В стране-материке Австралии есть много прекрасных мест. Но сегодня я расскажу только об одном из зелёных районов города Брисбен, протянувшегося почти на 16 тысяч квадратных километров через юго-восточную часть штата Квинсленд. Брисбен, как кровеносные артерии пронизывают многочисленные парки, скверы и заповедники, что даёт животным и птицам свободу передвижения. Район, о котором пойдёт речь, расположен в западной части огромного города. Называется он звучным именем Джиндали, что в переводе с одного из языков австралийских аборигенов (которых известно более пятисот!) означает «Вестник» или «Посланник».
Джиндали – это спокойный и зелёный район, тянущийся вдоль реки. Для любителей природы его главной достопримечательностью стала охраняемая часть речного берега, лежащего у подножия скал. Официальное название этого кусочка нетронутой природы – Wilson’s walkway или bushland reserve. Это живописная пешеходная дорожка, огибающая валуны, вьющаяся у подножия гигантских эвкалиптов и исчезающая под зелёной аркой сплетающихся кронами деревьев. Иногда приходится переходить маленькие, какие-то совсем игрушечные мостики над ручьями, которые наполняется водой только после обильных дождей. Есть здесь и пара лавочек, с которых открывается чудесный вид на реку Брисбен. В пасмурный день вода в реке кажется коричневой, под цвет глинистых берегов, среди которых течёт. Зато утром солнечного дня река становится перламутрово-голубой. А в вечерние часы одевается в изысканное платье, сотканное из ажурных силуэтов деревьев, отороченное облачным пухом и расцвеченное румянцем заката.
Жизнь реки определяется близостью к океану, в который она впадает. И даже коричневый цвет воде придаёт столкновение с океанскими приливами, которые толкают речную воду в обратном направлении и взбаламучивают ил. Река населена акулами, поднимающимися вверх по течению. Правда, не все виды акул способны на такие подвиги, а только бычьи акулы (Bull sharks), которые уже давно приспособились к жизни в воде с низким содержанием морской соли. Бычьи акулы очень часто нападают на людей. Поэтому в реке никто не купается, и даже собакам плавать в ней не разрешают.
Известен случай, когда в реке Брисбен люди, живущие в районе горы Кросби (Mount Crosby Weir), наблюдали за заплывом двухметрового морского крокодила. Правда, мне такого видеть не приходилось. Зато я часто наблюдаю за полётом пеликанов, величественно приводняющихся на речную гладь. А по берегам можно увидеть изящных белых цапель, застывших, как фарфоровые статуэтки. Светлые силуэты оживают только тогда, когда в награду за терпение, богиня охоты посылает им добычу, которую они стремительно выхватывают из воды.
Иногда тропа выводит на небольшие полянки между скалами и речным обрывом, укрытые пёстрым покрывалом разнотравья. В жаркие дни австралийского лета (это когда в России лежит снег) здесь даже воздух становится разноцветным от множества бабочек, исполняющих изящные пируэты над головками цветов. А зимой каменистый спуск к воде становится оранжевым от собранных в пышные гроздья колокольчиков каланхоэ под названием мать миллионов (The Mother-of-millions).
Я долго не могла понять, почему такое красивое растение считается сорняком. Оказалось, что мать миллионов завезли из Мадагаскара, как декоративное растение. Но не случайно этот вид каланхоэ носит такое название. Благодаря своей удивительной плодовитости этот цветок вырвался из парков и садов на свободу и великолепно прижился в новой стране. В Австралии же всё, что не является австралийским, будь то животное, птица или растение, считается вредителем или сорняком. К сожалению, под эту категорию попадают даже прелестные латиноамериканки джакаранды, укутывающие Брисбен в лиловый туман цветения.
Здесь часто можно увидеть изящных жёлто-голубых попугайчиков, которые называются розелла бледноголовая (The Pale-headed rosella). А также невероятно ярких, словно изделия искусного ювелира, красно-зелёных королевских попугаев (The Australian King parrot). И те, и другие летают парами, словно демонстрируя приверженность семейным ценностям, любовь и гармонию. Как чудесно, что такие отношения до сих пор существуют, пусть даже в птичьем мире. А на ветках кустов, растущих у самой кромки воды, исполняют невероятной сложности танец крошечные пичужки из семейства трясогузок (The Red-backed Fairy Wren). Причём, самец одет в угольно-чёрный наряд с алой спиной, а самочка носит скромное коричнево-серое платьице.
А когда вы, зачарованные всей этой красотой и многообразием, достигаете конца прогулочного маршрута, то оказываетесь в царстве летучих лисиц. Ещё только приближаясь к деревянному помосту в конце дорожки вы уже слышите их пронзительные скрипучие голоса. А потом среди зелёных листьев взору открываются чёрные кожаные кульки, свисающие с веток. Когда зверьков что-то беспокоит, то из черноты виртуозно сложенных крыльев появляются симпатичные апельсиново-оранжевые пушистые мордочки. Бедные летучие лисицы вынуждены бодрствовать всю ночь в поисках пропитания. Но и днём им нет покоя. Когда становится слишком жарко, то они вынуждены обмахиваться крыльями, чтобы не получить тепловой удар. Кроме того, всегда находится кто-то ещё, кто нарушает их чуткий сон.
