Вот уже более 70 лет минуло со дня окончания Великой Отечественной Войны. Однако, даже маленькие эпизоды этой гигантской эпопеи, до сего времени, остаются и хранятся в памяти тех людей, которые даже если и не сражались, то все равно у них намертво остались в памяти события тех дней.
Крым освободили поздней весной 1944 года. Все было в руинах. В районный центр пригласили по нескольку человек с каждого села и обсудили с ними, как жить дальше?
Руководителем района назначили военного, у которого еще была забинтована вся рука. Руководство страны хорошо понимало, что надо, как можно скорее, восстанавливаться.
Мы вернулись из эвакуации осенью того же года и не успели увидеть первые шаги возрождения.
Говорили, что когда первый раз собрали сельчан, то были выдвинуты первые две задачи. Первая — это производство зерна.
И фронт, и тыл надо было кормить. А второй задачей, неожиданно для очень многих, была названа необходимость восстановления школ.
Советская власть на всем своем пути считала образование одной из первых своих задач. Недаром, за рубежом, всегда и за все ругая СССР, все же признавали, что образование у нас поставлено хорошо.
Озимая пшеница занимала большое место в зерновом балансе сельского производства. Но для нее пахать и сеять надо осенью. Но как? В селе, там, где мы поселились, было три пары полудохлых волов и несколько такого же уровня лошадей.
Колхозники долго думали и пришли к выводу, что если не начать пахать и на коровах в том числе, то мы ничего не засеем. Женщины подняли громкий плач. Ведь корова - единственная кормилица, а если ее заставить выполнять столь тяжкую работу, то молока от нее совсем не будет. Но делать нечего. Пришлось ставить корову в ярмо. Сердобольные хозяйки, чтобы хоть как -то облегчить участь своей кормилицы, пошили для себя довольно широкую шлею и подпрягались в ярмо своей коровы.
Я еще был пацан, но эта картина меня так потрясла, что я подумал: "Как жаль, что сейчас нет Репина, а-то картина получилась бы похлеще, чем его "Бурлаки" Я репродукцию этой картины видел и имел представление о каторге тех, кто там изображен.
Однажды, я, вместо одной отошедшей женщины, попробовал надеть на себя эту шлею. Моих сил не хватило, чтобы сделать даже несколько шагов.
Когда пришло время сеять, возникла еще одна сложная проблема. Сеялок-то нет, а те, которые были, все разломаны. Вспомнили, что еще жив один старик, который уже несколько лет на печи лежит. Некоторые старые жители еще помнили, что к приходу советской власти он был лучшим ручным сеятелем.
Пошли к этому старику. Когда его стащили с печи, он даже стоять не мог. Вывели на улицу, дали немного "оклематься". Приставили к нему одного пацана в помощь. Когда вывели их на поле, дед немного взбодрился и сказал, что сможет засеять не слишком большой клин земли, подготовленный бедными женщинами.
Очень многие вышли посмотреть, как у него это получится. Говорили, что он хоть и пошатывался, продвигаясь по пашне, но рядки семян из его рук получались правильными. Все хорошо понимали, что пролетит зима и надо быть готовым к косовице – вначале, трав для сена, а затем и озимых хлебов. Надо засевать яровые, а потом, главное - жатва.
Тогда и даже сейчас, меня удивляет, как после столь каторжного труда эти геройские женщины, при подходящем случае, могли лихо отплясывать в недавно отремонтированном клубе, стремительные и бурные народные танцы. Мне трудно было себе представить, что еще, где-нибудь в мире, кто-то это сможет. Ну, а у нас была нескончаемая череда своих проблем.
Центр тяжести переместился в кузницу. Одноногий кузнец стал нашим главнокомандующим и из нескольких лобогреек скомпоновали три. Кстати, на большее количество и лошадей не было. Надо было сварить сломанный вал лобогрейки — это была адская работа. Небольшим горном надо было разогреть металл до точки плавления так, чтобы потом их сварить.
Где-то нашли старый горн и вдвоем, в два горна, им удавалось достичь нужной температуры. При таких работах ставили и второго молотобойца. Одним словом, все, что надо было сварить - сварили. Столько лет прошло, а я и сейчас восторгаюсь изобретательностью и умением простых крестьян.
Я уже не пишу о том, что зерно, засеянное таким способом, оставалось сверху. Надо было бороновать, чтобы заглубить его в землю.
