Глава 4. Провокация
Примерно через полчаса после ухода отца, вернулась со своего завода Мария Ивановна. Тяжело дыша, она водрузила на стол сумку с продуктами и , один за другим, стала доставать из нее бумажные свертки. В комнате резко запахло огурцами.
-Килограмм корюшки на рынке купила, сейчас пожарю…так, хлеб, кровянка, маргарин. Пять яиц еще есть, заодно и суп из потрошков сварю,- ленинградская мать по старой привычке, обращалась не столько к Вове, сколько к самой себе, проговаривая вслух список дел или кулинарный план на вечер, как бы впечатывая все в свою память.
Разобравшись с продуктами, Мария Ивановна скользнула за ширму переодеться в домашнее и, через пару минут выскочила обратно, в центр комнаты. На ней был синий кухонный халат, основательно уже потрепанный и старый, а также передник, с несводимыми круглыми следами от жирных пятен.
-Вова, помоги отнести на кухню продукты. Побыстрей, а то останемся без конфорки ,-попросила Мария Ивановна.
К вечеру в коммуналке царило оживление, ее жильцы возвращались со своих заводских цехов, комбинатов и фабрик. Одним словом, пролетариат всех шести комнат, успешно объединялся в общем коридоре и на кухне. Это был своего рода коммунальный час пик, и зачастую, он проходил очень шумно и нервно: у кого то подгорела кастрюля с кашей, кто-то разбил тарелку или опрокинул банку с подсолнечным маслом на пол, а тут еще с кухонного стола исчезла чья-то ложка .
Пару раз, не совсем трезвая скандальная суета чуть не привела к серьезной поножовщине , благо Владимир Спиридонович, с помощью дяди Гриши и слесаря Коляна из соседней комнаты, смогли развести спорщиков по их коммунальным норам. На утро те отрезвели и к обеду даже помирились.
В целом же, коллектив жильцов был хоть и забористый, но временами дружный. На данный момент, в коммуналке проживало одиннадцать человек. Впрочем, в течение месяца ожидалось появление еще двух новоселов из ленинградских роддомов. Так что на недалеком горизонте уже маячил настоящий дурдом с пеленками и детскими криками, посреди бессонных белых ночей Ленинграда.
Дом, в котором находилась квартира, был старым и до революции принадлежал какой-то немецкой баронессе. О былом лоске и величии некогда фешенебельного здания, напоминали лишь красивая архитектура и высокие потолки в комнатах. Сегодня, помимо рабочего люда, в доме обитали муравьи, коричневые орды тараканов и даже крысы.
Борьба со всей этой бытовой нечистью возлагалась на юные плечи Вовы и надо сказать, что он отнесся к своей миссии с полной серьезностью. Расставляя в ванной, в коридоре и на кухне капканы для крыс, Вова представлял себя отважным чекистом, который храбро сражается с врагами советского народа. Он даже придумал себе агентурный псевдоним – Крысолов, однако, крысы в этом доме были слишком умны, чтобы попадаться в вовины ловушки. Грызуны набегали серыми волнами, поднимаясь из сырого подземелья и рыская по дому в поисках пищи, от первого до пятого этажей.
За целый месяц, хищные железяки Крысолова не прихлопнули ни одной хвостатой твари. Стальные челюсти механизма сработали лишь однажды, по ноге бабушки из пятой комнаты, что ни свет, ни заря, вышла на кухню сварить себе гречневой каши. Бабушка приехала из Бологого навестить сына и попалась . Хорошо, что обошлось без переломов, хотя ушиб был серьезным.
После того случая Вова решил убрать капканы и прибегнуть к более надежному способу зачистки – крысиному яду. Он рассыпал белый порошок везде где только можно: вдоль плинтусов, по углам кухни, в кладовке и под ванной. Потом вспомнил и про туалет…
Результат не заставил себя долго ждать. Как-то утром, вместо того, чтобы собрать школьный ранец – Вове пришлось собирать серые тушки отравленных ядом крыс. Жертв было семь.
Преодолевая брезгливость, Вова натянул зимние перчатки из кожезаменителя и аккуратно сложил дохлых крыс в цинковое ведро, после чего пошел выносить мусор во двор.
