Рейсовый ПАЗик припылил из райцентра в небольшое алтайское село ранним утречком. Только-только хозяйки коров своих успели подоить и пастуху в стадо сдать. А он: здравствуйте вам, пожалуйста! Я вот он, тут – как тут. Оно и немудрено. Чай в пять утра из районного центра выходит. Семьдесят километров по горной дороге и вот она, сельская площадь. Прошу на выход, господа хорошие.
На выход было всего несколько человек. В меру заспанные, пылью дорожной припудренные, но всё равно узнать можно, потому как местные они все. А вот к одной парочке надо бы приглядеться повнимательнее.
Два мужика. В светлых плащах. Хотя погодка совсем не предвещает дождя. Шляпы фетровые чёрные на головах. Уж больно на шпиёнов закордонных они находят. На тех, кого в местном клубе в фильмах Юрка - сельский киномеханик показывает. Ну, гольные шпиёны, ни дать, ни взять! В черных очках оба, хотя солнце еще толком не взошло из-за горы. А в руках то, батюшки свет! Аппаратура! И вся сплошь, ну точно шпиёнская. Тут и магнитофон, и фотоаппарат, и другие прибамбасы. В придачу чемодан кожаный, цветом черным.
Ага. Огляделись по сторонам, скрозь очки свои. Направились к мужикам, что тоже коров своих в стадо проводили. И теперича стоят. Курят. Кружком, как обычно стоят, новостями ночными делятся:
- Кто, кто? Конь в пальто! Ну и как? И с кем на этот раз? А где? Скоко скоко раз, говоришь? Поди, врёшь? А-а-а, не получилось стоко. А скоко? Вообще ни скоко? Ты хотел, а оно… вона как. Ну что ж, парень, быват, быват.
- Глянь, мужики, кто к нам пожаловал? Это же чистые Джеймсы Бонды, агенты два ноля, семерка. Причем сразу двое. Братаны, скорей всего, - это Юрка, местный киномошенник говорит. Он то по своей работе всех этих Бондов как облупленных знает.
- Ты чо, Юрок. Скажи еще, что кренделей этих знаешь?
- Дерёвня! Вот что значит не ходить в кино регулярно. Для каких только балбесов я кручу эти фильмы, ума не приложу.
- Здравствуйте, уважаемые мужчины! - это первым Бонд произнес тот, что пониже ростом. И шляпу с головы снял. А голова то лысая вдобавок оказалась. На утреннем солнце, что успело взойти, блесканула даже.
- Мы вот с товарищем моим являемся сотрудниками одного из столичных вузов. В вашем крае находимся в составе экспедиции по сбору и изучению местного фольклора. Настойчиво посоветовали нам в райцентре, чтобы мы к вам обязательно наведались. Мол, этого добра в вашем селе мы раздобудем столько, сколько увезти сможем.
- Чего, чего? Какого такого фоклора еще? У нас его отродясь не было. Мы бы уж точно знали. А так знать не знам. Зря вы, уважаемые, в таку даль пёрлись.
- Фольклор, это самобытное народное творчество. Пословицы, поговорки, прибаутки, частушки, - это второй мужчина произнес. Но шляпу почему-то снимать не стал.
- Эван оно что? Прибаутками, значитца, интересуетесь? А может вам, господа хорошие, иконки старинные еще подкатить. По дешевке. Вон чемоданчик то у вас какой. Вместительный. Много влезет в него. А ху-ху не хо-хо в придачу и до кучи?
- Да вы что, мужики! Какая муха вас укусила? Мы действительно ученые и кроме сбора устного творчества, никакие иконы, будь они самыми что ни на есть ценнейшими, нас совершенно не интересуют. Профиль не наш.
- Ну ты, Федор, чего почем зря то напустился на хороших людей, совсем не знаючи их. Буровишь чо попало. Вы уж, пожалуйста, не серчайте на него. У нас прям эпидемия на иконы нашла. Друг за другом разные шатии-братии повадились в деревню под видом ученых, чтобы выманивать их у простодырых стариков. Обманом завладеть, а то и попросту слямзить. Тырят безбожно всё сподряд.
Приезжие переглянулись. Уже с первых минут услыхали они столько новых и незнакомых слов. Верно, в райцентре сказали: езжайте в это село, не прогадаете.
- Сенька, ну чо ты уставился, как баран на новые ворота. Людей будто сроду не видал, - это киномеханик Юрка обратился к мальчугану, вылупившему глаза свои на диковинных гостей.
- Ты вот скажи, твой дед Евсей дома али как?
- Дома с пчёлами своими возится. У него кажен день одно заделье.
- Вот и славно. Хватит тебе здесь полкать с раннего утра. Веди к деду этих двух понравившихся тебе дядек. Скажи, что специально к нему из самой Москвы этих людей направили для важного секретного дела.
- Юрка! Хорош балаболить. А вы, товарищи ученые, смело идите за парнишкой. Его дед Евсей - это тот человек, который вам как раз и нужон. Без булды говорим.
Дом деда Евсея стоял немного в стороне от соседских домов. Примостился в самом начале крутого ложка, что протянулся вверх до самой вершины горы. Ручеек журчит под небольшим мостиком, прям перед самой калиткой. А ульев то ульев то сколько в ограде среди черемуховых кустов. И густой пчелиный гул в воздухе стоит. У-у-у-у!