Но время шло. Люди как-то приспосабливались к этой форме быта. На осень обещали из МТС (Машинотракторная станция) прислать трактора. Так что женщины были рады, что им не придется заново впрягаться в ярмо.
До войны лобогрейка была сугубо мужским делом. Там очень тяжелый физический труд, в особенности при хороших урожаях. Но делать нечего. И сюда сели женщины.
Какое было счастье, когда умельцы как-то восстановили молотилку. Правда она была ручная. И по две женщины, сменяя друг друга, ее крутили с утра до вечера.
Надо сказать, что урожай не был большим, ибо мало земли удалось обработать, но зерно получилось отменное, элитное, абсолютно готовое для использования в качестве семян для будущего года.
Мне кажется, что какое-то количества зерна даже разменяли с соседним хозяйством. Из того количества, которое надо было сдавать на элеватор, часть элитного отдали им, взамен получив адекватное количество обычного.
Довольно непростым был вопрос водопоя. На околице села быт вырыт большой колодец, метра 3-4 в диаметре. Над ним был пристроен большой круглый деревянный барабан. А к нему на тросе прикреплена большая бадья. Когда барабан крутили в одну сторону, бадья опускалась и наполнялась водой. Когда крутили в другую сторону - бадья подымалась.
На ней надо было открыть защелку, и тогда бадья опрокидывалась, и вода выливалась в огромное, не менее 20 метров длины, глубокое корыто. Одновременно могли пить не более 40 животных. И поэтому коровы нередко бодались за право быть впереди.
Надо сказать, что бадья с водой была очень тяжелой, поэтому открыть ее, вылить воду, вновь закрыть и закрутить барабан в другую сторону было не совсем просто. Работу эту выполнял один инвалид, который как-то приспособился к этому делу. Кстати, он и до войны занимался всеми водопойными вопросами, а сейчас вообще ходил в героях.
В соседнем хозяйстве списали старую, больную лошадь. Он знал там многих своих коллег и попросил: "Все равно вы ее должны убить, так отдайте ее лучше мне". Как-то там это оформили и отдали. Он забрал ее домой и целый месяц ее выхаживал. Варил ей какие-то отвары, давал лекарства, кормил по специальной диете и, в конце-концов, как-то выходил.
Но она была слепа, и с этим он ничего поделать не мог. Когда она окрепла, то привел ее на водопой. Там система была такая: сначала лошадь по кругу идет в одну сторону, вращая барабан на подъем. Затем она должна развернуться и вращать барабан в другую сторону. Приучить к этим манипуляциям совсем не просто, но он освободил полноценную лошадь, которая раньше крутила барабан и, ой как сильно, нужна была на полевых работах. А сам остался со слепым одром, которого предстояло научить крутить барабан в одну или другую сторону.
Справился он с этим делом блестяще. Когда я начал работать в этом хозяйстве главным пастухом, вопрос водопоя для меня очень много значил, в особенности, в летнее время. Так вот я не помню ни одного случая, чтобы мне не удалось напоить скотину. Он, к нашему приходу, полностью наполнял корыто и, по мере того как, воду выпивали, он успевал подбавлять нам ее.
В то время, о котором я рассказываю, для обслуживания колхозов и совхозов существовали так называемые МТС (Машинотракторные станции).
Впоследствии, эта система подвергалась жесткой критике.
Как же это так? МТС были созданы для обслуживания сельскохозяйственных производств, но не подчиняются им.
Должен сказать, что в то время это было вполне разумно. Получив примерно полугодовой просвет, они смогли в значительной степени восстановить себя и были готовы уже осенью прийти на помощь колхозам и совхозам. Не будь этого их бы поштучно растаскали, да еще и неизвестно смогли бы отремонтировать. Ведь все специалисты были сосредоточены в МТС.
Прошло примерно 40 лет и стало очевидным, что нужна агропромышленная интеграция. То есть все, что связано с селом, должно иметь единый орган управления. Эта перестройка шла по всей стране. И среди всех сопричастных к этой работе не возникало сомнений, что так будет лучше. Я - к тому времени уже инженер в возрасте - активно участвовал в этой компании, и даже состоял в центральном штабе этой работы, которая проводилась в республике.
Но возвращаюсь к делам села, где формировалась юность моя.
