Оболочки для души 1 глава

Людмила Новикова-Рыжикова
               СОСЕДИ  ПО ЖИЗНИ 
            
Банкир и первый миллиардер Рокфеллер не хотел умирать, жалко было оставлять другим огромное состояние и власть. Поэтому он шесть раз заменил себе сердце на новые и прожил с ними сто семь лет. Не вечность, конечно, но по сравнению с большинством людей почти бессмертие.
Трансплантация сердца - операция не простая. Возможно он все это терпел не ради себя, а ради науки. Но шесть смертельно больных молодых людей могли бы еще пожить с  этими потраченными на миллионера донорскими сердцами. Скорее всего Рокфеллер оценивал их жизни как никчемные, а свою  многозначащей. А по моему его жизнь стоит не так уж и много, он ведь не Эйнштейн, а всего лишь банкир. К тому же банки и даже бумажные деньги изобрел не он, хотя и владел несметным их количеством.
Так для чего жили на Земле простые люди, не такие, как Рокфеллер.
Согласны ли вы со мной, что вся многочисленная и разнообразная жизнь на Земле создана лишь для того, чтобы на ней появился один единственный разумный вид, человек. Будь это не так, на земле существовало бы множество видов разумных существ. Ан нет. Этого не произошло. Именно человек как разумная материя сможет со временем изучить и понять все тонкости огромного живого мира и перейти к пониманию глобальных законов вселенной.
Человечество постоянно совершенствует свои знания, и в конце концов научные познания соединятся с магией, пока еще необъяснимой и таинственной для ученых умов. Когда видимый и невидимый миры сольются в единое целое и не останется между ними противоречий, совершится то, для чего человека разумного так долго пестовали.
Человек сможет управлять даже самим Временем когда раскроет все секреты мироздания. Тогда держитесь все, никому мало не покажется. Он уничтожит весь этот огромный видимый и невидимый мир, который свернется снова в одну точку. Время исчезнет. Из оставшейся бесконечно малой точки начнется новый виток времени и новый виток сотворения мира, его безудержное расширение. Таким образом разумная материя, а на Земле это человек, выполнит свое предназначение.
Казалось бы все очень просто. С точки зрения высоких материй жизнь обычных не выдающихся людей совершенно бессмысленна. Они не продвигали науку, а лишь выращивали в себе миллиарды микробов и гельминтов. Но для чего-то они жили? Все они были полны чувствами, желаниями, печалью, радостью. Они страдали, болели, теряли и приобретали любимых. Возможно смысл их жизни в еще не открытых энергетических волновых микрочастицах, отвечающих в том числе за ностальгию, поражающую большинство наших соотечественников, переселяющихся в другие страны.
Так для чего они жили и какова при этом была цель Создателя. Может смыслом жизни каждого простого человека было всего лишь временное ничтожное уменьшение энтропии мира.
Я в сомнении, как можно было сотворить разумных существ на Земле по своему образу и подобию, но таких сложных и при этом несовершенных, неразумных, страдающих страшными физическими и моральными болезнями. Бог не мог так поступить со своим творением. Хотя мой сын Антон Новиков придерживается идеи, что Создателю не интересно совершенство тела человека, ему подавай совершенство души. Ведь физическое тело всего лишь временная оболочка для души. Действительно, эта идея главная во всех мировых религиях. Хотя в настоящее время еще никем не доказана. Все предлагается исключительно на веру.
Именно они, эти физические тела, оболочки души - герои моих воспоминаний. Мне хочется понять для чего жили мои хорошие знакомые, родственники и друзья, освоившие огромную территорию евразийского пространства, предварительно перемешанные революцией и войнами так, что растеряли свои корни. Назову их настоящими именами и фамилиями. Читателю предлагаю исправить, добавить или закончить историю этих людей, особенно тем из них, пути которых пересекались с моими героями. Возможно они смогут ответить на мучающий меня вопрос, зачем жили мои герои.
Нужно ли было моим соотечественникам, живших в двадцатом веке, бессмертие, как жаждал его Рокфеллер. Прожить бы удачно лет восемьдесят без болезней и других несчастий, вот и весь предел мечтаний. Неважно, что при жизни этих людей и буквально на их глазах произошел большой скачек в науке, и волшебство из сказок, такое, как невидимые глазом радиоволны, стало доступно простому человеку. Добавим к этому самолеты, автомобили, телефоны, межконтинентальные ракеты.
Но самое волшебное и необъяснимое в новых технологиях это голограмма - объемное изображение на пластине, которую можно разбить на множество частей и в каждой из них будет полная первоначальная картинка. Чуть потускневшая, но не потерявшая деталей первоначального изображения.
При всем том в жизненных устремлениях людей за сто лет ничего не изменилось. Неважно, что двадцатый век дал миру кинематограф, радио, телевидение, самое наглядное соединение науки и магии. Сказочное волшебство благодаря науке стало достоянием людей, приняло массовый характер. А человек так же ограничен в своих мечтаниях, как и сто лет назад. Восемьдесят лет без болезней, и уже хорошо.
Самым большим достижением двадцатого века стало появление компьютеров и Интернета.  Информация стала стоить дороже денег. Согласитесь, что именно двадцатый век далеко продвинулся в деле соединения науки и магии, хотя на земле магия существовала всегда. Во времена Пушкина не знали автомобилей, самолетов, ракет, радио, телевидения, компьютеров и Интернета. Что однако, не мешало поэту общаться с Космосом и писать волшебные сказки. Население в массе своей осталось таким же, как во времена Пушкина, с теми же мечтами: прожить бы без проблем и болезней лет этак до восьмидесяти.
Если быть совсем уж честными вспомним, что ушедший век состоял весь из противоречий. К примеру, наряду с несколькими страшными голодовками, приведшими к множеству смертей, он был веком всеобщей грамотности, золотым временем читающих людей, особенно дам. Это занятие совсем не прибавляло женщинам знаний жизни, поскольку вся классическая литература создана исключительно мужчинами, к тому же в большинстве своем людьми уходящего вымирающего класса. Их мужские взаимоотношения и нелепые обиды не могли  помочь женщине в борьбе с лишениями, выпавшими в двадцатом веке на долю женщин. Но что-то  им все же помогло выжить в хаосе двадцатого века.
Возможно правы те, кто считает, что женская непредсказуемость бывает точнее мужской уверенности. Моя прабабка, Подчуфарова Наталья научилась читать и писать в возрасте сорока лет уже после свержения царя, когда революционная власть бросила клич на всеобщую грамотность. Она не читала романов, находя их наивными для женщины ее возраста, да и времени не было, но газеты обязательно просматривала. И я помню, как в свои почти девяносто лет бабуля, легко ориентировалась в международной политике. Она была не глупа, поэтому направила своих многочисленных детей, в большинстве девочек,  на получение образования. Все они стали педагогами, кроме ее старшей дочери, Клавы, моей бабушки.
Единственный доживший до взрослого возраста сын прабабушки Натальи Николай, был старшим из детей. Все остальные мальчики в их семье умерли по причине “королевской” болезни гемофилии, а проще говоря, не свертываемостью крови. В один не прекрасный день у младенца на коже появлялся прыщик, который он сам же и сдирал. Ранка начинала беспрерывно кровоточить, до тех пор пока ребенок не умирал от банальной потери крови.
Царского сына Алексея, также страдавшего гемофилией, лечили хорошие доктора, экстрасенсы, Распутин, наконец, и царевич смог прожить свою маленькую жизнь вплоть до расстрела. Интересно, что было бы со страной, если бы последние царь с царицей не держались за власть так фанатично и открыто сообщили бы общественности, что Алексей не способен быть наследником престола из-за своей изнурительной и смертельной болезни. Наследственная власть это очевидное зло для страны, как бы ни утверждали поборники монархии. Среди наследников престола рано или поздно появится больной телом или на голову человек.
О расстреле царской семьи я узнала от бабушки Клавы в то время, когда об этом все еще помалкивали даже на своих кухнях. Особенно переживала она о судьбе царевича. Все остальное она воспринимала философски, как результат революционного террора. К тому же бабушка Клава считала царя основным виновником того, что случилось с народом и страной в целом. Ведь после относительно вольготной, интересной и сытой жизни до революции Россия окунулись в настоящий многолетний хаос, приведший к полному пере укладу жизни.
Моя бабушка Клава, мама моей мамы родилась на стыке двух веков, в начале января двадцатого века по новому стилю, и одновременно в конце декабря девятнадцатого века по старому стилю. Двадцатый век был ее временем. Буквально на ее глазах происходили все эти технические и политические изменения. Конечно, ей было трудно привыкать к изменяющимся условиям жизни, но надо отдать ей справедливость, она стойко все выдержала.
Она рассказывала, что раньше в летние сезоны на крестьянский труд уходило все их время, не считая коротких снов. Но в холодное пору года жизнь была интересной. Каждое воскресенье в каком либо населенном пункте проходил престольный праздник. Семьи были большими, обязательно имели по окрестным селениям родственников или кумовьев. На престольный праздник съезжались все. Там для молодежи было много развлечений. Особенно Клава любила катание на больших санях со снежной горки. Все было смешно и немного непристойно, потому что девушки в то время трусиков не носили, а ребята старались перевернуть санки. Это им часто удавалось. Девушки падали с перевернувшихся саней зачастую вверх ногами.
Каждой зимой взрослые снимали у какой-нибудь одинокой вдовы дом для молодежи. Там по будням девушки собирались, садились кругом у свечки, и вышивали, вязали, даже ткали полотно. Молодые ребята приходили в этот дом посмотреть на рукодельниц. В углах комнаты была полная темнота, поскольку освещался лишь кружок девушек. Это было очень удобно. Юноши вызывали в темноту понравившуюся ему девушку. Оттуда слышался смех, звуки поцелуев, либо пощечин. Так молодежь старались выяснить свои отношения.
Во время постов не было праздников, а еда, понятное дело, была скудной. Клава никогда не могла вытерпеть долгую постную голодовку. Зачастую она забиралась в кладовку, где висели окорока, и отрезала кусочек. Вот не научилась она в молодости выносить пост, поэтому, став взрослой, тяжело переносила настоящие голодовки, созданные неразумным правительством страны. В один из таких периодов настоящего голода она молила Бога, чтобы он забрал себе ее грудного младенца. Потом всю жизнь корила она себя за то, что не смогла сохранить жизнь этому мальчику, своему первенцу.
Но может это было и к лучшему. Едва бы он выжил в Великую Отечественную войну. В то время их семья жила в городе Тула. Юноша двадцати лет в первую очередь попал бы на фронт. А оттуда почти никто не вернулся. Так из всего класса ее дочки Вали, моей мамы, следующего ребенка бабушки Клавы, никто из мальчишек не вернулся с войны. Остались в живых только девочки.
Всех тульских юношей взяли на фронт в самом начале войны, когда немец стоял под Тулой. Бабушка Клава знала несколько взрослых мужчин, откосивших от армии в первые дни войны, отсидевшихся в подвалах, бывших во всех частных домах. Но молодежь была безрассудной, ее не удержать в подвалах.
 Но я хотела бы рассказать о более поздних историях с моими тульскими соседями. В Туле рядом с нашим железнодорожным районом с их добротными кирпичным домами, был еще район, называвшийся, как я помню, Мясново, состоящий сплошь из старых деревянных домов. Все мясновцы жили целыми поколениями в этих традиционно деревянных домах, стоявших на собственном участком земли, где у каждого дома ютился небольшой фруктовый сад и обязательно огород, позволявшие хозяевам, проживавшим на этом месте не только годы, а целые десятилетия, пережить достойно лихие голодные годы, которых было не мало в нашей несчастной стране. Это была не деревня, но и не настоящий город. Одну комнату, а то и большую часть своего дома хозяева Мяснова обыкновенно сдавали работникам железной дороги, благо она находилась рядом.
Именно по этим причинам обитатели Мясновки были относительно богатыми людьми, даже по сравнению с жителями кирпичных домов железнодорожников, имевших постоянную не плохую зарплату. В детстве я бывала в таких домах. Один очень хорошо помню. Там жила мамина школьная подруга Пчелкина Валя. Помню, что все в ее доме было покрыто либо коврами, либо плюшевой тканью. Конечно, на комоде, также покрытому плюшем, стоял ряд слоников, от самого маленького до большого, изготовленных из слоновой кости. Дышалось в таком доме тяжело от стоявшей в воздухе пыли. Ведь пылесосов у нас в стране в то  время еще не было.
Вот там в тех домах и происходили невероятные истории. Моя бабушка, Клавдия Петровна слыла  хорошей портнихой к тому же очень любила это занятие. К ней обращались все окрестные красавицы из Мясновки. Она сама приходила к ним с примеркой нового платья, боясь принимать клиенток у себя дома, из за вероятного доноса в налоговую инспекцию. Недовольная клиентка обязательно стукнет о приработке бабушки и тотчас нагрянут налоговые инспекторы. У мясновских клиенток она и выслушивала разные истории из жизни их поселка.
Надо заметить, не только она нарушала налоговый закон страны. Дед Золотухин Алексей Петрович, муж бабушки Клавы, тоже не был законопослушным. Мой отец после войны привез ему из Германии хороший радиоприемник с большим диапазоном частот, с помощью которого дедушка ловил все запрещенные голоса. Он был уверен, что об этом никто не догадывался, поскольку слушал он приемник на самом тихом звуке. А о том, что его собственный радиоприемник выдает его, поскольку излучает в пространство именно волны тех станций, которых он слушает, и при желании власти всегда могли получить на него компромат, он не догадывался.
В Мясново жили еще менее продвинутые жители, чем мои дедушка и бабушка. Моей бабушке рассказывала свою историю одна бабуля, отсидевшая лет пятнадцать за преднамеренное убийство своего мужа. Ее муж много лет пил и избивал ее до полусмерти. Она не могла с ним развестись, потому что дом, где они жили, принадлежал ее мужу-хулигану. Наконец, она решилась отравить мужа, но чтобы не опростоволоситься, выбрала необычный способ его отравления. Она взяла медную посудину, настояла в ней в течении несколько дней самодельную бражку и поставила ее перед ненавистным мужем. Все шло по ее плану. Муж выпил отраву и в страшных мучениях умер, но отравительница пожалела или забыла вылить остатки бражки на землю. Криминалисты эти остатки нашли и сравнили с бражкой, выпитой умершим мужем. Женщина тут же и раскололась. Она очень сожалела о своей оплошности и в следующий раз обещала себе не делать криминальных ошибок. Мою бабушку Клаву очень веселил ее наивное заключение, что в следующий раз отравительница все сделает правильно, чтобы не загреметь снова в тюрьму. Ее совсем не исправило исправительное заведение.
Другой случай произошел в соседнем доме. Там жила богатая семья: муж, жена и дочь на выданье. У дочки появился кавалер, очень шустрый, и нахальный. Он с первой минуты не понравился родителям девушки. Кавалер был вор рецидивист и, конечно, мать с отцом девушки ничего об этом не знали, но на свое несчастье оказались очень религиозными людьми к тому же крайне суеверными.
Воспользовавшись этими познаниями о родителях девушки, в сочельник, когда верующие родители опасались прихода нечистой силы, этот вор нарядился чертом и проник в дом к невесте. Старики очень испугались, подумали, что это настоящий черт пришел по их души. Женщина от страха сразу умерла, а отец выжил, но его схватил сердечный удар, от которого он больше не оправился.
Вор хоть и хорошо поживился, но его все же разоблачили. Милиция выследила его, но не поймала, только потому, что вор был с фантазией. Когда милиционеры гнались за ним, он бросил им в глаза поднятый с дороги песок. Так и ускользнул от задержания. Хотя родители сами виноваты, наверняка в их жизни была какая то история, почему они так сильно боялись прихода живого черта, что сразу поверили в ряженого черта. Так и осталось тайной, какой грех лежал на их совести, какой закон людской и божеский они нарушили.
Бабушка знала и о  всех прятавшихся в подвалах от армии мужчин призывного возраста. Она молчала о них, и они не выдавали ее подпольную работу портнихой. Но в начале своей деятельности частной портнихой бабушка пробовала честно работать в ателье по пошиву одежды. Но там не только мало платили, но еще ей было совсем не интересно работать, потому что закройщица выкраивала всем дамам один и тот же фасон с подрезом. А он не всем был хорош, да к тому же скучен. Бабушка Клава могла сшить платье любого фасона и шила мне, когда я стала девушкой, новые платья без всякой выкройки только по моему рисунку, или картинки из журнала, что соответствовало современной моде, а не какому-то единственному фасону с подрезом.
Бабушка была уверена, что кухарка не может стать хорошей портнихой, если у нее нет к этому призвания, а вот управлять государством проще, это даже кухарка может. Именно поэтому великую империю, которую создавали талантливые люди, кухарки или их дети развалили. Все отпрыски наших больших начальников сейчас живут в Америке, потому что их родители заранее готовили им плацдарм для побега на запад.
Мою бабушку научила шить постоялица дома престарелых, где некоторое время работал мой дедушка. Там обитали в основном старушки и старики из бывшего высшего общества России. Удивительно, но там почему- то не было постояльцев из среды рабочих и крестьян. Бабушку учила шить очень интеллигентная старушка, кажется, ее отец был царским генералом.
 Эти бывшие аристократки научили мою бабушку, тогда еще совсем юную женщину, кроме шитья еще элементарным правилам этикета, женской гигиены. Чему бабушку не могли научить ни дома, ни в воскресной школе. Шить и кроить по выкройке бабушка научилась, но создавать новые выкройки эти старушки не смогли научить мою бабушку. Перед созданием новой выкройки у нее был всегда какой-то стопор. Бабушка считала, что в этом вопросе ей мешает отсутствие начального образования по математике.
Мою стандартную выкройку она имела под рукой, и к каждому празднику у меня было новое платье или костюмчик по моему рисунку. Иногда переделанный из старого платья мамы, или из новых тканей, к этому времени в магазине тканей появилось достаточно много, было из чего выбрать. Да еще мама привезла материю из-за границы.
Как я уже говорила, в войну всех мальчиков из маминого класса забрали в действующую армию, где они вскоре же и погибли. Они все были без опыта жизни и тем более умения жить в условиях войны. Так что девушки маминого возраста после войны остались без женихов, если не успели, как моя мама, выйти замуж до начала войны. Но у Вали Пчелкиной, маминой подруги все таки нашелся жених. Он тоже позарился на  ее дом  в пригороде Тулы и на ее небольшой земельный участок. Все вокруг видели, что он женился по расчету. Он очень плохо относился к Вале. К тому же у нее никах не получалось родить ребенка.
Она приезжала к нам в Москву, проверялась у хороших московских врачей. Оказалось, что у нее рак женских органов. Ее лечили облучением и вылечили. После этого ее муж стал буквально издеваться над Валентиной. Но это ему не прошло даром, ничто в этом мире даром не проходит. Она ведь вылечилась от своего рака, а он вскоре заболел раком печени и умер в короткое время.
Во время войны артиллерийские снаряды, как наши так и вражеские, летали над бабушкиным домом, поскольку дом стоял рядом с железной дорогой, недалеко от станции, которую одни пытались разрушить, а другие защитить. Она помнит отличную работу наших защитников города. Как только появлялся немецкий самолет, тут же его брали в свои объятия прожектора. Артиллеристы без промедления отгоняли самолет от станции. Она не помнила, чтобы хотя бы один вражеский снаряд попал в цель.
В это же время на привокзальную площадь было доставлено новое оружие. Оно было зачехлено в целях конспирации. Это была одна из первых «катюш», так считал мой дедушка Алеша, работавший в то время начальником вокзала и видевший все своими глазами.
Звуки от пролетающих снарядов «катюш» особенно пугали немцев. Пленные немцы рассказывали, что после такой минометной атаки они не могли идти в бой, а были просто деморализованы.
Немцев отогнали от города не тульские, не обстрелянные мальчишки, а оперативно доставленные с Дальнего Востока хорошо экипированные и подготовленные солдаты-сибиряки, высокие, широкоплечие, одетые в теплые дубленки. Снять их с восточных границ страны позволила наша разведка в Японии.
Единственный сын прабабки, брат бабушки Клавы, он же дядя моей матери Николай Петрович Подчуфаров в это время жил уже в Москве. Он достаточно высоко продвинулся по карьерной лестнице, если учесть, что родился он в маленьком городишке под названием Чернь в средне зажиточной крестьянской семье. Землю в то время давали только на особ мужского пола. А поскольку в семье Подчуфаровых все мальчики умирали, то прокормиться одним крестьянским трудом не было возможности. Поэтому мой прадед Петр Подчуфаров вынужден был работать в лавке у купца. Работал он там по будним дням, а в субботу вечером обязательно заходил с друзьями в корчму, после которой домой приползал на карачках. Так и умер он от сердечного приступа на пороге своего дома.
Это не значит, что он был безответственным к семье. Дети всегда были сыты и хорошо одеты. А свадьба старшей дочки Клавы проходила в церкви при всех свечах, чем она очень гордилась. Во время гражданской войны в первую голодовку Петр Подчуфаров ездил за солью в составе большого обоза в район Астрахани. Это путешествие было сопряжено со смертельным риском. Но ему повезло.
