предыдущий "Ослик. Лето. Лувр"
http://proza.ru/2023/06/28/760
Это был не первый случай, когда гора вообразила себя Лувром и забрала на вечное хранение свой портрет.
Тем же летом в день, когда собака отказалась тащиться на гору, а предпочла сторожить палатку и дружить с младшим братом солнца - солнечным зайчиком в горной речке - её можно понять, если в летний зной облачиться в зимний тулуп, высунуть язык и забыть все слова, кроме «Гов» и «Ав». Зимнего тулупа у меня не было отродясь, но кое-какое воображение было способно на время его заменить.
Трёхногий этюдник, без которого Веласкес был бы простым чабаном, потерпел катастрофу в горной местности и остался там навечно. Холщовая сумка со свинцовыми тюбиками, холст, подпертый сухой веткой – вот и весь скарб неугомонного Леонардо.
И весь горний мир вокруг холста.
В тот день после часа пополудни, бездонная синева Востока сместилась ещё восточнее, а с запада пришла католическая благость и сырость в виде великолепно расхмурившихся туч в манере испанца Эль Греко. Я шел по ишачьей тропе параллельно небесам и всё ожидал, когда за следующим поворотом во всей маньеристкой красе раскроется вид города Толедо под чёрным небом. А он, Толедо, всё откладывался и откладывался, как дальний рейс на Комсомольск-на-Амуре.
Вы курите?
В любом случае – напрасно! Но в юности, когда некоторые её ошибки прощаются за счет упругих вен и влажных альвеол, не сложно найти повод приостановиться, присесть на камень и оглядеться. Пусть это будет даже не перекур, а, скажем, водопой.
Припасть ртом к источнику – сладкая пауза на бегу.
Лодочкой свернув ладонь и зачерпнув из источника, мы оглянулись назад, и мы увидели, мы увидели, увидели - город Толедо! Белые камни на темных склонах стали домами, сами горы понизились и остепенились; по небу, как по промокательной бумаге расползлись сырые чернильные пятна.
Камень-кресло, горный источник, ветка-мольбертино – всё сложилось разом в одну лабораторию алхимика.
И застучала кисть о холст.
И краска сама бросилась на грунт и заполнила все нужные места.
И переходы от жемчужного к персидской чёрной, скалы и камни охотно подыгрывая, становились церковью с колокольней, дворцом Алькасаром и крепостью Сан-Сервинандо.
Через четыре часа холст был готов занять своё место в галерее Денон.
Рядом с Каной Галилейской.
Творец восстал от камня, и на затекших ногах сделал пять шагов в сторону от холста, чтобы насладится стюардессой и самим творением. Он, творец, никогда не видел ничего прекраснее этого холста, от которого он только что оторвал кисть.
Сигарета стюардесса, несмотря на потерю фигуры в мятой пачке, подчеркнула вкусом осенних листьев важную сладость момента. Пейзаж за холстом медленно седел приближающимися сумерками. Из набрякшей тучи скатилась слеза умиления. За ней вторая. Пора было думать о спуске с горы и возвращении к своей царевне-собаке.
Но думать не хотелось.
Как не хотелось ничего иного, как стоять на склоне горы и спокойно удивляться тому,
как краска, разведенная на пинене и льняном масле, превратилась в сонату света, надземное сияние мира идеалов, лучезарный осколок третьего дня творения.
Сначала медленно, будто в задумчивости, потом на пол-ладони, холст приподнялся над импровизированным мольбертом. В какой-то миг показалось, что он готов опуститься на место, но в следующее мгновенье, вместе с порывом ветра, он взмыл в чёрное небо. Покрутился как детская вертушка, и ступеньками пошел вниз.
Творец бросился вслед за ним. Холст то трепыхался мотыльком, то превращался в летающее крыло. И он парил в сторону горной реки. Река шумела далеко внизу.
И у полотна был шанс упасть на камни, разбить свою деревянную рамку, застрять в кустарнике, приземлиться на дерево и замереть в ветвях. Но он выбрал путь к реке.
И в реку он вошел.
Потом мне всё мерещилось, что холст с видом города Толедо еще пару раз выныривал из пены, что он мелькал то тут, то там в горной стремнине, что он хранил ещё на себе слабые следы масляной живописи и отблеск мирового признания. Но река не была бы рекой, если б не забрала себе мою мировую славу, не взяла бы ту жертву, что была предназначена провидением.
Ничего прекраснее этой картины в своей жизни я больше не создавал.
И даже не видел ничего, что можно было бы поставить рядом, ни в музеях мира, ни даже в сновидениях. Только сейчас я вспомнил о своём канувшем в лето шедевре. И решил воскресить его хотя бы в этих нескольких словах.
Следующий "Привидение. Лето. Луна"
http://proza.ru/2023/06/29/1396