12. Слово твёрже гороха
Мой папа был человеком мягким. Лаской или длительной осадой от него можно было добиться положительного результата в исполнении любой прихоти. Но если дело касалось его любимого детища – автомобиля, тут никакие доводы не действовали. Слово – кремень. Это относилось как к служебному транспорту, так и к личной машине. Папа был профессиональным шофёром. При переезде в город он устроился личным водителем одного начальника районного масштаба. Кстати, тот оказался отличным мужиком, со временем мы сдружились семьями. Естественно, его рабочий день был ненормированным. Из-за семейной традиции ужинать всей семьёй нам часто приходилось ждать папу допоздна. Мама сердилась:
– Да женись ты уже на своей машине и живи с ней в гараже!
В ответ отец обнимал маму, улыбался и говорил:
– Как ты не можешь понять? Машина, как женщина, ласку любит и уход. Я не могу приехать и оставить её грязной.
Были в такой работе и плюсы. Во-первых, в эпоху глобального дефицита всего, за что ни возьмись, у папы был доступ к «кормушке» слуг народа. К трём самым значимым праздникам – 7 ноября (дню Великой Октябрьской революции), Новому году и 1 Мая (дню солидарности трудящихся) – он привозил домой волшебный набор продуктов. Там были, как сейчас помню, индийский растворимый кофе, консервы «Печень трески» и палки копчёной колбасы. Конечно, за это платились деньги, но достать подобные деликатесы в магазинах было нереально. Предприимчивые люди ездили за такими продуктами в Москву.
Во-вторых, папе разрешалось иногда использовать служебную машину в личных целях. Например, когда у нас ещё не было своего садоогорода, мы ездили за город в общественный сад. Там можно было самим собирать ягоды, потом они взвешивались и оплачивались.
Едем. Мама на переднем сиденье, сзади дети и мамина подруга. Все рассажены папой в строгом порядке в соответствии с весом. Не дай Бог повредить рессоры или другие беззащитные механизмы машины! Сверху седоки уплотнены ведёрками, бидонами, кошёлками.
Едем. Впереди спуск от трассы на сельскую дорогу, небольшой, но достаточно крутой и с глубокими колеями. Папа останавливает машину и молча смотрит на маму. Та уже понимает, что это значит:
– Начинается! Ты что, серьёзно? Я никуда не выйду!
– Всем надо выйти. Нельзя машину насиловать, – вздыхая, говорит папа. – Это две минуты, ничего страшного.
Все, кто с ворчанием, кто со смехом, выходим из машины. Переходим «опасный» участок и снова рассаживаемся. Перед въездом в сад снова большая рытвина. Отец останавливается, мама начинает сердиться:
– Ирод ты! Идол! Да лучше бы я пешком шла, чем на твоей машине. Ни за что не выйду!
– Ну, надо выйти, – мягко, но настойчиво говорит папа. – Неужели тебе не жалко машину?
– А нас тебе не жалко?!
– Мне всех жалко, но это же не трудно сделать. Вот ты выговорилась, а машина ничего сказать не может.
…Когда отец купил свой первый «Москвич», то вывел меня на балкон – оценить покупку. В капельках летнего дождя под окнами искрился автомобиль морковно-красного цвета. Просто восторг!
– Папочка! – запрыгала я от радости. – А давай прокатимся по ночному городу. Это моя мечта: идёт дождь, фонари отражаются в лужах, размытые огни…
Улыбка сошла с папиного лица:
– Ох уж эти дети! Не говори глупостей, это рабочая лошадка. На пасеку, на огород. Её жалеть надо. Вон трамваи ходят до двенадцати ночи. Билет стоит три копейки. Села – и езжай в любой конец города.
***
Наши бабушки рожали в поле и дома – там, где прихватило, часто без повитух. Дня через два приступали к своей обычной работе. Я листала церковные книги, видела, какая большая смертность была у младенцев. «Умер от родимца» – самая распространённая запись. Бог дал – Бог взял! В начале ХХ века продолжительность жизни в Российской империи была 27 лет, к середине века достигла 42 лет. Моя бабушка родила восемь детей, и лишь трое из них выжили.