Получается, что Петр, мой прадед жил по церковным законам, уважал своих предков, кормил семью и постоянно плодился и размножался. Наплодил четырнадцать детей, из которых выжила половина. К тому же он вовремя умер. Именно поэтому революционный террор обошел его семью. Все они могли бы попасть под раздачу и покатили бы, как и крестный отец бабушки Клавы, в Сибирь. Но после смерти Петра прабабушка Наталья осталась бедной вдовой с кучей детей и вступила в колхоз одна из первых. Колхоз помог ей выжить с детьми и этот ее  политически выверенный поступок очень помог в карьере ее сыну Николаю, а все дочки Наталии Подчуфаровой смогли получить образование и престижную работу учителей.
Возникает вопрос, так ли уж нужно было это бессмертие моему прадеду Петру Подчуфарову, как оно было необходимо Рокфеллеру? И для чего он жил.
 По легенде имя городу Чернь  дала сама императрица Екатерина, проезжая его в своем путешествии на юг империи. От фамилии Подчуфаров, в свою очередь, названа речушка Подчуфаровка, протекавшая по станице Крымской, где Николай Подчуфаров несколько лет был красным директором консервного завода. Позднее Николай Петрович стал заместителем наркома продовольствия Анастаса Микояна, и курировал кондитерские фабрики. Он имел все советские льготы, полагавшиеся большому начальнику, однако Николай, как и все новоиспеченные горожане, приехавшие в столицу из деревень, мечтал иметь за городом свою земельку с домиком.
Но времена были жесткие, сталинские. За дачку могли сослать в Сибирь, ведь найти ошибки в управлении было легко, особенно все подмечающим подчиненным, жаждущих занять место начальника и в легкую способными обвинить его в коррупции. Поэтому Николай нашел в Подмосковье одинокую деревенскую старушку и ее усыновил. После ее смерти домик со всей землей ему и достался. Двадцатый век был веком постоянного обхождения законов. Все знали, что закон не перепрыгнуть, но его можно обойти.
Жаль, что его дочка Соня не смогла продолжить его род. Соня уже закончила институт, но отец никак не мог подобрать ей подходящего по его понятиям мужа. Она была воспитана как представитель новой элиты, то есть была девушкой из высшего общества страны Советов. В дальнейшем Софья Николаевна Подчуфарова, являвшаяся двоюродной сестрой моей мамы, достигла больших успехов в карьере, став директором кондитерской фабрики, изобрела зефир в шоколаде и другие сладости. Но в личной жизни потерпела фиаско, оставшись девственницей, что в конечном итоге повлияло на ее психику.
Нужно ли было ей это бессмертие на земле?
Москва это многомиллионный город, но как здесь переплетаются и сталкиваются судьбы известных всей стране людей и неизвестных. С упомянутым мною Анастасом Микояном в некоторой степени связана другая известная мне история.
В Москве мы жили на первом этаже двухэтажного дома на Хорошевском шоссе, построенного пленными немцами. Несколько лет после войны бывшие военнопленные работали бесплатно на нашу страну, а когда наступало время их возвращения домой, то их пропускали строем по Хорошевскому шоссе. После них демонстративно ехали поливочные машины и мыли асфальт. Надо отметить, что пленные японцы после окончания войны тоже работали у нас, строили гидроэлектростанции на востоке  страны.
Наш дом в Москве был не только построен, но и спроектирован немецкими специалистами. Перед фасадом дома был газон, огражденный низкой чугунной оградой, что было в то время большой редкостью в столице. В доме было два подъезда, один подъезд парадный, как сказали бы ленинградцы, а другой вход был черный. Черный ход шел сразу из кухни на улицу и всегда был закрыт. На его лестнице  все жильцы держали свои запасы продуктов на зиму. Обычно это была картошка и квашенная капуста.
Там происходили целые бои. Например, одна наша домработница, к слову моя тезка Людмила, была мелкой воровкой. У нас воровать было особенно нечего, кроме маминых колечек, подаренных ей ее первым свекром, моим дедом Рыжиковым Алексеем Матвеевичем. А вот у соседей можно было украсть продукты, находившиеся на черной лестнице. И сэкономить выдававшиеся хозяйкой деньги на их покупку. Но как проследишь за сыпучими продуктами или картофелем. Тогда соседи стали прикреплять к каждой картофелинке маленькие бумажки. И находили в нашем помойном ведре очистки с этими приклеенными бумажками как доказательство воровства Людмилы. Конечно, после этого следовал скандал.
Это мелкое воровство всегда было, есть и будет. Мой отчим, Песьяцкий Евгений Иванович рассказывал, что когда он снимал комнату у одной одинокой старушки, она попалась на любви к сладкому. Однажды ему подарили большую коробку шоколадных конфет. Он шоколад не любил и поставил коробку с конфетами на шкаф. Через какое-то время к нему пришли гости и он открыл коробку. Она была пуста, конфет в ней не было. Хозяйка комнаты по одной брала конфеты из коробки, предполагая, что квартирант тоже их оттуда берет и ничего не заметит.
Продолжим прерванную историю про район, построенный пленными. Через пятьдесят лет после войны весь уютный район под названием «Военный городок», был снесен и на его месте возвели безликие высотные дома. Нашего дома теперь тоже нет. А в те послевоенные годы над нашей квартирой на втором этаже дома жил молодой армянин Фадик Саркисян.
В то время с телефонами было туго, и я разрешила провести полагавшийся моему отчиму по работе телефон в параллель на второй этаж к Фадику. А происходило все так. Однажды днем к нам пришли телефонные техники и спросили меня, девчонку, не буду ли я против того, чтобы телефон был проведен на второй этаж. Я разрешила, а было мне всего лет двенадцать. Но как я позднее поняла, этот телефон был проведен в нашу квартиру не без помощи Фадика. Он уже тогда обладал большущими связями.
Фадик был влюблен в русскую девушку и хотел на ней жениться. Но его мама не только была против этого брака, но и нашла ему невесту, которая была племянницей упомянутого уже мною Анастаса Микояна. Фадик послушался маму и женился на Тамаре, немногословной, худой и очень высокой армянке. Она была на две головы выше толстенького низкорослого Фадика, и вместе они смотрелись карикатурно.
К тому же другой родственник Тамары вскоре попался на валютных спекуляциях. Это повлияло серьезным образом на карьеру Фадика. Несмотря на то, что он отнес следователю хранившийся у него чемоданчик с драгоценностями этого родственника-спекулянта, сказав, что он не знал о содержимом чемоданчика. Даром ему это не прошло. В среде военных не потерпели такую нечистоплотность. После истории с драгоценностями Фадик Саркисян вынужден был уехать их Москвы в Воронеж, а оттуда быстро перевелся в Ереван на очень большую должность. Помогло ли ему родство с Микояном или не все чемоданчики с драгоценностями были отданы властям, это мне неизвестно.
После развала Союза Фадик Саркисян оказался в другой стране. Но это пошло ему на пользу. Говорили, что он стал президентом Академии наук Армении. А бедная Тамара Саркисян была совсем забыта своими родными. Умирающую ее отправили подальше из Армении в Москву в Центральную клиническую больницу, и только моя мама Песьяцкая Валентина Алексеевна по старому знакомству приходила ее навестить. А ближайшие армянские родственники дружно забыли о ней.
В том доме на втором этаже жила еще еврейская семья Гурьян. О ней я расскажу позже.
В роду бабушки Клавы, кроме ее племянницы Сонечки Подчуфаровой была еще одна девственница. Это ее тетка Анна Подчуфарова. Аню с раннего детства отдали в богатую  дворянскую семью, где она воспитывалась наравне с хозяйскими детьми. Девочка прилежно училась и выучила несколько иностранных языков. Этакая образованная подружка дворянским дочкам, вырванная из привычной крестьянской среды.
Повзрослев и став красивой, белокурой, дородной женщиной, она оказалась в безвыходном положении. Выйти замуж за простого парня она уже не могла, а женихи дворянского сословия к ней не сватались. Ане предложили работу гувернантки в богатой семье немецких баронов к тому же родственников царицы, которые жили в Петербурге. Из за ее девственности и полноты кровь время от времени ударяла ей в голову и хозяева бароны отправляли Анну к родным в деревню на лечение. Домашнее лечение заключалось в том, что Анна лежала по нескольку дней без движения, ничего не пила и не ела, сильно худела, пока к ней не возвращалось сознание. Подлечившуюся девушку родные сами привозили в столицу.
В революцию Анна куда-то сгинула. Может уехала с баронами за границу, а может умерла от голода в революционном Петрограде, как тогда назывался Петербург. Эта тайна жизни и смерти Анны всегда мучила ее родных.
Но вот вопрос, нужно ли было этим обеим девственницам бессмертие? Говорят, что в еврейских семьях не бывает девственниц даже при отсутствии подходящих еврейских женихов. Им находят на некоторое время суррогатную замену. Может это и разумно. А может это и неправда.
Продолжу рассказ про мою бабушку, ровесницу века. Моя бабушка Клавдия Петровна Подчуфарова с третьего класса оставила обучение в церковно-приходской школе отчасти по вине старшего брата Николая и потому, что была старшей девочкой в большой семье. Учась в школе Клава не любила и не понимала математику, особенно ей не давались задачки. Будучи ответственной девочкой, она просила старшего брата помочь ей с домашним заданием. Хитрый брат Коля не объяснял ей суть задачек, дабы она не смогла сама решать их в дальнейшем без его помощи, а просто записывал решение задачки в тетрадке сестры. От нее он получал за это копеечку, которую родители выдавали ей на покупку булочки для школьного завтрака.
Сейчас такая булочка стоит двадцать рублей. Инфляция рубля за сто лет оказалась в две тысячи процентов. Конечно, доллар тоже изменился. Сто лет назад работающая девушка в Америке получала четыре доллара в неделю, а сейчас те же четыре доллара за один час работы. Так что за сто лет  доллар тоже прилично похудел. Но доллар за это время не менялся хотя бы внешне, а рубль много раз претерпевал полное изменение и внешнее и содержательное. После очередной замены денег советские Плюшкины, а такие там тоже были, обклеивали устаревшими банкнотами стены в своих квартирах. Это было и красиво и богато.
Клава стыдилась своей неспособности понять математику, стыдилась следовавших за этим двоек по арифметике, и таки бросила школу. Дома женщины, бабушка с мамой были рады лишним рукам, помогавшим ухаживать за малыми детьми, ежегодно появлявшимися в семье. Нельзя сказать, что прабабушка Наталья, мама Клавы очень хотела рожать этакую кучу детей. К тому же ей было стыдно перед своими старшими детьми. У которых были уже дети, ее внуки старше ее детей, да и все труднее было растить малышей.
По этим причинам и пошла она однажды к акушерке делать аборт, но по дороге вспомнила, что у нее по лавкам еще полным полно малых детей, а она может умереть от операции, и дети останутся сиротами. Прабабушка Наталия передумала, вернулась домой и в положенный срок родила  своего последнего ребенка девочку, которую назвала Катериной. Это была не первая Катя в семье. Две девочки с таким именем умерли во младенчестве. Судьба и этого ребенка была предрешена. Не стоило называть ребенка таким несчастливым для их семьи именем. О ее судьбе я расскажу позднее.
Несмотря на хитрый и подленький характер Коли, бабушка Клава очень любила своего старшего брата и доверяла ему во всем. Она со спокойной совестью отпустила к нему в Москву свою единственную дочь, Золотухину Валентину Алексеевну, мою маму учиться в институт имени Баумана. Бабушка надеялась, что дочка будет жить под присмотром родственников. Но жена дяди Коли, коренная московская мещанка отправила племянницу в институтское общежитие. Из-за нее моя мама в дальнейшем так не любила весь класс мещан и все что с ними связано. Их манеру одеваться, говорить, в общем все их вкусы, привычки, все их жизненные устои.
Однако в жизни ведь все взаимосвязано и все хорошие и плохие поступки рано или поздно возвращаются, хотя может и не так непосредственно. После войны моя мама вторично вышла замуж за Песьяцкого Евгения Ивановича, военного инженера. По послевоенным временам это был весьма удачный брак. Военные не только хорошо зарабатывали, но в придачу имели хороший паек. Теперь семья дяди Коли старалась сблизиться с семьей племянницы, но мама не простила обиды. А ведь в том круге людей, где закончив институт и выйдя второй раз замуж, общалась моя мама, было много хороших женихов, которые могли бы по строгому мнению дяди Коли подойти его Сонечке.
Но хотела я начать рассказ не с Николая Подчуфарова и его семьи, а с моего отчима, Евгения Ивановича Песьяцкого. Хотя он и не был моим родственником по крови, но он был как раз из того умирающего класса дворян, о которых так много и подробно писали наши классики. Я хорошо знала его мать, Дору Сысоевну Песьяцкую, стопроцентную аристократку. Интересно, что она в отличие от моей прабабки простолюдинки Натальи Подчуфаровой не умела писать. Даже простое письмо. Хотя жила в столице и имела троих получивших высшее образование детей, которые легко могли научить ее грамоте.
На примере семьи Песьяцких развенчаю заезженную легенду, что после революции аристократов очень притесняли и пачками расстреливали. А о получении ими высшего образования и говорить нечего. Конечно, поступить после школы в институт со своими метриками и справками о дворянском происхождении дети Доры Сысоевны, сын Женя, девочки Марина и Саша  действительно сразу не могли. Но поскольку не все крестьянские дети и отпрыски рабочих мечтали и могли учиться в институтах, а стране требовались квалифицированные специалисты, то коммунистической властью было сделано исключение для детей с плохим по тем законам происхождением. Им требовалось поработать годик другой по рабочей специальности. Что они и делали. В этом случае запись в трудовой книжке была уже пропуском на вступительные экзамены в институты.
Мой отчим Евгений Иванович Песьяцкий с четырнадцати лет работал в порту Ленинграда, бывшего Петрограда, а теперь Петербурга и часто козырял передо мною своими ранними трудовыми подвигами. Но это не было его осознанным желанием трудиться, а простой необходимостью, поскольку его бы не взяли в Ленинградский Политехнический институт без двухлетнего трудового рабочего стажа. На самом же деле он не был приверженцем простого рабочего труда.
Аналогично происходило в Китае во времена хунвейбинов. Теперешний лидер Китая Си Цзыньпин получил несравнимо более серьезное трудовое перевоспитание, чем мой отчим. Он вообще был сослан в глухую бедную деревню, где жил не в доме, а в пещере. Тонкое одеяле, брошенное на кирпичи, было его кроватью, а ведро играло роль его туалета. Почти семь лет он терпел тяжелый крестьянский труд и постоянное одиночество. Все это помогло ему позднее стать  хорошим руководителем коммунистической страны.
Мой отчим Евгений Иванович часто говорил, что его поколение заработало себе на безбедную старость. Но как он ошибался. В нашей непредсказуемой стране вышло все не так. Началась перестройка, пенсии стали копеечными, особенно у бывших военных. У отчима пенсия стала совсем небольшой, или вообще не выдавалась во время. Семье пришлось жить на пенсию моей мамы. Хорошо, что у нее была своя заработанная пенсия и она не оформила себе пенсию как жена военного, а то им прошлось бы голодать.
Вообще с армией поступили особенно жестко, дабы она не помешала распаду Советского Союза. К тому же, как по мановению волшебной палочки, продукты в магазинах исчезли. Старики особенно страдали без сахара. Хорошо, что я сделала большие продуктовые запасы с легкой руки моей бабушки Клавы, у которой всегда был склад сахара, соли и различных круп на время небольшой гражданской войны. Она никогда не доверяла Российскому правительству. Евгений Иванович по причине деменции так до конца жизни и не понял, в каких условиях он оказался на старости лет. Если бы не мои запасы сахара, так и пил бы он простую воду, поскольку нигде и ни за какие деньги нельзя было купить сахар.
Теперь вернемся к Доре Сысоевне, матери моего отчима. Ее окрестили именем Дарья, но для аристократки с амбициями это было слишком простое имя. Поэтому она переделала его в Дору. Кстати, это новое имя часто портило жизнь ее сыну, моему отчиму, Евгению Ивановичу Песьяцкому. Сослуживцы пытали Евгения Ивановича, не еврейка ли его мать. Тогда же мне стало понятно, что евреев в армии не любили. Учиться грамоте Дора Сысоевна не хотела. Это было выше ее достоинства. Всегда найдется кто-нибудь, кто сделает работу за нее, к примеру, напишет письмо.
Дочки Доры Марина и Саша переделали свою фамилию на более по их мнению благозвучную,  став Песецкими взамен Песьяцких. Потому что песьяк переводится на русский язык как чирий. Свои имена девочки также переделали, Марина раньше была просто Машей, а Саша в итоге стала Сашеттой. По некоторым оккультным верованиям нельзя по прихоти менять данные при рождении имена. Возможно изменение имен в дальнейшем и привело сестер к раковым заболеваниям.
Есть и другое мнение в отношении этой болезни. Известно, что солнечные лучи стимулируют раковые заболевания, а сестры любили загорать обнаженными. При отдыхе на югах они всегда посещали нудистские пляжи. В своем же бывшем имении под Опочкой  Сашетта и Марина загорали прямо на лесной полянке на берегу озера исключительно полностью обнаженными. Представляете удивление крестьян причудам бывших помещиков, когда они проходили мимо них голых, со своими крестьянскими орудиями труда косами и граблями за плечами.
Когда их матери Даше-Доре исполнилось шестнадцать лет она влюбилась в двоюродного брата и мечтала выйти за него замуж. Но священный синод запретил этот родственный брак. Тогда из вредности, чтобы отомстить своей бабке, она вышла замуж за инженера Ваню Песьяцкого и уехала с ним в Финляндию. Там она играла в любительском театре, имела любовников, что обязательно входило в светскую жизнь того времени. Все это очень пригодилось ей позднее в революционную разруху. Ведь уметь шить, как и писать она тоже считала ниже своего достоинства, не могла подшить себе по росту даже подол юбки.
Таких женщин на своем веку я успела повидать не одну. Вся их жизнь проходила как под копирку. До революции они не знали, чем можно убить скуку. Любительский театр, молоденькие любовники, походы на прием к Распутину. После революции в НЭП они ловко находили себе старых богатых бизнесменов.
Нэпманы, перед тем, как их расстреляли, успели достаточно потратиться на своих аристократичных любовниц. Им, этим женщинам хватило средств не только на заграничные поездки, но и на то, чтобы жить припеваючи до самой своей смерти. Их не раскулачили и не сослали в Сибирь, как это сделали с законными женами и детьми их любовников нэпманов. Одно колечко с большим бриллиантом или натуральным рубином, подаренное когда-то нэпманом и проданное за хорошие деньги, в советское время позволяло сразу купить машину или квартиру в Москве. По этой причине сыновья этих бывших аристократок всю жизнь скакали перед ними на цыпочках, расплачиваясь с мамами за подарки нэпманов. 
Справедливости ради следует сказать, что ссылали не только советских бизнесменов. Семью крестного отца бабушки Клавы, крестьянина вместе с его шестью сыновьями, их женами и внуками тоже сослали в Сибирь. Посчитали, что у них было слишком много добра на семью. Никто не учитывал, что они просто жили не разделенным хозяйством, точнее одним большим общим домом с взрослыми сыновьями, их женами и детьми. Бабушка Клава очень горевала по этому поводу, ведь после того, как их сослали, от них не пришло даже весточки. Они сгинули там в Сибири без запасов еды и одежды на зиму. Все это у них отобрали перед выселением.
Была сослана в Сибирь и тетка моего отца бывшая монахиня. Она была сестрой его матери Царевой Надежды Николаевны, моей бабушки по отцу. В монастырях монахинь всегда приучали к труду. Тетка была умелой белошвейкой. Там в Сибири тоже живут люди. Бывшая монахиня шила прекрасные платья с прелестной вышивкой. Ее рукоделие было нарасхват у тамошних модниц. Эти навыки спасли ей жизнь. А во время войны ее положение оказалось даже на много лучше, чем у эвакуированных семей из Европейской части страны, у которых дети в Сибири умирали пачками.
После окончания войны бывшая монахиня смогла вернуться на родину в город Мичуринск. Мой отец, ее племянник до самой ее смерти и даже позже, не зная еще, что она умерла, высылал ей деньги. Иногда просил меня это сделать, чтобы его жена, моя мачеха ненароком не узнала об этой помощи. А может он боялся из за карьеры иметь прямое общение с ранее сосланной монахиней. Возможно и то и другое.
Нужно ли было этим сосланным на поселение людям бессмертие? 
Но вернемся к Доре. Она всегда кичилась своим дворянским происхождением и тем, что семья после революции не осталась в Финляндии, а вернулась на родину в Россию. Очень гордилась, что в Ленинграде они жили в доме у площади пяти углов, где когда-то снимал квартиру Пушкин. Не замечала она того, что из своей комнаты она могла выйти в общий коридор и далее на улицу, только пройдя ванную комнату, и ей приходилось ждать, когда кто-то из соседей по коммуналке закончит мыться или стирать.
Петербуржцы как будто не замечают, что потеряв статус столицы, их город постепенно теряет свой былой блеск. Называй его второй столицей или не называй, все равно теперь он не сравнится, как было раньше, с Парижем, который до сего времени блещет великолепием и ухоженностью. А после незабвенных времен перестройки Петербург совсем потерял лоск и как-то весь обветшал и облез. Но  некоторым людям нравится этот обветшалый старинный блеск.
