Сам термин «социальная справедливость» в своем современном значении был впервые употреблен в 1840 г. в работе итальянского католического философа и просветителя Массимо д'Адзельо (1798 – 1866). Однако действительно широкое распространение он получил после разработки данного понятия англичанином Джоном Стюартом Миллем (1806 – 1873), который трактовал такую справедливость как «высший принцип, к осуществлению которого должны всеми силами стремиться все добропорядочные граждане.»
Современные исследователи выделяют три парадигмы справедливости — воздающую, распределительную и меновую. Первая из них — наиболее древняя — трактует справедливость как субъективную меру воздаяния за добро и зло (платоновская формула «каждому своё»). Согласно данной парадигме, справедливость не в том, чтобы сравнивать каждого с каждым, а в том, чтобы оценивать каждого по его личному достоинству в соответствии с неким объективным стандартом. В последнее время этой парадигмы придерживаются философы, близкие к постмодернизму.
Так, философ из США Ненси Фрэйзер (родилась в 1947 году), и Айрис Марион Янг (1949 – 2006), которая тоже была американским политическим теоретиком и социалистической феминисткой, предрекали неизбежность перехода от справедливого распределения к справедливому «признанию», достойному воздаянию всем членам общества, включая маргиналов, безотносительно к их вкладу или участию в обменах.
В свою очередь, Майкл Лабан Уолцер (1935 г.р.) , указывая на различия в критериях справедливости в отдельных подсистемах общества Модерна, подчеркивает, что все эти критерии производны от доступности социальных благ, представляющих собой центральный элемент в институциональной конструкции «сфер справедливости».
Хотя идея справедливого распределения уходит корнями в глубокую древность, распределительная парадигма справедливости складывается в эпоху Модерна. Наиболее последовательное развитие она получила в трудах Джона Стюарта Милля, видевшего в распределительной справедливости рациональную и этическую основу общественных отношений (философский утилитаризм). Справедливость перестала быть объективной реальностью иного мира и теперь её следует понимать через рациональное субъективное усилие. Достижение справедливости по труду на благо общества было объявлено целью социальной теории и практики, при этом распределительная и социальная справедливость превратились в синонимы.
Сторонники подобного подхода к справедливости считали распределение материальных благ по труду и заслугам перед обществом ключом к достижению всеобщего счастья. Этой точки зрения придерживались как либеральные мыслители, так и социалисты. Активное развитие теории справедливости в либеральной политической философии последней трети ХХ века связано именно с распределительной парадигмой.
Меновая парадигма более позднего происхождения. Ее основной смысл заключается в том, что общественная справедливость — это свободный обмен на основе взаимной выгоды и добровольности, когда в обществе должен быть механизм на основе закона универсального и справедливого взаимообмена результатами труда, а государственное вмешательство допустимо исключительно для противодействия обману и насилию через государственные службы обеспечения законности.
Данные установки характерны для классического либерализма, либертаризма и анархизма. Одним из наиболее решительных приверженцев меновой парадигмы выступал Фридрих фон Хайек (1899 – 1992), австро-британский экономист и политический философ, представитель новой австрийской школы экономики, сторонник экономического либерализма и свободного рынка, который на этой основе стал лауреатом премии по экономике памяти Альфреда Нобеля. Это он объявлял веру в социальную справедливость «квазирелигиозным предрассудком», считая ее «главной угрозой для большинства иных ценностей свободной цивилизации».
Общеизвестно, что развивающаяся современная западная цивилизация — это общество эгалитарной справедливости, основополагающим принципом которой является идея равенства шансов, что неизбежно ведет к выбору в пользу обменно-распределительной парадигмы. Рационалистический эгалитаризм утвердился в европейских странах в Новое время, но лишь в середине XIX века, наряду с гражданским и политическим компонентами равноправия на передний план начал выходить и его социальный компонент. В XX веке роль данного компонента еще больше возросла. По мнению Т.Парсонса, именно он является «наиболее фундаментальным», поскольку «члены общества должны иметь не просто формальные, а реальные возможности трудиться с другими членами общества, причем с достаточными шансами на социальное благополучие».
Непрекращающаяся полемика в западном обществе вокруг социального компонента равенства и справедливого распределения вообще свидетельствует о том, что наблюдаемое сегодня в социально развитых странах отступление деонтологического либерализма перед социал-либертаризмом носит сугубо временный характер и уж точно рано говорить о закате социального государства.
