Сашок

(эпизод из повести «Чёрный дом»)
Лестница
— Так вот, — затоптав последнюю табачную искру и выпустив из ноздрей едкий сизый дымок, продолжал Сашок — в этом чёрном-чёрном городе был чёрный-чёрный дом. В этом чёрном-чёрном доме находилась чёрная-чёрная комната, а в этой чёрной-чёрной комнате стоял чёрный-чёрный гроб. В этом чёрном-чёрном гробу лежал чёрный-чёрный…
— Атас, пацаны! — истошно закричал стоящий на стрёме мальчишка — и уже шёпотом прохрипел: «бандиты идут…» Все тут же рванули в разные стороны, за исключением рассказчика…
…… Санёк ждал, когда последний его пацанёнок растворится в траве, потом развернулся и спокойно пошёл в противоположную сторону по откосу. Он уже слышал тяжёлое дыхание догоняющего человека, но всё равно не оглядывался и даже не побежал, когда тот всем своим весом обрушился на него.
Однако Сашка быстро и ловко вывернулся и тут же покатился вниз по откосу… Катился он тоже не просто так, а именно — обратно к родной лестнице, где уже собиралась другая банда, люто ненавидевшая его преследователей. Бандитам пришлось спрятать свои стволы и удалиться. А Сашок тихо выполз из-под лестницы с другой стороны и исчез в своём направлении.
     На следующий день Санька, не медля, пошёл к старшому. Старшого звали Михеичем. Он всю свою сознательную жизнь скитался по зонам. За это время он «вошёл в закон», заработал хронический «туб», три пулевых и восемь ножевых ранений. Решив, что достаточно послужил воровскому делу, Михеич ушёл на покой. Приглядывал для порядка за молодым «смотрящим» в своём районе да консультировал (наставлял на ум) молодняк, чтоб не лезли, куда не следует. Естественно, все «стрелки», касающиеся его района не обходились без него.
— Ну что, Сашок, попался? — хитро зыркнул старшой на вошедшего.
— Пока ещё нет, Михеич.
— Ну, это вопрос только времени… заступаться за тебя, как я понимаю, некому — продолжал усмехаться старик — ты сам старшой среди своей мелкоты.
— Они все порядочные пацаны — вскинул свои острые серые глаза Сашок — не то, что эти вонючие выродки.
— Это понятно, понятно,— старшой сделал успокаивающий жест рукой — главное не волнуйся.
— Я спокойно говорю
— А я, что, старый пень, не вижу?
— Чё делать, Михеич?..
— Ну вот, другой базар — из психа в разум входишь.
— В какой разум, Михеич? У меня ещё вчера такой «глюк» был! Или это знак потусторонний? — И Сашок рассказал про скрипача и его «смертельную» музыку.
— А у меня, Саня, примерно такое же на зоне случалось. Это «вестник смерти»,— то есть смерть где-то рядом ходит, а он ей подыгрывает, чтоб не скучно было. Только мне не мальчик, а девочка с косичками являлась. И тоже — лицо, словно пятно тёмное. Совсем не разобрать лица… Бог мне тогда священника послал (тоже сидел вместе со мной). Я как-то заступился за него, а он мне тоже помог — крестик на шею надел. Перед этим, правда, спросил: «Крещёный ли я?» Ну, это же я точно помню, что крещёный. Даже бабку свою помню, что водила крестить, и храм, и батюшку, который меня в купель опускал… А тот, что на зоне, батюшка, услышав про видения мои, — не только крестик мне дал, но и молитвам научил, «вражий род отгоняющим». С тех пор стал я отдаляться от воровских дел, а затем и вовсе «на покой» ушёл, как видишь. Батюшку этого потом перевели на другую зону, а вскоре услали в такую даль, что «ни слуху, ни духу» о нём до сих пор.
    А теперь по твоему делу…  Вот что: исчезнуть тебе надо, Сашок. Прямо сейчас. Передай Витьке (Сашка у Михеича ходил в любимчиках, как Витька у Сашки), чтобы выбирали себе на время другого старшого. Пусть скажет, что ты на север подался. Витьку-то шакалёнок не запомнил, он думает — ты один был. Только Витьке и скажи, что в армии тебе перекантоваться надо, что не оставишь его потом. Этот не выдаст. А тебе, мил-дружок, прямая дорожка в военкомат — хватит по лестницам лазить. Сегодня вечером всё передашь своему другу. А я пока хороших людей попрошу, чтобы ксиву тебе новую сварганили, где тебе уже восемнадцать лет стукнуло. В «армейку» пора, дружок. Тем паче, выглядишь ты на все восемнадцать с половиной (Михеич засмеялся и закашлялся). А, кстати, брат твой Лёшка, что пропал, ему как раз, сейчас, вроде бы восемнадцать было бы… Сашок кивнул. «Вот под него и проканаешь. Ксива — за мной… А чтобы и там тебя эти вонючки не достали, рвись в самое пекло — там-то, в какой-нибудь «горячей точке» и документы другие легче будет достать да и «бабло» тоже».