При огромной фанаберии Дора никогда не рассказывала о том, каким образом она осталась сиротой при живых родителях и воспитывалась бабушкой. А было все так. Ее мать, простую, но удивительно красивую и складную девушку, дочку мельника насильно выдали замуж за отца Доры, очень богатого наследника большого имения. В то время было модно жениться на простолюдинках для улучшения крови. Мельничиха никогда не любила мужа, которого звали Сысой, к тому же он имел вздорный характер. Однажды Сысой, отец Доры убил почти без повода человека и за это был сослан на каторгу, с которой не вернулся. Его красавица жена вторично вышла замуж теперь уже за любимого человека, родила ему пятерых детей, но и с ним, как рассказывали, не была счастлива. Поговаривали, что он ее бил.
Дора больше никогда не общалась со  своей матерью. Бывшие их крестьяне, жившие все там же в родовом имении бабушки в районе Опочки, что под Ленинградом, рассказывали Доре Сысоевне, какой необыкновенной красоты была ее мать. В ней все было совершенно. Дора тоже была не плохонькой девушкой. От матери она унаследовала нежную бархатистую кожу, высокую статную фигуру, светло русые волосы и большие голубые глаза, обрамленными длинными мохнатыми ресницами. К тому же она обладала некоторыми навыками артистизма, что позволяло ей и в бальзаковском возрасте покорять мужчин. Подкачали качеством только зубы.
При этом она до самой смерти совсем не пользовалась косметикой. Но все ее бывшие крестьяне мужчины и женщины в один голос утверждали, что мать и дочь нельзя даже поставить рядом, настолько ее мать была хороша собою. Ее красота была совершенной, что может создать лишь сама мать природа. Ни какому врачу косметологу это искусство не под силу. Но, как и у всех красивых женщин, в нашей стране ее жизнь сложилась очень несчастливо.
А вот Дора, хоть и была разведена с мужем алкоголиком, за всю свою жизнь не работала ни дня, прекрасно прожила до преклонного возраста, путешествовала по миру и помыкала своими детьми, особенно Мариной. Она активно вмешивалась в ее личную жизнь и развела таки ее с дядей Павлом.
Первый муж тети Марины, сестры моего отчима дядя Павел был моряком дальнего плавания. Следует рассказать, как поступил в мореходку дядя Павел. Он был мордвин по происхождению и поступал в мореходку по разнарядке, выданной для малых национальностей. На вступительных экзаменах по русскому языку и литературе преподаватели с опаской спросили его, каких русских писателей он знает и знает ли вообще. Он назвал Пушкина. Больше ему не задавали вопросов, страшась услышать нелепый ответ, и тут же подтвердили его поступление в институт. Вполне возможно, что такое легкое поступление в мореходку объяснялось тем, что вождь революции Владимир Ленин  был по отцу мордвином и в руководстве страны к мордве было особое отношение.
Причина для развода с тетей Мариной, конечно, была - это его пьянство. В пьяном состоянии он избил адмирала, как говорили за дело, но мог серьезно пострадать. Однако шла война, и его отправили в штрафной батальон. Штрафников направляли на самые опасные места. Павла поставили командовать подводной лодкой, базировавшейся в Балтийском море, очень мелком для ведения военных действий подводными кораблями.
У наших подводников выжить шанцев не было, поскольку немцы заранее заполонили всю Балтику глубоководными минами. Но Павел был толковым моряком, несмотря на его комичное поступление в мореходку. Он нашел углубление на дне моря размером как раз с его подлодку, затаился на время и таким образом спас себя и всю лодку с моряками. В то же время большинство наших подлодок подорвалось на немецких минах, так и не выполнив никаких военных задач.
У дяди Павла и тети Марины родилась единственная дочь Наташа. Наши ленинградские родственники много лет скрывали, что Наташа была больна шизофренией. Однажды зимой, неожиданно для всех из Ленинграда пришло сообщение, что Наташа Песецкая пропала. Моя мать с отчимом бросились в Ленинград помочь искать племянницу. Обзвонили все больницы города, объездили морги и, конечно, подали заявление в милицию.
Но все было тщетно. А время было зимнее, холодное. Снега намело достаточно. Когда немного потеплело, одинокий лыжник нашел лежащую в снегу, одетую в колонковую шубку женщину. Это была Наташа. Она вскрыла себе вены прямо в лесу по дороге на дачу. В сам момент ее суицида из за плохой погоды в лесу лыжников не было. А ведь Наташа в последний миг раздумала о самоубийстве и пыталась остановить хлеставшую из раны кровь. Но никого рядом не оказалось, чтобы помочь ей. Так в зимнем лесу в одиночестве она и умерла. Ей едва исполнилось тридцать пять лет.
Похоже, болезнь эта было результатом пьянства дяди Павла. Ведь пьяное зачатие сбоя не дает. Возможно виновата длительная девственность самой Наташи. А может и наследственность со стороны деда Ивана Песьяцкого. Его родной брат повесился по причине неразделенной любви к девушке. Таким образом род отважного моряка дяди Павла прервался со смертью Наташи.
Вскоре после этой трагедии тетя Марина, мама Наташи умерла от рака. Она совсем забросила лечение, хотя ее рак был операбельным. Ее сестра, тетя Сашетта упорно лечилась от аналогичной страшной болезни, вылечилась и прожила еще много лет.
У Сашетты была дочка, вторая племянница моего отчима Песьяцкого Евгения Ивановича, звали ее Таня. Это была умная девочка с покладистым характером. С очень хорошей фигурой, доставшейся ей все от той же мельничихи. Учась в Ленинградском политехническом институте она вышла замуж за однокурсника, сына академика. Все было хорошо. У них родился ребенок, мальчик. Но судьба их брака была предрешена. Конечно, элитный сынишка развелся с ней при первой возможности. Из этих сыночков высокопоставленных родителей никогда не получаются хорошие супруги, а уж тем более хорошие люди. Все у них наперекосяк. Хорошо уж то, что он с помощью папочки тоже стал академиком. А не начал торговать наркотиками.
Продолжу тему суицида. Самоубийство не зря осуждается всеми основными мировыми религиями. Данте Алигьери в своей «Божественной комедии» поместил самоубийц почти в самом низу кругов ада. Напомню, что ад по Данте это воронка в земле из концентрических кругов, сужающийся конец которой примыкает к центру земли. Там внизу они, эти насильника над собой, обращены в страшные растения, как самые большие грешника.
Я с ним, Данте солидарна. Мне в совсем юном возрасте, года в четыре пришлось наблюдать такую смерть через повешение. Это ужасное зрелище, оставшееся в памяти на всю жизнь. В те годы после развода моих родителей я жила у бабушки Клавы в Туле на Одоевском шоссе в добротном кирпичном доме, построенным еще до революции для работников железной дороги. Дом стоял сто лет и столько же простоит. Это не хрущевка. Мы жили в отдельной квартире на втором этаже. Там, как я помню, высота потолков была настолько большой, что взрослый человек, встав на шкаф, не мог достать до потолка.
А на первом этаже в коммуналке жил железнодорожный рабочий по национальности цыган, имени которого никто не знал, а все звали его просто Цыган. Во время войны все цыгане обязаны были либо работать, либо идти воевать, а не бродить свободно по просторам нашей родины.
Наш цыган работал сцепщиком вагонов. На путях станции он потерял обе ноги, попав по неосторожности, а может и специально под поезд. Такая жизнь без ног стала ему не мила еще более, чем работа на железке, и он решил с ней распрощаться. Об этом он объявил всем во дворе и просил соседей присутствовать при его суициде через повешение. Для этого он выбрал раскидистую иву над речушкой Воронка, что протекала недалеко от нашего дома.
Мы не очень верили Цыгану, но все же собралось много народа. Зрители  расселись на пологих довольно высоких берегах Воронки, как в римском амфитеатре. Цыган ловко, несмотря на отсутствие ног, забрался на дерево и долго еще не решался приступись к действу. Позвали участкового милиционера, чтобы он снял его с дерева и уговорил бросить свою попытку самоубийства. Но милиционер, несмотря на наличие всех конечностей, а может из за сапог, мешавших ему, не смог добраться до Цыгана.
Промучив нас в ожидании часа три, Цыган все-таки совершил суицид. Его тело долго дергалось в смертельных конвульсиях, да так интенсивно, что с него слетели ватные брюки. Теперь, когда я смотрю страшные фильмы с повешением, мне не страшно, я очень хорошо вижу постановку. Наверное, лучше совсем не показывать ужасные подробности. В любом случае  не будет достоверно.
Также хорошо видна постановка нищих, косящих под слепых в метро. Я сразу вижу, что человек прикидывается слепым. А выйдя из вагона он легко идет по платформе навстречу своему подельнику. Слепой взгляд я это хорошо изучила еще на примере моего мужа Новикова Валентина Григорьевича, когда он получил инвалидность первой группы по зрению после того, как в свой день рождения выпил суррогатную водку не на этиловом спирту, а на метиловом. И в один день стал слепым.
Будучи по настоящему слепым, входя в вагон автобуса, он сразу получал свободное место, все люди вокруг замечали его не живой отсутствующий взгляд. Но стоило ему сделать операцию на одном глазу и заменить хрусталик, как пассажиры перестали уступать ему место, потому что не видели уже в нем слепого. Взгляд его стал не таким отсутствующим. Валентин очень сердился, он уже привык, что ему все уступают место. И даже где-то пытался учить пассажиров хорошему тону. Но ведь людей не проведешь.
Кстати, тот сук, на котором повесился Цыган, довольно скоро высох и обломился, как и предрекали  в народе. Вопрос. Хотел ли он жить вечно? Ведь мог дожить до того времени, когда ему поставили бы искусственные ноги, как тому южноафриканскому пара олимпийцу. Похоже, из-за своего цыганского характера он просто не хотел умирать в одиночестве, как предстоит умереть большинству людей, живущих на этом свете.
Вернемся, однако, к дяде Павлу, бывшему мужу тети Марины. После войны, уже будучи героем войны, Павел привел из Америки полагавшуюся нашей стране по контрибуции часть немецких кораблей, разделенных между победителями. У нас в стране они составили основной костяк флотилии “Слава”, после войны много лет принадлежавшей морякам, занимавшимися рыбным промыслом. Но главное он привез из Америки великолепную одежду для своей жены Марины.
Тетя Марина еще долго козыряла перед подругами и поклонниками этими американскими нарядами. При этом великолепии нарядов тетя Марина учила нас девочек, что одежда это не главное, это не то, что необходимо женщине, чтобы привлечь интерес мужчин. Надо хорошо разбираться в политике, это очень нравится мужчинам. Например, еще до убийства Кеннеди она знала не только имя американского президента Джона Кеннеди, но и второе его имя Фитцджеральд. Это сбивало мужчин с толку. Как это возможно, чтобы женщина что-то мыслила в политике. Бедные мужчины, они почему то уверены, что они, и только они мыслят в политике.
Теперь вернемся к нарядам. Американские тряпочки не шли ни в какое сравнение с немецкими платьицами, привезенными из Германии нашими победителями.  Тоже красивыми, но сделанными из бумажных тканей, рассыпавшихся в течение одного сезона носки.
Большинство русских женщин и этого не могли себе позволить. Наши мамы создавали себе платья, перешитые и перелицованные из старых дореволюционных тряпочек.
Бабушка Клава рассказывала, как до революции по стране ходили коробейники китайцы, которых все звали “ходя”, и предлагали совершенно удивительные шелковые ткани. Теперь после всех  китайских революций это мастерство изготовления китайских шелков утеряно. Возможно китайцы восстановили технологию изготовления тех божественных тканей, но из за дороговизны они к нам в страну не попадают.
Кроме шелков бабушка помнит еще великолепные шерстяные английские ткани, что продавались до революции. Мой черный фартук, сшитый из остатка такой ткани, не мялся в течение всего учебного года и был как новый. В школе обо мне создавалось впечатление как об очень аккуратной девочке, которая гладит каждый день свой фартук. Именно по этой причине учительница прикрепляла к моему рукаву красный крест на белом фоне. Это означало, что я должна была выискивать вшей у других девочек класса. Мальчики с нами не учились, тогда школы были раздельны на девчачьи и мальчишечьи. Их объединили лишь когда я перешла в  шестой класс.
Девочка, у которой находили этих кровососущих насекомых или гниды, незамедлительно отправлялась домой. Зачастую они возвращались в школу уже на лысо постриженными. Это было очень унизительно. Но только недавно кончилась война, в стране была разруха. Мыло и того не было в свободной продаже, и это было естественно. Но когда мой младший сын Денис принес полную голову вшей во время перестройки в казалось бы мирное время, это было стыдно. Хотя и логично, скажите, чем перестройка отличалась от революции. Абсолютно такая же разруха.
На этот случай у нас дома не оказалось даже специального частого гребня для вычесывания вшей. Я с моим старшим сыном Антоном пытались каким -то образом избавить Дениску от вшей. Но все кончилось тем, что мы купили машинку для стрижки и остригли малыша наголо, в парикмахерской не брались за эту вшивую головку.
В поездке в Москву именно за этой не мнущейся шерстяной тканью, пошедшей в последствии мне на школьный фартук, моя бабушка Клавдия Петровна Подчуфарова и познакомилась с моим дедушкой Алексеем Григорьевичем Золотухиным. Знаменательная встреча произошла в славное время продразверстки. Клава вместе со старшим братом Колей направлялась в Москву с двумя мешками муки, надеясь обменять их на бостоновую ткань себе на юбку и костюм брату. Бумажные деньги тогда не имели ценности. Вся торговля велась с помощью бартера.
Позднее в стране к натуральному обмену прибегали не один раз. Бартер процветал и в военное время и в перестройку. Да и теперь появились электронные деньги, чтобы как-то избежать воровство банков. Ведь когда итальянцы создали банки, то это были всего лишь обменные пункты разных валют, а владеть запасами денег они не имели права. А уж потом банкиры стали самыми богатыми людьми в мире, при этом ничего не создавая, просто сидя рядом с деньгами.
На станции города Мценска бабушке Клаве с братом пришлось долго ждать поезд на Москву. У Коли оказывается был друг, работавший на станции. Его звали Алексей. Они вместе воевали на фронте. Алеша был демобилизован из армии раньше Николая по причине сквозного ранения в плечо. После лечения Алексей устроился работать на станции города Мценска.
В ожидании поезда молодые люди о чем-то тихо разговаривали, а Клава молча стояла у мешков. Коля узнал от Алеши неприятное для него известие, что по телеграфу пришла шифровка о прибывающем на станцию поезде продразверстки. Чтобы не рисковать жизнью солдаты продразверстки не ходили по деревням за хлебом, а удобно устроились на поезде и конфисковали хлеб прямо на вокзалах, где крестьяне с уже аккуратно собранными мешками продуктов направлялись в город на базар, чтобы обменять пищу на различные промышленные товары, в основном одежду.
Небольшое отступление. У моей сослуживицы Любы мама  была идейной и правильной коммунисткой. А некогда в молодости ее, комсомолку отправили в голодное время по деревням отбирать провизию у крестьян, а она сбежала оттуда и всегда  скрывала этот свой не комсомольский проступок.
Но надо сказать, что она не ездила с комфортом на поездах вместе с вооруженными мужчинами отбирать провизию у безоружных людей, а ездила по селам и уговаривала озлобленных и зачастую вооруженных крестьян добровольно сдавать хлеб. Ее маленький отряд сбежал, когда в очередной деревне вооруженные крестьяне разоружили их, и убили их командира, от которого мама Любы была беременна первым своим ребенком. Опасаясь расстрела уже со стороны власти, девушка некоторое время скиталась по знакомым и родственникам, заметая следы своего пребывания, а потом вышла замуж за первого предложившего брак паренька, оказавшегося в последствии отцом Любы.
Кстати Люба как и ее мать в молодости были почти совершенной копией американской кино звезды Мэрилин Монро. Но в отличие от американки  у нее не было времени беситься с жиру, а нужно было выживать в тяжелейших жизненных условиях. Но похоже, что люди скорее впадают в депрессию от хороших условий жизни, а не от тяжелых.
Но вернемся на станцию Мценска. Николаю и Клаве было жалко отдавать свой хлеб бесплатно. Ведь они все равно везли его в голодный город, а не закопали в землю, как делало большинство крестьян в это время. Алексей вызвался помочь им с Клавой спрятать мешки от продразверстки. У него были ключи от всех помещений вокзала.
Вместе они решили, что самое лучшее спрятать мешки в помещении туалета, находящегося в пристройке сбоку от здания вокзала. Так и сделали, а туалет закрыли на замок. По прибытии поезда все помещения вокзала были досконально проверены сборщиками. Обыскать привокзальный туалет солдаты побрезговали.
Когда поезд с грабителями уехал далее и все волнения были позади, Клава впервые  подняла глаза на Алешу и замерла от его красоты. Его черные волосы слегка вились, орлиный нос гордо сидел на лице. Под соболиными бровями хитро сияли темно карие глаза с искоркой. К тому же он был высок ростом и широк в плечах и весь светился молодым здоровым оптимизмом. Это была ее любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Позднее Алеша и стал моим любимым дедушкой.
Ранее Клаве сватали богатых женихов из кулацких семей. Она была симпатичной работящей девушкой. Но ее крестная всегда говорила ей, что в таких семьях богатство не просто так наживается. Там все надрываются на работе буквально до смерти. Дедушка Алеша был гол как сокол, но красивый и добрый. В молодости все его звали Лешка-цыган. Его красота сводила с ума женщин и портила жизнь моей бабушке.
Бабушка и сама была хорошенькой миниатюрной шатенкой с серо голубыми глазами и правильными чертами лица. Но самою бабушку блондины не привлекали. Особенно холодно и даже пренебрежительно она относилась к очень светлым, почти бесцветным глазам. Хотя все ее родные были из этой породы. В эти глаза смотришь и ощущение такое, как будто заглядываешь внутрь головы и даже насквозь ее за спину.
Дедушка Алеша был из бедной семьи, в которой было много мальчишек и всего две сестры. Семья эта была полным антиподом семьи бабушки, где численное превосходство было за женщинами. Его отец, Григорий Золотухин был то ли певчим, то ли дьячком в церкви, находящейся далеко от их родной деревни. Это был неказистый злой мужичок. По службе он был вынужден часто уезжать из дома, а когда возвращался, то бил свою статную красавицу жену на всякий случай, за возможные грехи. Однажды уже подросшие сыновья заступились за мать, пригрозив отцу расправой, и побои прекратились.
Прабабушка была не только красивой, но и очень талантливой. В любую домашнюю работу она вносила элемент красоты и творчества. Если наматывала клубок из шерстяных ниток, то у нее получалась настоящая роза. Если брала в руки плотный кусок бумаги или картона, то ножницами, не отрывая их от бумаги в один присест вырезала разных домашних животных. Особенно хорошо у нее получались лошади. Мне было непонятно, как так не отрывая ножниц от бумаги и вот уже стоит лошадка на четырех ножках с копытцами.
В молодости прабабка лечила людей и немного колдовала. А в глубокой старости она стала похожа на настоящую колдунью, сгорбилась почти пополам, ходила с большой палкой. Она перестала ощущать вкус пищи, поэтому просила сыновей приносить ей водки в подарок, только ее вкус она и чувствовала.
Дожила она почти до ста лет и завещала родным похоронить ее с большим золотым крестом, висевшим у нее на шее и стоившим не малых денег. Родные не посмели ослушаться. Так что через много тысячелетий люди новой расы найдут останки бабули вместе с огромным золотым крестом и будут долго думать, кто это перед ними. Не принцесса ли какая.
Сыновья моего прадеда Григория получались похожими на прабабку, свою мать и следовательно высокими, красивыми и черноглазыми, а дочки были копией прадеда, приземистые, нескладные и голубоглазые. Может и прав был Григорий, что поколачивал жену.
У всех дочек не сложилась личная жизнь. Ведь приданного отец не смог им дать. Да и красотой они не блистали. Одна из них Люба некоторое время была в нашей московской семье домработницей, а потом уже лет в сорок по сватовству вышла замуж в Краснодарский край. Другая дочка Григория Дуня родила сына, не будучи официально замужем. Тогда перед войной нравы и законы страны это легко допускали. После революции было даже активное движение, называвшееся «Долой стыд». Продвинутые члены общества проводили демонстрации по Тверской улице в Москве совершенно обнаженными. В такой демонстрации был замечен и революционный поэт Маяковский.
Хорошо, что законы в то время были на стороне женщины. Отец ребенка обязан был платить алименты, даже если не был официально зарегистрирован с его матерью. Но хитрый папаша резво убежал от сына и Дуни на север страны и долго о нем не было ни слуха ни духа. Но закон наш ничего не забывает. Лет через двадцать, когда его сын уже вырос, бедолага отец решился вернуться в Тулу на родину. Это было уже после окончания войны. Тут его и нашло постановление об алиментах. Он обязан был и выплатил Евдокии все полагающиеся по суду деньги. Либеральный закон об алиментах незаконнорожденным детям государство отменило только во время войны, чтобы не выплачивать помощь детям убитых на фронтах солдат.