Когда рожала моя мама, пятьдесят шесть дней после родов оплачивались, и три месяца можно было ухаживать за ребёнком без сохранения зарплаты. Думаю, мало кто пользовался этой привилегией. Детей оставляли на бабушек или отдавали в ясли. Мы с братом ходили в детский сад. До сих пор помню наши вечные ангины. Как мы сидели на печке, опустив ноги в таз с горячей водой и горчицей.
Я отдала дочь в ясли в полтора года – дольше государство уже не гарантировало сохранения рабочего места. И мой здоровый жизнерадостный ребёнок начал болеть. Сначала ножки согнулись колесом.
– А что вы хотели? – раздражённо сказала врач. – Это последствие рахита. У вас же зимний ребёнок, вы принимали витамин D? Что значит «не назначали»? При чём здесь «в карте всё отлично»? А сами-то не соображаете? Господи, нарожают, а потом не знают, что с детьми делать.
Два месяца массажа в детском санатории сделали чудо, ножки выпрямились. Но тут начался двусторонний рецидивирующий отит. Кто не в курсе, это дикая боль воспалённых ушек и, как следствие, разрыв барабанных перепонок. Таблетки, уколы, закапывания, козье молоко, физиопроцедуры, больницы, но болезнь не уходила. И так до трёх лет. Я превратилась в рыдающую мамашу.
Однажды на остановке встретила бывшую соседку. Рассказала ей о своём горе. Она слушала, сочувственно кивала. Уже ступив на подножку подъехавшего автобуса, бросила через плечо:
– Готовься! Она у тебя глухой будет!
Если бы автобус не уехал, я бы вцепилась в горло этой вещунье. Тогда я дала себе слово, что моя дочь будет здорова!
Через месяц у меня уже были путёвки, и мы с дочкой отправились к морю. Улучшение здоровья было явным. А на следующий год мы с троюродной сестрой взяли профсоюзные путёвки на юг и нахально прихватили с собой детей. Решили там, на месте, их как-нибудь легализовать. Моей дочери было уже четыре с половиной года, племянник – на два года старше.
…Все пассажиры нашего вагона ехали в один приморский городок Лазаревское. В то далёкое время там ещё не было шикарных отелей. По приезду всех должны были определить на постой в частные квартиры по два, по четыре человека. У нас с сестрой было два дня, чтобы наметить будущих жертв совместного проживания с нашими неучтёнными детьми. Мы знакомились с соседями, разговаривали, прикидывали и с каждым часом понимали, что шансы тают. Последней надеждой оставались две молоденькие девушки, ехавшие вместе с нами на верхних полках. Как никто другой, они натерпелись за два дня пути и капризов, и безудержного веселья, и беспричинных слёз. Перспективы были почти ничтожны, но девчонки неожиданно согласились:
– Ладно уж, – сказали обе, – мы как-то привыкли уже к вашим горшкам и к вашим спиногрызам. Забавные они у вас.
Хозяева трёхкомнатной квартиры в обычной пятиэтажке поселили нас шестерых в самой большой комнате. Мы могли пользоваться ванной и кипятить чай на кухне. До моря десять минут ходьбы, как и до столовой. Двадцать дней моря, солнца и развлечений.
Отдых с детьми – это прекрасно, но через какое-то время начинаешь ощущать себя курицей с вечно растопыренными в тревоге крыльями. Произошла у нас история, что «и смех и грех» называется. В саду рядом с нашим домом был кинотеатр под открытым небом с ночными сеансами. Крутили «Графа Монте-Кристо» с Жаном Маре. Так нам захотелось посмотреть фильм, хоть и знали его наизусть! Начало в 23.00.
Начали спорить, кто с детьми останется дома. Девчонки (разница в возрасте у нас была лет семь) закричали, что мамашки совсем обнаглели, готовы их превратить в нянек. Мы с сестрой уговаривали их снизойти к нашему возрасту и психологической усталости. В конце концов решили уложить детей пораньше и уйти всем вместе. Малыши после моря и прогулок всегда спали очень крепко, в квартире ещё и хозяева живут, если что.