Душевно распрощался с друзьями Сашка. Да и было - то их, настоящих, всего двое: Михеич да Витька. Родители с сестрёнкой Сашки (не считая пропавшего брата) давно уехали в другой, более спокойный, город. А упрямый Сашок остался со старенькой бабушкой, которая вскоре умерла. Ехать к родителям, когда предложили на её похоронах, наотрез отказался, — уж больно любил он откос да эту свою лестницу… да ещё девчонку одну с золотыми кудряшками… А перед тем как выпить рюмку «на посошок», Михеич завёл Сашку в потаённую комнатку (тот ещё удивился как много там было икон), достал тот самый батюшкин старинный серебряный крестик на тоненьком кожаном гайтанчике и торжественно надел его на шею своего любимца. «Давно бы я был в могиле, если б не он, — кивнул Михеич на крестик. — Теперь он тебе нужнее, а я другой надену. Много бы я мог рассказать случаев, как он меня спасал да теперь не буду — на себе убедишься. Одно скажу,— как только услышишь ты эту колдовскую музыку и скрипача увидишь, читай молитву, что я тебе на листочке написал (выучи её наизусть, в ином случае некогда будет с бумажкой возиться) и целуй крестик! Вмиг скрипач пропадёт, и смерть уйдёт вместе с музыкой. Береги крест пуще жизни. Ну, ты это скоро всё поймёшь сердцем,— головой после догонишь…»
    А дальше всё пошло, как вниз по лесенке,— легко и быстро. Крепко запомнил Сашок наставления Михеича. В армии везде «лез на рожон»: ходил в «самоволки», дрался со старичками. На «губе» частенько бывал, в мед-части тоже. Время, видно, такое настало: в дисбат и в тюрьму старались не сажать, а предлагали «юным героям» патриотическим образом отличиться в «горячей точке» на благо Родины (с личным заявлением, конечно). Деваться было некуда — соглашались. А Сашке — только этого и надо было. А если уж так надо было, по всем правилам, попал он в самую горячую точку в соседней стране.

Ночная страна
...Сашок лежал в чёрной обугленной траве, сам весь чёрный, среди абсолютно чёрной южной ночи. Осталось ещё немного переждать, пока на горизонте перестанут вспыхивать зарницы от взрывов. Ночью всем хочется спать, даже врагам. А часа за два перед рассветом всё погрузится в мёртвую чёрную тишину.
    Сашка профессионально дремал на один глаз и уже видел отрывочные сны, в то время как второй орган зрения фиксировал реальную обстановку. Натуральная (видимая) чёрная ночь не мешала, а скорее помогала смотреть посылаемые подсознанием сюжеты и образы прошедшего времени… Вот, он лежит, как сейчас в траве с Витькой и наблюдает как «отвязные шакалы» убивают бомжа, вот, они бьют «вонючку-шакалёнка» и уходят победителями. Вот, Михеич надевает ему на шею чудотворный крест (Сашок машинально нащупал крестик и спокойно вздохнул), вот, он прощается с другом Витькой, а вот он уже и в армии…
… Долго добивался, Сашка чтобы его взяли в очередной спец- отряд, который должны были забросить, в интересах Родины для оперативных действий на соседнюю территорию. Несколько раз он срывался и оставался в части, благодаря своему упрямству и быстрому кулаку,— не любил боец невежливого обращения, даже со стороны начальства.
    Вспомнилась Сашке и последняя (перед заброской) беседа его с командиром роты. Хороший был мужик. С каждым бойцом, которому предстояло лететь на междоусобную войну, разговаривал задушевно… После двух стаканов, которые по русской традиции следуют один за другим, с лёгкой подачи ротного, завязалась и беседа.
— Никак не пойму я тебя, Санёк — «дембель» на носу, а ты в пекло лезешь. Если бы ещё год служить тебе оставалось — можно понять,— после такой операции, при условии, что живым вернёшься, сразу досрочно домой оформляют. Такой уж по ведомству указ. А ты что? Умный вроде бы боец,— сейчас, при твоих «заслугах» на кухне перекантоваться три месяца — плёвое дело. Жирок бы накопил или в спортзале подкачался бы. А после готовым героем домой бы вернулся. Подруга-то, ждёт?