У сыновей прадеда Григория вышло все ладно. Все они обосновались в городе Тула, кроме одного брата, уехавшего на высокую должность в столицу. У него была красавица дочка и умница к тому же. Она получила хорошее образование, занималась научной карьерой, имела научные степени и была ближайшей помощницей большому ученому, академику. С ним она выезжала в заграничные командировки, делала под его руководством карьеру. Но личная жизнь с кем то другим у нее не сложилась. Все ее силы уходили на науку и академика.
Как говорил мне дед Алеша, его племянница была ох как хороша. И показывал мне ее портрет в журнале «Наука и жизнь», конечно, рядом с тем академиком. Красота для женщины не всегда выигрышный билет, скорее она, красота дается женщине для испытания. Ах, как нужно было этой умнице, красавице бессмертие, чтобы заново построить свою личную жизнь после смерти академика.
Совсем другое дело хорошая внешность для мужчины. Моему красавцу деду прохода не было от женщин. Даже когда он гулял по улице со мной, своей внучкой, у них, у женщин был лишний повод пристать к деду, которому в то время было уже за пятьдесят лет. Он тоже их не обижал. Бедная бабушка гонялась за мужем по всему городу, чтобы наказать его и его любовниц. Дедушка нравился женщинам до самой своей смерти. Хотел прожить до ста лет, как прожила его мать, а умер он рано в восемьдесят семь лет. Все в один голос утверждали, что Клава забрала мужа с собой, поскольку после смерти жены он не прожил и года, в течение которого он не имел права жениться, но очень активно стремился к этому.
Бедный дедушка опасался такого развития событий. Он умолял свою дочь Валю, мою маму дать ему разрешение на новый брак со своей давней подругой, поскольку в загсе оно требовалось по причине престарелого возраста жениха. Но дочь не желала, чтобы ее отец женился на другой женщине, и при жизни матери не разрешала ему разводиться с ней и даже после смерти собиралась держать в пределах своей семьи.
Привлекательная внешность и характер дедушки Алеши не всегда приносили ему одни неприятности. Красота однажды даже спасла ему жизнь. Во время Первой мировой войны мой дед Алексей Григорьевич Золотухин сражался на Северном фронте. И вот однажды командир набирал добровольцев для рискованной военной операции. Алеша вызвался одним из первых. Он был смелым молодым человеком. Но командиру он очень нравился за добрый характер и мужскую красоту. Поэтому он отстранил Алешу от этой опасной вылазки в тыл немцев, в результате которой все бойцы-добровольцы погибли, так и не выполнив разведывательной операции.
Но все же неприятностей было много больше. Ведь у его подружек тоже были воздыхатели и они активно мстили Алексею. Вот один из таких  примеров. В самом начале войны немцы подошли к самой Туле. Всем казалось, что город вот-вот сдадут. Тогда вокзальный буфетчик, где мой дед был начальником вокзала и с чьей женой крутил любовную интрижку, коварно предложил моему деду, а своему начальнику, (поскольку немцы все равно возьмут город), унести домой рюмки из вокзального буфета. Дед повелся на этот необдуманный шаг. Вообще ему совсем не нужны были эти рюмки, в то время он не пил даже красного вина, ему от него было плохо.
Жена деда бабушка Клава, увидев эти рюмки, совсем онемела. Также молча она собрала в ведро все стаканы и рюмки и вынесла на помойку, где благополучно выбросила их, предварительно разбив вдребезги. Рано утром пришли товарищи из органов и очень удивились, не найдя рюмок.
Буфетчик был не столько ревнивцем, сколько хотел занять место начальника вокзала, которое было за дедушкой. Поэтому через некоторое время он снова настрочил донос. Теперь уже дедушку забрали куда следует. Выручать его приехала дочка Валя с подругой, которая была к слову дочкой директора золотых приисков. С этой подругой они вместе учились в институте. Молодые красивые девушки доказали, что все это было наветом того же буфетчика. Они поручились за моего дедушку, и  следователь выпустил его. Но после этого Алексей Золотухин уже не смог работать на прежнем месте, и устроился работать бригадиром поезда. Работа эта была ничуть не хуже прежней, но менее престижной. Дед упал духом и начал пить по черному, практически через недомогание, чтобы забыть эти беды. А было ему тогда немного более пятидесяти пяти лет.
Как вы заметили, такая прозаичная вещь как покупка ткани на одежду, привела к длительной любовной истории. Собственно у бабушки Клавы в жизни больше не было возможности приодеться. Все ресурсы страны Советов шли на развитие исключительно тяжелой промышленности. Хорошо хоть всех женщин одели в простенький ситец. Даже обувь была тряпичной. Поэтому на этом фоне всеобщей бедноты быть хорошо одетым осуждалось обществом.
На эту тему мне снится сон, как будто история из параллельного мира. Во сне я, будучи молоденькой девушкой, прохожу по длинному плохо освещенному коридору какого-то учебного института и подхожу к студенческой столовой. У входа молодой человек резко останавливает меня и говорит, что на мне слишком изысканная одежда. Хотя одежда очень простая. Белая блузка и удлиненная слегка расклешенная темно-серая юбка. Юноша всем телом перегораживает мне дорогу и приказывает снять юбку. Что я и делаю, и остаюсь в одной блузке и комбинации. Мне холодно, но я подчиняюсь. Ясно, если не подчиняться этим правилам, то прикажут снять и всю остальную одежду. Подходит другой юноша, а первый уходит внутрь столовой, садится за столик. Ему приносят обед, он его медленно поглощает. Второй юноша еще более строгий, он никак не разрешает мне надеть юбку. Он считает, что в таком случае я стану красивей других.
Это всего лишь сон на тему отношений в Советском Союзе. Тебя могли не за что растоптать и унизить еще хуже, чем поступили с девочкой во сне. Когда я училась в девятом классе и была комсомолкой, меня вызвали на школьное комсомольское собрание и стали ругать за то, что якобы я напудрилась. Девчонки завистницы считали, что моя кожа на щеках выглядит слишком красиво, и пушок на щеках не мой натуральный, а просто хорошо наложен макияж. Пришлось разрешить этим борцам за равноправие потереть мою кожу на лице, чтобы они убедились в отсутствии пудры и румян. Очень неприятное ощущение. При этом я легко прочитала их мысли. Если бы у них хватило решимости, то облили бы меня из за зависти черной краской, а лучше кислотой.
Это было не единственным унижением, полученным мною в детстве. Долгие годы моей обязанностью было выносить помойное ведро на мусорку. Однажды темным вечером я шла в сторону мусорки, как из темноты выскочил мальчишка и облапил меня. Я не успела выбросить мусор и побежала домой. На мне лица не было. Больше мама не посылала меня ночами ходить на улицу, чтобы я не попадала в такие ситуации. Хотя наш район и был очень спокойным. Но это безобразное насилие над моим телом запомнилось мне на всю жизнь.
Еще подобный случай произошел со мною уже в светлое время суток по дороге на пляж в Серебряном бору. Из группы молодых людей, шедших навстречу мне, отделился один и под смех и улюлюканье  остальных дотронулся до моей груди. Я восприняла это тоже как насилие надо мною и моим телом. Представляю, как тяжело женщинам, испытавшим завершенное насилие.
Конечно, не надо попадать в провокационную ситуацию. Тогда в Серебряном Бору я оказалась одна, потому что в то время моя подружка Мила Шулятьева не пришла на встречу со мною, не предупредила меня, не удосужившись даже позвонить. Мы собирались готовиться к экзамену, изучать конспекты, загорая на пляже Серебряного Бора. Милка, так ее все звали, вообще была самая не обязательная из нас четверых подруг. Возможно, это объяснялось ее не простой жизнью в семье.
Милкины мама и папа поженились вопреки воли своих родителей, дедов Милки. Ее мама была из семьи ортодоксальных евреев, отец - мордвин. Все родственники с одной и другой стороны были против их свадьбы, и рассорились с молодыми насмерть. На фоне этих сословных и национальных скандалов и родилась Милка.
Когда Милке было лет десять, ее отец завел себе любовницу, а чтобы далеко не ходить, соседку по дому. Много народных поговорок предупреждают о плохом исходе таких отношений по соседству, ведь соседи обязательно расскажут подробности  потерпевшим участникам. Да и на работе надо быть осторожным, некоторые сослуживцы жаждут просветить обманутого супруга.
Помню, как после окончания института я работала на Московском радиозаводе. Тогда же вышла замуж. Пришлось мне поехать в командировку с Толей Мироновым. Хорошо, что меня провожал на вокзал молодой муж, Новиков Валентин Григорьевич. После моего возвращения из командировки муж рассказал, что ему был звонок и приятный женский голос сообщил, что я уехала в Ленинград с Мироновым вдвоем.
При этом я даже не перешла никому дорогу ни на любовном, ни на служебном фронте. Однако моя недоброжелательница не учла, что мой муж доверял мне и к тому же он видел, с кем я в этот раз  ехала в командировку, потому что очень любил встречать и провожать путешественников. Довольно редкое увлечение, скорее наоборот. К слову сказать, мужчины помогают женщинам обычно в тех делах, которые они любят делать, готовить, например. А женщинам оставляют всю другую рутинную работу.
В другой раз я со стороны наблюдала за сценой ревности к Лиде Лужковой. Я в то время работала на более престижной работе в Доме оптики. Куда устроиться работать можно было лишь по большой протекции Лида была очень темпераментной женщиной. Может ей просто не хватало мужа, который, к слову, был родным братом будущего мэра Москвы Юрия Лужкова. Лиде очень нравился наш сослуживец Толик, и она в буквальном смысле вертела перед ним задом и навертела. Он не устоял. Интересно, что Толик в постели с законной супругой проговорился и назвал жену по имени любовницы, Лидой.
После этого в один прекрасный день перед входом в здание Дома оптики появляется  законная жена Толика и просит, скорее требует, чтобы охрана позвала к ней Лиду. Всем стало понятно, что происходит. К разъяренной супруге Толика вышла другая Лида, Лида Мокроусова. Мы все диву дивились ее смелости. Но она очень логично объяснила жене Толика, что это все неправда, и именно она никогда не была и не будет любовницей чужого мужа.
Меня же всегда интересовало и удивляло, чего добивались эти доброхоты. Кому они хотели навредить, а может помочь. Мне почему-то никогда не приходило в голову сообщать сплетни обманутому супругу, также как пожелать кому-либо смерти. Даже своим врагам. А они у меня были. Даже в мыслях я не желала смерти своим врагам. Я всегда считала это своим чуть ли не единственным хорошим качеством. Хотя Антон, мой сын не считает это достоинством, он думает, что я не желала никому смерти даже в мыслях поскольку знала, что это наверняка сбылось бы наяву. И тем не менее к моей хорошей характеристике стоит добавить, что я никогда не создавала подлых ситуаций. Но сама натерпелась от многих, любивших это делать. Ну что ж, ведь не зря говорят, что не родись красивой, а родись счастливой. Очень многие с помощью подлости стараются добыть себе счастье.
 Но вот другую точку зрения, отличную от моей я узнала от своей знакомой по соседнему дому Нины. В довольно зрелом возрасте она узнала, что ее муж много лет имеет постоянную любовницу, живущую по соседству с их общей дачей. Нина занималась детьми и внуками, следила за собакой и часто игнорировала посещение дачи. А муж ездил туда постоянно. Когда я высказала свое отрицательное мнение о той женщине, которая ей сообщила об измене мужа, Нина возразила, что ей лучше знать правду, а не быть обманутой дурой. И она в свои не полные семьдесят лет развелась с мужем и выделила себе официальную долю в их общей квартире. При этом ни о чем не жалеет, считает что наказала изменника, хотя продолжает готовить ему обеды и одна таскает из магазина тяжелые сумки с продуктами для их общего стола.
Вернусь к нашей институтской подруге Милке Шулятьевой. Когда ее мама узнала о циничной измене мужа, она не выдержала его вероломного предательства, И это после всех тяжелых ссор с родственниками. Бедная женщина бросилась в окно  с четвертого этажа своего дома и разбилась насмерть.
Вот и ответь, чего она этим поступком добилась и хотела ли она бессмертия?
Она не подумала даже о дочке, а думала лишь о мести мужу и зациклилась на своем горе. Отец Милки сразу, не соблюдая годового срока положенного после смерти жены, женился на своей любовнице. Все это происходило на глазах бедной Милки.
Может поэтому Мила Шулятьева очень рано бросилась во взрослую жизнь. Она постоянно меняла мужчин, занимаясь поиском идеального суженого, который будет любить только ее.  Она и нас с другой нашей общей подружкой Таней Мураевой учила, что до законного брака надо познать много мужчин, чтобы впоследствии удачно выйти замуж.
У ее мачехи был свой сын примерно одного возраста с Милкой. Получается что он был сводным братом Милки. Мачеха очень боялась, что падчерица забеременеет от кого-то из ее учителей, а ребенка молва припишет ее сыну. Поэтому при первой возможности вся семья из старой большой коммуналки переехала в отдельную небольшую хрущевку, которую им предложили в профсоюзе. Отец Милки был заместителем известного конструктора самолетов Туполева, кажется, по вооружению.
В этой крошечной хрущевке они и отмечали замужество Милки. Женился на ней мечтавший остаться в Москве после распределения Витенька Лихтенвальд, обрусевший немец. Пока он учился, он жил в общежитии Московского авиационного института, туда часто захаживала Милка в поисках будущего мужа. Перед самой свадьбой с Милкой Витя волочился и за мной, надеясь на удачу. Уверена, что не только за мной. Поженившись с Милкой Шулятьевой, зажили они в Зеленограде, где получили сразу после распределения однокомнатную квартиру.
Но Милка никак не могла забеременеть. Возможно, причиной были ее старые похождения по множеству мужчин. В народе есть мнение, что такие гулящие женщины с трудом беременеют. Тогда Милка с Витей удочерили чудесную маленькую девочку из детского дома. Беленькую, совсем не похожую на чернявую Милку, но похожую на Витю Лихтенвальда. Что не помешало Вите почти сразу после удочерения девочки бросить семью.
Мы ничего не знаем о Милке. Возможно ее жизнь сложилась бы спокойнее, если бы она создала семью с сыном мачехи. Хотя кто знает.
Такая не очень естественная семья Поповых проживала у меня на глазах. Поповы были соседями по даче моей свекрови, Новиковой Евгении Ивановны. Старшие Поповы поженились после войны. Он был военным в чине полковника, она работала военным врачом. Поповы очень хотели купить дачу, что и сделали, купив половину дома у моей свекрови Новиковой Евгении Ивановны.
 У Поповых были сын и дочь, сводные брат и сестра.  Сводные потому что девочка была родным ребенком жены, а мальчик  был родным сыном отцу. Ее дочь была очень активная и крепко стоящая на ногах  в прямом и переносном смысле девушка. Его  сын, странноватый молодой человек, с неустойчивой походкой, как у цапли. Оба они были кандидатами наук в своих областях. Эти двое совершенно не похожих по темпераменту людей поженились, чтобы сохранить в семье дачу и большую квартиру в сталинском доме.
У них родилась дочка Катерина. Катя выросла и вполне определилась со своим будущим. Она училась в самом престижном в то время институте Москвы МГИМО. В перестройку она удачно вышла замуж и уехала с мужем на постоянное место жительства в Австралию. Мать Кати продала дачу, а также их большую квартиру и уехала к дочери в Австралию.  одна без мужа, оставив мужа ни с чем. Отцу Кати там места не было. Он остался на родине один одинешенек к тому же без жилья и при мизерной зарплате, при которой оказались в то время институтские работники.
Может мачеха Милки Шулятьевой была и права, что помешала свадьбе Милки и своего сына. Ведь Милке ничего не стоило женить на себе этого рохлю, сводного брата и получить такой же скучный и предсказуемый брак.
Мы ничего не знаем о дальнейшей судьбе Милки Шулятьевой. Она откололась от нас сразу после того как переехала в Зеленоград. Тем более после ее развода с Витей Лихтенвальдом она не хотела с нами общаться. Особенно с четвертой нашей подругой Ларисой Сафроновой, с которой они учились вместе не только в институте, но и в школе. У той все сложилось очень хорошо до поры до времени.
Мы же три подруги Таня Мураева, Лариса Сафронова и я дружили довольно долго семьями. Лариса Сафронова, в отличие от Милки Шулятьевой, всю свою жизнь строила по единому плану. С первого курса она полюбила Андрюшу Липатова и после окончания института смогла таки его на себе женить.
Ее любовное озарение произошло еще до начала занятий в институте. Мы, новоиспеченные первокурсники работали на субботнике по строительству стадиона при МАИ. Там Лариса и приметила этого высокого блондина и красавца Андрюшу Липатова. Но он, видимо, не был готов к отношениям с женщинами. Ей пришлось провернуть целую многолетнюю комбинация его приручения. Чтобы подобраться к нему поближе Лариса втиралась в доверие к его друзьям. Последний штрих этой  много ходовой комбинации Лариса разыграла с моей помощью, пригласив его на мою свадьбу себе в пару. Андрюше ничего не оставалось, как за компанию с нашей женитьбой сделать Ларисе предложение, хотя он и не был готов к этому.
Для всех было удивительным та точность с которой Лариса Сафронова придерживалась одного раз и навсегда разработанного плана, ни на шаг не отступая от него. Лариса купила в долг запланированную  однокомнатную квартиру, заняв под эту покупку денег у знакомых и у меня тоже. Мне дал тысячу рублей отец на временное хранение, чтобы скрыть их от своей жены, моей второй мачехи. Хорошо, что эти деньги помогли Ларисе. Она вернула мне все деньги до копеечки. Вскоре эти деньги были полностью конфискованы любимым государством. Я ими так и не успела воспользоваться. И мой отец  тоже. Хоть Ларисе Сафроновой заначка моего папы пошли на пользу.
Позднее Лариса с мужем и двумя запланированными детьми получила бесплатную трехкомнатную квартиру в районе Строгино прямо на берегу Москвы реки. Кооперативная однокомнатная квартира ее была предусмотрительно оформлена на маму. Вся семья Липатовых несколько лет жила в маминой кооперативной однушке, но прописаны они были в бывшей коммунальной комнате мамы. Так они дождались получения бесплатной государственной квартиры. Они знали, что их дом по плану должны были расселять и что им дадут площадь на всех четверых.
Мама Ларисы много лет работала швеей на авиационном заводе. Дядя Ларисы, брат мамы был большим горкомовским работником. Поэтому в войну, когда отец Ларисы, родом с Украины, попал в плен к немцам, ее мать вынуждена была по настоянию брата отречься от мужа. Если бы семья не отреклась от него, то им бы всем грозили большие неприятности, как родственникам дезертира. Лариса не смогла бы учиться в хорошем институте, а мать работать на закрытом военном заводе. По слухам после войны отец Ларисы вернулся в Союз и его сослали за Урал, где он вторично женился.
Удивительно не то, что в жизни Лариса никогда не отступала от своего заранее продуманного плана, а то и это главное, что судьба, в лице Вселенной очень долго не подставляла ей подножек. Вышла она замуж за того, кого приглядела еще за шесть лет до этого. Купила и получила квартиры в хороших районах Москвы. После института ее распределили на очень престижную и хорошо оплачиваемую работу на предприятие занимавшееся расчетами траектории спутников. Родила двоих прекрасных мальчишек. Заимела хорошего молодого любовника, когда ей стало не хватать Андрюши в сексе. По ее генеральному плану ей оставалось достроить дачу и хорошо женить сыновей. Но вот тут то судьба и подставила ей подножку.
Старший сын Костя уже было собирался жениться на своей сокурснице. Но это была  девочка из простой семьи родом из Красногорска. Мать наложила вето на этот брак. Девочка не соответствовала амбициям матери. По ее плану сын заслуживал большего. Лариса Сафронова не могла позволить своим великолепным сыновьям жениться на ком попало. Точно так же мамин дядя Николай Петрович Подчуфаров запрещал своей дочке Сонечке общаться с простыми парнями. Разделение сословий всегда было и есть в нашей стране. И эта разница в положении семей может быть совсем незначительной.
Показательна история бабушкиной тети Ани, оказавшуюся в безвыходном положении между двумя разными сословиями. О ней я рассказала ранее. Как видите, так было до революции, так было в середине века, так происходит до сего времени.
Планы планами, но судьба в лице Горбачева все перевернула по своему. Наступила перестройка. В одночасье страна и все ее устои развалились на глазах. На предприятиях пошли сокращения, и Ларису Сафронову по мужу Липатову сократили одну из первых, поскольку работа ее стала никому не нужна. Воистину, человек предполагает, а Бог располагает.
Я все больше убеждаюсь в том, что все мы живем по плану, не своему, а какому-то другому, высшему что ли. И ни какой Ларисе эти планы не повернуть в свою сторону. Даже огромная империя может разрушиться, но начертанная на Вселенском компьютере судьба исполнится обязательно. Похоже, что  у Вселенной имеется один общий компьютер или сервер судьбы, а у него под контролем множество маленьких компов, где записана судьба каждого живущего на земле человека. Создатель сделал свое дело и устранился. Он передал все в распоряжение компьютера судьбы. Можно постараться жить в соответствии с его генеральной программой, а можно отклоняться от нее. В первом случае получишь все хорошее и плохое тебе запланированное постепенно и даже мягко, а во втором - судьба, подсчитав все твои незапланированные ею удачи, однажды взамен ударит по голове с утроенной силой.