Впрочем, как показало время – битва с крысиными отрядами, была далеко не окончена. Не прошло и недели, как в коммуналку вернулись вкрадчивые ночные шорохи их очередного похода.
Борьба с опасными паразитами шла с переменным успехом, пока не взяла перерыв на гнойную ангину. За период вовиной болезни крысы совсем распоясались. Вот и сегодня, в пока что тихий пятничный вечер, из коридора донесся истошный женский визг.
-Ой, мамочки!!! Крыса! Крыса! Ой мамочки! Помогите! Помогите, кто -нибудь! Убейте ее ! – визг нарастал и переходил в истерику.
Вова проворно вскочил с табурета и первым выскочил из кухни в широкий и длинный коридор коммуналки . По пути, он даже успел вооружиться шваброй и был полон решимости прикончить с ее помощью непрошенную серую гостью.
Короткими перебежками крыса скользила вдоль стены. Это была довольно крупная и сильная особь.
Вова покрепче обхватил швабру руками и принялся тыкать ею на манер штыка, в надежде нанести точный удар или прижать крысу к стене. Из четырех дверных проемов уже торчали любопытные головы жильцов, наблюдавших за отчаянными попытками Вовы загнать крысу в угол. Вскоре к нему присоединился второй охотник , чубатый парень тридцати с небольшим лет, в тренировочных штанах и белой, заправленной в штаны, майке. Его звали Федя, по прозвищу Слоник и, судя по молотку в играющих мускулами руках, грызун был обречен на скорую смерть.
В поиске спасения животное отчаянно металось по коридору, пока чудом не проскочило в узкую щель, слегка приоткрытой туалетной двери. Помещение для малых и больших нужд было совсем крохотным, так что крыса невольно загнала себя в тупик, чем привела жильцов коммуналки в радостный восторг.
- Сейчас я тебя в сортире и замочу, тварь! – голос Вовы преисполнился веселым, но вместе с тем, кровожадным ликованием.
Он включил в туалете свет и с предельной осторожностью стал медленно тянуть на себя дверь. Крыса засела в самом углу, справа от старого, в желто-коричневых разводах, унитаза. Реакция зверька на, готового нанести смертельный удар, двуногого чудовища - была молниеносной. Как бы осознавая, что выхода нет и сзади нее одна глухая стена, крыса встала в полный вертикальный рост и опираясь на задние лапки, уставилась черными бусинками глаз прямо на Вову, как бы оценивая исходящую от того угрозу. При этом она стала издавать непрерывно громкий, мучительно режущий слух, боевой писк.
От неотрывного и почти осмысленного крысиного взгляда, Вове сделалось как-то не по себе. Он захотел ударить животное чем-то тяжелым, чтобы сперва оглушить, а потом сразу же забить до смерти. Вова перехватил древко швабры посередине и предпринял новую попытку ткнуть крысу, но не попал и та успела отскочить. В тесной каморке туалета не было возможности размахнуться как следует, да и в силу своей длины, деревяное оружие стало почти бесполезным. Глядя с кривой ироничной усмешкой на бесплодные потуги школьника к убийству, подал свой голос Федя Слоник:
-А ну-ка, паря, сдрысни в сторону, я сам ее заебошу!,- Слоник нетерпеливо пристукнул молотком по ладони и сделал шаг вперед.
Мальчик лишь на секунду отвлекся на голос сзади, как вдруг, пользуясь этим моментом, крыса пружинисто сиганула прямо ему на грудь. Отчаянно вцепившись когтями в ткань футболки и в кожу под ней, она стала быстро взбираться вверх, к горлу и к лицу Вовы. От сильного испуга, из-за внезапности бешеной крысиной атаки, тот выронил швабру и пулей вылетел из сортира. Крича на всю коммуналку благим матом, срываясь на отчаянный поросячий визг, Вова безуспешно пытался стряхнуть с себя мерзкое, с оскаленной саблезубой пастью, существо. Забыв про корюшку на сковородке, с перекошенным от ужаса лицом, из кухни в коридор выбежала Мария Ивановна.