— Ждёт, куда денется — промямлил Сашок, жуя кусок сала с луком. А сам вспомнил с усмешкой, кто его там дома, кроме подруги и друзей, ждёт. И сразу протрезвел. И поднял он свои острые серые глаза на ротного:
— А скажи мне командир, помнишь ли ты Женьку Васильева из третьего взвода?
— Не вспоминай лучше — отчаянно махнул рукой ротный и взялся наливать по третьему стакану.
— А ведь его отделали так, вояки с той стороны, что мало не покажется. Ну,— это те, к которым «в гости» я лечу, ты понимаешь. Скажи мне только, командир, зачем они так зверски издеваются? Женька такой парень классный был: и сильный, и по-мужски красивый, и кореш надёжный… и подруга его ждала. Ему ведь тогда тоже три месяца до «дембеля» оставалось. Зачем, скажи командир, они его не просто убили, а так изуродовали? Ведь всё лицо ножами изрезали. А ещё говорят (Сашка перешёл на шёпот) сердце вырвали…
— Он тебе другом был? — глядя куда-то в сторону, глухо спросил ротный.
— Да нет, просто хорошим, надёжным русским парнем был. Товарищем был, в общем.
— Понятно — свирепо сверкнул влажным глазом командир — русским хорошим товарищем был,— говоришь…
— А не заметил ли ты Сашка, что не один этот случай зафиксирован в приграничных районах. И гляди,— так по-звериному  убивают только русских парней! Сашка мрачно кивнул и ничего не мог сказать — у него горло перехватило и слёзы брызнули.
— Слушай сюда дальше,— продолжал ротный — только тебе и скажу, потому как вижу, что парень ты свой, надёжный. Потому что и тебя, между прочим, это может коснуться… Видишь ли, даже в армии, из самых закрытых секретных подразделений по комсоставу всё равно информация просачивается. И вот, что мне «насочилось» и стало известно: так убивать простые бандиты в форме не стали бы. Зачем это им? Им нужен просто труп, чтобы при случае обокрасть его. Всё просто. А эти системно убивают, как бы по схеме. Здесь некая идеология. Даже, говорят, новая сатанинская секта. А я думаю, что не секта это, а целая громадная сеть. И эта самая сеть заброшена только на русских. И не то, что застращать хотят. Нет. Страх тут побочное явление. Тут вера. И, пусть дикая, людоедская религиозная идея и уверенность в том, что они таким способом переносят лучшую часть тела врага — себе. Как бы усиливают свою мощь… трудно тебе объяснить — уже сильно захмелев, запутался в своих же словах ротный.
— Ну, в общем,— это секта зомби-садистов — добавил в мутную речь командира своё слово Сашок. Он тоже чувствовал, что «плывёт», и что пора уже спать.
    Брякнувшись на свою койку, Сашка сразу же отключился, но под утро ему приснился сон,— будто лежит он в засаде и видит как совсем рядом человек (весь в чёрном) запрыгнул сзади на Женьку Васильева и громадным тесаком пытается отрезать ему голову. Сашок рвётся с места на помощь, а сам рукой двинуть не может. И вдруг видит: «чёрный» уже лежит с отрезанной головой. А Женька повернулся к Сашке лицом и смеётся. Заливисто так смеётся — и ни царапинки на нём, и лицо чистое, светлое, как у Ангела.
    А Сашку вдруг затрясло, как в лихорадке… и слышит он сквозь сон:
— Давай, давай вставай браток, все уже построились. Тридцать секунд тебе, чтоб одеться, как молодому. Тут Сашка совсем очнулся и видит, что трясёт его новый ком взвода, и морда злющая у него, как у волка.
    Потом, когда прилетели на чужую землю, инструктор задание каждому разъяснил. Своё задание Сашка запомнил дословно, хотя общая акция рисовалась довольно смутно. Смысл был в том, что все, кто уйдёт ночью во вражеское расположение, заложат взрывчатку — каждый в своей точке, а рванёт всё одновременно утром, когда бойцы будут уже в безопасности. На месте оставались только инструктор, ком взвода и два бойца.