Лариса Сафронова жила только по своему раз и навсегда выверенному плану, не догадываясь, что ее личный управляющий комп был совсем другой. В этой новой пост перестроечной стране Ларисины прекрасные умные, образованные, хорошо воспитанные сыновья стали в одночасье не нужны ни русским женщинам, ни иностранкам. Ведь они не олигархи или крупные бизнесмены, а простые инженеры. К тому же они не мачо, не самцы. Сказались гены Андрюши Липатова.
Вообще русские мужья или пьют, или бьют, или гуляют. Ежели они по всем пунктам хороши и безгрешны, то ищите подвох в их ограниченной или нетрадиционной сексуальности. Только в книгах бывают идеальные мужчины, а в жизни никогда. Женщинам об этом надо всегда помнить и смириться с этим фактом.
Старший сын Ларисы, Костя Липатов еще слегка интересуется девушками, но совсем не умеет за ними ухаживать. Никто ему не объяснил, что при ухаживании нужно дарить подарки, цветочки, шампанское, в крайнем случае покорять юмором. Сказалось неправильное однобокое воспитание матери. По ее мнению ее отличные сыновья и без этих прибамбасов понравятся хорошим девушкам.
Младший сын Ларисы Алеша Липатов вообще чувствует брезгливость к девушкам. Так его напугали советы любвеобильной матери. Он красивый умный молодой мужчина. Делает хорошую карьеру в институте, где работал его умерший отец. Но у него проявилась удивительная для особы мужского пола брезгливость к акту создания новой жизни. Такая брезгливость свойственна скорее женщинам, чем мужчинам. Ведь именно нам, женщинам приходится впускать внутрь себя инородное тело. Понятно, что для кого-то из особ женского сословия секс с мужчиной может быть и страшным  и противным.
Но у мужчин это чрезвычайно редкое явление. Именно поэтому мужья не понимают своих жен, которые совершенно не могут простить мимолетное мужское увлечение. Они не берут в расчет, что даже после их разовой измены женщина может подцепить нехорошую болезнь. Болезнь, проходящую без больших последствий для мужчины, но очень долгих и не всегда успешных лечений для женщины.
На Алеше в полной мере сказалось чисто женское воспитание волевой матери. Надо отметить, что их отец Андрей Липатов сильно переживал, что его вполне взрослые сыновья не обзаводятся семьями. Поэтому перед своей неожиданной смерти весь ушел в работу.
У каждого человека, я верю в это, есть своя вторая половина. К примеру, я всю жизнь искала эту свою вторую половинку, так и не нашла. А вот Лариса, кажется, единственная из нас четверых подруг сразу определилась с этим поиском. Андрюша Липатов был человеком ее второй половинки. Но вот в чем казус. Была ли Лариса второй половинкой Андрею Липатову.
Ему больше подошла бы нежная, покладистая и все понимающая женщина моложе его на несколько лет, а не волевая, знающая,  просчитывающая наперед все ходы ровесница, какой была Лариса, в союзе с которой он стал настоящим классическим подкаблучником. Он боялся дома решить хоть какой-то вопрос самостоятельно, всегда ссылался на Ларису.
Но с молодой слабой женщиной ему пришлось бы добиваться всего самому. Понимал ли он это. Скорее всего да. Но в его глазах всегда была какая-то тоска и на все вопросы он отвечал, мол Лариса знает. Умер Андрей Липатов самым первым из наших сокурсников прямо на скамейке платформы станции Одинцово, по дороге с недостроенной дачи в день рождения своего младшего сына Алеши. Нужно ли было ему это бессмертие при той тоске, которая много лет читалась в его глазах?
Четвертая наша подруга Таня Мураева в подсознании всегда держала мысль выйти замуж за умного мужчину, поэтому пришла учиться в хороший институт, где можно найти такого жениха. Умные по ее понятию бывают только евреи, да в придачу они богаты. Ходит слух, что в каждой еврейской семье спрятан на черный день один килограмм золота. Найти такого в институте, где мальчиков в несколько раз больше чем девочек, было просто.
Таня единственная в нашей взбунтовавшейся студенческой группе, не пожелавшей поднимать целину, поехала летом в Казахстан. Там она и присмотрела себе мужа, обрусевшего еврея Мишу Когеля, который был старше сокурсников лет на пять и хорошо смотрелся на их фоне. Он был родом из Минска, где его отец работал главным инженером  предприятия пищевого направления. У Миши было много родственников и в Москве, включая известного радио ведущего по фамилии Левитан, голос которого все жители нашей страны слышали по радио во время Великой отечественной войны. К тому же он был прямым наследником рода  Давида.
Таня думала, что нашла себе умного ортодоксального еврея, а он оказался глубоко пьющим обрусевшим евреем. Но в плане ума и предприимчивости Михаил Леонидович Когель не подвел Татьяну. Он изобрел в соавторстве с другими инженерами портативный передатчик для авиации, который продается во многие страны мира, и тем самым заработал семье несколько квартир в Москве. При этом он стал лауреатом Государственной премии по науке с вытекающими отсюда льготами.
Любовь их была сначала очень показной. В компании они не отходили друг от друга, постоянно целуясь. Но жизнь не простая штука. У них никак не получались детишки, возможно по причине отрицательного резус фактора крови у Тани. В течение долгого времени у нее случались выкидыши. Это их по серьезному сблизило. Прилюдные поцелуи закончились. Началась взрослая жизнь.
Поскольку Таня много лет лечилась от бесплодия без положительных результатов, то в конце концов ее лечащий врач предложил ей воспользоваться штатным донором по этой части. Доктор был, что называется, юмористом, он не знал, что Таня мечтала родить умных детей от своего умного мужа, а не от какого-то неизвестного донора, безработного, зарабатывающего на жизнь продажей спермы. В конце концов после долгих лет ожиданий и постоянных лечений она достигла таки своей цели.
На несколько лет позже, чем у нас с Ларисой Сафроновой у Тани родился первый ребенок, хороший здоровый мальчик, которого назвали Дима. На беду в раннем детстве он переболел краснухой, давшей осложнение на поджелудочную железу, приведшую к раннему диабету. Хорошо, что у нас в стране, появился инсулин. Постоянные уколы лекарства сохраняют Диме зрение и саму жизнь без малого уже пятьдесят лет.
От этой болезни, как рассказывали, в Москве в двадцатом году умер американский журналист Джон Рид, написавший книгу «Десять дней, которые потрясли мир». Он был похоронен у Кремлевской стены. В Америке под наблюдением врачей, и доступности хороших лекарств он смог бы еще долго пожить.
Моя тетя, сестричка моего отца, которую звали Людмила Алексеевна Рыжикова, в семнадцатилетнем возрасте умерла от диабета, потому что в нашей стране перед войной еще не было инсулина. Меня потом по просьбе моей бабушки Нади, ее безутешной мамы назвали в ее память Людмилой.
Поговаривали, что осложнение, приведшее в то время к диабету малолетних детей, было у всех будущих мамочек нашей страны, которым давали на проверку какое-то новое лекарство. После революции Россия была в таком плачевном состоянии, что стала полигоном всевозможных испытаний. И не только после революции.
У нас никогда не дорожили своими людьми. Мой сват Кривошеин Алексей Степанович работал на урановой обогатительной фабрике, где и получил сильное радиационное облучение. Из десяти подопытных человек выжил он один. Но как. Он с двадцати семи лет имеет инвалидность и полностью расшатанную психику. Правда под чутким присмотром любящей жены, Тамары Михайловны Кривошеиной, в девичестве Косяковой он дожил почти до восьмидесяти лет.
У меня тоже было много возможностей не дожить до преклонного возраста, но всегда вмешивались какие-то случаи. В начале моей жизни моя бабушка Надежда Николаевна Рыжикова, в девичестве Царева приложила титанические усилия, чтобы меня выходить. Поскольку недавно умерла от диабета ее дочка Людмила, она положила всю свою любовь на меня, свою первую внучку.
Шанцев выжить у меня было маловато. Сначала во время беременности мною у моей мамы взяли для фронта кровь в таком количестве, что она упала в продолжительный обморок. Врачи думали, что она уже умерла. Потом у мамы пропало молоко. Бабушка Надя срочно купила козу. К тому же оказалось, что у мамы в животике нас сначала было двое. Пришлось этим двоим побороться за жизнь. Победила я. Узнала я о своей двойняшке только на операции перитонита, которую мне сделали во вполне взрослом возрасте, а до этого врачи ничего не замечали. Даже при ультразвуковом обследовании во время двух моих беременностей не заметили остатков в моем организме этого лишнего плода. 
Однако, у меня по жизни всегда было ощущение какой то тоски, не хватало по настоящему родной души. А может это вообще более частое явление, когда сначала оплодотворяются два и больше яйцеклеток, а потом остается одна, самая сильная.
Я проболела всеми мыслимыми и немыслимыми детскими болезнями, заметьте без всяких прививок. К ним нужно добавить аппендикс и малярию. Я так много общалась с врачами, что у меня в конце концов создалось впечатление, что врачи очень смелые, даже отважные люди. Ничего по факту не зная о самом человеческом организме, а со временем забыв многое из того, чему их учили в медицинском институте, они, врачи отваживаются лечить людей от их страшных, порой смертельных болезней. Удивительно при этом, но люди даже выживают.
К примеру, женщина-врач инфекционист в моей поликлинике безапелляционно заявила мне, что я не могла болеть малярией, потому что официально в нашей стране нет такой болезни как малярия. Именно так их учили в институте.
 В реальной жизни дело было так. Мы ездили летом всей семьей на отдых в поселок Елатьма, Рязанской области, что расположен на реке Ока. Там отчим, заядлый рыбак вдоволь ловил рыбу. И там  же все знали об этой болезни, называемой малярией. Знали, что ее лечат хиной, очень горьким лекарством. В том захолустном городе хины, упакованной в специальную сахарную капсулу, естественно, не было. Хина в аптеках там была, но в виде порошка. Жутко горькое лекарство. Хуже нее была только касторка, которую мне давали, чтобы ускорить рождение Дениски, моего второго сына.
Малярийный комар, переносчик заболевания из всей семьи выбрал только меня. Больше никто из нас четверых не заболел малярией. Болезнь эта очень странная. Один день ты совершенно здорова, на другой тебя начинает бить лихорадка. Сколько не накрывайся теплыми одеялами, все равно холодно. И так все время болезни. К тому же малярия не  отстанет, будет всю жизнь повторяться.
И правда, во второй раз болезнь прихватила меня, когда я была в гостях у бабушки Клавы. Тогда бабушка обратилась за помощью к своей соседке, умеющей немного ворожить. Соседка написала на бумажке какой-то заговор, свернула ее и пришила эту бумажку к моей ночной рубашке. Утром она сожгла эту бумажку вместе с рубашкой в печке, что-то приговаривая. Малярия не только прошла, но больше никогда не возвращалась.
Но нет худа без добра. После малярии моя кровь стала очень хорошего качества. Даже когда впоследствии я очень сильно болела и это должен был показать анализ крови, он, анализ показывал норму.
Вообще на мне можно было обучать начинающих медицинских работников. Так много смертельных болезней я перенесла. К примеру редкая для москвичей крупозная пневмония легких. После нее на мне можно тестировать врачей. на предмет «хороший-плохой» врач. Хороший при прослушивании обнаружит последствия пневмонии, посредственный не услышит.
Крупозную пневмонию мне лечили в инфекционной больнице на Соколиной горе. Основной показатель этого заболевания заключается в том, что больному не хватает кислорода из за того, что у него не дышит одно легкое. Там в инфекционной больнице я впервые увидела прямо перед собою совсем как живого Мефистофеля. Он не исчезал из моего поля зрения. даже когда я крепко закрывала глаза. Яркий живой Мефистофель - это всего лишь галлюцинация, возникающая у людей от недостатка кислорода. Горбоносое цветное видение  маячило перед моими глазами более отчетливо, чем любое изображение на экране кинотеатра или телевизора. Впоследствии я узнала, что такое явление  наблюдается у альпинистов на большой высоте тоже от недостатка кислорода.
 Второй раз я увидела галлюцинацию у своей постели в виде размытой мужской фигуры, когда болела короновирусом. У моих ребят в то время был приобретен приборчик, который показывает количество кислорода в крови. Все это туфта. У меня этот приборчик показал норму, даже больше нормы, а как же появление галлюцинации от недостатка кислорода.
Я, вопреки множеству болезней, выжила. Это все благодаря моим бабушкам. Именно они выходили меня в детстве Оказывается, что самое главное не методика лечения врачей, а грамотный уход за больными после самого пика  болезни.
Интересно, как к долечиванию наших больных относится наша бесплатная медицина. Как-то в палате инсультников пятнадцатой больницы города Москвы, где лежал после инсульта мой муж, Новиков Валентин Григорьевич, я наблюдала за очень стареньким пациентом. Палатная медсестра чем могла, помогала ему, кормила его из ложечки. Но вот прошел срок и полагавшееся ему время пребывания в больнице по этому заболеванию закончилось. Старик был одинок и некому было забрать его из больницы. Тогда врачи отправили немощного старика домой с комфортом на машине скорой помощи. Их не интересовало, как он будет долечиваться самостоятельно.
И это несмотря на то, что при выписке половина тела у него не действовала, он мочился, ходил под себя по большому и ничего не понимал. Может это такой оригинальный способ продолжения лечения. А вдруг, думает государство в лице социальных работников, он так проголодается, что сможет сам себе приготовить еды и сообразит выпить воды хотя бы из унитаза.
Я и сама столкнулась с медицинским сервисом, когда вызывала скорую помощь мужу. У них в их хороших комфортабельных автомобилях скорой помощи нет никакого приспособления, помогающего донести больного от дверей квартиры до машины скорой помощи. Приходится бегать по соседям и просить их помочь донести больного. Не всегда соседи в это время находятся дома, не все могут носить тяжести. А ночью что делать?
 Так моя соседка Вера, когда ее муж упал без сознания на полу в коридоре, вызывала работников МЧС, чтобы они помогли ей положить его на кровать. Хотя ему нужны были врачи скорой помощи. Ему еще рано было умирать. Почему бы не оборудовать машины скорой помощи специальным раскладным креслом, которое поместится в лифт. Не думаю, что оно будет стоить дороже денег.
Вернусь к Тане Мураевой. После Димы у Тани Мураевой и Миши Когеля родилась дочка Леночка. Она совершенно здорова и не мучила родителей болезнями, как их сын Дима. Лена всю жизнь ищет себя в этом не простом мире, имея за спиной хорошее материальное обеспечение от  отца и неплохие внешние данные, она может себе это позволить. В ее оправдание надо заметить, что она взрослела в самое плохое время в стране, после перестройки. Ни работы, ни распределения,; ни перспективы. Но она молодец, родила от красивого здорового мужчины двух прекрасных очаровательных дочек. Что для девочек очень важно. В них смешалась кровь многих национальностей, от чеченцев до евреев и конечно русских, давших им эту красоту.
Точности в вопросе принадлежности нас, живущих на Русской равнине, к определенной национальности не найти.  В стране все скрывали от детей свое происхождение, чтобы они ненароком не проговорились и не стали тут же сиротами. Таня Мураева не знает, кто же были на самом деле ее предки. Судя по фамилии отца- Мураев это чеченская фамилия. А мать ее по отцу Масленникова.
Дед Тани Мураевой Масленников Прохор Фролович родился в деревне Гаврюшино Веневского района Тульской губернии. Он был незаконнорожденным ребенком. Его мать - простая крестьянка, а отец - помещик. Прохора четырнадцатилетним мальчишкой отправили из родного дома в Москву работать половым в ресторане, носившем до революции имя «Яр», а в советское время переименованным в «Советский».
Однажды около этого ресторана я видела нашего генсека с делегацией. У меня с собой был киноаппарат и я могла бы отснять эту группу людей. Но страх получить пулю от охранников Хрущева удержало меня от этого действия. Даже сейчас я считаю, что поступила тогда правильно. Мой киноаппарат был внешне похож на пистолет. Что могли бы подумать охранники генсека при виде меня с этим гаджетом. Они и так при этой кошмарной работе живут постоянно под большим прессингом, хоть и получают огромную зарплату. Так мне рассказала сестра охранника Ельцина, что они, его охранники имели оклад в 15000 долларов. Это и понятно, его многие хотели убить за развал Союза, первая из них Таня Мураева в девичестве Когель.
Но вернемся с Таниным родственникам. Ее дед Прохор Фролович дорос по карьерной лестнице от мальчика полового до  директора ресторана «Бега». А закончил свою карьеру метрдотелем снова в ресторане «Советский». Эта работа не только позволяла его семье жить сытно, но и иметь множество связей.
Таня Мураева родилась за несколько дней до начала войны и ее мама постаралась уехать из Москвы с нею, грудничком, поскольку немцы были уже в тридцати километрах от города. Когда исход войны был предрешен и мама с малышкой Таней решила вернуться в Москву, не тут то было. Въезд обратно для них был закрыт. Их, как и всех покинувших город, посчитали то ли дезертирами, то ли паникерами. Но имея связи деда Прохора Масленникова этот вопрос был решен положительно. Танина московская прописка в квартире была восстановлена.
С пропиской в столичных городах всегда было трудно. Вспоминаю историю с теткой, сестрой моего отчима Мариной Ивановной Песецкой. В конце войны семья тети Марины вернулась в Ленинград из эвакуации. Чтобы добиться желаемой ленинградской прописки, Марина надела строгий английский костюм и нацепила на его борт золотую звезду Героя социалистического труда, которую взяла на время у своего любовника. В таком прикиде она и пошла на прием к начальнику, от которого зависела судьба ленинградской жилплощади. Этот начальник не смог устоять перед такой сексуальной и к тому же заслуженной женщиной. Она получила небольшую  жилплощадь, которую позднее обменяла в несколько ходов на ту, которая находится у площади пяти углов.
Теперь снова о Танином дедушке. От него через Таню я узнала на примере тотализатора на бегах, что играть в разные азартные игры себе дороже. Перед войной дед работал директором ресторана «Бега». Он вроде бы не играл на тотализаторе и как бы играл. Время от времени к нему приходили определенные люди и предлагали поставить на определенную лошадь, обещая надежный выигрыш. Он соглашался. Вскоре ему прямо на рабочее место приносили большой выигрыш.
В азартных играх всегда выигрывает мафия. Умная императрица Екатерина 2 не разрешила в России лотереи, заявляя, что жители нашей страны не так богаты, чтобы их, лотереи  позволить.
Зато наши либералы разрешили своим друзьям все и сразу. В Москве были открыто множество казино. Это не значит, что все, кто хотел мог открыть игорный дом. Как то во время их правления я была свидетелем, как в открытии казино было отказано нашему соотечественнику с юга страны. В то время мы создали кооператив и я была на приеме в Калининском райисполком. Прямо при мне нашему южанину доходчиво разъяснили, что в Москве не разрешено открывать игорные дома.
В то же время иностранцам разрешили открыть казино «Золотой дворец» и позволили им собрать деньги от населения, дав им взамен некоторые долговые бумаги. А позднее оказалось, что все деньги, собранные на это казино, хозяин Ланц забрал себе, не заплатив ни копейки по долговым бумагам населения. Он их пустил на взятки московским должностным лицам. Поэтому ему и разрешили взять под свое казино «Золотой  дворец» здание Дома культуры, ранее  принадлежавшее часовому заводу.
Вернемся к деду Тани Мураевой. У Прохора Фроловича Масленникова было много детей. Старшая его дочь Клавдия Прохоровна, мама Тани Мураевой ненавидела свое имя Клавдия и считала его виной всех ее бед. Она вышла замуж по большой любви за Ивана Никифоровича Мураева против воли своего отца. Но семья Масленниковых его все же приняла.  Иван был очень добрым и хорошим человеком, хотя и часто возвращался домой пьяным. Его коронная фраза в этом состоянии была такой: «Клавдея не думай то, что ты думаешь».
На отце Тани Мураевой Иване советские врачи проводили эксперименты с новым лечением сосудов в ногах. Ему по большому блату, пользуясь связями зятя Михаила Когеля, вставили в ноги искусственные американские сосуды, приведшие в конце концов к ампутации его обеих ног. Но даже без ног он очень помогал Татьяне с ее детьми. Он не только готовил, но и играл с ними в их детские игры. А лучше, чем он готовил молодую картошку с укропом, больше никто так не умел.
Вспоминаю мою бабушку Клавдию Петровну. Она также, как и мама Тани ненавидела свое имя, которое в переводе обозначает «хромоножка». Между прочим, был в Римской империи хромоногий правитель, которого прозвали Клавдий. Он оказался на удивление удачливым императором, на жизнь которого даже не было покушений. А когда он ушел на покой и стал выращивать капусту, его снова призвали к власти. Но он вроде бы отказался. Редкий случай в мировой практике среди правителей.
Нельзя, даже опасно так не любить свое имя.  Моя школьная подруга, Лариса Антонова терпеть не могла свое имя. При знакомстве она всем говорила, что ее зовут Елена, или коротко и нежно Лялька. Я убеждена, что именно поэтому она, не желая называться Ларисой и переименовав себя в Ляльку, так рано покинула этот бренный мир, не дожив и до тридцать пяти лет.