Деда Евсея подошедшие к ограде заметили еще издалека. В белой рубахе навыпуск, в широченных штанах и с сеткой на голове он колдовал над одним из ульев, рассматривая вытащенную рамку с мёдом.
- Дед! Кончай со своими пчелами возиться. Тут к тебе дядьки из Москвы приехали. Вроде как обрестовать тебя собираются.
- Ты что такое, мальчик, говоришь? Зачем деда обманываешь?
- Так это я его припужнул малость. Чтоб не шаперился долго.
Дед Евсей, прихрамывая, подошел к калитке. Вот это да! Настоящий русский мужик, наверняка промелькнуло у московских гостей. Здоровенный, с окладистой седой бородой. Волосы на голове пострижены под горшок. Настоящий богатырь из русских сказок и былин, будто сошедший с картин знаменитых художников.
- Здорово живете, гости дорогие! Что привело вас сюда, в таку даль? Неуж как трындит этот салопет обрестовывать меня прибыли, так вроде и не за что. Ну, этот шелопай любит иногда поизгаляться над дедом своим, так что я привыкший к его шалостям.
Узнав истинную цель прихода московских ученых, старик искренне изумился.
- Мать честная! Это ж надо, до чего мы докатились! Работа, значится, у вас такая - словечки да прибаутки полузабытые выспрашивать. Да на энту штуковину апосля записывать. Поди еще и денежки каки ни каки вам за это причитаются? Ну, знамо дело, какой обалдуй задарма по городам-весям будет шастать.
- Проходьте в дом, гости дорогие. Разболакивайтесь, вешайте лопоть свою вот на рога эти козлиные. Это они у нас заместо вешалки служат. Сейчас перво-наперво с дорожки вам подкрепиться как след надобно. Я тоже еще не успел позавтракать. Рукомойник на улке на заборе, там же и рукотерт чистый висит.
Жена деда Евсея, тихая худенькая старушка по имени Агриппина Евлампьевна, приветливо поздоровавшись с гостями, быстренько поставила на стол нехитрую деревенскую закуску. Тарелку с хлебом, зелень, яйца, глубокую чашку с кусками дымящегося мяса. Скорей всего, собрата того бедолаги, на рогах которого сейчас шляпы с плащами висят. Посмотрев вопросительно на мужа и получив в ответ утвердительный кивок, принесла из казёнки трёхлитровый молочный бидончик, закрытый плотно крышкой.
- Рассусоливать долго не буду. За нашу встречу, дорогие Петр и Павел! Отведайте нашего угощения, а сперва пригубим по стаканчику из вот ентого бидончика, чтоб разговор веселее пошел.
Бедные московские мужики! Вот и пришлось вам впервые в жизни вашей познакомиться с настоящей медовухой, сваренной алтайским пасечником. Ох и коварное это зелье, оказывается. Захотели по маленькому мужики после второго стакашка сходить. А никак не получается. Голова говорит: идите, а ноги в ответ: да мы бы рады, но не можем.
- Стушевались никак, ребятки? Быват иногда такое, что струхнуть малость приходится. Ноженьки будто отказали. Не боись. Посидим, потрёкаем, допьем напиток наш, и всё на места свои встанет.
И деревенская комната вдруг разом преобразилась. На стол водрузили магнитофон, посреди комнаты установили штатив с фотоаппаратом. И действо началось. Дед Евсей был в ударе! Шутки, прибаутки сыпались как из рога изобилия. Лысый Пётр не успевал записывать сказанное дедом. Не лысый Павел только и бегал от магнитофона к фотоаппарату и обратно. Все присутствующие были весьма и весьма довольны. Даже бабушка Агриппина в куте и та смеялась в уголок платочка.
Но и это оказалось еще не всё. Откуда-то с полатей дед Евсей снял балалайку. Сдув с нее пыль и подтянув колки, он принялся петь своим на удивление мелодичным голосом залихвастские частушки. Да такие, что бабка, схватив внука Сеньку за рукав рубашонки, тут же выскочила с ним на улицу, чтобы не слышать дедово пение.
Сенька не дурак. Дав кругаля вокруг дома, он сел на завалинку у распахнутого окошка и наслаждается дедовым творчеством, щерится во весь рот. Не каждый же день услышишь такой концерт. Столичные мужи ученые, как тот же Сенька, тоже не отставали, услышав очередной дедов шедевр. Только и успевали переворачивать и менять магнитофонные бобины, чтобы, не дай бог, пропустить хотя бы одну частушку.
Время близилось к вечеру. А это значит, что скоро знакомый ПАЗик подкатит к знакомой деревенской площади, чтобы увезти желающих в районный центр. Вот и в доме деда Евсея и бабки Агриппины проводы. В чемодан упаковываются банки с медом, какие-то снадобья и варенье, вопреки возражениям московских гостей.
Шляпу свою черную, фетровую, не лысый Павел надел на деда Евсея у калитки при прощании. А лысый Пётр подарил свои черные очки вездесущему Сеньке. Который, кряхтя, но всё же дотащил до самого автобуса чемодан со сладкими подарками. Долго еще махал рукой парнишка вслед уходящему автобусу, пока тот в дорожной пыли не скрылся за поворотом.