    Сам Сашок должен был в сумерках уползти в заданный квадрат и ждать полной темноты. Этот сектор накануне обрабатывался ракетами, и наверняка будет попадаться разбитая техника и трупы вражеских военных. Сашкина задача состояла в том, чтобы заложить взрывчатку в том месте, где должны были состояться похороны какого-то вражьего большого начальника. И на эти похороны ожидался приезд многих крупных управленцев и военных. «Не хилая акция!» — подумал Сашок и, очнувшись, разлепил второй глаз. Время пошло…
    Ночные зарницы стали бледнеть и гаснуть, одна за другой. Наконец воцарилась настоящая «тьма египетская». Сашок напялил «ночные глаза» и пополз. С «ночным видением» всё относительно различалось. Впереди, на возвышении стоял большой чёрный дом, к нему вела лесенка.
— И здесь лестница — усмехнулся боец.

Чёрный дом
Сашок снова пополз. Вставать было нельзя, потому как не было никакой гарантии, что где-нибудь в этой чёрной долине смерти не притаились враги. Наконец, вот и лестница. Боец по детской привычке пополз рядом, а местами и под ступеньками. Вот он уже совсем близко. Окна у строения были плотно зашторены, у двери курили двое наёмников. Тут и присматриваться было не к чему — негры. «Ночные глаза» Сашки хорошо работали. Сашок стал ждать, когда они докурят. Один затоптал бычок на крыльце, а другой бросил его в кусты,— как раз в то место, где прятался ночной герой.
— Вот ещё гад —злился боец. Ну, сейчас вы у меня успокоитесь… Сашок достал баллон с газом, натянул шланг, просунул его в щёлку и переключил краник. Газ пошёл в дом. Через пару минут Сашка услышал стук падающих тел. Он сразу надел респиратор и вошёл в дом. Внутри стоял полумрак, но боец уже видел: двое лежали на полу, а ещё трое развалились в креслах.
—До утра проспят, как миленькие, — с полным удовлетворением подумал Сашок. Но он задерживаться не стал, так же, как и обыскивать спящих. Времени было в обрез. В следующей комнате на столе стоял большой чёрный гроб. «Всё прям как в сказке, что я рассказывал пацанам» — усмехнулся Сашка. Быстро засунув взрывчатку под голову трупа, он повернулся было уходить, как вдруг услышал протяжный жалобный стон и вздох из гроба. Кроме покойника вздыхать было некому. Нервы у Сашки и так находились на пределе, но он удержался от резких движений,— он только оглянулся — покойник лежал на месте. «Это всё, наверное, оттого, что я пошевелил его — подумал боец. Мёртвый, гнида, а ещё вздыхает. Вздыхать и визжать будешь в аду на сковородке — скотина!» У Сашки внутри всё кипело, но внешне он всё делал чётко и правильно, как робот.
Быстро и бесшумно выйдя из дома, он смотал шланг и засунул его в рюкзак вместе с баллоном,— выкину в перелеске… а газ отличный, сильный, без запаха и отчего уснула охрана, никто не догадается — мелькали мысли в мозгу. Между тем, Сашок уже довольно далеко отполз от «объекта». Уже совсем рядом темнел перелесок, где можно было встать, скинуть всё лишнее и пробежаться налегке.

Принцесса
   Не успел боец заползти за кусты перед леском, как услышал знакомый слащаво-зловещий звук скрипки. Скрипач был тут как тут. Он сидел, раскачиваясь по привычке на ветке ближайшего дерева, и ещё только как бы настраивал инструмент. И тут Сашка наткнулся на бесформенную кучу тряпья, рядом лежала снайперская винтовка. Боец плюнул со злости в сторону: «И тут придётся разбираться!» И уже не обращая внимания на действия скрипача, Сашок разворошил спецодежду снайпера, и даже отпрянул от неожиданности — на него с болью глянули большие красивые девичьи глаза. Личико было вымазано камуфляжной сажей, но и оно показалось бойцу весьма симпатичным. Девица прерывисто дышала, взгляд был отсутствующим, но когда Сашка плеснул ей из фляжки спиртом в губы, она вся дёрнулась и очнулась.
— Сразу говори! — прохрипел боец, приставив ствол к голове девчонки.
— Я — своя, я — русская! — прошептала снайперша.
— Ну вот, теперь слышу — чисто базаришь,— чуток расслабился Сашок.
— Дай глотнуть! — потянулась она к фляжке, но тут же вся скрючилась от боли…
— Подстрелили, что ль? — протягивая фляжку, посочувствовал лазутчик.