Заснули наши чада в одиннадцатом часу. Уложили их в одну кровать валетом, стулья подставили, чтоб не свалились на пол. Хозяйку предупреждать не стали. Надеялись, что за два часа ничего страшного не случится, да и стыдно было, честно говоря.
Фильм был старый, классика жанра, и шёл он не два часа. На душе скребли кошки, но уходить не хотелось. Первой не выдержала и ушла моя сестра. Когда Жан Маре назначил сыну время дуэли, на наших часах было почти два часа ночи. Я тоже не стала дожидаться развязки.
Тихонько отворив дверь квартиры, услышала голоса в нашей комнате. Там сидела большая компания из всех членов семьи наших хозяев и сестра с детьми. Оказывается, дети всё-таки проснулись, начали плакать и кричать. Хозяйка долго не могла решиться вмешаться в конфликт при живых родителях, но когда открыла дверь, поняла, что взрослых нет.
В своей «операции» мы не учли одной привычки моей дочки. С первых лет, засыпая, она любила крутить мой указательный палец. Меня всегда удивляло, как можно, производя механические движения, уснуть, но лет до четырнадцати дочь забиралась ко мне в постель, чтобы «покрутить пальчик». Вот так и тогда, уткнувшись лицом в ноги кузена, дочь начала крутить его пальчики. Тот начал брыкаться, пяткой попал по лицу, оба проснулись, огляделись и начали плакать. Как хорошо, что в то время ничего не знали о ювенальной юстиции!
Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Дочь после поездок на море никогда больше не жаловалась на ушки. Слышит даже то, что не должна слышать. Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья!
***
В 70-х годах прошлого столетия – время, на которое пришлась моя юность, – в магазинах трудно было отыскать приличную одежду. Да и позже тоже. Наша «лёгонькая» промышленность очень легкомысленно относилась к нуждам трудового народа. Было несколько лазеек приобретения модных вещей, правда, не всем доступных: знакомство с продавцами, спецраспределители для больших начальников, поездки в столичные города или в братские республики, «барахолки» при наличии больших денег.
В основном все шили себе наряды – кто в ателье, кто сам. В десятом классе мы с одноклассницей Наташкой сшили себе длинные платья-миди. Тогда это было писком моды. Помню, шли по дворам на какую-то очередную тусовку с классом, а по дороге нас останавливали старушки:
– Ой, какие красавицы! Дайте хоть полюбоваться. Так красиво вам, а то ведь ходят девки, смотреть срамно. Сверкают задницами, ни стыда, ни совести.
Сшила я себе чёрное платье в пол с цветными рукавчиками, решила, что надо бы украсить его вышивкой. Упрашивала маму несколько дней, чтоб вышила. Я же с детства помню её рукоделия: салфетки, скатерти, занавески с розами на двери. Она – ни в какую. То работа у них, то огород, то пасека. «Начни, – говорит, – сама, там посмотрим». Я начала. Стежок к стежку, стежок к стежку, гладью, старинными, ещё китайскими нитками мулине. Так и вышиваю до сих пор; до того иногда увлекусь, что времени не замечаю.
…Дочь пошла в школу. И началось:
– Мама, тут мне надо нарисовать, никак не получается.
– Постарайся!
– Не могу, уже старалась. Ты так хорошо рисуешь. Тебе ничего не стоит это сделать, а я устала, уже так поздно.
– А оценку кому поставят – тебе или мне?
– Ну пожалуйста! В последний раз. Потом я сама буду делать.
Что ж поделаешь, жалко ребёнка. Нарисовала. Потом ещё «в последний раз», и ещё «в самый последний раз». Затем начались уроки труда.
– Мама, я не могу дошить этот дурацкий фартук! Помоги, а?
– Доча, я с первого класса сама шила воротнички и манжеты к школьной форме, стирала, гладила и пришивала. Надо же учиться, вот смотри…
– Я научусь. Ну, в последний раз, потом я сама уже буду.
