Неладно скроено, но вроде сшито

Лизон Белошива
 
   В небольшой комнате, где из окна вечерний вешний свет золотил шерстинки и пылинки, в обилии танцевавшие на фоне уже влажного, тёплого неба, в узорном обрамлении дышащих свежей горечью тополей  и  узорчатого от потёков потолка, несколько старательных дам и девушек предавались  достойной и женственной деятельности. Под весёлый гул, стрёкот швейных машинок, средь пляшущих-сверкающих игл и извивающихся под вырисовывающимися строчками тканей.  Но швейная идиллия прервалась, когда вошла дама в пальто из тесненной коричневой кожи с опушкой из меха, крашеного под леопарда и следами свежего посещения элитного медцентра на лице. Она ответственно-хозяйски осмотрела комнату и с дикторской улыбкой начала:   
 --Так, ну, когда все собрались ...
-- Мы  никуда и не уходили.
--Не перябивай нашу дорогую, заботливую…
--Спасибо, Сима! Но я в этом не нуждаюсь. Тем более время перерыва закончилось, и вам уже можно открывать рот только для дыхания. Если насморк конечно. Вы все читали инструкцию и все расписывались за это. Так что нечего делать вид, что вы на это не подписывались. Сима, вы хоть и бригадир, но у нас всеобщая демократия. Для наёмных сотрудников. Ну, значит так. Как вы все знаете, в результате многих обстоятельств, к которым я не имею никакого отношения, мы теперь всей фирмой стали ближе друг другу. То есть.
 Скрип-скрип! БАХ-БАБАХ!!! КРАК!!!
--У кого есть вопросы?
--Что там был за грохот в соседнем нашем цехе?
-- Тебе же только что сказали: «Это уже не наш цех!». Как вы меня слушаете вообще?
--Енто нормально!
--Спасибо, Сима. Но они и сами всё понимают. Наше предприятие в результате событий произошедших в стране (а они очень напоминают стирку: всё крутится-вертится, кое-кто полинял, многие смылись), наше предприятие опять слегка подсело, как шерстяной свитер. Вы это все отлично знаете. Особенно Вера. Которая опять пришла сюда в кофте на два размера меньше.
--Но я вырастаю. А новую не купила. Не накопила, — смущённо пропищала помощница закройщика.
--Значит плохо и медленно работаете, раз не успели накопить. И я же сказала: «У кого какие вопросы?»
-- У меня. Конечно везде, по всему миру, как и у нас, состиралось много ложного блеска.  Многое и многие в результате этой «стирки» предстали в своём истинном цвете, можно сказать показалась изнанка, отлетели фальшивые блёстки. Но наше предприятие  и до этого сокращалось  по всему периметру, так причём же здесь ситуация…-- задумчиво говорит Алина, конструктор одежды, а ныне «на все руки от скуки».
-- Так. Кто много спрашивает-- тот много думает. О себе. Думайте в свободное от работы время. А сейчас все оставили работу. Потом дошьёте. Вытрите носы, и все вместе добровольно начинаем улучшать свою жизнь на предприятии. Для начала возьмёмте-ка, девушки, вот этот стеллаж и придвинем его к стене. Поднажали-поднажали!  Вернусь—проверю!
    И тут же вслед за гулким рокотом шагов по шаткой, металлической лестнице,  послышался вопль помощницы закройщика Лены:
--Ой, мамочки!!!
--?!
--Там, в корпусе напротив, опять кто-то по тополю, по тополю и в окошечко!
--А вы чего туды пялетеся? Тама давно другое предприятие. У них была пожарная лесянка. Очень удобно—прям в окно. Но её спи.. сала другая «швейка». Теперь енто ихний проход в комнату отдышки. Где им отдышаться можно. Но у нас-то какая благодать: все едим каждай  за отдельным местом. За рябочим. Где шьём там и пьём.
-- Уже лестницу спёрли? Вот гады!
--Не гады, а хозяйственные! Без ентого никак! А если и надо кого винить, то Советскую власть.
--К-хым… Почему в этот раз?
--Енто тогдашнее здание. Тыда и поставили. А теперича планировали- перепланировали, да не выпланировали!
--Потому, что каждый год это делают опять и снова.
--Ага! А  потому, чё у нас очень малый бизнес растёт и прёт…
--Как рассада кабачков на подоконнике. Но как только высадишь на свободу, на грядку,первый же дождик, и они либо ломаются, либо сплетаются и ломают друг друга,--конструктора нынче положительно тянуло на лирику.
--Тише вы! –За дверями приближался уже знакомый гул шагов, словно надвигалось стихийное бедствие. –Так, поднажали-поднажали!
  Но старания всего запутанного в нитки и долги коллектива не вернули улыбку на израненный ботоксом рот хозяйки. Наоборот, даже в вечернем полумраке студёного помещения, уже освещаемого только настольными лампами, намертво прикрученным скотчем к швейным машинам или несущей балке, слегка задевавших неосторожных сотрудников по голове, было видно как мерцают гневом её глаза. Обстановка быстро стала очень рабочей. В ней уместно звучал вопрос:
-- Так! Где наши ткани, присланные на прошлой неделе?! Где?!
