просто он вежливо дал мне понять, что он офицер МВД с двадцатилетним стажем, а я уголовник. Он дорожил моей помощью, но на нарушение закона не пойдет. Еще он спросил меня, что я хочу за эту помощь. Я ответил: «На два часа в камеру к Иглину». Это был Нарвский Володя «Игла». Он смотрел за «двойкой» и его сплавили на тюрьму. Он стал смотрящим по «Батарее». Я сказал, что я, может быть, много чем смогу помочь, но мне нужен разговор с «Иглой» и его согласие. Впереди у меня «червонец» сроку, и я не хотел «влететь в западло». Речкин меня понял и с «Иглой» я встретился. Это произошло где-то через неделю, а за эту неделю я уже начал делать в тюрьме тренажерный зал. Моя работа с пограничниками уже закончилась и в тюрьму пришло «T;nukiri» от Эвеля. Ну делаю я тренажеры, но делаю не сам. Я делаю чертежи и эскизы. Детали готовят на хоздворе, при мне делают только сборку. Под эту работу мне выделили рабочее помещение. На больничке, на втором этаже, окнами во двор, было помещение «тубиков». Под ним был полуподвал, в котором было шесть камер, где-то по 20м2 каждая. Мне дали ключ от этих камер. А ключ от этих камер походил к замку любой камеры и замку в дверях между отделениями. Назывался этот ключ «проходной». В этой камере я поставил себе кульман, кровать и сделал душевую. В это время я получил разумное решение «Иглы», которое совпало с мнением Речкина. Это все звучало короткой фразой, как в «Уловке 22». Фраза эта звучала: «Дайте всем пожрать». Цены на рынке были отпущены. По фондам почти ничего нельзя было получить. Все пропускалось через кооперативы, с сумасшедшей наценкой. Ни в нашей столовой, ни в магазине, и не в ментовской столовой и магазине ничего реального не было. Конфеты, печенюшки, лимонадики. А нас на тюрьме было полторы тысячи ртов. Ну и начал я шустрить насчет жратвы. Я ездил с конвоем к знакомым и малознакомым бизнесменам и очень вежливо объяснял им что такое совесть. Я никого не пугал и не грабил. У меня была целая папка «просительных» писем, куда я от руки вписывал перечень товаров. Никто из них не умер и не разорился от того, что часть товаров продал тюрьме без прибыли, но и без убытка для себя. Очень часто заезжал я к маме, в колхоз им.Кирова и привозил рыбные консервы по госцене. В основном это были килька, шпроты, селедка. Иногда получалось привезти миноги, угря и маринованной селедки в разных соусах. Крупы, сахар и приправы, маргарины и томат, картошка и овощи стали в тюрьме постоянно, но тут восстал Виктор Черныш. Звание у него было капитан МВД, и был он начальником оперчасти. Он пошел к директору и сказал что 3-4 раза в неделю этого жулика конвоируют четыре офицера, а их у него всего семь. Cлужить просто некому и некогда, плакался Черныш. Валерий Дмитриевич вызвал меня и объяснил, что ситуация патовая, на что я ответил: «Капитан Черныш абсолютно прав, но Валерий Дмитриевич, давайте разберем ситуацию. Со мной едет 3-4 офицера с пистолетами. В моем пропуске не указаны точки, куда я еду, а написано «по городу». Это значит, что конвой не знает, куда мы поедем, а я знаю. И, если я захочу сделать подлость, то абсолютно не сложно встретить 3 пистолета пятью автоматами. Так что давайте ставить вопрос так – «верю или не верю». Количество конвоиров, после этого, сократилось у меня до одного. Каждый день один из оперов «заступал на сутки». Это значит на 24 часа. После этого он уходил на сутки в отгул. Дальше разговор выглядел так. Я заходил и спрашивал кто сегодня «на сутках», и хочет ли он на завтра «в конвой»? Меня в ответ спрашивали куда и зачем я завтра собираюсь? Мой ответ звучал примерно так: «Завтра едем за сахаром, цена 12 рублей за килограмм, возьмем по 5 рублей за килограмм. Два мешка конвоир сможет купить для семьи. Если не надо, может разделить между сослуживцами, но только по пять. Никаких перепродаж. Я сам не наживаюсь, я просто кормлю людей и не надо делать бизнес за моей спиной. Вот как раз с перепродажами и был большой скандал. Начальником режима на «Батарее» был майор Хаустов, а его жена «рулила» тюремным магазином. Помню, в пятницу я привез 40 ящиков шпрот в масле. Я получил эти консервы в колхозе им.Кирова по цене 1 руб.42 коп. за банку. На прилавках этих консервов не было вообще. Шла война Армении и Азербайджана. Оптовики брали эти консервы по 10 рублей за банку. Это ведь были консервы «вечного хранения». Населению Таллинна их можно было сдавать малым количеством по 15 рублей за банку. Все делали запасы, все были не уверены в будущем и половина продуктов шла по талонам. Вот прихожу я в понедельник с утра в этот магазин со списком по имени «кому и сколько». Десятую часть привезенных мною продуктов можно было раскупать сотрудникам, или отправлять в их столовую. 