Вскарабкиваясь передними когтями от шеи к подбородку, крыса приготовилась вонзить желтые, бритвенно острые зубы в нос Вовы, но в последний миг, каким-то чудом, тому удалось спастись. За секунду до рокового укуса, он схватил крысу обеими руками и рывком отодрал от своей головы. Впрочем, вместо носа, та все же успела насквозь прокусить Вове руку. Зубы крысы, словно нож в масло, вошли в мясную мякоть левой ладони, между большим и указательным пальцами.
-А-аааа, сука-ааа! – истошно завопил Вова, что есть силы потрясая укушенной рукой, вместе с намертво прилепившимся к ней хищником.
Со стороны все это напоминало мистический танец дервиша, только в исполнении советского школьника, кружившегося волчком под испуганные возгласы собравшихся в коридоре зевак. Наконец, Вове все же удалось освободиться от крысы. Совершив пару кульбитов в воздухе, та шмякнулась о стену и приземлилась на линолеум. Не давая ей опомниться, к месту падения резво подскочил Федя и ударом молотка размозжил крысе голову. Серое тельце забилось в агонии, потом выгнулось в последней судороге и затихло.
-На, сука, получи! -окидывая соседей торжествующим взглядом, со злостью воскликнул Слоник и констатировал: я таки ее угандошил!
В повисшей на секунду тишине раздались клокочущие горловые звуки и все перевели взгляды с крысиного трупика на центр коридора, где с повисшей изо рта нитью слюны, согнувшись напополам, стоял Вова. Его рвало прямо на пол, образуя у ног школьника блевотную лужицу, смешанную со стекавшей из прокушенной ладони кровью.
- Нашатырю, дайте парню нашатырю! – призвал женский голос из третьей комнаты.
Возле незадачливого крысолова уже суетилась Мария Ивановна.
-Вова пойдем, пойдем. Надо обработать рану и умыться,- поддерживая сына за плечи, она медленно повела его в ванную. От пережитого стресса лицо мальчика было бледным, с зеленоватым оттенком.
-В больницу бы надо, от укуса крысы знаете, что может быть? Не дай бог гангрена , тогда точно руку по локоть оттяпают! – рассказал коренастый мужичок с железными зубами.
От этих слов в горле у Вовы снова забулькало и его стошнило прямо на пороге ванной.
-Ой, прикуси свой язык, Коля. Что ты такое говоришь? -возмутилась Мария Ивановна.
-А что? Я ж это… как лучше хочу! - заверил ее мужичок и шурша газетой «Правда» зашел в туалет.
-Ээээ… только в ванную блевать не надо, тазик хотя бы возьмите,- по пути из кухни в свою комнату, проронил пузатый лысый дядька среднего возраста. В руках у него была сковородка с яичницей-глазуньей.
-Маш, я твою корюшку пока отставила, оладушки хочу пожарить! Ты не против? – не выходя из кухни, на всю коммуналку прокричала Ульяна, заслуженная крановщица завода. Мощь ее голоса , как бы соответствовала высокому росту и врожденной дородности Ульяны.
- А кто дохлую крысу из коридора уберет? И то, что там посередине ваш сын наделал? – строгий голос принадлежал Алевтине, грудастой даме с высокой прической , которая заглянула в ванную. Она работала где-то в торговой сфере и держалась несколько обособленно от других, очевидно, считая себя белой костью. Вела себя так, будто ее пребывание в коммуналке – досадное и временное недоразумение и скоро она переедет в отдельную трехкомнатную квартиру. За этот снобизм, бабы ее недолюбливали и распускали сплетни, а мужики, облизываясь на третий размер груди, тайно завидовали счастливчику в дорогом сером костюме и с кожаным портфелем , который вот уже полгода наведывался к Алевтине по выходным.
-Я уберу, не волнуйся, - успокоила даму Мария Ивановна и, даже не обернувшись, продолжила промывать вовину рану, до тех пор, пока кровотечение не уменьшилось.
