(Глава романа «Похмелье взросления»)
Предыдущие главы:
«Отъезд»;
«Малая родина»;
«Миха»;
«...В поле не воин»;
«Пасынки надежды»;
«Лучший город Земли»;
«Самая первая акция»;
«Партия»;
«Менять жизнь!»
Овсов спешил на Калужскую площадь. Его не расстраивало изгнание из охраны, в которую он с таким трудом устроился (как прежде не расстроил «добровольно-принудительный» исход из офиса). С тех пор как он стал близок к Партии, его, вообще, мало тревожил быт. «Всё равно это рухнет, рано или поздно. Надо о завтра думать! О том, КАК победим и ЧТО будет после победы», – с такими мыслями, домчав до «Октябрьской»*, он вышел из метро.
Митинг в память о павших в девяносто третьем* был намечен на одиннадцать. Утром 4 октября Овсов проснулся так рано, что решил поспать ещё. Проснувшись вновь, понял: почти опоздал! С пустым желудком рванул на митинг.
Как всегда на митингах, оцепление – милиция, какие-то люди в нарукавных повязках а-ля власовский флаг... Кто эти «власовцы»? Не то дружинники, не то демократы, решившие помочь ментам. Сперва Овсову показалось, что митинг ужЕ сворачивается. Какая-то бабуля спросила ни с того ни с сего:
– Флаг понесёшь?
Отказался. Не за тем шёл, чтоб переть в итоге флаг в чей-то чужой штаб.
«Где наши?..»
Вокруг Овсова копошились люди, похоже, сворачивавшие флаги. Из репродуктора на крыше кумачовой машины неслись бредовые приветствия какому-то Всеукраинскому съезду эсеров (ладно, хоть не декабристов!)
«Всё, die Stunde ist zu Ende*», – подумал Овсов, но вдруг увидел своих. И понял: ошибся. Всё только начиналось – по крайней мере, для части протестующих, решивших идти в центр.
Бойцы грядущей революции строились в ряды. На исходную позицию вышли с лозунгом «Весь мир – ничто, Россия – всё!»
«Мы будто якобинцы, – думал Овсов, стоя в самом начале колонны. – Те тоже были готовы драться с целым миром со всеми его королями». Над колонной поднялись партийные флаги – раз, два... Овсов насчитал девять. «...Число «9» мудрецы, знавшие арабские цифры, толковали как некую грань. Последнее однозначное число. За ним – уже десятка из двух знаков. Мы всегда на грани как любые дети бунта», – в раздумья Овсова встрял говор мужиков с соседнего ряда:
– Чё задержались-то?
– «Союз офицеров» ждали.
– И?..
– Вон они – ща пойдём.
Под крики «Слава русской армии!» возникли офицеры – зрелые мужи с флагами родов войск. В тот день всё делалось без лишней заорганизованности – ряды строились сами собой, без ора, с минимумом команд. Офицеры возглавили общую колонну – и та двинулась в путь.
* * *
Прошли изрядно – если верить уличным табличкам, почти три километра. Колонна растянулась на значительное расстояние. Мужики с соседнего ряда ужЕ спорили о Цитрусове.
– Я, Вась, не вру, – вещал один из них. – Обманул их Цитрусов: уехал в Израиль и там все планы их выведал. Они хитрые, а он хитрей: всё разведал – и скорей в Россию!
Овсов улыбнулся. Цитрусов много где был – от Штатов до кровавых руин Югославии. Но, вот, с землёй обетованной у него как-то не срослось. «Ошиблись... Но ходят слухи, – значит, есть интерес! – думал Овсов. – О шпане c пивком слухов не ходит. Та мало кому интересна – в отличие от нас».
В тот день Ивана радовало многое – скажем, дух взаимовыручки. Без лишних слов партийцы делились друг с другом (даже с незнакомцами) всем, что было: минералкой, куревом, зажИгами*... Радовало и то, что в колонну Партии влилось немало взрослых. Рабочие, пенсионеры, служащие шли в одних рядах со школьниками и студентами.
Впереди шагали Цитрусов, Молодцев и глава московских партийцев Тимчук. Их фантазия была неистощима – сменяя друг друга, они хлестали воздух лозунгами.
– Наши «МИГи» сядут в Риге! – орал со всеми Овсов.
Заводилы изрядно охрипли, но задор не угасал – лозунги летели один за другим... Прорываясь сквозь оцепление, к Цитрусову подбегали старушки, что-то говорили, – Овсов расслышал слово «сынок».