90% шло на столовую и магазин «сидельцам». Директор мне дал слово, что так и будет. И вот прихожу я в магазин, а шпротами там «и не пахнет». Посмотрел на продавщицу и спрашиваю: «Где!!!???» Тут она первый раз обратилась ко мне на «вы». Она сказала: «Понимаете, у нас полетела проводка и холодильник не работал. Пришлось консервы срочно реализовать, чтобы не испортились». Ах ты сука, это где ты шпроты в холодильнике видела, и покажи мне холодильник, куда ты 40 ящиков консервов забила. Я их в машину еле запихал. Да, в это время у меня уже была закрепленная тюремная машинка. Внешне это был зеленый Уазик с красным крестиком, а внутри 4 сиденья и погрузочные места. Я уже перешел то количество груза, которое помещается в легковушку, и конвоир в это время у меня был один и постоянный. Был он в чине капитана, служил в оперчасти и у себя в Белорусии когда-то окончил сельхозучилище. Звали его Владимир Мелешеня. Это был глубоко порядочный и твердый в своих правилах человек. Сразу было видно, что «налево» его «не увести».
Но, поскольку у меня было «право», то «налево» мне не надо было. После трех месяцев охраны меняи сопровождения груза он получил подполковничью должность. Его назначили заместителем директора по общим, читай хозяйственным вопросам. Вот приведу два примера, как этот человек себя вел по отношению ко мне. Вот соотношение сил: он капитан на подполковничьей должности, а я рецидивист. Куда уж смешнее? Вот он подходит ко мне и говорит: «Помните мы с вами были два месяца назад в Старом городе, у одного бизнесмена по хлебопродуктам. Прошу разрешения встретится с ним по своему вопросу». Ну вот попробуйте мне сказать, что это непорядочный человек. Через полгода меня нежданчиком увезли в Румму. У Милешени осталось 50000 рублей моих денег. Я ведь дал слово, что у меня в руках денег не будет. Вот я забирал продукты, получал накладную и счет а Милешеня расписывался и платил. Потом выплаченную сумму возвращали мне на лицевой счет, или переводили туда, куда я просил. И вот, сижу «на двойке», впереди девять лет и с пятьюдесятью тысячами я уже простился. Через две недели приезжает Милешеня с какой=то проверкой, и спрашивает, куда деньги девать. Я пишу заявление, чтоб за покупку продуктов деньги выплатили Мелетене, никаких НСО тогда не было. Он получил этот «полтинник» и отвез его моей маме. Этот, и многие другие примеры доказали мне что «мент» это не человек в форме. Мент – это тело (совсем не астральное), наполненное кучей комплексов и подлости. Не каждый сотрудник – мент, как и не каждый вольный человек – образец добродетели. Вот уж действительно, не суди по внешнему виду. На этом бизнесе я не заработал ни копейки. Я просто считал, что просто неудобно зарабатывать деньги на том, что идет таким же, как я. Но один раз я все-таки заработал 10000 «зеленых американских рублей». Догадываюсь, что заработал не только я один. Но жил я «по зеркальному закону». Я никогда не считал деньги в чужом кармане, но и в мой карман никто свои глаза не совал. А было время всяческих перемен, перестроек и нововведений. Очередное нововведение сделало из одной тюрьмы две. Вдруг оказалось, что тюремная больница, это абсолютно автономная организация со своим директором, и со своим отдельным входом. Директором больницы был майор Полянский. Даже в нетленке Ильфа и Петрова я не сумел бы найти его прототипа. Меня стали делить на два учреждения и скоро в бывших помещениях ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий для алкашей) появилось преогромнейшее количество экзотических фруктов. Это были бананы, персики, мандарины и черт и что еще. Все это было имуществом бизнесмена Леонида Фельдбингер. Несколько лет назад Лёня работал в такси и бегал у меня по залу. В тюрьме эти фрукты сортировали и паковали. Все, что могло скоро испортиться - «выбрасывали». А я уже получил свое «поместье», все восемь камер, которые находились под больничкой. Там у меня были жилая камера, рабочая камера, в остальных камерах располагались склады всего на свете, и мастерская по изготовлению чёрт и чего. Например, тюремный режим уже не клеил конверты, а делал мормышки для финских рыболовов и платили ему за мормышку три бакса. Так что и фрукты у людей были и на магазин им хватало. Когда маразм окреп до предела, в тюремный подвал завезли бочки крымских вин. Такая логистика была во много раз выгоднее, чем транспортировка в бутылках. Бутылки брали в Таллинне у приемщиков стеклотары, ну и так далее. Но разливали по бутылкам уже не мы, а свободные от смены сотрудники. Так на списание основного продукта меньше получалось.