И вот дочери уже далеко за тридцать. Прихожу в гости и слышу:
– Ты вовремя пришла, мама. Подшей, пожалуйста, пуговицы на дублёнке, мне совершенно некогда. Ещё у Яси дырка на любимых джинсах, посмотри, что можно сделать.
– Пуговицы-то можно и самой пришить. Это же минутное дело.
– Но у нас же есть ты. Я считаю, это здорово – быть востребованной. Я другое умею хорошо делать. Например, деньги зарабатывать.
…В школу пошла наша старшенькая Дуся. У неё появился новый предмет, безобидно называющийся «Окружающий мир». Думаю, он разбил не одну крепкую ячейку общества. Знаю семьи, где сбором информации и рисованием занимаются все их члены. Минимум исходного материала в учебнике и куча заданий на уровне профильного вуза. Примерно так: Петя с Машей едут в поезде, за окном они увидели берёзку. Ответьте на вопросы: в какой экологической зоне оказались дети, её особенности, месторасположение, какие представители флоры и фауны, нарисуйте…
– Бабуль! Мне тут надо нарисовать, у меня не получается. Поможешь?
Как говорится, вся жизнь промелькнула перед моим мысленным взором. Присела рядом с внучкой:
– Дусенька, мне не трудно это нарисовать. Я многое умею только потому, что когда-то взялась и сделала сама. Твоя мама в твоём возрасте тоже просила помочь, и я помогала. В последний раз, в самый-самый последний, а я до сих пор пришиваю вам пуговицы.
– Я поняла, – сказала Дуся, согласно кивнув головой, – сделаю сама!
Перебирала я недавно альбомы в шкафу у Дуси, нашла пачку её карандашных зарисовок корейских звёзд эстрады. Такие вот теперь предпочтения у наших девочек. Рисунки впечатляют!
…Яся и Кузнечик у нас левши. Говорят, это тенденция мирового масштаба. Ожидается преобладание правополушарных созерцателей и мыслителей над левополушарными созидателями. Сейчас левшей в школе не переучивают, как это было раньше. Иногда их буковки смотрят в другую сторону, но терпение и труд всё перетрут.
Яся – человек особого покроя, всегда найдёт обходные пути и сильно не заморачивается в поисках истины. На днях столкнулась с новой интертрепацией всё того же «Окружающего мира». Проверила домашнее задание Яси с выпиской определений: что такое наука биология, микроскоп, бактерии… Стоп! Читаю: «Царство – это отдельное государство, в котором правит царь».
– Яся, что за сказку ты тут написала? При чём здесь биология и царь?
Яся молча тычет пальчиком в учебник. Там чёрным по белому: в природе всё делится на группы, царства – это растения, животные, грибы и бактерии. Так захотелось взглянуть в глаза составителю учебника! Ну, написал ты «группы» – и остановись, нечего тут заигрывать с детками, вспоминая царства.
Вспомнилась соседка по огороду – кстати, учительница со стажем. Она своего трёхлетнего внука всё время носила на руках, чтоб не упал, не ударился.
– Ой, смотри, какая тут девочка гуляет, – пропела она мультяшным голоском, подходя к нам с Дусей (той тоже было около трёх лет), – это Катя.
– Это Дуся, – поправляю я.
– Какая хорошенькая Катя! Будешь с Катей играть? – сюсюкала бывшая учительница.
– Вы не расслышали, – настаиваю я, – у нас Дуся!
– Мы решили не перегружать психику ребёнка излишней информацией, – сказала соседка, не спуская внука с рук. – Пока говорим ему, что все девочки – Кати.
– Интересно. А что будет с психикой ребёнка, когда начнёте объяснять ему, что далеко не всех девочек зовут Катями?!..
***
О этот незабываемый миг, когда ты вдруг понимаешь, что твой ребёнок стал взрослым! Чтобы у меня не оставалось никаких сомнений на этот счёт, дочь сообщила об этом сама. Ей было девятнадцать лет, речь зашла о замужестве.
Претендент на руку и сердце моей дочери жил этажом выше и был на год старше. Оба на тот момент – студенты. Каждой матери кажется, что её ребёнок достоин лучшего, и каждая задаёт себе вопрос: «А если это любовь?! Если, разлучив, станешь причиной несчастий?..»