Транспорт на улице встал. Замерли блестящие «мерсы»* и обшарпанные «волги», ещё помнившие свой фавор. Застыл с открытыми дверями троллейбус, а в нём застыли пассажиры. Застыли (вдруг расширившиеся) глаза испуганной китаянки в красном пальто. Она прижалась к мужу, пытавшемуся скрыть страх за распадавшейся маской спокойствия. В глазах его какие-то люди в тёмных куртках, сжав кулаки, кричали на своём языке... Девушки, шедшие мимо, с любопытством и страхом глядели на парней, оравших: «Янки – в могилу!» Где-то впереди, из мегафона с машины «Трудовой России» донеслось: «Деды должны рассказать внукам о страшных днях девяносто третьего!»
– Похоже, им придётся рассказать о боях новой гражданской! Она не за горами! – подхватил Цитрусов.
Мужики с соседнего ряда в который раз сменили тему, возмущаясь вчерашним началом панихиды у храма:
– Ты, вот, Вась, сетуешь: нас телевидение не снимает... А прикинь, если б вчера со всеми их харями... Стыдно! До батюшки ужЕ успели надраться! Вот сняли б те крошки, что с пастей их на знамёна летели – то-то был бы врагам подарок!
– Да, слава Богу, вчера их не было...
«И сегодня нет, – подумал Овсов. – СМИ нашим дана установка: в стране всё хорошо, недовольных – полчеловека». Нет, телекамеры были, но едва ли не все операторы изъяснялись не по-русски.
Шедший слева парень с плеером заспорил с другим соседом о том, соберётся ли 7-го, в день Всероссийской акции, миллион москвичей.
– А ты как думаешь? – спросил он вдруг Овсова.
– Думаю, будет, – ответил Иван. – Только толку с этого – пшик! «Радио России» вновь соврёт про кучку экстремистов.
– Я «Радио России» не слушаю. А, вот, вчера по телеку Анпилова видел. Припрёт – и нас покажут. В «кучки» их никто ужЕ не верит, – парень с важным видом замолчал.
– Что слушаешь? – спросил Овсов, кивнув на плеер.
– «Rage Against the Machine»*, «Clawfinger»*... А сейчас – «Иисус Христос – суперзвезда».
«Вот и Иисус тоже с нами – в ушах одного из нас», – подумал Овсов.
Колонна шла. Какой-то мужичок с обочины решил вдруг пофорсить перед своей потасканной женой – и крикнул в сторону идущих: «Фашизм не пройдёт!»
– Сталин! Берия! Гулаг! – словно в ответ ему стала скандировать колонна.
– Ну-к, ребята, вспомним нашего союзника Виктора Иваныча Анпилова, – крикнул Цитрусов и заорал в мегафон:
– Сталин! Берия! Витёк! Сталин! Берия! Витёк!
Партийцы, смеясь, подхватили его слова.
– А что мы пожелаем обывателям, а? – принял эстафету Молодцев. – Ну-ка, дружно: обывателя – в огонь! Обывателя – в огонь!
Ряды подхватили и этот клич.
На подступах к месту митинга оцепление заметно сгустилось. Овсову показалось, на одном из дальних зданий что-то блеснуло.
(«Снайперский прицел?»)
Кто-то из партийцев спросил:
– Понесёшь знамя?
– Да, – ответил Овсов и тут же ощутил в руках древко.
Он поднял знамя как можно выше – чтоб видели все – и пошёл навстречу незримому снайперу. В Партии была традиция: все идущие в первых рядах готовы взять знамя – и нести его, что б ни случилось, даже если будут стрелять!.. Душа Овсова будто распрямилась. Больше не было слабого, зашуганного человечка – был знаменосец, слившийся со стягом в одно целое. Не всё же время нести крест – надо ж когда-то, хоть чуть-чуть, понести и знамя! В тот момент Овсов не видел своего лица, но и в нём, и в сердце ощущал разгоравшийся незримый свет. И вмиг скрылся, исчез из мыслей снайпер. Был лишь знаменосец – и тёплый безоблачный день, где в синеве билось-реяло знамя.
– Растём помаленьку, – усмехнулся другой знаменосец, низенький мужик в камуфляже. – В прошлый раз все лозунги были сплошь матом.
– Так уж и «сплошь»! – усмехнулся в ответ Овсов. – Были, небось, и предлоги, чтоб... падежи связывать.
Все бывшие рядом партийцы захохотали.