А за «Батарейной стеной» были лихие девяностые. Напротив «Стокмана» взорвали «девятку», да так, что на асфальте только горелое пятно осталось. Трупы шли почти каждый день. А это у нас «красной ртутью» торговали. Все шустряки разделились на три категории – продавцы, покупатели и посредники. Я знал многих из них, но не знал ни одного, кто радом с этим товаром даже рядом стоял. Какие-то запаянные контейнеры – термосы, какие-то “пробники» на этих термосах. То, что в «пробнике», то и в контейнере подтверждалось целостью капроновой нитки, и размноженными на ксероксе сертификатами. Я считаю, что это была частная КГБ-шная операция, которая шла по сценарию «грабь награбленное». Союз разваливался и люди в погонах думали о себе и своих семьях. Почему я думаю, что это их операция? Да по очень простой причине. Год назад Эстонию захлестнула волна драгоценных и полудрагоценных камней из Эрмитажа и Гохрана. У тех продавцов, что посмуглей были тайландские и уральские самоцветы (стольник ведро, цена на месте), а у тех из кого кожа была побелее, и прически поаккуратней, у них были камни гораздо круче и с Эрмитажными сертификатами. Эти сами выходили на покупателей и большая часть покупателей, по странному совпадению, как раз собиралась на ПМЖ, в сторону развитого капитализма. Ну ладно, это все лирика. А вот ситуация в чистом виде: встречаются два мудака. У одного вроде бы есть товару на «лимоны баксов», а у второго вроде бы есть эти «лимоны». Мудаки встречаются, а со всех крыш, и из-под всех машин их фиксируют. То ли они друг на друга охотятся, то ли «большая рыба» их обоих проглотить хочет, но трупов прибавляется.
И вот один из кормящих нас бизнесменов попросил меня организовать встречу покупателя с продавцом, да так, чтобы живимы ушли. А чё, все получилось. Один припёрся к тюремным воротам, как бы на короткое свидание. Второго я завел через больничку. Ну встретились два мудака, поговорили и разошлись через разные КПП. Ни один из них не знал, каким образом твторой попал во внутрь тюрьмы. Не знал он также, когда и каким путем второй выйдет из тюрьмы. Тут возможны были все варианты, кроме привлечения ВВС. Это могла быть и одиночная прогулка, и прогулка в дружеской компании. Могла быть и поездка в автозаке или в санитарной машине. Вообщем, все получилось здорово. Встретились, поговорили, разошлись и уцелели. Все довольны, и все при своих бонусах.
А баксы мне очень пригодились. Осенью девяностого баксы стали резко падать в цене . Со 145 рублей за бакс цена опустилась до 35. Все свои баксы продали. Я покупал.
Просто я посмотрел новости и увидел, что Доу Джонс на месте, Никей на месте, революции нет, пожаров, наводнений, землетрясений тоже нет. В итоге я оказался прав. Доллар вернулся на прежнее место и одновременно с этим произошли два события, которые меня не оставили равнодушным. Первое заключалось в том, что в Эстонии появились молодые банкиры, которые потом стали первым шведским банком в Эстонии. Второе, действительно приятное событие состояло в том, что мои десять штук умножились на восемь. В начале следующего года произошла история с Маабанком, но в это время я уже был на «двойке, и повторить свой «подвиг» в прежнем объеме у меня не получилось.
