Глава 101
После раскрытия заговора Гастон Орлеанский намеревался бежать в Франш-Конте, но его советники предостерегли его, что в этом случае после смерти Короля полновластной правительницей во Франции останется Анна Австрийская.
Поскольку Месье признался во всём, признаний герцога Буйонского было недостаточно для его прощения, так что ему пришлось выкупить его, отдав Королю Седан. Ришельё был покладистым, получение Седана вполне его удовлетворило. Если бы столь покладистым был бы и Кольбер, суперинтендант Фуке, возможно, смог бы откупиться от Людовика XIV, подарив ему Бель-Иль.
После смерти кардинала Людовик вернул на прежние должности не только де Тревиля, но также и четырёх гвардейских капитанов – Деззесара, Тийаде, Ласаля и Бопюи. К чести Короля следует сказать, что хотя он и поддался на требование кардинала уволить всех этих людей, всем пятерым он сохранил жалование в виде пенсиона и позволил им жить, где пожелают, так что их отставка была лишь на бумаге, так как они могли беспрепятственно пребывать поблизости от Короля.
После смерти кардинала изгнанники, которые опасались только его, стали спешно возвращаться в Париж, чтобы засвидетельствовать своё почтение и преданность Королеве в надежде, что она не забудет этого, когда обретёт власть, оставшись вдовствующей Королевой при малолетнем государе. Людовику XIII эта придворная толчея не понравилась, поэтому он велел всем дворянам, возвратившимся без его позволения, отправляться в свои поместья и не мозолить глаза своему монарху при дворе. Что ж, меня это устраивало. Я вернулся в Париж, но старался не попадаться на глаза Королю, однако, ничуть не опасался встречи с Королевой. Её раздражение в отношении герцогини де Шеврёз на меня не распространялось.
Шпионы кардинала остались без своего хозяина, следовательно, без денег и без дела. Мне их было даже немного жаль, а главное, что теперь можно было легко их опознать по тому внезапному снижению доходов весьма многих дворян, поскольку плату за свои услуги они получали не регулярно и нелегально.
Казалось, что Король пошёл на поправку, несмотря на то, что в ушедшем году он дважды оказывался на краю могилы. Он недолго радовался свободе от кардинала, поскольку перед ним встала задача управления государством.
Людовик не доверял никому из принцев, и понимал, что только его супруга, Королева Анна, способна защитить его детей. Но в деле управления государством на неё Король никак не мог положиться. Он вспоминал предсмертные слова о ней о том, что Королева – испанка. Следовательно, если властвовать над государством станет она, то она заключит мир с Испанией даже вопреки интересам Франции.
Ришельё оставил Королю огромную книгу, «Политическое завещание». Это было бы прекрасно для человека деятельного, который дал бы себе труд прочесть его, да ещё и не на один раз. Но для Короля следовало бы оставить лишь тонкую книжечку, самые важнейшие тезисы, чего кардинал не сделал. Так что его труд стал скорее достоянием истории и литературы, но никак не политическим руководством для Короля, лишённого своего первого министра.
В королевский совет входили Сенье, Бутийе, Шавиньи, Нуайе, и Мазарини.
Кардинал успел выхлопотать Мазарини кардинальскую шапку, поскольку был доволен его службой.
Король припомнил слова Ришельё: «Я знаю лишь одного человека, способного занять моё место, но он иностранец. И всё же воспользуйтесь им».
Мазарини постарался исправить недостаток, о котором сказал Ришельё, оформив французское подданство.
Наконец, 20 апреля 1643 года Людовик XIII собрал в новом замке Гастона Орлеанского принцев и министров, канцлера и государственных секретарей, и других высших должностных лиц. Он объявил свою волю о том, что регентшей при малолетнем Людовике он завещает быть его матери, Королеве Анне. Своего брата, Гастона Орлеанского, он назначил королевским наместником, подчинённым Королеве. При этом основные государственные, военные, гражданские и финансовые вопросы должен был решать Непременный Совет, в котором наряду с Королевой и Месье были Мазарини, Сегье, Бутийе и Шавиньи. К этому времени Нуайе уже был отправлен в отставку за излишне усердное ходатайство перед Королём в пользу Королевы.
Все в этом совете имели равные голоса, и решения следовало принимать большинством голосов. Также Король объявил, что не прощает Шатонефа и герцогиню де Шеврёз. Составленный документ пришлось подписать Королеве, хотя она возражала против многих его пунктов, пожалуй, против всех, кроме первых двух.
Король велел окрестить своего старшего сына, поскольку ранее над ним был исполнен лишь обряд малого крещения. Крестной матерью Дофина была принцесса де Конде, а крёстным отцом кардинал Мазарини, поскольку Людовик XIII желал бы, чтобы крёстным отцом был Папа, но Рим не давал ответа, а Мазарини в некотором роде был представителем Папы.
— Как же вас отныне величают, сын мой? — спросил Король Дофина после обряда крещения.
— Людовик XIV, мой отец, — ответил Дофин.
— Пока ещё нет, мой сын, — возразил Король. — Но уже скоро вы им станете, если на то будет Божья воля.
Со своей постели Король мог видеть Сен-Дени, где по обычаю лежал последний Король Франции до тех пор, пока не умрёт его наследник.
