Сполох. Часть 2. Глава 1. Кризис и жизнь

Татьяна Эхо
                ЧАСТЬ 2. ЗАГНАННЫЕ В УГОЛ
               
                ГЛАВА 1. КРИЗИС И ЖИЗНЬ
               
                1

     Было лето 1998 года, время перемен, раздела собственности. В результате этих перемен богатела лишь небольшая часть населения, а народ погружался в беспросветную нищету. В тот год повсеместно задерживали зарплату, «кормили» обещаниями, просили потерпеть. Страдали многие, но лишь единицы догадывались о масштабе катастрофы. А кто и догадывался, то большее, что он мог тогда сделать, это спасти своих близких. Сергей работал в те годы военным ветврачом и, как все военнослужащие, несколько месяцев не получал зарплату. Долго Наталья ломала голову, как добыть ребенку на молоко. Что же, решение пришло не новое - стать уличным художником. Им она была в родном городе, и в посёлке, где в первый год было дано временное жилье. Когда вопрос встал о выкупе в рассрочку квартиры в краевом центре, Сергей колебался, не хотел. Он любил покупать аппаратуру, мечтал об автомобиле, а свекровь советовала купить Серёже машину на деньги с продажи дома: «А квартиру как-нибудь потом дадут!» Ната уже хорошо усвоила, что сейчас никому ничего не дадут просто так. Чтобы убедить Сергея, что покупка квартиры не ляжет на него тяжким бременем, она вынуждена была, не досидев декрета, сдать полуторагодовалую Любашу в сельский детский сад и писать портреты. Она выполнила все возможные в этом посёлке заказы, зарабатывая на питание. А Сергей купил за это время хороший видеомагнитофон с телевизором. Покупая что-либо, он никогда не советовался с женой. С большим трудом давались права выкупа однокомнатной квартиры, и, не прожив в деревне года, они переехали в го-род, в новую однокомнатную каморку площадью с «хрущёвку».
     Договор был с множеством подвохов, и выплатить долг безопаснее было как можно раньше. Но Сергей распорядился: «По распечатке, и ни копейки сверху!»
Наталья устроилась на работу на третий день по приезде в ближайшей школе, но зарплата была ничтожна мала, и её так же задерживали, как и военным. После работы Ната стала регулярно ходить на заказы, но из нужды семья не выбивалась. В тот год в небывалых масштабах горела тайга, раньше такого не помнили. Говорили, что поджоги выгодны предпринимателям. В городе дышать было трудно от плотной завесы дыма. Полсада переболело вирусной пневмонией, попала в больницу и Любаша. Пришлось Наталье лечь с ней, и в первую же ночь, когда Сергей заступил дежурным по части, квартира была ограблена. Унесли отпускные Сергея и всю его аппаратуру. В рабочем районе, где жили Сергиенко, крали не у тех, кто богат, ау тех, кто беден и беззащитен. Люди, обобранные государством до нитки, зверели. Общак, находившийся в соседнем доме, безжалостно контролировал каждую квартиру. Крали даже бельё с балконов и вообще всё, что плохо лежит. Денег не хватало ни на что: ни на питание, ни на взносы за квартиру и коммунальные платежи. У мужа был отпуск, но подработать было негде. Наталья взяла положенный после пневмонии месяц больничного по уходу за ребенком и целыми днями бродила с красками по рынкам, оставив мужу Любашу.

                2. «МАСТИНО»