Но как я попал на «с Батареи» на «двойку - это отдельная история. Пока о «батарейной жизни»
Так вот, о знакомстве и встрече с «Иглой». Разговор состоялся и я понял, что за мной очень долго и очень внимательно наблюдали. Володя был зек старой закалки и твердых принципов. За это начальство и «трюмило» его все срока. Он не договаривался с начальством, а гнул и гнул свою линию.
Володя сказал мне, что статья у меня не уважаемая, а вот мое поведение на тюрьме уважение заслуживает вполне. Я не скупал по камерам шмотки, я «грел» тюрьму и не слабо. Построил «крытку» со всеми возможными льготами (спасибо ПВО!)и обеспечил людей на ней работой, фруктами и зарплатой. Баксы за «мормышки – это не конверты клеить по рублю за 200 штук. Я не барыжил. Когда начались мои поездки «за харчами», у меня появилась возможность встречаться в городе не только с бизнесменами. Эту возможность и использовал по полной программе, и многие сидельцы тех времен должны, просто обязаны это помнить. В общем Володя дал мне добро по полной программе.
Когда наступила осень и мне понадобилась теплая одежда Игла прислал мне ксиву к какой камере мне подойти и что там мне из одежды приготовили. Вот только кожанку шустрани сам. Это не западло, ведь ты ее носить, а не продавать будешь.
Да вот об одежде на «Батарее» - целая история.
Я уже описывал, как «Монтана» и «Большой Орел» скупали по камерам шмутки. Но в каждой (почти в каждой) камере был непродаваемый и не меняемый комплект. В него входил безразмерный спортивный костюм и кожанка. Ребята, это же 90-й год, а не какой-либо другой! Кроссовок не было в комплекте, так как из зала суда, наши ноги, которые «всегда сидят» видно не было. Если размер кожанки подходил, то она была на плечах. Если мала, или велика – ее держали в руках или ложили рядом сс собой на скамью. Да, на ту самую скамью подсудимых. Не важно, где была кожанка, главное, что она была, и что из зала ее было видно. Кожанка и спортивный костюм были как бы сигналом для родных и друзей в зале суда, что у меня «все хорошо». Каждому, ну почти каждому, эта кожанка и костюм добавляли к приговору в среднем полгода – год. Дело в том, что судьям эта кожанка, и костюм тоже намозолили глаза. Ну не может нормальный человек, ни разу не сидевший в камере, представить себе, что одна кожанка и один костюм на 30-40 человек. Они принимали этот «свадебный комплект» за униформу пока им неизвестной,но хорошо организованной и не бедной преступной группировки. А это значит, что при определении личности подсудимого и назначении срока, судья всегда предполагал, что «Вася не просто мешок картошки украл, а что это нераскрытая группа картошки захотела» и что что не бытовая кража, а целая акция. Ну зачем мужику в таком костюме, и такой кожанке картошку в полночь с чужого огорода копать. Все не так решал судья, видать следователь просто плохо разобрался, спешил наверное.
Ну это, как говорил один наш бывший министр иностранных дел «Преамбула».
А теперь о куртке. Пошел я «шустрить» себе кожанку и шустрил так, что вся тюрьма месяц смеялась. Изеки и цырики. Очень редкое и необычное единодушие. А дело было так. Иду я по тюрьме, по первому этажу, где приемка и тюремные врачи. Не врачи с больнички, а врачи, принимающие и осматривающие этап. Обычно это лор, терапевт, рентгенолог и стоматолог, не знаю почему, но стоматолог в эту «компанию» входил. Может в спирте вопрос, может в чем другом. Не суть. И вот к этому зубодеру водили бедолаг из камер. У двери зубодера всегда было 5-6 человек ожидавших приема. И вот, смотрю и вижу на одном из них прекрасную кожанку желтой кожи. Подхожу и спрашиваю мужика с какой он секции. Дальше идет диалог:
- Ты откуда чудило?
- С пятого отделения
- Давно на тюрьме?