Имя относится к разряду сакральных. Оно не просто так дается человеку. Уверена, нельзя его из  прихоти менять. Это можно делать лишь в крайнем случае, иначе изменение имени может привезти к изменению здоровья человека. Так  будущему российскому императору Петру 1 в детстве поменяли данное при крещении имя, чтобы он стал более здоровым ребенком. Сначала это действительно помогло. Но история показала, что прожил он довольно короткую и не очень здоровую жизнь.
Простая прихоть, как у моей школьной подруги Ларисы Антоновой  называться именем сестры Лялькой, возможно привела к ее ранней смерти в тридцать три года.  Она умерла от рака костей, оставив сиротой малолетнего сына, практически на бабушку, маму Ларисы.
Мама Ларисы Антоновой служила гардеробщицей в театрах. Получая от нее контрамарки, мы с Ларисой посмотрели много спектаклей. Правда сидеть на подставных стульях было очень неудобно. Пустых кресел для нас не было, поскольку мы ходили только на хорошие спектакли. Там и без нас было много желающих. Для меня было откровением узнать, что основной доход семьи Лариной мамы состоял из чаевых, полученных за театральные бинокли. Расход был единовременным, покупкой нескольких театральных биноклей, а доход постоянным.
Именно она, простая театральная гардеробщица, а отнюдь не отец Ларисы, работавший на Лубянке, собрала деньги из своих чаевых на трехкомнатную кооперативную квартиру для семьи Лары. У ее отца была не настолько высокая зарплата, чтобы купить дочерям и себе квартиры. Зато он доставал нам билеты на новогодние концерты в стиле кинофильма «Карнавальная ночь», проходившие прямо в самом здании на Лубянке. Тогда мы ничего не знали о том, что под нами в подвале была страшная тюрьма, где пытали разных врагов народа.
Кстати, так получилось, что я много раз пользовалась услугами органов, не имея родственников в этой сфере. Речь идет не только о концертах на Лубянке. Когда проходили фестивали кинофильмов, купить билеты на просмотр заграничных фестивальных фильмов было немыслимо. В зале всегда было много мест отдано сотрудникам органов безопасности. На наше счастье им скучно было ходить на все эти представления и они охотно продавали выданные им билеты тем, кто обязательно пойдет и займет их место, чтобы оно не пустовало. А они отдохнут от своей рутинной работы, слежки.
Я приобретала эти билеты от сотрудников органов безопасности, которые постоянно дежурили в ресторане «Россия». Под каждым столиком в ресторане было вмонтировано подслушивающее устройство, передававшее информацию в специальное помещение, где и дежурили эти сотрудники. В этом престижном по тем временам  ресторане метрдотелем работала Лялька, хорошая знакомая моей приятельницы Гали Сизовой. Она и была тем передающим звеном по продаже этих билетов.
Раньше Галя училась вместе с Лялькой в архитектурном институте. Зарплата у выпускников института была мизерной, поэтому отец Ляльки, который был главным по всем ресторанам Москвы, и устроил Ляльку на хлебную должность метрдотелем в лучший ресторан Москвы. Там часто обедали группы иностранцев и наших высокопоставленных лиц. Иногда они меняли свой график работы, и все заранее выставленные блюда оставались нетронутыми. Лялька кормилась ими сама  и подкармливала бедную Галю.
 У Гали Сизовой отец был отстраненным от работы старообрядческим священником. И мужа она себе нашла неизвестного молдавского художника, который никак не мог продать свои огромные полотна и заработать хоть немного денег. Несмотря на  это она его страстно любила. До замужества с этим молдавским художником Галя была очень меркантильной женщиной, она имела исключительно богатых любовников.
Последний из них был дипломатический курьер, который из каждой своей командировки привозил иностранные вещи и передавал их Гале, а она сдавала их в комиссионный магазин за хорошие деньги. Часть этих денег Галя передавала любовнику. В нашей стране многие очень страдали от невозможности купить себе американские джинсы. Для них это было целой трагедией. Почему то у моих сокурсников я не замечала этой тоски по джинсам, как теперь вспоминают многие деятели культуры. Видимо у них были другие приоритеты.
Вернемся к гостинице Россия. Теперь и она и ресторан при ней разрушены и на их месте появился парк. А раньше ресторан при гостинице был одним из самых престижных в Москве. В этом ресторане мы с моей соседкой Зиной отмечали свое сорокалетие. С ней же мы прошли как-то в саму гостиницу, чтобы посмотреть на ее великолепие. Обычно русских женщин туда не пускали, но мы понравились швейцару и он нас милостиво пропустил. Гостиница показалась нам  достаточно убогой и совсем нам не понравилась. От нее веяло чем-то пыльным, печальным и неухоженным.
Прошло совсем немного времени после нашего визита в гостиницу, как в ней случился страшный жестокий пожар. Там погибло много людей, в основном иностранных постояльцев. А это потому, что гостиничными охранниками были перекрыты все двери на выход, кроме одной главной, но именно к ней и не пускал огонь пожара. Люди прыгали из окон, разбивались, чтобы только не сгореть в пожаре.
Рассказали про одну японскую семью, маму с детьми, которая выжила в этом ужасе пожара. Японка сообразила и большим прикроватным матрасом загородила дверь в номер, предварительно намочив его как следует. К сожалению больше никто не решился так поступить.
Теперь вернемся к зданию на Лубянке. Когда мы с Ларисой отмечали там Новый год, я ничего не знала про пытки, проходившие в подвалах Лубянки. Да и о том, как в самих длинных коридорах здания тайно и без шума отстреливали своих же сослуживцев. Отец другой моей знакомой,  работал на заводе простым слесарем, но был членом коммунистической партии. Однажды он захотел выйти из партии по причине того, что не встречал в ней порядочных людей, а видел одних карьеристов. (Посмотрите хоть на будущего президента Ельцина, который легко предал свою коммунистическую партию, с помощью которой он создал карьеру и который даже голову клал на отсечение, клялся, что не будет огромного  повышения цен и люди не будут голодать). А сам предал свой народ ради карьеры.
Продолжу. Отец моей приятельницы подал заявление о выходе из партии в свою заводскую партийную организацию. Заводское руководство не могло самостоятельно решить этот вопрос и передало его дело по инстанции. Так отец моей знакомой попал в подвалы Лубянки, где его пытали. Он стойко держался и четко аргументировал причины своего выхода из партии. В конце концов его вынуждены были отпустить, и он смог рассказать дочери о пытках, которые применяли к нему.
Например, его поместили в маленькую комнату, где из мебели был лишь один унитаз. Отец моей знакомой находился в этой комнатенке достаточно долго, устал стоять и присел на унитаз. Как только он сел, из унитаза стала выливаться зловонная жидкость. Она заполнила всю комнату почти до потолка. Осталось только небольшое пространство над головой, позволявшее дышать, хотя фекалии были у самого рта. Потом эта зловонная жижа также внезапно ушла. Несмотря на чудовищные истязания этот простой рабочий не захотел сдаться. Его вынуждены были отпустить и с Лубянки и из партии.
Мой свекор Новиков Григорий Маркелович тоже побывал до войны на Лубянке. Но о пытках не рассказывал. Молчал, как партизан. Я знала только, что он вышел оттуда с параличом половины тела.
Он был заслуженный человек, во время Гражданской войны воевал в Красной Армии, служил в кавалерийской дивизии Буденного. После окончания Гражданской войны он закончил военную академию и стал военным инженером. Кстати, там училось несколько человек, ставших впоследствии во главе государств Варшавского военного блока.
Один из них был руководителем Болгарии. Когда мы с мужем поехали в Болгарию на Золотые пески провести свой медовый месяц, Григорий Маркелович дал нам письмо и подарки для тогдашнего руководителя Болгарии, бывшего ранее его сокурсником по академии. Но мы были так напуганы нашими «органами», что письмо опустили в почтовый ящик только в конце отдыха, Оно дошло до адресата когда мы уже покинули Болгарию. Поэтому мы не смогли посмотреть всю страну, как намеревались. По этой причине подарки для руководителя Болгарии мы вернули домой. Помню среди них был набор серебряных ложек и еще что-то. Этот руководитель Болгарии еще много лет поздравлял мою свекровь с большими праздниками, когда ее муж уже умер.
Григория Маркеловича Новикова забрали в застенок на Лубянке в связи с делом Тухачевского. Отец моего мужа стерпел все пытки и отрицал свое причастие к заговору, хотя и знал о нем. Терпел он все только потому, как он говорил мне, что у него было двое маленьких детей. Но он никого не выдал. Молчал он и про Буденного. Этим он спас и себя и свою семью. Его вынуждены были выпустить на свободу после того как у него отнялась половина тела. Некоторое время после этого он не мог говорить. Позднее поправился, сказалась деревенская закалка плюс доброе отношение к людям, и прожил еще много лет.
Его манеру молчать при пытках перенял его сын Новиков Валентин Григорьевич. Из за своего пристрастия к алкоголю он попадал часто в сложные ситуации и в семье и на работе, и в любом случае он молчал и давал возможность его обвинителям самим вынести решение о величине наказания. Так, попав в вытрезвитель он не стал оправдываться перед партийным собранием и обещать, что больше не будет напиваться до такой степени, а все время партийного суда над ним только молчал. Поэтому собрание и вынесло решение исключить его из рядов партии. Хотя за посещение вытрезвителя обычно не исключали из партии. Но Валентин был везунчиком, и вскоре коммунистическая партия перестала существовать в своем старом виде.
Также он молчал при всех ссорах в семье и с друзьями. Он молча предлагал всем вынести за него решение, и обычно это решение было не самым фатальным для него.
Продолжу про Лубянку. Судя по всему пытки были страшными, не все люди выдерживали и тем самым подписывали себе смертный приговор. Сейчас всех оптом реабилитировали. Однако не все реабилитированные были так невинны и их расстреляли исключительно по политическим мотивам. Были среди них и люди, расстеленные за крупные хищения государственной собственности. Большинство осужденных воровали, занимались коррупцией, и просто нарушали законы о государственной собственности, которые в то время были крайне строгими. За сворованную полулитровую банку меда могли посадить в тюрьму на несколько лет.
Так поступили с одним племянником моей бабушки Клавдии Петровны Золотухиной. Во время войны таким, как он, обычно предлагали вместо тюрьмы службу в штрафном батальоне. Этот племянник храбро воевал, но уже после войны, придя в гости к своей тете Клаве, моей бабушке, украл у нее набор столовых серебряных ложек, подаренный ей на свадьбу ее крестным отцом. Человека ни тюрьма, ни война совсем не переделали.
В то время у нас в стране был государственный капитализм, где все принадлежало государству. До сего времени вспоминаю с обидой ту тройку, которую я получила в институте по политэкономии, когда не смогла обосновать разницу между государственным капитализмом и так называемым советским социализмом. Стыдно теперь должно быть этому преподавателю за его неправильное толкование нашего социализма. В перестройку всю эту госсобственность оптом украли у народа, а смогли это сделать только потому, что народу эта собственность совсем не принадлежала.
Вернусь к теме осужденных по политическим статьям. В реальной жизни все было так. Когда людей прищучивали за воровство на производстве, то те из них, кто был поумнее, брали справки, что они больны на голову, другие подписывались под тем, что они шпионы. Это не так совестно перед близкими и знакомыми, как оказаться в их глазах просто вором социалистической собственности. Так приходили к договоренности сыскная бюрократия и подследственные. Таким был сосед бабушки Клавы, бывший директор завода, а теперь больной психиатрической больницы города Тула.
Может и нелепо сейчас выглядят эти признания в шпионаже. Хотя если задуматься, то воровство и коррупция на самом деле смахивают на шпионаж, ибо в любом случае ведут к развалу и пробуксовке экономики еще достаточно слабого государства, против которого они совершают преступление.
Сейчас либеральное правительство смотрит сквозь   пальцы на крупных воров и коррупцию. Наказывают только мелких жуликов и воришек. Страна может и дальше развалиться на еще более мелкие части, если останется этот либеральный взгляд на коррупцию. Неужели мало государственные органы безопасности получали и получают от бюджетного пирога, что не смогли сохранить Советский Союз. Это была единственная их функция, удержать страну в своих границах. Спрашиваем, для чего они за всеми нами следили. Зачем следят теперь.
Продолжают возникать вопросы к поголовной реабилитации бывших заключенных, осужденных в сталинское время. У меня возникли сомнения вот по каким причинам. Некоторое время я работала с внучкой расстрелянного члена Политбюро ЦК ВКП Кассиора Станислава Викентьевича. Замечу, что ни у кого более я не видела столько драгоценностей, доставшихся ей от расстрелянного предка. Откуда у бедного поляка оказались такие драгоценности? Не засунул ли он руку в закрома нашей родины?
Еще расскажу о другом высокопоставленном бедном еврее, Якове Михайловиче Свердлове, бывшем председателе ВЦИК. Его внуки никах не могли поделить с новыми ворвавшимися в семью родственниками огромное наследство, включая непомерное количество драгоценностей. Я это знаю из рассказов Животовского  Валентина Петровича, женатого первым браком на моей единоутробной сестре Песьяцкой Ирине Евгеньевне, во второй раз  женатым на бывшей родственнице Якова Свердлова. Поскольку до него она была женой внука Свердлова, ей тоже досталась часть драгоценностей бедного еврея. А ведь все эти драгоценности после революции можно было бы обменять за границей на продовольствие и, возможно, избежать страшного голодомора в стране.
Сейчас, наконец, следует рассказать о моих родственниках со стороны отца. Отец, Рыжиков Николай Алексеевич родился в городе Ростове Великом в довольно благополучной семье. Семья его отца Рыжикова Алексея Матвеевича, моего деда владела до революции небольшой кондитерской фабрикой. Дед был умным, он держал нос по ветру и не верил, что НЭП продлится долго. Он избавился от фабрики и постарался уехать из Ростова в город Иваново, где и купил у своих дальних родственников второй этаж небольшого деревянного дома.
Там его никто не знал и он  сумел устроиться на работу в Ивановскую рабочую газету. Это дало возможность его сыну, моему отцу поступить в Бауманку без проблем. В общежитии института мой отец, будучи на последнем курсе, познакомился с моей мамой, Золотухиной Валентиной Алексеевной, студенткой первого курса. Он просто бросил в коридоре коврик от двери своей комнаты к двери  ее комнаты. Этот поступок позабавил девушку. Так на этой юмористической ноте и была зачата я, Рыжикова Людмила Николаевна.
А родилась я в городе Иваново, куда во время войны моя мама со мною в животике перебралась из Москвы, подальше от войны. Если верить японцам, которые считают возраст человека от времени зачатия, то я москвичка, а по российскому паспорту я уроженка города Иваново.
Моей маме, Золотухиной Валентине Алексеевне, по первому мужу Рыжиковой, по второму мужу Песьяцкой, весьма избалованной молодой женщине пришлось таскать на второй этаж ветки для корма козы, которую купили для прокорма малышки, меня, поскольку материнское молоко у мамы Вали пропало.
Бабушка Надя, мама моего отца рассказывала, как козы на рынке дорожали каждый день. Она еле успела купить это полезное животное за доступные для семьи деньги. Потом бабушка продавала избытки козьего молока на рынке и там же покупала мне булочку из белого хлеба. Тогда это было моим пирожным.
Моя мама хорошо относилась к своей первой свекрови и называла ее мамой. Но откровенно не любила своего свекра, Алексея Матвеевича Рыжикова. По ее словам он был очень жесткий и жадный человек и придерживался в воспитании детей применением розог и других телесных наказаний. Он прошел всю Первую мировую войну и награжден был тремя георгиевскими крестами, но никогда не афишировал это. Как я помню его в старости внешностью дед Рыжиков был очень похож на писателя Льва Толстого.
Работая в ивановской газете, дед Рыжиков Алексей Матвеевич стал пописывать незамысловатые, добродушные рассказики про русский лес и животных. Он издал небольшую книжечку своих рассказов. Их стали читать на радио. До самой своей смерти дед получал гонорары от своих рассказов, появлявшихся на радио время от времени.
Писатель совсем не тот человек, за которого он себя позиционирует своими книгами. Я всегда знакомилась с биографией писателей, чьи произведения мне понравились. Никогда или очень редко мнение о них, почерпнутое мною из их литературы, и их философия жизни, описанная в их произведениях, совпадало с их реальной жизнью. Мало писателей по духу близки к своим положительным персонажам.
Сейчас, когда я пишу мои воспоминания, пришло сообщение, что умер писатель Даниил Гранин. Умер на девяносто девятом году жизни. Вот ему можно было дать бессмертие. Наступит время на Земле, когда по генетическому коду человека можно будет сделать точную его копию. Несомненно сбудется пророчество о втором пришествии Христа, где говорится, что мертвые встанут из своих могил. Но нельзя понимать эти слова так буквально. Мертвых будут клонировать и потом пустят на поток, как и все у людей. Потом одумаются и будут делать копии очень избирательно. Вот Даниилу Гранину, повторюсь, можно дать бессмертие, создав его генетическую копию, потому что он был глубоко порядочным человеком не только на публике, но и в своей личной жизни.
Гранин до войны был женат на очень красивой женщине, которая работала инженером на одном из Ленинградских заводов. Она вместе с ним и будущим министром оборонной промышленности училась в Ленинградском политехническом институте. Я эту женщину, бывшую жену Гранина видела только в старости, но и тогда она была красива.
Ее очень украшали большие голубые глаза. Вообще я заметила, что истинная красота остается с человеком на всю жизнь. Хотя бывают и исключения, когда люди хорошеют к старости. Некоторые актеры, к примеру Чурикова. Будучи молодой и играя главные роли она многих раздражала своей некрасивостью, несмотря на явную одаренность. В мире так мало красоты и так много уродливого, что смотреть с ее участием фильмы не хотелось. Но вот она постарела и стала смотреться не хуже многих признанных красавиц, или талант позволил ей сыграть привлекательную женщину, будучи некрасивой.
Продолжу про Гранина. Министерству оборонной промышленности, в подчинении которого входил завод, где работала жена Гранина, потребовалось наладить связи с военной приемкой. Очень удачно для руководства министерства главный военпред, принимавший военные заказы этого министерства, влюбился в красавицу жену Гранина. Ее подтолкнули к тому, чтобы она помогла своим друзьям и себе, развелась с Граниным и вышла замуж за военпреда. Интересы корпоративные слились с ее личными интересами.
При этом она не задумываясь оставила их общего сына Даниилу Гранину. Вот какими бывают матери.  А генералу военпреду эта женщина родила другого сына, который и был позднее женат на одной моей знакомой, поведавшей мне эту историю и познакомившей меня с бывшей женой Гранина. Старшего ее сына в отсутствии матери Даниилу Гранину помогала растить его подруга поэтесса Татьяна Тэсс.
Похожая история с точки зрения женщины и матери произошла с женой одного латышского стрелка, охранявшего Ленина. Я некоторое время жила в сталинском многоэтажном доме на Таганской площади и соседствовала с этой семьей. Жена этого латыша оставила в Латвии аж троих детей ради престижного брака с Кремлевским охранником. У них родилась общая и единственная дочь, которая в детстве переболела полиомиелитом и стала на всю жизнь хромой калекой. Все ее соседки, русские жены больших военачальников считали это божьим наказанием латышке, бросившей троих детей.
В это же время, когда умер Даниил Гранин, умер Артем Тарасов, первый русский миллионер нового времени. Именно у него в офисе я увидела появившийся новый прибор факс. Мы тогда с Надеждой Осипенковой организовали кооператив по разведению грибов вешенок, и нам нужен был хороший большой подвал. У Тарасова был небольшой подвальчик, который не подошел нам по размеру. Меня в то время удивило, с кем это он будет общаться по факсу, если в стране чуть ли не единственный факс у него да еще в канцелярии президента. Больше ни у кого еще не было такого прибора.
Сейчас уже и факсы не у дел, они быстро устарели. Все так быстро изменилось на протяжении не полной человеческой жизни. Туда же канули и пейджеры. Это такие приборы, по которым можно было общаться через посредника. Говорят, они еще остались в Англии и Японии. Но скоро и там о них забудут. Прости Господи, как быстро все меняется. Просто ужас да и только.
Миллионер Тарасов умер, и никто о нем не скажет доброго слова. Ни те работницы, которые делали ему торты «Птичье молоко», на которых он и заработал первый миллион, эксплуатируя их по двенадцать часов в день без выходных, ни ты, кто прочитает о нем в моих повествованиях.
Теперь вернемся к моим родным. Самое интересное, что моей маме достался второй муж, у которого тоже был тяжелый характер, как у моего деда Рыжикова Алексея Матвеевича. Но имея кое-какой опыт со свекром она быстро научилась усмирять этого мужчину. Он был очень чувствителен к женским слезам и просто таял при виде слез жены. Этим она часто пользовалась, если было что-либо не по ее разумению. Рассказы жены о жестокости первого свекра также останавливали Евгения Ивановича Песьяцкого от телесных наказаний, но он себя при этом сильно сдерживал, это было всегда видно по его лицу.
Я появилась в этой новоиспеченной семье, когда мне исполнилось семь лет. До этого до трех лет я жила у бабушки Нади, а потом с трех до семи лет у бабушки Клавы. Бабушка с дедом со стороны мамы очень любили меня и хотели, чтобы я осталась у них на время учебы в школе. Но мама не позволила. Она желала, чтобы я училась в московской школе, и чтобы обе ее единоутробные дочки знали и любили друг друга. К тому же она не могла не взять меня в Москву, поскольку квартира была получена отчимом на всю семью, включая и меня. На семью из четырех человек давали две комнаты, а на троих всего одну. С жильем в Москве и по всей стране после войны, впрочем,как и всегда, была напряженка.