Я пыталась уговорить дочь не спешить:
– Ты же из подъезда не успела выйти, оглядеться кругом. Куда ты торопишься?
На что дочь заявила решительным голосом (почти дословно):
– Мама! Я благодарна тебе за всё! Ты всему меня научила, обо всём рассказала и предупредила. Я уже совершеннолетняя, я взрослый человек. Сама буду принимать решения и нести за них ответственность. Может быть, я буду ошибаться, даже наверняка буду, но это будут мои ошибки! Это моя жизнь!
Меня просто сразила не столько решимость дочери, сколько её позиция зрелого человека. Я сдалась.
Прожили они восемь лет. В результате у нас появилась Дуся – наша радость.
Уже двенадцать лет моя дочь счастлива во втором браке. Она мать четверых детей. По всем вопросам у неё своё категорическое мнение, не всегда совпадающее с моим. Спорить с ней бесполезно. Я уповаю на время, которое неизбежно поправит нас обеих.
Года два назад обычный разговор за столом каким-то образом коснулся первого замужества. Дочь уже, в отличие от меня, не помнила многие моменты, но неожиданно сказала:
– Мама, а ведь ты тогда вполне могла переубедить меня. При чём здесь то, что мы с ним дружили три года? Зелёная девчонка что-то там наговорила о своей самостоятельности, а ты и поверила? Может, ты хотела уйти от ответственности?!
Ох уж эти дети! Вот и верь после этого людям.
***
Недавно в поисках какой-то бумажки наткнулась на ученическую тетрадь Дуси по русскому языку за третий или четвёртый класс. Пролистав, остановилась на коротеньком, в полстраницы, сочинении под названием «Моё детство». Детским округлым почерком было написано (близко к тексту):
«Моё детство закончилось рано. Мне тогда было семь лет. У меня родилась сестра. Её назвали Ясей. Она была очень маленькая и красивая. Её все любили. Я её тоже очень любила. Я гуляла с ней и играла. Она очень хорошая. Вот так и закончилось моё детство».
У меня сердце защемило от жалости. Неужели ребёнок страдал, а мы не заметили этого? Внешне всё было спокойно и радостно.
Постучалась в комнату к внучке:
– Дуся, смотри, что я нашла, – протянула ей тетрадь.
Она пробежала глазами, улыбнулась:
– Прикольно.
– Дусенька, мусенька моя! Тебе тогда плохо было? Почему ты ничего нам не говорила?
– Не знаю. Что-то такое, наверно, было. Сама же рассказывала, что моё имя произносилось в доме в десять раз чаще, чем остальные слова.
Так захотелось обнять мою длинноногую девицу ростом выше меня на полголовы, чтобы как-то утешить её прошлую боль!..
…Дуся пришла ко мне в гости. Я жарю её любимые чебуреки, пою казачью песню, что-то ей рассказываю. Она играется со своим телефоном и хихикает.
– Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? Что там, в телефоне, такого интересного? – не выдерживаю я.
Оказывается, всё это время она снимала меня на камеру. Причём в какой-то программе, где лица искажаются, как в кривом зеркале.
– Сейчас мы запустим бабулю гулять по интернету, – смеясь, говорит Дуся.
– Ты что, с ума сошла?! Не вздумай даже! Что ты смеёшься? Вот я тебя сейчас отшлёпаю!
Начинаются догонялки из кухни в комнату и обратно.
– Ладно, ладно, я пошутила. Ба, ну не сердись. Я же ещё ребёнок, – хохочет внучка.
– Нет уж, дорогая! Будь до конца принципиальна, – мне всё-таки удаётся шлёпнуть внучку по попе. – Что написано пером, не вырубишь топором. Твоё детство закончилось в семь лет.