- Скоро месяц
- Продай кожанку
- Да я ее сам 10 дней назад купил
- Так ты брат оказывается барыга! Посмотри на себя, да это кожанка – твоя жизненная проблема. Она (кожанка) на 3 порядка круче, чем тебе носить безопасно, с тебя её в первых потемках снимут.
Я подвел его к зеркалу у парикмахера и мужик понял, что я прав, и что от этой опасной кожанки надо срочно избавляться. Договорились на 50 баксов и 2 блока «Бонд». Мужик меня дождался, я принес деньги и сигареты и сделка состоялась. Я мужика не обманул, не обобрал. Цена была вполне «вольная». На тюрьме могли и «за спасибо» купить. Идиотизм ситуации был в том, что я «раздел» не зека. Да, все правильно. И он с пятого отделения, и на тюрьме он меньше месяца, и кожанку он купил 10 дней назад. Только купил он ее не в камере, а в универмаге. Потому, что он был не зек, он был альтернативник. Это он потом на год в тюрьму работать помощником цырика, чтобы от армии «откосить». «Игла» заикаясь от смеха сказал мне «Ты Сашка, ну это, совсем не барыга в общем, хоть и еврей. Глаза у тебя где? Пошел за кожаном и чуть с новым сроком не вернулся!». «Талантище» - оценил «Игла» и строго-настрого велел, если в чем нужда – то ему сказать, а самому больше в этот бизнес не лезть, видать не мое это.
А через месяц, примерно, после этого разговора, я залетел в карцер. На больничке был помощник рентгенолога по имени Гриша. Был Гриша с города Львов и срок у Гриши был всего 2 года. А через больничку с зон шёл «грев» на тюрьму. И Гриша раздавал его по списку прямо в рентген кабинете. Всегда, но не в этот раз. В этот раз Гриша решил деньги оставить себе, так как сидеть ему оставалось дни. Но «не пролезло». Вовка нашел меня, а я нашел Гришу. Где нашел, там и «обрадовал». Прямо на больничке, в его кабинете. Дал ему сутки и сказал, что сейчас посажу его перед его-же аппаратом и буду его «ренгенировать», пока у него всё (знаете что!) не засветится и не отвалится. Гриша вспомнил про Чернобыль и решил бабки вернуть, что и сделал. Но синяки-то остались и еще с губами проблемно. Было две – стало три!. Вот с ноздрями и глазами все нормально закончилось. Как было в комплекте по две, так и осталось по две! Ну, а что форму изменили – с кем не бывает.
Вообщем загремел я в карцер и Вова пригласил меня в свою хату. Стало нас там трое. Вова, я и собачий щенок. Будущая овчарка.
Рост у Вовы был где-то 165 см, мускулы не бугрились. Вся сила была в характере и умении держать слово. А еще Вовка носил тельняшку, с 11 лет из-за «колючки» не вылазил и во сне видел море. Такое тоже бывает! Камера, где Володя прожил больше 2-х лет, совсем не походила на камеру «смотрящего», как ее описывают сотни умников и всезнаек. Не было телевизора, не было «веселых картинок» на стенах. Все казенное, кроме суки – будущей овчарки в возрасте 5 месяцев.
Я прожил в этой камере 10 дней.
Вовка работал как вол. И работа его походила на работу бухгалтера. Десятки ксив, сотни ксив. «Иголка» распределял по тюрьме общак. Нам в камеру шло в день 2(две пачки) «Примы» и две заварки чая на нос. Не роскошно, но на жизнь вполне достаточно. Остальное Володя расписывал «по хатам» и от каждой «дачки» он получал подтверждение ксивой, что «дачка» дошла по адресу. Это каждая пачка табака, это каждая банка капусты и контюха чая! Адова работа. Только тогда я начал въезжать, что слышать и видеть – это две больших разницы. Но, поскольку характер у меня до ужаса тупорылый – вовремя промолчать я никогда не умел, то я сунулся со своим предложением и в это дело. Тогда на зонах появились первые телефоны-автоматы. Ну и, естественно карточки к ним. На карточке был код доступа. Карточки были по 5,10, 5, 100, и не помню какие еще суммы на них были. Но была у них общая черта. Это были живые деньги, которые можно было носить в кармане, возить по этапу и проводить ими платежи. Цырик мог эту карту получить от зека за услугу, а вот «отшманать не имел право. Вот я и предложил Володе часть денег перевозить по этапам в виде карт, а в особых случаях в виде цифрового кода доступа. Никаких проблем с наличными. Никаких проблем типа конфискации или экспроприации. Володя это ноу-хау оценил. Как я потом понял, оценил не только он один.