Пачкая бурыми пятнами вафельное полотенце, Мария Ивановна насухо вытерла ладонь сына и принялась обрабатывать место укуса медицинским спиртом, после чего щедро замазала крысиный след зеленкой. Все это время Володя молчал, как партизан - сидя на скрипучем, рассохшемся от времени табурете и уставясь отрешенным взглядом в стену. Из-за недавнего шока, он все еще пребывал в полуобморочном состоянии. Во рту было сухо и горько-сладко от рвотного послевкусия.
Скаля в задумчивой ухмылке железные зубы, дядя Коля принес в ванную бинт, так что Вова вернулся в комнату с туго перевязанной рукой, как с войны фронтовик. Гулять расхотелось, аппетит пропал и чтобы отвлечься от ноющей боли в ладони, он открыл книгу, как раз на том месте, где отважный пограничник Карацупа и его верный пес Ингус преследовали нарушителя государственной границы.
В начале одиннадцатого вернулся Владимир Спиридонович. К радости и облегчению Марии Ивановны, он был в пределах нормы: слегка навеселе, но без тупой хмельной агрессии, поэтому все обошлось без щипков, сальных шуточек и смеха невпопад. Наоборот, Спиридоныч даже проявил редкий в их семье жест мужской галантности, преподнеся жене букетик ландышей и флакон духов «Красная Москва». «Аванс получил» - объяснил он.
Вова лежал, укрывшись с головой одеялом и притворяясь спящим. Осторожно, стараясь не привлечь к себе внимание, он выставил из-под одеяла одно ухо, прислушиваясь к тому, что тихо, вполголоса, рассказывала отцу Мария Ивановна. Судя по коротким хриплым смешкам, клацанью зубов и причмокиванию – Владимир Спиридонович в это время, с удовольствием поглощал жареную корюшку. В унисон финальным словам матери про плачевные для Вовки итоги крысиной охоты, раздались звуки откупоренной бутылки и пенного бульканья – сырой пивной запах наполнил комнату и даже проник под одеяло, к самому вовиному носу.
-Коля, говорит, что надо бы врачу показать, как бы заражения не было,-тихо проговорила Мария Ивановна.
-Обойдется без врача, до свадьбы заживет. Будет дураку наука, с первого удара надо крысу убивать! С первого! - резюмировал ленинградский отец, шумно хлебнул из чашки, издал протяжный вздох блаженства и громко, с удовольствием отрыгнул.
Пока Владимир Спиридонович допивал пиво, Мария Ивановна стелила постель. Сделав последний глоток, отец кряхтя поднялся со стула и напевая под нос «не кочегары мы, не плотники» стал шагать по комнате, позвякивая пряжкой ремня, видимо пытаясь на ходу стянуть брюки. Пиво убавило ногам твердости, отчего Спиридоныч запутался, едва не потерял равновесие и матерно помянув маму, плюхнулся задом на кровать. Под ним недовольно и жалобно заскрипели пружины.
-Ой, господи, давай уже помогу брюки то снять!,- встрепенулась со своего спального места Мария Ивановна .
-Не надо, я сам, лежи уже! – отмахнулся от супруги Владимир Спиридонович и продолжил по третьему кругу напевать про монтажников-высотников.
На словах «трепал нам кудри ветер высоты» в комнате погас свет и зашаркали шаги, на словах «на высоту такую, милая, ты» снова заскрипели пружины супружеского ложа.
-Уж не посмотришь свысока, свысока! – допел ленинградский папа, укладываясь горизонтально.
-Ой, спи уже, соловей вятский! Певун с погорелова театра,-поправив под головой подушку, шутливо бросила Мария Ивановна и отвернулась к стене.
-Завидуй молча, у самой то ни слуху, ни голоса,- колко пробурчал Владимир Спиридонович и стих.
Через минуту Вова услышал уже другую «песню» из крепчающего отцовского сна, с куплетами ноздревых присвистов , с резкими припевами коротких, но мощных всхрапов. Чуть погодя, к «оркестру» спящего мужа присоединилась и жена, разбавляя грубые мужские звуки мерными вздохами и сопением.