— Хуже,— между жадными глотками хрипло прошептала девица. Как только поймали,— всю изрезали… Не жить мне. Но, ты должен выручить меня. Ты же русский… Я сама не могу…. И снова стала жадно глотать спирт…
— Стой! Ты так у меня всю спиртягу выпьешь — сердитым шопотом остановил её Сашок. «Мне ведь не жалко, только немножко на всякий случай надо оставить. Три километра до своих осталось…»
— Ох, полегчало,— еле заметно улыбнулась девица.
— Давай, я тебе вколю кой чего, сразу повеселеешь. А потом дотащу до своих — предложил Сашка. Однако видел он, что этой соратнице недолго осталось дышать…— Нет, я и так вся развалилась — тихо прошептала девица,— ты укол-то мне сделай двойной, чтоб не так страшно было, а потом… сама уйду.  И ещё: всё что было у меня эти чёрные забрали, а фотку  дорогую я уберегла. Там, на обратной стороне — адрес парня. Это — любовь моя… Он всё меня принцессой называл. Найди его, скажи,— просто погибла. На войне как на войне… Ну всё… давай, коли!..
Сашок достал шприц, но тут - же его отложил. Он снял свой крестик и приложил его к губам умирающей. И ласково так сказал: «Целуй!» — она послушно и благодарно прикоснулась трепещущими губами к кресту. «А теперь скажи Ему: — Прости, Господи все мои грехи и возьми душу мою к Себе…» Она повторила. Откуда взялся у Сашки этот священный порыв, он и сам не знал. Только точно уверен был в том, что так надо было сделать.
Сашка опять взял шприц, снял с иголочки колпачок и, не успев кольнуть принцессу, услышал:
— Ой, хорошо! Господи, как хорошо! Улетаю к Тебе!!!  Девушка дёрнулась пару раз, словно крыльями взмахнула и замерла.
А скрипача уже не было на дереве. «Видно, у таких «музыкантов» дел всегда множество на войне» — подумал Сашок.

Просто чудом
— Слава Богу!— облегчённо подумал боец. Тихонечко закрыл он распахнутые глаза ушедшей соратнице и надел свой крест.
Подбежав к перелеску, Сашка решил перед последним броском пару минут отдохнуть.  Он сел и привалился к дереву, а горизонт уже начал понемногу светлеть. Постепенно на бойца стала накатывать бархатная волна мирового покоя и глаза автоматически захлопнулись. Сашка сделал усилие над собой и разлепил их, но веки настолько отяжелели, что волей-неволей пришла предательская  мысль,— мол… ну… только на пять минут отключусь, а потом…  рвану вперёд…
Назойливый и противный комариный зуммер звучал вдалеке и постепенно приближался. И вдруг взревел бензопилой в ушах, подбросив Сашку на месте! Чёрный мир вокруг заметно просветлел и Сашка чётко увидел, что напротив него на ветке сидит, раскачивается знакомый скрипач и настраивает свою смертельную музыку.
—А что я с ним церемонюсь — вдруг подумал Сашка — сейчас он у меня попляшет и запоёт! Боец достал оружие и сразу полоснул по веткам, где сидел наглый музыкант. Ветви брызнули в разные стороны, их срезало, как ножом. А скрипач, как вертолёт, с комариным визгом поднялся в воздух, завис над кустами на несколько секунд и вдруг бросился на Сашку! Боец мгновенно спрятался за дерево и уже из укрытия ещё раз полоснул по врагу… и тут же снова скрылся за стволом. Послышался тупой, тяжёлый удар в дерево! Сашка выпрыгнул, кувыркнулся и лёг наизготовку. Приглядевшись, он увидел врезавшийся в дерево беспилотник. Летун ещё жужжал, но лопасти были сломаны и он уже не мог взлететь. Однако выстрелить он ещё мог… Сашка прицелился и добил настырного комара. Потом подошёл ближе, приподнял его за крыло, взглянул в зрачок  видеокамеры и прохрипел: «Вот так будет с каждым!» И со всей силы шваркнул его о ствол дерева! Внутри у него опять всё кипело! А хитрый скрипач вновь материализовался,  он выполз из мутного воздуха и, как ни в чём не бывало, поднялся над сереющими кронами деревьев и бесшумно полетел, словно большая летучая мышь навстречу новым смертям. Сашка вздохнул, плюнул ему вслед, пиннул дохлого железного комара и вразвалочку направился в глубину леса. Постепенно, войдя в ритм бега, в Сашкино сердце вошла радость свободы и удовлетворение от выполненного долга. А что будет впереди, ему в этот момент и не нужно было знать…