Дом без людей... (Глава двенадцатая)
Глава двенадцатая.
За окном шел снег…
Передо мной лежал раскрытый дневник с записью: «22-е декабря 2019-го года».
И мне стало грустно оттого, что я прожил столько лет, ни разу не вспомнив о ней…
«А ты, вообще, ни о ком не вспоминал! – сказал с упрёком мой внутренний голос. – Даже о маме, которая любит тебя бескорыстно, желая, чтобы ты стал великим писателем. А ты подумал хотя бы раз о своей жене Оле, которой дал развод с легкостью, непозволительной для истинного семьянина и порядочного мужчины? А ты подумал когда-либо об отце , который коряжится со своим бизнесом, чтобы ты мог порхать по свету, как мотылек? Тебе кажется, что ты делаешь что-то важное для человечества, стараясь раскрыть тайну этого дома? Очнись, несчастный! Кому это надо? Всё это уже в прошлом, а настоящее для тебя – это рубка дров и изготовление вина из сусла, которое уже прокисло».
От этих безжалостных мыслей на меня навалилась такая грусть, что я даже не стал готовить ужин, а вышел на балкон, не надев полушубка.
Снег прекратился, и где-то вдалеке, на склоне невидимых гор, мелькали какие-то быстрые огоньки.
«Кто-то на снегоходах гоняет, - догадался я. – Завтра и я попробую туда прорваться. Хватит жить бирюком. Уже больше трёх месяцев вообще людей не видел. Так можно и умом троуться».
Я представил, как ворвусь в компанию этих парней на своем голубом снегоходе, заставлю их погоняться за мной, и на душе у меня полегчало.
Прошел через свою комнату в музыкальную гостиную, подбросил в печку уголь и позвал Мурра. Тот появился снизу, облизываясь. Видимо, доел сосиски, которые я утром оставил на столе. Он посмотрел на меня равнодушно и мельком, и я понял, что ему надоело укорять меня в недостаточной заботе о его персоне. «Два года прожил без твоей помощи, - вероятно, подумал он, - проживу и дальше»
Я залез в холодную постель и включил телевизор. Шла программа «Время», симпатичная дикторша невнятно говорила о случаях какой-то страшной болезни в Китае. Меня это не трогало, и я выключил телевизор.
Мурр, уже спавший в кресле, шевеля своими огромными хищными лапами, открыл глазаи сказал: «Молодец, Кир-р-рюша! Нечего энергию зря тратить».
Проснулся я в половине десятого и сразу вышел на балкон, прихватив с собой бинокль. На склоне далекой горы, видимо, проводились какие-то соревнования, потому что вниз и вверх сновало десятка три одноместных скутеров – снегоходов.
Я выпил большую чашку кофе, накормил Мурра сосисками, и побежал во флигель.
«Лишь бы он сразу завелся, - думал я, выкатывая снегоход из кладовки во двор. - А до горы я доберусь за какой-нибудь час».
И умная машина пошла мне навстречу: мотор рявкнул после третьего рывка стартера, и через пять минут я уже мчался по снежной целине, распугивая птиц, сидевших на ветках рябины.
Я радостно кричу им «Эй!» и они понимают мою радость, так как знают, что я еду к людям! Которых не видел больше трёх месяцев!
Снегоход ревёт на подъёмах и радостно захлёбывается при спуске, потому что простоял без движения два года в тёмной кладовке.
Высокие горы уже совсем рядом, я даже вижу красные флажки , обозначающие трассу для соревнований!
И вдруг…
В каких-то двадцати метрах, прямо перед собой, я вижу пропасть…
Тормозить бесполезно, и, резко повернув вправо, я заваливаю снегоход набок. Он прижимает мою ногу, мне больно, но я не кричу…
Я просто закрываю глаза и говорю шёпотом: «Теперь ты знаешь, как Бог наказывает неразумных детей своих… »
Я лежу на снегу долго – долго, пока не глохнет мотор, и правая щека на начинает дубеть от холода. Тогда я осторожно вытаскиваю ногу из-под снегохода и шевелю пальцами, стараясь определить, нет ли перелома.Но не ощутив резкой боли, встаю и переворачиваю машину. Закрепив её на склоне, иду к краю пропасти. Оказывается, это глубокий и узкий каньон, по дну которого протекает шумная река. Он тянется в обе стороны от меня, насколько видит глаз, и я понимаю, что объехать его невозможно.
Я завожу мотор и удаляюсь от пропасти со скоростью двадцать километров в час. Ехать быстрее мне уже не хочется.
Домой возвращаюсь в пять часов вечера и сразу ложусь в постель. И просыпаюсь на следующий день в пять утра.
Теперь я чувствую себя уже не искателем приключений, добровольно поселившимся в безлюдном доме, а пленником, которому придется прожить здесь до весны. Ведь на снегоходе или на лыжах спуститься к побережью невозможно. Та половина дороги, с который смылоасфальт,заросла непроходимым кустарником, да к тому же неизвестно, как выглядит зимой та воронка от снаряда или фугаса, которую я преодолевал с помощью верёвки, стальных крючьев и карабинов.
А идти пешком – это значит, что местами придется шагать по пояс в снегу, а иногда ползти ползком по сугробам.
Я вспомнил, что во всех фильмах об узниках, которые я видел, они, то есть, заключенные вели себя спокойно и рассудительно, сохраняя умственные и физические силы для побега. И я решил последовать их примеру.
Теперь я уже не ломал себе голову, как испечь хлеб или изготовить домашнее вино, а ел галеты и пил французский коньяк из запасов хозяина. Я перестал думать о том, почему отец Арианды был столь властен и богат, а благодарил его за то, что он придумал такую надежную систему энергоснабжения дома. А Ипполит стал мне просто неинтересен, так как он не украл, как это положено на Кавказе, у своего босса дочь, которую он любил. и которая любила его.
Я не стал копаться в ноутбуках жильцов этого дома в поисках ответов на множество вопросов, которые прежде волновали меня. Я стал каждый вечер смотреть по телевизору детективные сериалы, и уже после первой серии мог назвать убийцу или предателя.
Я был уже стопроцентно уверен в том, что вернусь к людям, как только растает снег и перестал экономить бензин.
Моя спокойная уверенность в завтрашнем дне понравилась и Мурру, и он стал более ласковым и покладистым. Он охотно ел на завтрак галеты и даже начал пить томатный сок.
Весна пришла как-то внезапно, уже в конце февраля.
Однажды утром меня разбудил громкий стук капели за окном, я открылглаза, увидел чистое небо и яркое солнце на нём и сразу же подумал:
«Ну, вот и всё! Пора собираться в дорогу…»