  Прежде чем все вжались в машины по-левитановски прозвучал голос Алины.
--Где и были.
--А поточнее?
--В нашем новом не нашем цехе. На стеллажах.
--Так, пускай эта… как её?
--Новенькая?
--Она самая. Как там её?
--А чё нам их всех-то запоминать? Скока их тута смянилось. Новенькая и новенькая. Потом через месяц будет новая «новенькая»…
--Спасибо, Сима. Будете много болтать -- мало заработаете. Пусть пойдёт в наш новый старый цех и заберёт их все. За один раз, чтоб производство не простаивало. И она тоже.
--Чё встала?! Не видишь, тебе приказ дают!
--Пока « эта как её»  ходит, мы не будем сидеть без дела. Ну-ка, все встали из-за машинок!  Теперь взяли эти две маленькие машинки и сдвинули их вместе. Так, поровней, поровней.  Для себя ж делаем. Теперь у нас получилась одна большая машинка. Теперь вот так же с этими. Не падаем. Ногами в лоскуты не попадаем. А вот теперь мы возьмём этот закроечный стол, и он же будет стол для глажки. Кто у нас сейчас стоит на утюге?
--Я! Но я нечаянно, мне сейчас больше встать некуда, — С откровенностью отчаянья отозвалась Вера, известная тем, что ей некуда было больше идти.
--Тогда будешь на утюге, на глажке. Повезло тебе, самая дешёвая рабочая операция. И у нас всегда хватит денег, чтоб тебе заплатить. Алина-конструктор, у тебя опять недовольный вид?
--Нет, что вы. Радуюсь за товарища. Теперь и у гладильщицы, и у Васи будет всегда чувство локтя. В бок. Только не скоро.
--???
--Стол не влезает.
--Ну и лады! Стоит горкой. Утюг будет лучше скатываться.
--Спасибо, Сима. Так, ты, которая на утюге (кстати, слезь с него), и наш закройщик, кстати, где он? Завтра придёте и отпилите лишнее.
--Завтра воскресенье.
--В понедельник приду, проверю. Вот и новенькая вернулась. Ткани все? Где  остальные?
Но на лице Новенькой отпечатались ужас и смятение.
--Там…
--Я сама знаю, что там.
--Там рабочие ломают стеллаж, на котором наши самые большие ...  Который над дверью. 
--И сколько они там ещё работать будут? До какого времени?—Начала раздражаться начальница.
--Они стоят под стеллажом. Все! Ломают его опоры. А там тканей на два центнера.

--Понятно—до первого несчастного случая.
--Для них может и до последнего. Я им говорила-говорила, а они…
--Так вот на что ты тратишь рабочее время?
--А они по-русски знают только три слова.
--И тебе их и сказали.
--Может сказать новым хозяевам фирмы?
--Не бойся,—тихо успокоила её  конструктор-- хозяева фирмы «obyvai»--наши новые соседи—тоже по-русски ни бельмес. Когда говорят с простыми людьми. Когда с начальниками проверяющих служб то, с акцентом, но говорят очень много конечно же. В основном тостами и за столом. А для всякой там… у них только жесты и крики. Не для того они со своих родин столько денег вывезли ( последних), что б ещё и нашенский язык и правила жизни учить. И работать в том цехе тоже будут загостившиеся гости из соседних малодружественных республик.
-- Ничего,  прежние хозяйки этой фирмы тоже по-русски не говорили, –шёпотком включилась в разговор швея -- ветеран фирмы Люда --Только на гламурно –московском.  В основном прилагательными: «класненько», «миленько», «гламурненько», и двумя артиклями : «типа» и «как бы».
--Тише вам!—раздался услужливый писк Лены.
--Здесь шикаю только я. Кстати, слезь с утюга.
--А-а! Да не мне на ногУ! Стоять теперь не могу.
--Спасибо, Сима.  Все после следующего  грохота идём собирать остальные ткани.
--Все?! И я чё… А где наш единственный мужчина?
--Спасибо. Где наш закройщик? Ну, ладно. Пока переходим к ещё одному главному пункту. Новенькая—иди проверь -- нет ли в том цеху ещё чего нашего. Например, Васи-закройщика. А мы позаботимся о том, что б вам всем было. Было хорошо и было, что заплатить.  Во-первых дружно взяли и положили все наши ткани на окно. Раз вас так нервирует, то, что вы там видите значит оно вам вредно.
--Правельно! Пока едим болтают «ой, дождь»  «ой, сляскоть», а так все будут сядеть спокойна!
--Спасибо, Сима.  Теперь все раз-два взяли! Мешки с   лоскутами собрали! И на выброс. Нечего утяжелять критическую пожарную ситуацию. У нас нет другого выхода. В смысле пожарного. В нём давно уже сделали магазин «твоя шмотка». И никаких лоскутков и тряпок больше не собираем и никому не даём. Будем их использовать для набивки чего-нибудь. И как-нибудь. Вот это на пример чьё?