В один прекрасный день я пыталась сфотографировать красивую бабочку, которая никак не хотела позировать, когда услышала характерные звуки шотландской волынки. Не веря своим ушам, я, как зачарованная, почти побежала к источнику музыки по тропинке, заканчивающейся небольшой площадкой. В голову лезли нелепые мысли о репетиции шотландского оркестра, который почему-то решил оттачивать мастерство в таком уединенном и безлюдном месте. Правда, подумала я, в конце дорожки есть мемориальная доска, установленная в честь учёного и исследователя Джона Оксли, который когда-то бывал в этих местах. Может быть, это как-то связано с ним?
Когда, отбивая звонкую дробь по доскам деревянного настила, я выбежала из-под зелёного свода древесных крон на открытое место, глазам моим открылось удивительное зрелище. У крытой беседки была припаркована полицейская машина. Надо сказать, что в Австралии полицейские машины белые и украшены разноцветными шашечками. Совсем, как такси! А у машины стоял высокий стройный полицейский, который виртуозно играл на огромной шотландской волынке, сверкающей на солнце хромированными трубами. За этим действом изумлённо наблюдали проснувшиеся летучие лисицы, рыжие головы которых словно апельсины свисали с деревьев, окружающих импровизированную сцену.
Я, как подкошенная рухнула на лавочку, где и застыла с открытым ртом. Когда музыкант закончил исполнение на особо пронзительной ноте, я от души зааплодировала ему. Смущённый полицейский благодарным жестом прижал руку к груди. Затем он бережно, как ребёнка, уложил волынку на заднее сиденье и поспешно уехал. Думаю, что у него закончился обеденный перерыв, который он решил провести на природе.
Как только представитель правопорядка удалился, на сцену выдвинулся криминал в лице пары ворон, которые тут же стали задирать летучих лисиц, стараясь их ущипнуть. И тут я снова стала свидетелем необыкновенного происшествия. Одна из лисиц неуловимым движением вышла из «подвешенного состояния» и спланировала на ветку, где сидели зловредные вороны. Затем, медленно переставляя лапы, совершенно не приспособленные для ходьбы, удивительное создание стало перемещаться по ветке. Зверёк двигался плавно, как канатоходец под куполом цирка, стараясь сохранить баланс с помощью огромных крыльев. Взмахи крыльев, похожих на чёрные веера и неуловимо-скользящие движения летучей лисицы вызывали ассоциацию с храбрецом, исполняющим танец на верёвке, натянутой над пропастью. Это невиданное зрелище впечатлило не только меня, но и ворон, которые поспешили убраться восвояси. И правильно сделали, иначе им бы пришлось испытать на себе остроту зубов разгневанного рукокрылого!
А ещё в этом маленьком заповеднике у реки живут олени, правда, они здесь незваные гости. «Как так, - спросите вы, - ведь оленей в Австралии нет!». Олени издавна жили почти на всех материках земного шара за исключением Австралии и Антарктики. В Австралию они были завезены из Европы и Азии европейскими переселенцами в девятнадцатом веке в качестве животных для охоты, потенциальной дичи. Современная Австралия является домом для шести разных видов оленей: Fallow, Red, Chital, Hog, Rusa и Sambar.
У нас в Джиндали живут олени из вида руза яванская (Javan Rusa). Как уже ясно из самого названия, олени когда-то обитали только на трёх островах Индонезии – Яве, Бали и Тимор. Оттуда их и расселили по всей Океании. Теперь, кроме Австралии, их можно встретить на Борнео, Маврикии, Фиджи, Самоа, Соломоновых Островах, в Новой Зеландии и Новой Каледонии. Известно, что в Папуа Новую Гвинею этих оленей завезли датчане в самом начале двадцатого века.
В нашем районе олени появились в 2000 году, более двадцати лет назад. Как же это произошло? Сейчас расскажу. На противоположном берегу реки Брисбен среди зеленых полей лежит район под названием Пулленвейл (Pullenvale). Когда-то здесь была большая ферма по разведению оленей, принадлежавшая супружеской паре. Так уж получилось, что супруги расстались, и расстались далеко не самым лучшим образом. По воспоминаниям экс-супруга по имени Джон, ныне проживающего на Севере Квинсленда в городе Кернс (Cairns), оленей из загона на волю выпустила его разгневанная тёща. Подробности неизвестны, бывший владелец фермы, давший интервью радиостанции “B105 Brisbane”, оказался скупым на откровения. Но для того человеку и дано воображение, чтобы расцветить прошлое деталями! Давайте вместе пофантазируем и представим, как это было.