Поскольку я был главным пастухом, то не участвовал во всех чисто сельскохозяйственных работах. Но когда наступила осень - пришла пора сдавать хлеб государству. Оформлялось все это очень торжественно. Наш секретарь комсомольской организации настояла перед председателем, что необходимо, чтобы в сдаче хлеба участвовал и я. Иначе получится, что моего вклада в этом общем деле нет. Председатель согласился. И вот, возле амбара идет наше снаряжение.
В колхозах существовали такие подводы, которые называли бестарками. Это была прямоугольная коробка, сделанная из хороших досок, очень аккуратно подогнанных друг к другу.
Из зерна, насыпанного в бестарку, без мешков, ни одно зернышко не могло потеряться. Сформировали обоз из 8-ми бестарок, использовав весь имевшийся тягловый скот. Зерно предварительно взвешивалось, а потом высыпалось в бестарку.
К каждой из них был кто-то прикреплен и очень аккуратно записывал каждую порцию, а потом они, вместе с заведующим амбаром, подводили итог, сколько зерна в каждой подводе.
Наконец, сборы закончились, подводы выстроились в одну линию, и мы тронулись в путь. Элеватор был от нас примерно в 4-5 километрах.
А поскольку сдача хлеба - это праздник, то на головной бестарке был закреплен флаг и сидел гармонист.
На приемном пункте были большие весы. Каждую бестарку ставили, вместе с лошадьми, на весы. Затем она высыпала зерно в бункер, после чего возвращалась на весы. Разница между брутто и тарой составляла чистый вес.
После второй или третьей фуры, мы стали замечать, что получается недовес, по сравнению с тем, что нам дали в колхозе.
Когда обратились к приемщику, он отмахнулся - много вы там понимаете! Мы все сгрудились у весов и заметили, что первый вес – брутто, он записывает правильно, а когда взвешивает тару, он завышает вес, в результате чего вес нетто уменьшается и не совпадает с тем, который за нами записали дома. Мы робко шумели, но без результата.
В это время на лестнице появился человек в военной форме, но без погон. Я решился обратиться к нему. Пожаловался, что нас здесь не слушают, а мы сюда ехали, как на праздник. Если останутся неправильные цифры, нам же домой будет позорно возвращаться. Каждый из нас уже понимал, что, если от бруто отнять тот вес, который нам дали дома, должен получиться вес тары. А он был завышен.
Военный пошел вместе со мной к весам. Одну бестарку взвесили при нем. Он увидел, что наши претензии справедливы. И сказал приемщику: "Я этим ребятам верю. Оставшиеся бестарки можешь принять, не взвешивая. А им выдай акт приемки, где значились бы те цифры, которые им записали, посылая сюда".
Приемщик, хотя и очень неохотно, но вынужден был согласиться, а мы для своего колхоза сберегли, примерно, 500 кг зерна.
Дома нас очень хвалили и даже премировали.
Мне, лично, заниматься этим больше не приходилось. Но, как я слышал от односельчан, в последующем они везли на приемный пункт деревянный окованный болван, который весил ровно 50 кг. До начала сдачи зерна просили взвесить своего болвана и, в зависимости от результата, выстраивали схему сдачи продукции.
Все это воспоминания очень далеких дней. Изменилась жизнь, изменились формы, собственности, изменилось само производство. Однако, кто прошел эту дорогу, на всю жизнь сохранил уважение и даже почтение к тем, кто в таких условиях находил способы и возможности поддержать Отечество свое.
Память об этом нужна, хотя бы для того, чтобы правильно оценить самого себя. Я очень сожалею, что обо всех этих невзгодах, трудностях и ежедневном всеохватном героизме плохо знают наши дети и никто их, в этом отношении, не развивает. К сожалению, и то, что я пишу сейчас подобно голосу, вопиющему в пустыне.
Так зачем же пишу?
Это частица своеобразной летописи тех тяжких дней. Возможно, она хоть чуть-чуть поможет сохранить память о нашем пути.
ПАМЯТЬ, ТЫ - ВЕКТОР, ТЫ СМЫСЛ ТОГО, ЧТО ПИШЕТСЯ. БЫТЬ МОЖЕТ ИМЕННО ТЫ ПОМОЖЕШЬ ИЗБЕЖАТЬ ПОВТОРЕНИЯ ТОГО, ЧТО БЫЛО! А ЭТО УЖЕ ЦЕЛЬ!