  И достойная бизнес-леди выдёрнула пухлый пакет, сверкающий всеми цветами радуги, как крылья бабочек. Одно неосторожное движение и комнатушку сотрясло громогласное—«ЧЬЁ!!!!»
--Ой, нязнаю, нязнаю!
--Спасибо, Сима. Тут бумажка лежит—«СОПСТВЕНАСТЬ БЕГАДИРА».
--Енто она подложила.
-- Спасибо, Сима за интересную версию. Может быть. Но так свою должность только Вы мне в эсэмесках пишите. Теперь понятно, куда у нас тогда уползали французские кружева и итальянские ткани.
  Но минута всеобщего немого ликования быстро сменилась мгновением ужаса. Из-за дверей послышался гром, и белым бликом сверкнула нет то молния, нет  то фонарь-переноска.
--А-А-А! Это русския ведьма наколдовал!!
--Новенькая, Вас там, кажется, зовут. Поднимите-ка Лену.  Сходите за тканью. Спасибо, Сима. Вы оставайтесь на месте. Из Вас хороший несун, как говорили в советские времена, но там без Вас справятся.
  Как только за новенькой, прихватившей аптечку, закралась шаткая дверь с надписью: « Делу время, обеду—пол часа», все собрав остатки оптимизма, приготовились к худшему.
Хозяйка обвела всех скальпельным взором.
--Вот теперь, когда все отдохнули, можно и поработать головой. У нас как видите после всех перестановок резко возрастёт выработка на каждого, так, что кого-нибудь можно уже и отпустить погулять в такой погожий день. Я думаю прежде всего надо бы отпустить новенькую—чего ей тут время терять и она уже только при мне второй раз с рабочего места уходит.
--Правил…
--Спасибо, Сима.  Я думаю, я уверена даже—наша конструктор одежды быстро найдёт себе отличную работу. И я думаю…вот я всё думаю—где наш закройщик?
  Тут все дрогнули, ибо из неоткуда раздался леденящий душу, сдавленный шёпот: «Я здесь…»
После паузы, больше уместной в готической повести, Алина, спросила:
--Это он откуда?
--Откуда-откуда. От туда—сообщила из-под машинки помощница Лена, указуя куда-то наверх,--человек он был немолодой, очень нервный, видно…
--Да, мне тоже его теперь видно!—взорвалась бизнес- леди на время перейдя на более привычный ей самой тон,-- Ты куда, блин, старый хрыч смотрел, когда тебя, как клопа  стеллажём к  стенке припёрли?
--А они куда смотрели? Я человек больной, нервный, слабый, чувствительный, отзывчивый…
--Какого ж ты чёрта не отзывался когда тебя все искали-искали?!
--Я ж говорю: «отзывчивый», добрый, деликатный, воспитанный, скромный! Не хотел никого беспокоить. И чай хотел допить.
--Ладно, ладно! Просто работать ни фига  не хотел, особенно тяжести таскать. За всё это будешь наказан: работать без помощницы!
--Правильно, а то совсем облинилисися!
--Спасибо, Сима. Спасибо за хорошую по временам работу бригадира. И с завтрашнего дня бригадиром здесь буду я. Все оставшиеся, кто «за» прошу поднять вверх  шпульки. Единошпульно!  Остальным –до свиданье.
--Я человек весь чувствительный  и вам всем очень сопереживаю. Не повезло.
--Ну это ещё вопрос кому не повезло. Прощайте, хорошо пошить вам тут.
--Как Вы сразу осмелели, Лена.
--Осмелела и поумнела.
--И Вы потто же, новенькая.
--Теперь я Катя. А для вас  Катерина Евгеньевна.
--Приятно познакомиться! Давайте девочки, давайте. И вы, Алина-конструктор, тоже давайте. Я говорю, давайте обратно  два куска ткани!  Они не похожи на Ваш плащ ! И вы никогда не ходили в сари. Вот… профессионалы! Когда только она их так накрутить умудрилась. Спасибо, Сима. Что дотащила до дверей весь наш запас косой бейки. Встав на четвереньки. Теперь разогнись и гордо уходи. А оставшиеся на работе—поздравляю вас! У вас теперь будет больше зарплата. И меньше времени, что б её тратить. Завтра всех жду в 8:00, работать будем до 18:30. А по субботам воскресениям, конечно же отдыхаем. Чуть по- больше. Работаем только до 18:00!
   От нынешних входных дверей, где до сих пор алела надпись «не влезай—убьёт» потому, что была когда-то прибита намертво. Послышалось: «Э, швеи, да нас не уволили—нас отпустили. У кого есть руки--не надо терять и голову и вешать нос!». И обретшая вновь своё имя Катя лично захлопнула дверь с улыбающемся предупреждающим черепом.