На прогулку из карцера водили обычно один раз в день, и длилась эта прогулка один час. В субботу Володя сказал мне, что гуляем аж два часа и не вдвоем, а вчетвером. Мол два лоха хотят со мной встретиться и «перетереть о своей «делюге» (посоветоваться об уголовном деле, следствии и т.д.). Мол они проплатили прогулку и вообще при бабках. Санёк, решай сам, как решишь, так и будет. Таких и на бабки развести не грех. Ну пошли гулять, ну встретились и разговорились. Оба парня быки «на спорте», и поэтому были в перчатках и свитерах. Отжиматься -то от грязного бетона надо, хотя и газетка была.
Нормальные на первый взгляд мужики, да и на второй взгляд тоже. Звали их Сергей и Андрей. Андрей и рассказывал свое дело и просил совета и помощи. Причем мой «гонорар» за совет он назвал сразу – 20000 еек. «Игла» пихнул меня локтем в бок и одобряюще кивнул. Я выслушал Андрея очень внимательно, подумав ответил. Мой ответ звучал так:
1. Можно сделать следующие шаги…
2. Для этого не нужен ни адвокат, ни советчик
3. Даже если эти шаги не дадут желаемого результата, в любом случае хуже не станет
4. От «гонорара» я отказался таким текстом: «Если бы это было на свободе и ты был бы барыгой, тогда «да»
А в тюряге гонораров не признаю. У меня все есть и уважухи будет вполне достаточно!»
Сказать, что мой ответ ошеломил всех троих, значит ничего не сказать. Буквально через минуту я понял, что это была проверка и что я ее прошел. Мужики сняли свои «спортивные перчатки» перчатки и я понял, что это совсем не мужики. У Андрея руки были просто синие от наколок, да и у Сергея печаток хватало. А на них было все: от спецшколы и малолетки до особого режима. Посмеялись и стали знакомиться по новой. В придачу к именам у них оказались еще и фамилии. У Андрея была фамилия Федорченко, а у Сергея - Сачук. А вот эти фамилии я слышал. Со мной и «Иглой» в боксе гуляли «Дора» и «Сача» (очень непростые люди, лидеры Кохтла-Ярве. Лица, входящие в первую пятерку авторитетов на зоне.
И «Сача» и «Дора» были застрелены во время разборок на воле. Разборки были борьбой за власть. Я никогда не был ни авторитетом, ни блатным. Не мне «судить» этих людей и людей их уровня. Но я живу по «зеркальному закону». Да, я – зеркало, да еще не просто зеркало, а зеркало увеличительное. Скорчишь в зеркало рожу – а оттуда глядит рожа еще круче. Улыбнешься зеркалу – оттуда в ответ улыбка шире твоей. Так вот о «Доре» и «Саче». В это время на строгом режиме делили власть, медь, производство всяческих сувениров и оружия. Делили и многое другое «Дора» и «Сача» пригласили меня на «двойку» (зона строгого режима).
Мне обещали отдать «под меня» очень многое и требования, они же условия, были очень простыми. Мужика – работягу не грабить, блатных поддерживать и на мочилово в зоне повлиять, если это возможно. А мочилово в зоне было просто страшное. За лето 1991 года было (за три месяца) 29 (двадцать девять) трупов. Большая часть трупов была «сделана» так: 2-3 пули и бидон бензина. Оставался огарок «в позе боксера». За все мое нахождение на «двойке» я сделал очень много. Не делал я только трех вещей:
- не давал «Саче» и «Доре» деньги
- не притеснял мужиков
- не убивал
И по всем моим бизнес-делам я ни разу никому не давал отчета. Значит верили!
И на зоне, и на воле, после зоны, слышал я о «Саче» и «Доре» много хорошего и очень-очень много плохого. Но я же живу по «зеркальному» закону и сужу ни потому, что слышал, а по тому, что видел. Андрей, Сергей! Вы очень давно в земле и меня не услышите. Все равно скажу. Ценю Ваше отношение ко мне, ценю Ваше умение думать. Уважаю то, что Вы всегда держали данное слово (другого не видел!). Респект и полная уважуха Вам