***
Яся учится уже в третьем классе и обожает школу, что, согласитесь, редкость для нашей действительности. Её первые опыты письма сводили нас с ума. На тетрадном листке умещалось несколько строк почти по диагонали. Экспериментальная программа обучения в первом классе провалилась, класс расформировали. Родителям пришлось немного поволноваться и отдать Ясю в частную школу. Это было верным решением. Учеников в классе в три раза меньше, чем в обычной школе, а, значит, и внимания каждому ученику в три раза больше. Нашу левшу быстро приучили к прописям. Теперь, не торопясь, Яся может писать чуть ли не каллиграфическим почерком. А главное – никаких комплексов, жизнь прекрасна и удивительна! Весной на большом театрализованном концерте воспитанников школы каждому выпускнику первого класса вручили грамоту. У Яси текст её звучал следующим образом: «За оптимистическую жизненную позицию и безвозмездную раздачу позитивных эмоций окружающим».
А вот математика – не наш конёк. Дочь заступается за Ясю:
– Что ты от неё хочешь? Человек самостоятельно делает уроки, я не нарадуюсь.
– А ты видишь, что она иногда слизывает домашку с телефона? Надо её контролировать.
– Мама, не надо на неё наседать, для меня её психическое здоровье дороже. Учитель поправит, если что.
– Ну, надо же и к преодолению трудностей приучать. Таблицу умножения ей всё равно придётся выучить.
– Успокойся! Ясе не надо быть великим математиком, ей надо стать счастливой женщиной.
***
В 2022 году в первый класс пошёл Кузнечик. Новая долгожданная современная школа прямо рядом с домом. Сюда же пошла учиться и Яся. Её класс перевёлся в новую школу почти в полном составе. Первых классов набралось аж пятнадцать.
Утро 1 сентября было волнительным для всей семьи. Кузнечик виду не подавал, но явно нервничал. То букет колючий мешал, то брюки от букета стали колючими, то жара донимала. В девять началась торжественная линейка с песнями, танцами, выступлением главы республики… Я стояла позади класса, снимала на камеру это историческое событие. Кузнечик пробрался ко мне и уткнулся стриженой головой:
– Я пошёл домой.
– Как домой? Кузнечик, так нельзя. Потерпи немножко, сейчас вы пойдёте в класс, потом пообедаете.
– Я не хочу обедать! Я хочу домой! Всё равно учиться сегодня не будем.
– Миленький мой, с сегодняшнего дня это твоя работа. Нельзя уходить. Понимаешь? Тебе обязательно понравится, потерпи ещё минут десять.
Ребёнок обречённо кивнул головой. Зато уже через три дня он показал мне таблицу, которую, расшифровав ребус, заполнил аккуратными печатными буквами. У меня отлегло от сердца.
…Прошло полгода. Кузнечик без маминой помощи учит уроки. С печатных букв давно перешли на прописные. В отличие от Яси в первом классе, он видит строчки и старается за них не вылезать. Писать надо, не отрывая пера, а это непросто. Почему-то буквы начинают сливаться друг с другом, просто приклеиваться, слово не прочесть. Учительница уже бьёт тревогу: надо больше тренироваться. И вдруг радостный звонок от неё:
– Хочу вас обрадовать! У вашего Кузнечика явный прорыв по письму и русскому языку. Вот уже второй день домашние задания выполнены идеально. Продолжайте заниматься, прогресс налицо. До свидания.
– До свидания, – протянула моя дочь, скорее озадаченная таким радостным известием.
В последние дни за Кузнечиком особых трудовых подвигов не наблюдалось, как и особой усидчивости. А вот нечто подозрительное происходило. Как-то слишком нахально Яся командовала Кузнечиком, а тот с удивительной готовностью выполнял её приказы: принеси это, унеси то, прибери в комнате, подай конфету…
Расследование продолжилось в детской комнате. Оба фигуранта дела стояли, опустив головы.
– Да, это я писала. Я же просто хотела помочь, ведь он же мой брат, – наконец призналась Яся. – Родному брату же нужно помогать, если у него не получается?
– Да, вот, – оживился Кузнечик. Ему явно понравились аргументы сестры.
– Вот что, дорогие мои! Это называется «медвежья услуга». Сын, это твои проблемы, и тебе их решать! Вы оба поняли меня?! Каждый отвечает за свои уроки сам.