Речь может идти лишь о перестройке социальной политики, о ее модернизации. Гражданская зрелость большинства населения стран «старой демократии», а также возросшее значение социального диалога в принятии государственных решений позволяют с оптимизмом смотреть на будущее социального государства.
Сегодня спектр идей по развитию разных концепций социальной справедливости довольно широк и до сих пор вызывает острые дискуссии деонтологическая концепция Джона Бордли Ролза (1921 - 2002), высказанная им с точки зрения морали и нравственности в его обобщающем труде «Теория справедливости». Многие сходятся в том, что концепция Ролза вобрала в себя самые сильные стороны нормативной философии социал-либерализма и по праву может считаться наиболее ярким образцом применения распределительной парадигмы справедливости. Базируясь на деонтологии, эта концепция во многом стала ответом на кризис позитивизма.
В своей концепции этот американский политический и моральный философ, теоретик социального либерализма, основоположник либерально-государственной концепции внутреннего и международного права, успешно соединил формальную теорию справедливости с субстантивной рациональностью, которая акцентируется на протестантской этике, создавая условия для формальной рациональности. Это позволяет установить содержательные принципы общей справедливости с тем, чтобы, по существу определив требования участников общественного договора, регулировать социальные интересы на основе распределения прав и свобод, обязанностей и выгод при издержках социальной кооперации, которые могут иногда формироваться при рациональных законах развития общества.
Проанализировав гипотетический общественный договор, в ходе которого люди приняли данный принцип справедливости, философ приходит к заключению, что в содержательном плане справедливость базируется на двух принципах:
(1) все участники договора имеют одинаковое право на максимальную свободу, совместимую со свободой других членов договора;
(2) социальное и экономическое неравенство, связанное с позициями и должностями, открытыми для всех на условиях честного равенства шансов, должно быть рационально ожидаемым преимуществом каждого.
«Все первичные общественные блага — свобода и возможности, доход и блага, а также условия самоуважения — должны распределяться по заслугам, но равномерно, если только неравное распределение каких-то или всех данных благ не служит благу наименее преуспевающей части общества».
Первый из указанных принципов соотносится с реализацией ключевых прав и свобод граждан, второй — с распределением благ и доходов, а также с общественными институтами, обеспечивающими такое распределение. Честное равенство шансов подразумевает не только политическое равенство, но и превентивную нейтрализацию социальных неравенств посредством улучшения шансов наименее успешных членов общества (в том числе через доступность получить необходимое образование детям из малообеспеченных семей).
Надо отметить, что, обосновывая данные принципы, Ролз отталкивается от норм справедливости в широком смысле «реальной справедливости», выступающей основой дальнейших общественных договоров. А последние подразумевают установление надлежащих форм правления и, в случае необходимости, возможность изменения общественного устройства в сторону их улучшения. Следуя максиминной стратегии, описанной в теории игр, люди, не зная, какие «карты» им достанутся («занавес неведения»), выбирают такой вариант соглашения, при котором их положение не окажется безнадежным даже при наихудшем стечении обстоятельств. Именно этому и служат институты социально справедливого общества.
По Ролзу, хорошо организованным может считаться то общество, где все придерживаются одних и тех же принципов справедливости и имеются общественные институты, удовлетворяющие этим общепризнанным принципам. Понятно, что «справедливый план сотрудничества» способен «работать» лишь в условиях, когда люди обладаю приемлемым для всех чувством справедливости, когда сильные и талантливые трудятся лучше других, за что могут иметь лучшие блага, но не больше других, в чём и заключается сущность такой справедливости.
То есть труд на благо общества, при его честном и справедливом нормировании по сложности, трудоёмкости, опасности для здоровья и прочее, должен определять разную зарплату, но равное право на законные нормы базовых средств для жизни в виде добротного жилья, качественных продуктов питания и фактуры для одежды! При сохранении рынка на производимое сверх законных норм от общего количества этих средств для жизни и на формирование качества их потребления. То есть никакой уравниловки в таких условиях быть не может, как не может быть и лишённых базовых средств для жизни среди честных и добросовестных трудящихся при полной занятости в экономике общества здорового населения трудоспособного возраста!