— Вот куда я скоро переселюсь и пробуду там долго, — сказал Король, указывая на Базилику, где сейчас находился гроб с Генрихом IV.
Действительно, поскольку Дофин был ещё ребёнком, править ему предстояло долго.
Когда Королю стал особенно плохо, он впал в забытье, вся затаившаяся знать поспешила защитить себя.
Началось с того, что Ламейере и Шавиньи собрали свои войска, опасаясь, что с ними будет учинена расправа, как с людьми Ришельё. В ответ Месье и Конде велели вооружиться и быть поблизости своим людям. Аналогичные меры предприняли и Вандомы, узаконенные потомки Генриха IV от Габриэли д’Эстре. Королева не могла принять сторону Месье с его домом Орлеанов, ни дома Конде, ни Гизов, ни Роганов, поскольку основные силы их ещё находились далеко, а деятельная представительница Роганов и Гизом, её бывшая подруга герцогиня де Шеврёз всё ещё находилась в ссылке, и Королева не стремилась её оттуда возвратить.
Она, разумеется, доверилась бы де Тревилю, Деззесару и д’Артаньяну, но это были лишь воины, но не политики. Поэтому она решила довериться Вандомам.
Герцог де Бофор, гордый тем, что Королева доверила ему и его родственникам свою безопасность, вёл себя соответственно этому новому положению и даже не поворачивал голову в сторону своих конкурентов, а смотрел лишь на Королеву.
Придя в сознание, Король вполне одобрил действия Королевы.
У Королевы была ещё одна причина доверять именно Вандомам, о которой я из скромности умолчу, поскольку в одной из глав уже изложена эта причина.
Должен сказать, что я однажды уловил во взгляде Королевы на Цезаря Вандома что-то особенное, неуловимо доброжелательное.
Много раз придворные уже считали Короля умершим, но он вновь приходил в себя, и умер лишь 14 мая 1643 года.
Королева с сыновьями покинула Сен-Жермен вместе с кортежем, в который входили серые и чёрные мушкетёры, возглавляемые де Тревилем, полк лёгкой кавалерии под руководством маршала Шомберга, шталмейстеры и вся знать. Покойный Король остался лишь в окружении нескольких гвардейцев до того момента, когда его тело в траурной процессии перенесли в Сен-Дени.
Но сейчас всем было не до похорон, все торопились высказать почтение новому Королю малолетнему Людовику XIV и Королеве матери, а принцы и Месье ещё и попытаться отхватить для себя как можно больший кусок власти.
Восемнадцатого мая состоялось заседание парламента, куда малолетнего Короля, одетого во всё фиолетовое, внёс на руках обер-камергер герцог де Шеврёз. Туда же вошли и Королева, Месье, Конде, его сын Конти.
— Господа, я пришёл, чтобы засвидетельствовать вам свою добрую волю, господин канцлер скажет остальное, — сказал новый Король Людовик XIV заученную им накануне фразу, после чего уселся на трон и замолчал.
После этого выступила Королева, чьё лицо закрывала прозрачная чёрная вуаль.
— Смерть Короля, господа, причинила мне огромное горе, — сказала она. — Моя скорбь столь велика, что не позволила мне сосредоточиться в полной мере на моих новых обязанностях до тех пор, пока мой сын не достигнет совершеннолетия. Сегодня я хочу засвидетельствовать вам, что в любом случае я буду иметь удовольствие принимать ваши ценные советы мне и моему сыну, которые вы сочтёте необходимыми для блага Государства.
Эта речь означала государственный переворот, Королева узурпировала всю власть во Франции для себя и для своего малолетнего сына. Это полностью противоречило всем пунктам, кроме первых двух, того документа, который составил в качестве политического завещания Король Людовик XIII, и который она подписала. Королева обещала прислушиваться к советам, следовательно, она обещала принимать решения по управлению государством самостоятельно.
Пришлось далее выступить и Гастону Орлеанскому, и принцу де Конде, каждый из которых просил парламент наделить Королеву всей полнотой власти до достижения Людовиком XIV совершеннолетия. Действительно, такой поворот дел хотя и ущемлял их права, но всё же был для них более выгодным, чем выполнение всех предписаний Людовика XIII.
После этого с места поднялся канцлер Сегье, который молча преклонил колени перед малолетним Королём. После этого он произнёс речь, восхваляющую Королеву Анну.
Любопытно было бы узнать, о чём в это время думала сама Королева, вспоминала ли она, как Сегье очинял обыск в её комнате и даже дерзнул потребовать у неё те письма, который она прятала на груди. Этот человек был послушным исполнителем воли Короля и кардинала, теперь же он должен был слушаться ту, кого по их распоряжению не раз унижал.
Подытожил всё главный адвокат Омер Талон. Он призвал парламент принять власть Короля, а Короля просил любить свой парламент и свой народ.
После этого парламент единодушно отклонил декларацию, составленную Людовиком XIII, которую двадцатью пятью днями ранее единодушно признал, пока ещё Людовик XIII был жив.
Правда, нашлись те, кто дерзнул ставить Королеве свои условия. Некоторые потребовали отставки всех креатур кардинала, однако, епископ Бовезский убедил парламентариев не настаивать на этом, сообщив, что Королеве следует предоставить возможность самой разделаться с этими господами позже.
(Продолжение следует)