Стоит раннее утро, хотя солнце уже начинает припекать. В белокаменный фермерский дом, стоящий недалеко от речного обрыва, ветерок приносит желанную прохладу. На высоких эвкалиптах, величественной группой возвышающихся за домом, проходит встреча кукабар, обменивающихся последними новостями. Где-то неподалеку пересвистываются ангельскими голосами чёрно-белые, желтоглазые каравонги. Эту идиллическую картину утра в субтропиках нарушают только разгневанные голоса, доносящиеся из дома. Там идёт выяснение отношений. Высокий женский голос, обвиняющий мужа в измене, скоро переходит в отчаянные рыдания. Молодая женщина выбегает на балкон. Слёзы потоком бегут по её щекам, стекая на вышитую белую блузку, которая вскоре становится мокрой и почти прозрачной. Завитки её светлых, с золотым отливом волос, живописно рассыпались по плечам. Да, даже в отчаянье есть своя трагическая красота, что было много раз подмечено великими художниками прошлого…
За происходящим в доме наблюдает другая женщина, которая, стараясь остаться незамеченной, прячется за живой изгородью из покрытых белыми цветами кустов жасмина. Она очень похожа на плачущую на балконе девушку. Те же самые черты, но более резкие, волевые. Высокие скулы, твёрдый жёсткий рот. Лицо человека, привыкшего уверенно идти по жизни и принимать решения. Ноги женщины, сильные и стройные, буквально облиты трико для верховой езды. В руках она сжимает стек, которым нервно сбивает благоухающие фарфорово-белые цветы. Итак, это конец … Её бедная наивная девочка ранена, как лежащие на траве цветы, смятые ударами безжалостного хлыста. Она, конечно, найдёт в себе силы вернуться к жизни, но сколько времени уйдёт на это? Драгоценного времени молодости, которая скоротечна и проходит так незаметно…
Уже не стараясь остаться незамеченной, женщина направляется к большому загону, который от дома отделяет только газон, похожий на толстый зелёный ковёр. Загон разделён на две части: в одном живут олени-самцы, в другом – самки с детёнышами. Почти пятьсот прекрасных грациозных животных – оленья ферма, семейный бизнес! Разрушенные планы и несостоявшиеся мечты… Пусть всё горит ясным пламенем! Сильной рукой женщина решительно открывает дверь домика, стоящего у входа в загон. Среди множества инструментов её глаза быстро находят ракетницу, которой зять иногда пользуется. Сдёрнув ракетницу со стены, тёща быстро направляется к воротам загона и открывает их. Как она и ожидала, животные, привыкшие к человеку, не спешат покинуть свой дом. Джон иногда выпускает оленей на прогулку, но они всегда возвращаются в загон. Им особо некуда идти, ведь поместье, стоящее на крутом берегу, обнесено высоким забором. А бороться с речным течением у оленей, судя по всему, особого желания нет. «Значит, надо им помочь!» – решает женщина и, отойдя подальше от ворот, стреляет в воздух. Испуганные олени покидают загон и начинают метаться по берегу. В воздух со свистом взмывает другая сигнальная ракета, бросая на землю тревожные багровые отсветы. Несколько оленей бросаются с обрыва в реку, их примеру следуют и другие животные…
Как всё было на самом деле, мы с вами никогда не узнаем. Но оленям удалось переплыть реку и выбраться на крутой скалистый берег. Вероятно, они поднялись по сухому руслу одного из многочисленных ручьёв, где склон более пологий. Именно эти беглецы и стали родоначальниками стада оленей, которое сейчас живёт в Джиндали. Днём животные прячутся на территории заповедника, а ночью совершают набеги на сады окрестных жителей, перепрыгивая через ограды. Питаются они травой, листьями и опавшими фруктами, не брезгуют и древесной корой, предпочитая кору местных, австралийских деревьев. Поэтому стволы многих деревьев на территории bushland reserve опоясаны чем-то вроде широких разноцветных шарфов для защиты от оленьих зубов.
Я много раз видела оленей издалека, так как они очень осторожны и к ним трудно приблизиться. И только однажды я, выйдя из-за поворота тропинки, огибающей скалу, увидела двух красивых, грациозных животных, стоящих у большого куста. Какое-то мгновение мы смотрели друг на друга: я – с восторгом и любованием, олени – изучающе-настороженно. Через секунду они уже сорвались с места и скрылись в зарослях кустарника, покрывающего пологий склон. Но эту встречу я помню до сих пор. Да, я знаю, олени портят деревья и повреждают почву своими острыми копытами, что ведет к её эрозии. Они справедливо вызывают гнев местных садоводов и создают проблемы водителям, когда неспешно пересекают оживлённые дороги, ничуть не пугаясь автомобилей. И все-таки, каждый раз, когда я собираюсь на прогулку в маленький заповедник на берегу реки Брисбен, то надеюсь снова увидеть настоящих диких оленей, живущих в сердце огромного современного города.