И Цитрусов, и Молодцев с Тимчуком были настоящими ди-джеями от политики. Но если ди-джей рулил массой с помощью звука и света, то лидеры партийцев творили то же самое посредством «матюгальника»* с кричалками. И вот ужЕ лозунг в защиту сербов сменился абсурдным, но юморным призывом съесть богатых.
– Жри буржуев! Жри буржуев! – рычала партийная колонна.
Проходя под мостом, партийцы громко и ритмично затопали ногами. Мост усиливал топот – и казалось, людей ещё больше. Овсов, однако, вспомнил пример из учебника физики (кажется, из параграфа про резонанс) – там отряд ритмично топал, идя по мосту. Этот ритм совпал с колебаниями моста, – и оба, мост и отряд, скопытились в реку.
* * *
Но мост, слава Богу, прошли без проблем, подойдя к месту митинга. Партийцы заняли правый фланг площади. Овсов глянул вокруг – всюду были юные лица. С созданием Партии акции протеста перестали смахивать на утренник в доме престарелых.
Ораторы стали подыматься на трибуну – от Партии поднялись Цитрусов и Молодцев. Последний был со знаменем. Рядом встали военные с «Союза офицеров» и заметно нервничавший Анпилов. Молодцеву, едва не закрывшему Анпилова знаменем, тот по-отечески попенял: «Сынок, уж если взял в руки знамя, будь добр – держи его прямо!» Молодцев внял его словам.
Заговорили ораторы. Цитрусов начал многословно, но вовремя вспомнил, что краткость – сестра таланта, и свёл речь к тому, что у него лучше всего получалось – к лозунгам-кричалкам. Кажется, закончил он призывом: «Зарплату – рабочим!» и... тут же пропал с трибуны. По ходу митинга он то вновь возникал на ней, то опять исчезал. Овсов пару раз успел заметить его в толпе, где Вождь беседовал с желавшими вступить в Партию. Его исчезновения с трибуны, похоже, не были спонтанными и находились в прямой связи с ростом на площади числа ментовских офицеров. Как только их становилось больше, Вождь тут же растворялся в толпе. Офицеры спрашивали партийцев, где он, а те с наивным видом отвечали: «Не знаем...» Интерес «дядей стёп» к Вождю был явно не случайным, – сам Цитрусов в одной статье поведал, как некий подполковник прямо на митинге грозил ему, что тот ответит за призывы к революции. Но в этот день Вождь всякий раз обхитрял службу «ноль два».
Пока выступали ораторы из числа союзников, часть партийцев сновала в толпе – продавала «Борьбу», покупала либо меняла чужую прессу... Временами гремели лозунги – Овсову запомнился призыв: «Украина! Равнение на Беларусь!» Вслед за очередным кличем на трибуне кому-то вручили медаль «80 лет революции».
И тут вышло непредвиденное. На сцене возник человек, представленный Анпиловым как «народный поэт России...» (фамилию Овсов не запомнил). Все думали, тот прочтёт стихи. Но он глянул на флаг защитников Белого дома – в пятнах крови, с чёрною лентой – и крикнул:
– К оружию!
Было неясно, к какому, но часть толпы радостно загудела. Радости не скрывал и Овсов. Внезапно с трибуны раздался голос Анпилова.
– Вы что творите?! – кричал он на «народного поэта». – Вы, товарищ, вообще, c другого движения, а в милицию завтра потащат не вас, а меня! Вызовут – и скажут, дескать, на нашем митинге к оружию призывали!
У пиита вырвали микрофон, в который объявили: «Митинг окончен!» Люди стали расходиться. Вопреки опасениям части лидеров, никто и не думал бузить – ведь пришли помянуть павших.
Ничто не предвещало бури, взревевшей четыре дня спустя.
ПРИМЕЧАНИЯ:
* Станция московского метро.
* Речь идёт о погибших во время событий 3-4 октября 1993 года. Тогда по приказу президента России Б. Н. Ельцина верные ему войска не только расстреляли из танков законно избранный парламент, но и убили множество простых людей – как восставших против Б. Н. Ельцина, так и мирных граждан. Точное число погибших неизвестно до сих пор.
* Урок окончен (немецк.).
* «ЗажИга» – зажигалка (жаргон).
* «Мерс» – машина марки «Mercedes» (жаргон).
* «Rage Against the Machine» – американская группа, отличавшаяся непримиримым отношением к капитализму. Один из вариантов перевода её названия – «ярость против системы».
* «Clawfinger» – шведско-норвежская группа, также не чуждая в текстах политике.
* «Матюгальник» – мегафон (жаргон).