Понятно, что в реальности такое можно видеть пока только в Норвегии, в Финляндии и в других социально развитых странах с общинными нормами справедливости воспитанными веками. Именно поэтому так важны справедливые институты — только они могут, контролируя распределение, приучить людей к справедливым общественным отношениям, которые потом будут восприниматься как должное и справедливое.
В частности, для достижения социально-экономической справедливости необходима деятельность четырёх ветвей государственной власти, которые обязательно должны поддерживаться большинством трудящегося населения: инвестиционная ветвь поддерживает стабильность системы цен, усмиряя «неразумную власть стихии рынка»; стабилизационная отвечает за рабочие места и оптимальность развития экономики; распределительная гарантирует законные нормы справедливости от общего количества базовых благ, услуг и финансов с коррекцией прав собственности на нормы необходимого для социального благополучия общества по количеству и квалификации труда; судебно-правовая, обеспечивающая в обществе законность и правопорядок.
Таким образом, Джон Ролз значительно раздвинул рамки либерализма, полагая сделать существенными не только естественные свободы, гарантирующие равные стартовые возможности, но и равноправие на всех стадиях распределения, включая результаты, над которыми необходим государственный и общественный контроль.
Следует отметить, что данное заключение оказалось неприемлемым для многих классических либералов, не говоря уже о либертаристах. Так, М.Фридман, доказывая важность свободы реализовывать свои способности в соответствии со своим индивидуальным планом, ссылался на незыблемое право человека быть неравным другому. Однако, проводя четкую грань между равенством возможностей и равенством результатов при равноправии, Фридман, как и многие другие критики Ролза, игнорировал тот факт, что такое неравенство не подрывает равенство шансов из-за неравенства способностей, ибо такие условия никого из добросовестных трудящихся не делают обездоленными, сохраняя вознаграждение по труду!
Кроме того, Ролз отнюдь не призывал к уравнительности, его идеалом было общество сравнительно равнообеспеченных сознательных и честных граждан, в котором улучшение положения одних не вело бы к ухудшению базовых условий жизни других и рост благосостояния наиболее успешных групп не будет осуществляться за счет менее успешных.
Не вызывает сомнений, что подобное общество было бы не только более справедливым, но и стабильным. В этой ситуации представляется вполне естественным, что теория справедливости Ролза, отстаивающая ценности, близкие к социалистическим, завоевала такую популярность.
Все больше сторонников и у идеи социально ответственного государства, чья политика должна быть нацелена на смягчение социальной напряжённости, уменьшение социального расслоения, обеспечение базового социального минимума, что в конечном счете создает благоприятные условия и для развития экономики. Сегодня уже полностью очевидно, что либертаризм с его минимальным влиянием государства не прошёл проверки временем. В связи с этим едва ли приходится удивляться тому, что, несмотря на противоречивые тенденции в развитии европейских стран в последние несколько десятилетий, замечание последовательного противника теории справедливости Ролза Р.Нозика: «Теперь политические философы должны либо работать в рамках теории Ролза, либо объяснять, почему они не делают этого» — не утратило своей актуальности.
В своих теоретических построениях сам Нозик, отталкиваясь от концепции естественных прав Дж.Локка, использовал распределительно-меновую парадигму общей справедливости. Основываясь на интуитивном представлении об автономии личности и локковской идее о праве человека быть хозяином своей судьбы, он выделял три главных принципа справедливости как «правоуполномочивания»: принцип справедливого приобретения ранее никому не принадлежавшей собственности (любое приобретение, которое изымает часть из общей собственности, не должно ухудшать положение других людей); принцип справедливой передачи (любая передача справедливо приобретенной собственности должна быть добровольной, то есть без использования обмана и насилия); принцип исправления (ректификации) допущенной несправедливости (всякая несправедливость должна быть исправлена, даже если для этого придется пересмотреть всю предшествующую цепь приобретений и передач).
Подобно другим современным либертаристам, Нозик готов уделять внимание общественным институтам, но лишь при условии сохранения наибольшей свободы личности, а отсюда его концепция минимального влияния государства. В пользу максимально возможной свободы индивидов от государства высказываются и другие либертаристы, в частности Дж.Хосперс, согласно которому «правительство часто было главным врагом собственности, а это наиопаснейшее направление известное человеку».