Тогда же мама пошла на работу и в семье появилась домработница, тетя Люба, сестра дедушки Алеши и мамина тетка. Она проработала у нас немного, но не смогла устроить свою личную жизнь в Москве, как все надеялись. Вскоре Люба уехала по сватовству в станицу Крымская, где раньше жил и работал брат бабушки Клавы Николай и к которому приехала его младшая сестра Наташа с мамой Наталией Подчуфаровой. Они и сосватали Любу с одним местным жителем.
У бабушкиной сестры Натальи Петровны Подчуфаровой судьба сложилась трагически, а может и трагикомически, как посмотреть. Наташа закончила педагогический институт и работала в станице Крымской учителем математики. К ней посватался взрослый мужчина, участник войны, устроившийся к ним в школу учителем русского языка. У них родился сын. Когда сын подрос, он увлекся радиотехникой и однажды украл какие-то радиодетали, необходимые ему для того, чтобы собрать транзисторный приемник.
Надо заметить, что родители его не были бедными. Они построили хороший дом для себя и также отдельную пристройку для прабабушки Наталии Подчуфаровой. Основным вложением в постройку дома были ее деньги за проданный дом в родной деревне. Этот новый дом в станице Крымской был скорее похож на современный коттедж. Вокруг дома раскинулся прекрасный сад с фруктами, особенно много было винограда. Жили они по кулацки, но глава семьи всегда был прижимистым. Может поэтому сын и украл эти детальки, потому что отец не давал ему денег на карманные расходы. Вообще умная и многоопытная прабабушка Наталья не любила этого своего зятя и не разговаривала с ним годами, живя с ним в одном доме.
Конечно, после такого проступка сына в школе разразился  целый скандал. К этому времени муж Натальи Петровны стал уже директором этой школы. Но это еще не все несчастья Наташи. Вскоре совсем неожиданно для семьи выяснилось, что ее муж, этот герой войны - многоженец. Уйдя на войну он оставил на своей родине, где-то в убогой белорусской деревне жену с тремя детьми. После войны он подался на богатый юг подальше от своей родной деревни, бедной и разрушенной войной. Подальше и от своих троих детей.
Но закон, как я уже говорила, работает у нас  медленно, но верно. Через много лет мужа Натальи Петровны нашли. Выяснилось, что он к тому же никогда не кончал учебное заведение, дававшее ему право преподавать русский язык. Вообще у него не было никакого права преподавать в школе, ведь он не закончил даже начальную школу. После окончания войны, приехав с друзьями однополчанами в Краснодарский край, он просто заявил, что все документы потерял и ему поверили на слово. Ведь он же воевал. В его случае не обошлось одними только не выплаченными алиментами, как в случае с мужем дедушкиной сестры Дуни Золотухиной. Брак его с Наташей аннулировали, а его посадили в тюрьму за мошенничество. А ведь он так честно и искренне   осуждал сына за эти радио детальки.
Еще более трагичная история произошла с Лидой Подчуфаровой, которая была не только любимой сестрой бабушки Клавы, но  и подругой по жизни. Лида была замужем за большим тульским наркомовском работником и жила с мужем и маленьким сыном в доме, где обитало все тульское начальство. Лида ждала рождения второго сына. Однажды она готовила на кухне обед и в окно присматривала за четырехлетним сынишкой, который катался на трехколесном велосипеде. Вдруг к ее сыну подошла семилетняя девочка. В руках она держала большой тяжелый пистолет отца. Она нацелила пистолет на сына Лиды и на глазах несчастной матери одним выстрелом убила его наповал.
Нашим законникам, прежде чем так ратовать за свободное ношение оружия, следует о многом подумать. От меня всегда скрывали родные, но оказывается между моим отцом и моим же отчимом из за моей матери произошла дуэль. На пистолетах. Так они выясняли свои отношения. Эта была нашумевшая история в Москве. И как от меня ее не скрывали, в большом многомиллионном городе мне это стало известно, правда когда я уже была совсем взрослой и у меня уже были свои дети. Может по этой причине моя мать всегда препятствовала моему общению с отцом. Прямо она ничего не говорила, не запрещала наших встреч, но при появлении каких то проявлений внимания ко мне моего отца, по ее холодному молчанию и так все было ясно.
Бабушка Клава мне рассказала совсем другую историю про отца, чтобы сохранить моей матери лицо и не ранить психику ребенка, то есть меня. Будто бы приехал начальник отца из Германии и сказал моей матери, что мой отец изменяет ей с местными женщинами.
А потом я выяснила, что все было с точностью наоборот. Мама забеременела от какого то постороннего мужчины и сделала аборт, который был произведен в обыкновенной квартире врача в городе Тула. За аборт бабушка Клава заплатила один литр спирта соседскому врачу Вронскому. В то военное время спирт ценился очень высоко. Он был основной валютой.
Как я позднее выяснила, но мой отец даже  ничего не знал ни про аборт, ни про беременность жены. Он не видел жены много времени и не мог быть отцом этого мальчика. Возможно он бы принял этого ребенка, когда бы вернулся из своей длительной командировки. Из за этой истории я долго сердилась на отца, считая, что по его вине был убит мой братик. Потому что так преподнесла мне эту историю бабушка Клава.
Как оказалось на самом деле, это был, конечно, мой братик, но не родной, а единокровный, у нас были разные отцы и мой отец Рыжиков Николай Алексеевич был тут не при чем. Потом мама забеременела от моего отчима, и он согласился жениться на маме. Так родилась моя единокровная сестра Песьяцкая Ирина Евгеньевна.
В доме, где жил врач Вронский, убивший моего не родившегося братика, жил будущий народный артист Вячеслав Невинный, позднее уехавший учиться на актера в Москву. Он был на несколько лет моложе моей матери, но она его помнила. Если бы Вячеслав не уехал, то ему светила бы жизнь в лучшем случае хулигана, а в худшем уголовника. Местные умные женщины, имевшие хорошо зарабатывающих  мужей, например, машинистов поезда, платили дворовым уголовникам, чтобы они не брали их детей в тульские банды.
Вернусь к моей маме и моему не родившемуся братику, которого я помнила всю жизнь. Именно по причине этих воспоминаний и рассказов бабушки, я никогда не делала абортов, стараясь не допускать их. Но очень понимаю женщин, которые вынуждены их делать. Считаю, что нельзя запрещать аборты, потому что нельзя женщину помещать в безвыходную тупиковую ситуацию. Беременность это не шутки. Женщина при нежеланной беременности может что угодно с собой натворить.
Расскажу о том, как мы с подружками    знакомилась в детстве с понятием смерть, о которой мне никто из взрослых не рассказывал. К тому же ребенком я не видела смерть среди родных людей, потому что все мои родные были долгожителями и начали умирать только, когда я стала взрослой.
Мы с тульскими подружками всегда ходили смотреть на незнакомых умерших людей. По русскому обычаю двери дома, где стоял гроб с покойником, были открыты для всех желающих с ним проститься. Умерших стариков я не запоминала, они все были на одно лицо. Но особенно я запомнила одну самоубийцу, красивую молодую девушку. Она лежала такая спокойная, с белым мраморным лицом. Все бабки вокруг шептались, что она повесилась из за неразделенной любви и вынуждена была скрыть свой позор смертью. Как я могла в таком юном возрасте запомнить все это довольно точно. А было мне тогда менее семи лет, поскольку в семь лет, живя в Москве, я уже прочитала повесть Гоголя «Вий» и стала бояться не только покойников, но и просто темноты и уже никогда больше по своему желанию не ходила смотреть на покойников.
Когда моя мама пошла на аборт, была война, разбросавшая людей по миру. И умные люди умели прощать. И всех детей, рожденных в их отсутствие, считали своими. А мои родственники лишили меня родной семьи, и в семь лет мое детство закончилось. Дора, мать моего отчима, запрещала мне называть ее сына отцом, а моя мама заставляла называть его только отцом. Так до конца жизни я его никак не называла. Но и своего родного отца мне было трудно назвать отцом. Я сердилась на него за умерщвленного братика, к тому же мы с ним слишком долго не общались. Он уезжал за границу на работу в Италию, мы с моим отчимом, мамой и сестрой Ирой на два года уезжали в Чехословакию.
Когда же мы оказывались в Москве одновременно, то в этом случае постарались новые жены моего отца. Они не хотели нашего общения. Вторая жена отца, моя первая мачеха умерла. Третья жена отца Ирина Владимировна еще жива. С ней мы начали общаться. Теперь ведь мне ничего от них не надо. Скорее наоборот.
Но Ирина Владимировна могла бы и не стать третьей женой моего отца, а остаться  всего лишь его любовницей. Моему отцу сватали дочь директора московского Елисеевского магазина. Быть директором такого магазина очень престижно, денежно, но одновременно и очень опасно. Для отца было удачным, что он женился на Ирине Владимировне, женщине из простой семьи, а не на дочке директора Елисеевского магазина, что было, казалось бы, намного выгоднее. Бабушка Надя, мама отца долго получала прекрасные продуктовые заказы из Елисеевского магазина и очень жалела, что директорская дочка раздумала выходить замуж за ее сына.
Он, директор вскоре попал в очень неприятную уголовную историю, что безусловно отразилось бы отрицательно на карьере моего отца.
А теперь расскажу о том, что помогло моему отцу в продвижении по карьерной лестнице. Он в свое время дал отличную рекомендацию одному своему другу, которого прочили на должность замминистра. В Советское время перед любым назначением человека на большую должность собирали от его знакомых характеристику на претендента. Хорошая рекомендация, которую дал мой отец, очень помогла этому другу.  Узнав о той рекомендации, друг всю последующую жизнь из чувства благодарности помогал в работе моему отцу Рыжикову Николаю Алексеевичу.
Продолжу рассказывать о сестрах бабушки Клавы. После трагедии с сыном, Лида Подчуфарова потеряла сознание и не приходила в себя много дней до самого рождения второго ребенка. Говорили, что ей кровь ударила в голову. Родившийся мальчик получился не очень здоровым. Я его видела, когда он приходил к моей бабушке Клаве со своей бабушкой по отцу. Он сразу вызвал у меня, еще ребенка, ощущение чего-то не совсем нормального.
Лидия Петровна Подчуфарова после рождения второго ребенка пришла в себя. Но поскольку в горячке она совсем не ела, женщина ослабела и заболела туберкулезом. В туберкулезных больницах даже в голодовки кормили хорошо. Потому что, как говорила бабушка Клава, много революционеров болело туберкулезом, и они для поддержки своих товарищей в туберкулезных клиниках создали хорошие условия.
В деревнях в то время было голодно. Поэтому самая младшая бабушкина сестра Катя приехала в Тулу ухаживать за больной Лидой. Там в туберкулезной больнице, доедая все остатки еды, которые не съедала Лида, Катя заразилась туберкулезом от сестры и умерла еще раньше нее, когда ей едва исполнилось семнадцать лет. А ведь была очень здоровой, кровь с молоком деревенской девушкой. Вот после этого и не считай мистикой имя Екатерина в семье Подчуфаровых. Все три Кати в их семье умирали, не дожив до взрослого возраста.
Мужа Лиды забрали по чьему-то доносу, и он сгинул в застенках КГБ. Скорее всего это было по доносу отца той девочки-убийцы. Его родившийся ребенок остался полным сиротой на попечении своей бабушки по отцу. Жили они беднее бедного. Иногда приходили инкогнито к моей бабушке Клаве, которая приходилась этому ребенку теткой. Открыто общаться они не стремились, это было опасно. Моя бабушка помогала несчастным, чем могла.
При этом бабушка Клава всегда очень боялась попасть в тюрьму и меня запугала этим. У нее был наготове мешок с сухарями и смена мужского белья на случай, если неожиданно приедут и заберут деда.
Мне интересно, как сложилась жизнь той девочки-убийцы и за что Лиде Подчуфаровой выпало на долю такое страшное наказание. Эта тайна мучит меня всю жизнь и не отпускает. Откликнитесь те, кто знает продолжение этой ужасной истории.
Вернусь к моему детству. Сначала меня пятилетнюю привез из Тулы погостить к маме в столицу дедушка Алеша. Тогда это была не совсем Москва, это был подмосковный район Лосиный остров. Хотя он не был Москвой, как теперь, но замашки столичного города  там  присутствовали. В некоторых местах были даже асфальтовые тротуары. В то время в Туле, где мы жили, асфальта совсем не было и детские игры на улице проходили совсем по другому сценария, не так, как в Москве.
В столице дети играли на улице в круговую лапту. Перегораживали мало проезжую асфальтированную дорогу, проходящую между жилыми домами, с помощью обыкновенного мела и вышибали небольшим мячиком с двух сторон тех ребят, которые оказались внутри так называемого круга. Когда всех вышибут, то происходит замена игроков. Еще москвичи играли в классики и в штангу. Что совершенно немыслимо было в Туле.
Там все дороги и пустыри были покрыты шлаком, остатками от  переработки угля, которым топили топки паровозов. Этого добра было достаточно. Но играть детям на пустырях, покрытых шлаком, было очень опасно и не интересно. Любое падение превращалось в большую травму. Шлак был острым как нож и не хуже ножа резал детскую кожу. По этой причине детские игры походили на хулиганство, граничащее с преступлением.
Помню, до чего доходили наши проделки, совершенные от нечего делания. Рядом с нашим домом была расположена железнодорожная больница. Это было малоэтажное здание и небольшой клочок земли около него, служивший в то время огородом.  Вся территория больницы и примыкающая к ней земля с огородом были огорожены забором. В огороде сотрудники больницы высаживали разные овощи.
Так вот, однажды я вместе с соседскими ребятами направилась развлекаться на этот огород. Там уже совсем созрела капуста. Мне она была без надобности. Домой я ее не могла принести, я знала, что бабушка меня за это отругает. Похоже, что и другим ребятам за это тоже достанется. Тогда мы стали есть эту капусту, откусывая ее сверху качана,  прямо с грядки, попортив таким образом много капусты. Мне до сего времени стыдно за этот мой поступок. Мне он ничего не дал, кроме огорчения, ведь люди остались голодными в такое тяжелое время. Но детям нужно развлекаться, вот мы и придумали такое развлечение.
Повторяю, в столице все игры были более чинными. Да и одеты москвички были по другому, не так, как одевались в провинции. На голову мне мама  напяливала берет, чтобы я не отличалась от москвичек. Его я просто ненавидела. Берет не держался на голове очень подвижной девочки и все время соскакивал с макушки. Даже в берете в столице я чувствовала себя провинциалкой.
В Туле же я была привилегированным ребенком. Меня относительно хорошо кормили. Я не собирала очистки по помойкам, как другие дети. И одета я была лучше других девочек. Всегда по погоде. У многих детей не было даже никакой зимней одежды. Поэтому они выходили на улицу только летом. Бабушка Клава очень внимательно следила, чтобы меня не обидел какой нибудь мальчик. Поэтому в Туле у меня совсем не было поклонников. Все очень боялись мою бабушку. Характер у нее был не простой.
Бабушка мне рассказывала разные истории, приключившиеся с другими людьми, чтобы я не сделала их ошибок. Моей маме очень не нравились бабушкины взрослые откровения. Бабушка мне рассказала историю, как она вместе со своей подругой Зиной, работавшей на вокзале телефонисткой, водила ее юную дочь на аборт. Зинаида, мама девочки считала, что виновник беременности совсем не подходящий жених для ее хорошей девочки.
Девочка упиралась, не хотела делать аборт, а хотела выйти за муж за своего хулигана. Две женщины, моя бабушка Клава и Зинаида силой привели бедняжку к врачу. После операции родные отправили ее в длительный вояж к дяде, который служил в военном училище. Там ей подыскали хорошего мальчика, которого после окончания училища направили на Сахалин. Так в последствии у девушки получилась хорошая крепкая семья и двое детей от лейтенанта.
Я помню, как мы все ходили на станцию смотреть за мебелью, погруженную в вагоны, едущие на Сахалин. Это была мебель семьи дочери Зинаиды. Переезжали они туда основательно. Не собирались вернуться в материковую Россию.
Когда я жила в Туле во время войны и сразу после ее окончания, дедушка Алеша как мог в тех условиях, баловал меня. Он даже давал мне попробовать экзотические грецкие орехи, но все мои друзья не знали, что такие бывают. Все наши соседи и мы тоже ели лесные орехи, за которыми ездили в лес и собирали там их сами. Я помню, как мы садились в товарный поезд на ходу, правда на его подъеме, где он ехал с маленькой скоростью. Потом, проезжая подходящий лес с орешником, мы спрыгивали на ходу также с движущегося поезда.
Помню, как дедушка Алеша возил меня в гости к внуку Льва Толстого, у которого в те времена были перед домом высажены кусты клубники, которую я там и попробовала в первый раз прямо с грядки. Еще дедушка Алеша купил мне на рынке детский мебельный гарнитур, состоящий из дивана и двух кресел. Это и были все мои игрушки. Как же я совсем забыла. К ним нужно добавить качели, подвешенные в дверном проеме между кухней и комнатой.
 А бабушка долго скрывала от меня куклу, которую мне привез из Германии мой папа. Она ее спрятала, так как хотела подарить ее мне на мой день рождения. После того, как она все же подарила ее мне, мы с бабушкой Клавой назвали ее Немкой. Бабушка помогала мне шить новую одежду для этой куклы. Так я научилась шить на швейной машинке.
Надо отметить, что бабушка слишком долго готовила меня к появлению этой куклы, так что я не очень обрадовалась, когда ее в первый раз увидела. Девочки во дворе уже рассказывали друг другу разные истории о куклах, привезенных из Германии и доставшиеся самым счастливым девочкам.
Самая интересная кукла была та, которая не только плакала, когда ее переворачивают, как моя Немка, но и могла ходить. Поэтому, когда я в первый раз увидела свою куклу, то была разочарована, ведь моя Немка не могла ходить. Бабушка слишком долго тянула с этим подарком и мое желание ее иметь к этому времени совсем перегорело. Возможно в нашем дворе ходящей куклы ни у кого не было и рассказы эти были всего лишь городским мифом. Я никогда в жизни не видела такой  умеющей ходить куклы.
Клубнику, которую я попробовала у внука Толстого, еще долго не ели и мои московские друзья. Хотя в Москве мы жили в военном городке, где почти все семьи были обеспеченными. Дети накормлены и хорошо одеты. Правда рядом с добротными домами, построенными пленными немцами, располагались бараки, где жили семьи, не имевшими отношения к армии. В бараках была так называемая коридорная система, один коридор, в который выходят все двери комнат, а все удобства были во дворе.
У нас же все было подготовлено к удобной комфортной жизни. Даже мебель была выдана от государства с номерными знаками, прибитыми снизу, чтобы не бросались в глаза. Позднее за небольшие деньги многие выкупили у государства нужную им мебель. Плохо пришлось тем семьям, отец которых ушел в другую семью. Тут же у брошенной жены и детей отбирали всю казенную мебель, не считаясь с тем, что им спать стало не на чем.
Наши квартиры в домах на Хорошевском шоссе были очень удобными для проживания. С высокими потолками, большими ваннами и кухней, с двумя входами, центральным и черным, что позволило некоторым соседствующим семьям переделать одну большую общую квартиру на две отдельные квартиры с центральным входом для одной семьи и черным ходом для другой семьи.
Но пленные немцы постарались напоследок навредить победителям. Они сделали перекрытия между этажами из бракованных досок, зараженных грибком. Поэтому все эти дома пришлось в скором времени сносить. А жаль, это был чудесный московский район отличный от других своею ухоженностью и зеленью, потому что у каждого дома был зеленый палисадник, который мы поливали летом из шланга, протянутого прямо из окна нашей квартиры.
В детстве я пыталась сблизить столицу и провинцию, внедрить общие игры. Но ничего из этого не получалось. Москвичи сохраняли свои игры и не хотели играть по провинциальным правилам, а туляки отказывались играть в столичные игры.
Во второй раз я оказалась уже в самой Москве, на Хорошевском шоссе именно в доме, построенном пленными немцами. У меня к этому времени появилась единоутробная сестра Ира. Мама пошла на работу, а хозяйством у нас стали заниматься домработницы. Сначала это была дедушкина сестра Люба, а после ее ухода, у нас работали деревенские девушки. В то время домработница стоила дорого. Мама всегда говорила, что она работает исключительно на домработницу. Потому что той полагалась зарплата, питание, раз в год платье и деньги на пальто. Обжившись у нас девушки находили работу на заводе и уезжали в заводское общежитие. Там, возможно, было более голодно, но зато более свободно и можно было выйти замуж.
Позднее наша соседка, Тамара Дудаладова, Губа по мужу тоже пошла на работу и завела, как и у нас, домработницу. Тамара пошла на работу только потому, что ее муж, служивший заместителем министра обороны по новым видам вооружений, стал часто прикладываться к рюмочке коньяка, по совету своего врача, исключительно в виде лекарства для расслабления после тяжелых испытаний нового оружия.