А вот Вова, как ни старался, никак не мог уснуть. Ноющая пульсирующая боль была не то, что бы нестерпимой, но ее вполне хватало для тревожной и муторной бессонницы. Правая, туго забинтованная ладонь, казалась вдвое тяжелей , чем левая. Рана пылала жаром и по вовиным ощущением, набухала, как весенняя почка. Он пробовал почитать с карманным фонариком под одеялом, но осилил всего страницу, оставляя майора Пронина где-то посреди Москвы, на пол -пути к Лубянке. Стараясь не нарушать ночной тишины, Вова выскользнул на цыпочках в коридор и прошел на кухню выпить воды. Кухню освещал тускло желтый свет лампы : там, у открытой форточки стоял герой дня Федя Слоник. Он курил папиросу и шуршал газетой «Советский спорт». Увидев Вову, Федя сделал долгую затяжку, выдохнул в окно сизое облако и вмял окурок в жестянку из под свиной тушенки.
- О, привет, гроза тараканов и укротитель крыс! Чо не спится то? Рука как? – с веселой заботой поинтересовался Слоник.
-Нормально, - пробурчал себе под нос Вова, щурясь от кухонного света.
Федя сложил вчетверо газету и стал рыться в карманах парусиновых брюк.
-На вот, погрызи. Может полегче станет,- он протянул Вове круглый, извлеченный из брюк пряник, с осыпавшейся местами сахарной глазурью. Неказистый вид мучного изделия, как бы указывал на немалый срок его хранения в закромах Слоника.
-Спасибо, не хочу -исподлобья взглянув на федин «подарок» сказал Вова и тут же добавил: я не люблю пряники.
-Ну как хочешь, паря, мое дело предложить-Федя вернул пряник обратно в карман и бодро насвистывая пошел к себе в комнату.
-Сам грызи свое говно засохшее,- подождав пока за Слоником закроется дверь, зло проговорил Вова.
Напившись воды из под крана, он рукавом вытер мокрые губы и нашарив в потайном, пришитом к изнанке штанов, кармане входной ключ, решил выйти в ночной двор, прогуляться. Одержимый, пока еще смутной и туманной мыслью о грядущей расправе над ненавистным Хохлом, с осторожностью диверсанта и повадками опытного разведчика, Володя невидимой тенью прокрался по коридору, водрузил ноги в ботинки и юрко скользнул за дверь коммуналки. Так же бесшумно, он протопал по широким ступеням вниз .
На улице было сыро, темно и прохладно, но на удивление, безветренно. Выйдя на самый центр двора, Вова окинул взглядом нависавшую над головой громаду старинного дома. Завтра выходной день – суббота, а потому с десяток окон, несмотря на поздний час, проливали на дворовой сумрак медовый свет из квадратных сот коммунального улья. Вова пристально вглядывался в чужие окна, пытаясь вычислить место обитания Хохла. Тот , кажется, назвал Марка своим соседом, а Вова прекрасно знал где живет жирный еврейский мальчик со своей, не менее жирной мамой и злой презлой бабушкой, с очень грубым, почти мужским голосом. Возможно, из-за того, что бабушка Марка была заядлой курильщицей.
Их коммуналка находилась на третьем этаже – черная железная дверь справа. Стало быть семья Хохла поселилась либо в комнате по соседству, либо в коммуналке слева. Это предстояло еще выяснить, чтобы, как говорится, не промазать…
Вова был уверен, что акт страшной мести состоится в один из дней новой учебной недели и в этом ему помогут друзья по спортивной секции дзюдо и самбо. Но сейчас, вопреки пятничным неудачам, с охотой в сортире, бешенством загнанной в угол крысы, сквозным укусом ладони и приступом тошноты – в голове Вовы неожиданно возник и вызрел коварный и хищный план провокации, которую он решил провести в одиночку, воскресным вечером, то есть уже послезавтра. Вова даже придумал для провокации кодовое название: «Бомба для Хохла». Предвкушая ближайшее будущее, он еще минут сорок побродил по темным , знакомым подворотням и закоулкам Баскового переулка и потом вернулся в коммуналку, в комнату где крепко спали его ленинградские родители. Сам Вова уснул не сразу, а примерно через час, когда рой атаковавших его замыслов полностью выветрился из головы и уступил место сновидению.