Однако тем самым они вступают в противоречие сами с собой. Ведь тот же Хосперс признает, что «умножение богатства является наиболее эффективным средством умножения власти», а это означает, что неравенство доходов неизбежно влечет за собой и неравенство прав и свобод.
Дальнейшее развитие идей социальной справедливости можно найти в следующей крупной работе Ролза «Политический либерализм». Отвечая на конструктивную критику своей первой книги, философ счел необходимым уточнить дефиницию справедливости с учетом реальных общественных условий, переведя ее в политическую и юридическую плоскость. В связи с этим он ставит вопрос: «Как возможно длительное существование стабильного и справедливого общества свободных и равноправных граждан, часто существенно разделённых несовместимыми религиозными, философскими и моральными установками?».
По заключению Ролза, ответ на этот вопрос следует искать в переходе от философской к сугубо политической доктрине справедливости как честности. Будучи равнодушна к нравственным, религиозным и метафизическим взглядам граждан, такая доктрина может стать основанием стабильного политического сообщества.
Возможность стабильного существования справедливого общества Ролз выводит из диалектического единства рационального и разумного, имеющего, в отличие от первого, публичную природу. Справедливое общество — «это общество, которое составляет часть нашего обычного человеческого мира, тот мир, достоинства которого мы не замечаем, пока не лишаемся его». Такое общество строится на морали принципов, а не морали авторитета или ассоциации, что открывает пути для его совершенствования посредством публичной дискуссии.
Именно в таком обществе всем гарантирован равный статус свободных граждан, широкий социальный диалог и взаимовыгодное сотрудничество. Собственно, в этом направлении западное общество эволюционирует уже три столетия. Важно отметить, что, согласно Ролзу подобная организация присуща только эгалитарным обществам и не следует искать ее в иерархических обществах с их иерархическими привилегиями жить трудом других людей.
Обосновывая свою новую концепцию справедливости, Ролз обращается также к идеям перекрещивающегося консенсуса, приоритета должного над благом и публичного разума.
Первая идея заключается в создании некоего поля консенсуса, с условиями которого могли бы согласиться все разумные и добропорядочные граждане вне зависимости от своих мировоззренческих установок. По мнению Ролза, такого рода консенсус достижим исключительно в публичной сфере, освобожденной от всеобъемлющих доктрин, которые должны быть вытеснены в сферу частного. Представление о приоритете общественного блага над частным в ущерб обществу ограждает принципы справедливости от возможных посягательств со стороны приверженцев перфекционизма. Наконец, идея публичного разума, выводимая философом из рациональности политического общества, подтверждает возможность выработки общей стратегии общества при сохранении идейного плюрализма.
Как верно отмечают некоторые исследователи, политическая концепция социальной справедливости Роулса может быть реализована лишь в обществе «развитого социал-либерализма», где воплотилась идея Л.Дюги о «социальной солидарности» как высшем принципе общественной и государственной организации, о том, что частная собственность — не субъективное право в духе Кодекса Наполеона, а скорее обязывающая «социальная функция».
Однако пока трудно согласиться с тем, что в результате социал-либерализм уже кое-где становится гражданской религией, которая имеет глубокие общинные корни в человеческой душе. Не вполне обоснованным представляется и утверждение, что, попытавшись найти основу для примирения конкурирующих теорий, философия Ролза оказалась вне их среды и ее успех уничтожит саму политическую философию, сняв вопрос фундаментальных споров о социальной справедливости в политике.
Дело в том, что Ролз и не искал примирения различных доктрин, понимая бесперспективность такого занятия, но пытался обозначить пути, позволяющие индивидам, придерживающимся порой противоположных убеждений, находить общие пути достижения социальной справедливости. Решение этой задачи он связывал с согласием по поводу принципов построения общественных институтов, что трудно, но не безнадежно — хотя бы в отдаленной перспективе. А покойный философ Г. А. Коэн вместе с политологами Джоном Элстером и Джоном Ремером широко использовали труды Ролза для создания движения по развитию аналитического марксизма в 1980-х годах.
Подводя итог вышесказанному, можно констатировать, что современные теории социальной справедливости нацелены на поиск алгоритма решения нынешних социальных проблем, а также верного направления дальнейшего развития теории государства социального благосостояния. В связи с этим немалый интерес представляют не только теоретические построения социальных философов, но и попытки их практического воплощения.