Эти две девушки домработницы сдружились и умудрились превратить коридорные антресоли в двухспальную кровать, где и ночевали вместе.
Эти девушки из деревень имели поклонников среди солдат строй батальона, который находился прямо за нашим домом. Солдаты стройбата вели себя прилично, по вечерам их патруль ходил по всему военному городку, и никогда там не было никаких происшествий. Но мы их считали самым нижним звеном нашей армии, потому что в строй батальон брали самых неспособных и необразованных ребят, плохо говорящих по русски.
Зато после развала Союза и ее армии лучше всего пришлось строй батальонам, их служащие имели строительные навыки, понадобившиеся при новом порядке. В стране оказалось множество безработных после перестройки Горбачева и развала страны с жестокой, но легкой руки Ельцина.
Помню, как в то время к нам приходили огромные мешки с письмами  желающих работать в Метропрессе, фирме, занимавшейся распространением газет в метро. Мы, служащие фирмы подали объявление на свободные рабочие места, но не учли что отчаявшихся безработных людей в стране были тысячи тысяч. Почта была завалена их отчаянными просьбами. Я разбирала эти письма. Среди них были даже письма  с фотографиями. Одна девочка с периферии очень понравилась нашему сотруднику и он ответил на ее письмо. Позднее они поженились. Как видите одному адресату из этого мешка с письмами повезло, девочка вышла замуж и сразу в Москву. Так что пытаться надо всегда.
В это время я приютила у себя деревенскую девушку с ее мужем. Девушку звали Наташа Матвеева, а в девичестве Куликова. В Москве у нее жила сестра, которая была за мужем за офицером  из строительных войск. Он получил на семью сначала комнату в общежитии, потом вторую комнату там же, а потом получил и бесплатную квартиру. Все время жизни его в Москве он занимался строительством. Ему не пришлось даже менять профессию, как большинству людей в нашей стране после развала Союза. Начинал он строить детские сады и школы, а теперь вышел на международный уровень. Так что смог послать свою дочку на учение в Англию. Все это происходило быстро буквально на моих глазах.
Кстати четыре сестры Наташи Матвеевой и ее брат оказались за это же короткое время в Москве и при квартирах.
Наташа  по национальности мордва или мордовка и жила она со своей семьей в Мордовской республике. Но перед развалом страны, который очень четко готовили сверху наши бюрократы, а спецслужбы им потворствовали, там, в Мордовии, где они жили, стало совсем плохо. Тогда Наташин папа, по профессии шофер, схватил свою семью в охапку, посадил на свой грузовик, и привез их на новое место в Российскую федерацию, где требовались доярки. На новом месте им дали дом и работу. Дояркам хорошо платили и в первую очередь обеспечивали разными промышленными товарами. В то время даже в Москве нельзя было купить в магазине хорошие конфеты, а деревенские дети доярки могли себе их позволить в любом количестве.
При этом папа Наташи страдал запойным пьянством. Мама ее прятала подальше бутылки с водкой, чтобы отец не дай Бог не нашел их раньше времени. Тогда отец просил маленькую Наташу показать ему спрятанную бутылку водки, обещая купить велосипед или еще что - то дорогое. Ребенок, конечно, хватался за предложение получить новую дорогую игрушку и показывал отцу мамин тайник. В последствии велосипед Наташа получила.
Несмотря на такие запои, родители Наташи смогли построить себе трехэтажный коттедж со всеми удобствами, в надежде, что там будет жить их сын,  одной семьей вместе с родителями, как принято в Мордовии, но сын предпочел Москву. Но все же их тоже достала эта перестройка. Отец Наташи продал старую машину и отложил вырученные от продажи деньги на покупку новой, но в этот самый момент произошла деноминация и все деньги отца пропали.
Но они были очень дружной мордовской семьей, и всем скопом помогли купить отцу новую машину. На ней он ездил в город, где и продавал все молочные продукты, которые получал от своих личных двух коров. Деньгами и продуктами он помогал своим детям укрепиться в Москве. По какой-то причине в такой дружной и богатой семье мать Наташи заболела неизлечимым раком и умерла достаточно молодой.
Похожая история произошла в семье Леши Никитина, одноклассника моего сына Антона. Отец Леши, бывший милиционер, в перестройку ушел на пенсию, вернулся в свою родную деревню, тоже завел двух коров и стал продавать молочные продукты в ближайшем городе. На вырученные деньги они купили сыну большую квартиру в Новом Косино. Но что-то не получилось в семье  Алексея Никотина. Он вернулся домой, к маме, оставив квартиру жене  и детям.
Вскоре после этого мама Леши  Никитина Валентина Алексеевна тоже заболела неизлечимым раком и быстро умерла, несмотря на все финансовое благополучие. Может эта болезнь и подбирается к тем людям, у которых есть деньги, но нет спокойствия в жизни. Валентина Никитина около восьми лет ухаживала за лежачим отцом, а он вместо благодарности постоянно ругал ее, применяя нецензурную лексику.
Плохая болезнь затронула и нашу семью. Раком у нас заболела Аня, жена моего старшего сына Антона.
Антон нравился многим девушкам без всякого своего усилия. Соседка по даче, дочка священника, живущего  в нашем доме в Ивановском, интересовались активно молодым человеком. Поповна присмотрела Антона еще когда он учился в школе. Тогда же ее мама постаралась познакомиться со мною, и первая демонстративно стала при встречах здороваться со мною. Что не сделаешь, когда у тебя три дочки на выданье. Мне было предложено, через наших общих знакомых, помочь поступить Антону в богословскую академию. Незлобный характер Антона позволял дать ему положительную характеристику для поступления в семинарию. Но он раздумал идти по церковной линии и сразу после армии женился на Ане своей сокурснице. Узнав об этом, попадья резко перестала со мною здороваться. Надо отдать должное, но Аня сделала все, чтобы женить на себе Антона. Она писала ему письма в армию, интересовалась его солдатской жизнью на Сахалине. А сразу по его приходе из армии, Аня не выпускала его из своего влияния. Ее мама по слухам даже проводила обряд на приворот Антона к Ане, ее дочери.
Интересная могла бы получиться у Антона карьера, женись он на поповне. Ее отец был некоторое время  священником в нашей Ивановской церкви. Семья жила в большом достатке. Все лето мать с тремя дочками проводила на югах, и это при кооперативной квартире и легковой машине, съедающих много денег.  Никто вокруг не мог себе этого позволить. Около них толпились всевозможные помощницы - приживалки. Они привозили разные продукты и даже в пост не совсем скоромную пищу, которую попадья отдавала соседям, своим хорошим знакомым.
А это было ее упущением. Именно они и увидели в доме  этого священника множество дорогих икон, развешенных по стенам и к ним огромный золотой крест, висящий на торцевой стене коридора. Похоже, что именно они разнесли информацию об этих богатствах. Одна из них, имевшая вход в дом священника, была Лариса Павловна, отец которой работал в органах. Впоследствии после смерти священника она и мне шепотом, тайно рассказала о его богатстве.
До поры до времени эта информация далеко не выходила из стен нашего дома. Но вот отец семейства стал активно продвигаться по карьерной лестнице. Его перевели служить священником в Елоховскую церковь Москвы, а далее был путь в только что открытый Собор Христа Спасителя.
Видимо тут и выплыли из тени дорогие иконы и золотой крест. Отца семейства сняли со всех важных постов и перевели на службу в захолустную церковь. Вскоре он умер, не дожив  и до сорока  пяти лет. Все эти события повлияли бы на Антона негативным образом, закончи он церковное заведение по его рекомендации. Все три девочки разоблаченного священника не остались без мужей, но ни одна из них так и не вышла замуж за священника.
Еще раз вспомним, что мир устроен так, что за все удовольствия в этой жизни надо платить свою цену.
Здесь время рассказать историю с Валерием Вовченко. Семья Вовченко была в родстве с семьей Новиковых по супружеству их детей, Виолетты Новиковой и Валерия Вовченко. А  знакомыми они были еще до войны, когда мой свекор Новиков Григорий Маркелович был еще холостым, а будущий генерал Вовченко  уже был женат на москвичке Валентине Николаевне, или, как ее все звали, Тиночке. Тиночка сватала Григорию коренную москвичку, но он твердо отказался от такой перспективы, и решил жениться на своей ровне, то есть провинциалке. Взгляд его упал на Евгению, чертежницу, работавшую на пермском заводе, где Григорий был  представителем военной приемки. Он наивно полагал, что провинциалка будет ценить его больше, чем москвичка. Но как он ошибался.
 Евгения, мама моего мужа была коренной пермячкой. Сначала, возможно, она и ценила своего простецкого мужа за то, что он вывел ее из нищеты. Евгения была пятым ребенком в семье корабельного механика, умершего от тифа в самом начале гражданской войны. Семья осталась на попечение матери, которая тоже переболела тифом, но осталась жива. Дети боялись рассказать ей правду о смерти отца и мужа, но узнав об этом несчастье бабушка моего мужа взяла себя в руки, пошла работать бухгалтером и даже стала хорошо продвигалась по службе, в то время как старшие дочери помогали ей по хозяйству. Ее дети даже смогли получить образование, но жили они очень бедно.
Когда Евгения освоилась среди других жен советских генералов, она завела интрижку с молодым офицером и решила выйти за него замуж, разведясь с Григорием. Следует сказать что Григорий, ее муж был на четырнадцать лет старше жены, работал много и напряженно и похоже не очень удовлетворял свою молодую жену.
Вот она и загуляла и уже намылилась развестись с мужем и выйти замуж на молодого офицера. Григорий  согласился на развод, но не согласился отдать детей, а к этому времени у них уже были дочь Виолетта и сын Валентин. Евгения понимала, что никакой суд не присудит ей детей, она не имела работы и жилплощади. Немного подумав, Евгения Ивановна, моя будущая свекровь, раздумала разводиться. Она очень любила сына, который достался ей очень тяжело, с родовыми осложнениями, одним из них было заражение крови. Муж ее простил и никогда не напоминал о ее любовном приключении.
Вернемся к Вовченко. Тиночка Вовченко от безделья часто придумывала разные варианты соединения пар. Так она своего первого сына Вадима Максимовича Вовченко первый раз женила на своей племяннице. Она очень не хотела, чтобы их богатство перетекало в посторонние семьи. От этого союза, как ни странно, родилась здоровая девочка, но брак не продлился долго.
Тиночка так воспитывала своего любимца, чтобы он был похож на гусара, бегал по женщинам, дрался на дуэлях. Что он и делал. За дуэли его выгнали из армии. Не помогли все огромные связи. А за похождения по женщинам выгнала жена, которая была, как я уже сказала, его двоюродной сестрой. Тиночка разменяла свою генеральскую квартиру на две, и поселила в однокомнатную квартиру свою бывшую невестку и по совместительству племянницу.
Вадим продолжал вести свой распутный образ жизни, пил и гулял по женщинам. Мать его поощряла и говорила, пусть мальчик развлечется, когда он в открытую ухаживал за женой генерала Семенова, красавицей Адой Семеновой, не имевшей в браке детей и которой тоже было скучно жить за богатым генералом, часто ездившим за границу и  оставлявшим ее одну.
Но ей Вадим Вовченко безусловно не был нужен, бедный и разведенный и мать сосватала его с другой своей племянницей, назовем ее Ниной. Нине не понравились постоянные запои Вадима и, выйдя за него замуж, она стала активно бороться с его пьянством. В это время появились ампулы с лекарством, которые вшивали под кожу больным алкоголизмом и при наличии которых пить алкоголь было совсем нельзя, можно было умереть. Но не все ампулы были наполнены лекарством. Иначе все в стране поголовно бы по умирали. Обычно это была одна из десяти ампул.
Вадим знал об этом и решил, что именно у него пустая ампула, без лекарств и он сможет выжить, выпив водки с друзьями. На свое несчастье он попал на действующую ампулу с лекарством и умер. Удивительно, все ополчились против его новой жены Нины. Знакомые и даже родные окружили ее молчанием, но что еще хуже, холодным равнодушием. Она для них перестала существовать как личность. Ее даже забыли взять с кладбища после похорон мужа. Конечно, для матери лучше живой сын, хотя и алкоголик.
Но Тиночка - типичный представитель клана  жен генералов. Она довольно спокойно пережила смерть мужа, двух своих сыновей, болезнь наркоманией внука Максима Вовченко и продолжала даже более ревностно заботиться о материальном наследстве семьи. Благополучие родных было главным стимулом   ее жизни.
Я чуть не забыла рассказать, что Тиночка серьезно занималась выведением новых сортов цветов на своем дачном участке, была в каком  то высоком статусе в обществе цветоводов Союза и даже ездила в Голландию со своими новыми  выведенными растениями.
Но повторюсь, у таких людей, как Тиночка, вся их энергия  уходит на увеличение богатства семьи. Именно поэтому всем вокруг казалось, что она легко пережила смерть мужа, обоих своих сыновей, наркоманию внука и жила себе припеваючи.
Как же я ничего не рассказала о моем втором сыне Денисе. Дениску я родила ко времени, когда нужно было провожать Антона в первый класс. Наши бабушки были странные. Моя мама, Песьяцкая Валентина Алексеевна не обладала в полной мере материнским инстинктом, как английская королева Виктория, имевшая девятерых детей.
К тому же наши бабушки не любили внуков, по этой причине мне самостоятельно нужно было решать, кто будет отводить малыша Антошку в школу. В то время  на улице было неспокойно и сына первоклассника одного мы боялись отпускать в школу. Пришлось оставить работу по причине беременности Денисом, подгаданной  ко времени похода Антона в первый класс. Как видите я сама отводила Антошу в школу. Когда же Дениска пошел в школу, то его отводил туда повзрослевший Антон. Как Денису было страшно, знает только он, когда Антон уже окончил школу, поступил в институт и малышу пришлось идти одному  в школу, без поддержки старшего брата.
Но с Денисом я прочувствовала всю радость материнства и его ко мне нежную детскую любовь. Считаю, что пережив большую нежную любовь ко мне второго сына, я в итоге стала спокойной  без фанатизма бабушкой моим внукам.
Теперь моя очередная невестка Света наказывает меня и Дениса за то, что он не женился на ней раньше рождения моей внучки Полиночки и не разрешает Денису привозить внучку ко мне в гости. Она думает этим меня наказать. Но бабушку без фанатизма такими нюансами не пронять. Я уже привыкла. Ведь Денис еще со своей первой женой Ксюшей собирался уехать за границу под постоянным давлением Ксюшиной мамы Людмилы Николаевны Чекушкиной, и в том случае я тоже не увидела бы своих внуков.
Теперь стоит вспомнить некоторые истории живущих в одно время и одном месте со мною людей, особенно поразивших меня. В НИИ прикладной физики работала молодая женщина, приехавшая в Москву из периферии. Здесь она вышла замуж за странного мужчину. Ему необходим был секс не менее десяти раз в ночь. Он ее совсем измотал этим. Бедняжка пыталась отказать ему в близости. Но за него заступалась его мама. А молодой женщине некуда было податься, они с мужем жили на жилплощади ее свекрови.
Для меня было удивительным, что получая секс  по десятку раз за ночь, эта женщина, назовем ее Светой, заимела себе любовника, женатого и имеющего двоих детей. Любовник  очень любил Свету, дарил ей золотые украшения, которые она принимала, но поселить ее у себя он не мог, так как тоже обитал на чужой территории, жилплощади своей официальной жены. Мне все было непонятно в этой перевернутой истории.
Ко всем несчастьям Света забеременела от любовника и свекровь по этой причине выгоняла ее из своей квартиры. Я так и не знаю, как окончилась эта любовная история.
Как же я забыла рассказать про Геночку Лобанова. Он был моложе меня на два года и был моим соседом в доме на Хорошевском Шоссе. Его отец Харитон Лобанов был подполковником. Мама его не работала, а занималась воспитанием детей дочки Лиды и сына Гены. Лида после окончания школы поступила учиться с престижное Шукинское училище. Способностей больших она не показывала, но нашла там себе в мужья перспективного и талантливого художника Николая Присекина, который был одним из авторов монументального памятника Родина - мать в Волгограде. Но когда Лида неожиданно буквально на пороге объявляла родителям, что она вышла замуж за простого студента родом из деревни, мама ее от горя упала в обморок. Лиде прочили другого мужа, генерала. Однако этот брак оказался удачным. Молодые любили друг друга. К тому же Присекин оказался успешным и хорошо оплачиваемым художником.
Вот в этой семье и воспитывали Гену и готовили к успешной карьере. Школу он закончил с медалью. Еще несколько лет его водили на фигурное катание и учили игре на фортепьяно. Учиться он поступил в престижный Бауманский институт. Но когда через несколько лет я его встретила в Доме оптики, он так ничего в карьере и не добился. К этому времени он развелся с первой женой, оставил ей их общего ребенка. Женился на женщине старше него лет на пять. Строил с ней небольшую дачку на шести сотках.
Но вдруг, глядя с завистью на удачливую сестру, впал в депрессию и обратился к психотерапевту. Тот посоветовал ему либо поменять работа, либо сменить жену, или место жительства. Гена Лобанов заменил сразу все три ипостаси: бросил жену с их общей дачей, работу и вернулся  к маме с папой с чего и начинал свою самостоятельную жизнь.
 Похоже, что нельзя так много вкладывать в воспитание ребенка, и внушать ему, что в старости он поможет родителям. Это ни чем хорошим не кончается. Хотя у четы Присекиных получилось воспитать талантливого ребенка и сделать его известным художником.
Еще меня поразила история, произошедшая на моих глазах с моей приятельницей Верой по первому кооперативному дому в районе Новогиреево. До переезда в наш дом, они жили семьей с мужем и маленьким сыном в большой двадцатиметровой коммунальной комнате. Муж Веры работал районным электриком и был очень хозяйственным человеком, что, впрочем, совсем не нравилось его жене Вере. Он также, как и Юрий Мураев, смог оставить за собой эту коммунальную комнату, а двухкомнатную квартиру в нашем кооперативе записал на жену и маленького сына. Он, не советуясь с женой, полностью обставил новую квартиру, даже  занавески он  купил, не посоветовавшись с Верой.
Она, весьма недовольная что не принимала участия в оформлении квартиры, все же въехала в новую полностью меблированную квартиру. К тому же квартира была оформлена так, как  сейчас делают «умный дом». Не нужно было даже шевелить руками. Все было автоматически. Это еще больше  раздражало Веру. Но продлилось ее недовольство не долго. Муж, хоть и получил образование по ремонту электрических цепей и ездил на все аварии на специальной машине, решил эту спецмашину переделать. И переделал так, что в буквальном смысле сгорел в ней, оставив жену и ребенка одних в кооперативной двушке. Вера тут же выехала из кооперативной квартиры, за которую она не в силах была платить. А бывшая ее комната в коммуналке отошла государству, ведь в ней был прописан ее умерший муж.
Еще в том же доме, где жила Вера проживала семья актеров. Жена, как я помню, играла в фильме «Шумный день», где играл молодой Табаков одну из главных ролей. Муж ее в жизни был крупным вальяжным мужчиной и играл небольшие роли в кино. Он был больше театральным актером. У них была маленькая дочка, за детским питанием для которой неизменно по утрам бегал на молочную кухню отец семейства.
Однажды лет через двадцать я видела  при входе в метро Новогиреево этих повзрослевших маму с дочкой. Мама была не в адеквате. Дочка пыталась ей что-то объяснить и провести в метро. Но взгляд мамы был какой-то потерянный. Она слабо сопротивлялась,  но тем не менее дочь не могла сдвинуть ее с места.
Примерно тогда же я увидела по ТВ программу, посвященную их бывшему отцу семейства теперь умершему, который ко времени своей смерти был женат на другой женщине. Последний фильм, в котором он снимался, это был «Кин - дза - дза» Георгия Данелия. Там он вылезал из железного ящика.
Для чего жили, страдали, любили, грешили все эти простые люди, многие из которых уже ушли в мир иной. Может лишь для того, чтобы слегка уменьшить энтропию. Если они стали бы жить вечно, поняли бы они свое предназначение на нашей земле и выполнили бы его. Похоже, что простые люди жили исключительно для того, чтобы уменьшить энтропию на земле и в ближнем космосе. Мне хотелось рассказать о жизни простых людей, в отличие от Библии, в которой рассказаны истории исключительно влиятельных облеченных властью людей.
Каждый простой человек старался в силу своих возможностей уменьшить беспорядок на земле и создать некоторый порядок.
Особенно это удалось людям искусства. Но есть  вещи, созданные человеком, настолько неприятны, что вызывают у меня отторжение. К примеру, я не смогла дочитать роман Владимира Набокова «Лолита». Обычно я все книги прочитывала до конца. А тут никак не получилось вчитаться в этот роман. Еще я не смогла дочитать до конца роман Мигеля де Сервантеса «Дон кихот». Также мне неприятен фильм “Неуловимые мстители“. Неприятен до тошноты.
Еще я не смогла прочитать роман американского писателя  Уильяма Стайрона «Выбор Софи»,  роман повествует о том, как в немецком концлагере у женщины по имени Софи  есть выбор, оставить в живых только одного своего ребенка из двух. Так ей разрешил ее немецкий приятель.
 Добавлю к этому ужасу, что я совершенно не выношу  пряники из кокосового ореха и не терплю окрошку.
Конец 1 части