     Наталья всегда хотела быть с дочерью, читать ей книжки, учить стихи, как это велось у Тищенко в роду, но жизнь внесла свои коррективы. И замелькали перед глазами рынки, магазины, киоски. Платежеспособны были в основном лишь работники торговли, они заказывали портреты. Случалось, Ната работала с открытия рынка до закрытия, а иной раз до вечера не могла найти заказчика. Краевой центр не очень велик, здесь нет Арбата, где художникам позируют приезжие со всей страны. И, перемещаясь по городу, Наталья не пропускала бедных районов с редкими магазинчиками, киосочками. Как-то бродила она до полудня, безуспешно предлагая свои услуги. Трудно найти желающих в Индустриальном районе с остановившимися заводами. А на уцелевших предприятиях зарплату не платили больше года. Вдруг Ната увидела богато одетую дамочку, ведущую на поводке… нет… не собаку - просто бегемота. Не думай она тогда о голодном ребенке, вряд ли бы решилась приблизиться к такому чудовищу. Пришлось заговорить с надменной хозяйкой, показать образцы, оставить свой адрес. Напоследок Ната спросила:
     - А что за порода у вашей собачки?
     - Мастино, - гордо ответила госпожа и вновь приняла чванливое, неприступное выражение.
     Наталья долго шла пешком на Красную Речку, и лишь там к вечеру удалось найти два заказа. Домой она возвращалась с сознанием выполненного долга, сегодня близкие будут сыты. Было уже больше двенадцати часов, трамваи и автобусы не ходили. Ната шла по трамвайной линии, озарённой бледным светом ночных фонарей, вспоминался прошедший день. В памяти мелькали лица, палатки, кричащие рекламные щиты и, конечно, ужасный пес. Надо же, такое чудище! Раньше бы она обошла его за квартал, а где же сейчас страх? Ната идёт по пустой улице ночью, и ей совсем не страшно. Голова кружится от усталости, ноги гудят, в сердце - пустота. Да, где-то в глубине прочно сидит понятие о долге, она идет, спешит. А с другой стороны, появись сейчас на пути какой-нибудь негодяй, приставь нож… Может, это и есть спасенье? Закончится этот кошмар, унижения, бесправие, безысходность. Имеет ли она право так думать? Но вот что-то темнеет впереди. Что ж это? Ната подошла ближе. Перед ней силуэты женщины и огромного пса. Пес упрямится, пытается лечь на шпалы, но она с силой тянет за ошейник, поднимая его над полотном. Какой он огромный! Мастино!
     Насыпь высокая, по краям овраги. Спуститься в овраг? Обойти? Нет уже сил. И Ната не тормозит, идет вперед. Вот уже близко.
     - Женщина! Собака не укусит? - Женщина развернулась к Наталье лицом, приглашая широким жестом:
     - Не укусит! Проходи!
     Поравнявшись с ними, Ната просто остолбенела: «масти-но» оказался широкоплечим мужчиной, пьяным до бесчувствия. Он стоял на четвереньках, а жена постоянно дергала за шиворот своего потерявшего человеческий облик супруга. Мужчину рвало.

                3

     Ещё в селе Наталья шла на заработки и в дождь, и в снег, и в лютый мороз. Каждое утро тащила в ясли по крутым склонам коляску с упирающейся, непослушной Любой и так же добиралась домой. Она почти без перерывов болела, но отдыха себе дать не смела. Тогда могло лопнуть все. Бронхит и пневмонию лечили дома. Успешно, потому что в то время Сергей ещё был заинтересован в лечении жены. Периодически воспалялся лицевой нерв, проявлялись болезни, как у матери, что мучили её при скрытой стадии лейкоза. Работать становилось всё труднее. Вечерами, в выходные, во время болезни Наталья читала дочери стихи, рас-сказывала наизусть по дороге в сад. Но девочка долго не говорила, впервые стихи рассказала только в год и одиннадцать месяцев у бабушки в Запорожье. У Наты в родне все были более ранними, и она опасалась за способности Любы, а тут ещё проклятая работа. Вскоре, после случая с «мастино», в сентябре Ната первый раз попала в гинекологию. Дома - шаром покати.
     Муж всё ещё, слава богу, в отпуске. Да рынок рядом с больницей. Между обходом, уколами, обедом Наталья успевала несколько раз сбегать на рынок, а на следующий день отдавала мужу с дочкой деньги.
     Первый же выход из больничных стен «в мир» к продуктовым прилавкам обернулся шоком. В тот день ударил кризис девяносто восьмого. По нескольку раз в день продавцы меняли таблички с ценами. Все дорожало в семь, десять раз, а главным образом - продукты первой необходимости. Казалось, мир сошел с ума. Благо, продавцы тогда были при деньгах и желали заполучить портреты. Ната не чувствовала себя больной, дома с ней бывало гораздо хуже. И, вообще, в гинекологию её периодически стали класть как будто бы для её пользы. Врачи проводили нужные им обследования на отсутствие рака, что вызывало с каждым разом ухудшение здоровья Наты. Когда она просила о реальной помощи, ей отказывали и говорили, что все нормально. О продажности гинекологов ходили анекдоты, и Нате противно было у них чего-либо просить.

                4

     То пребывание в больнице обернулось первой изменой мужа. Изменил Сергей жене с дочерью тети Нины Трушиной, Наташкой - торгашкой. Похожая на популярную тогда Верку Сердючку, вечно пьяная тетя Нина когда-то торговала с Натальиной свекровью на БАМе. Она считала себя её родственницей и постоянно вмешивалась в дела Сергея. Это семейство было олицетворением болота, в котором Ната всегда была чужой. Ради мира в семье приходилось посещать это змеиное логово. Наташка - торгашка родила от наркомана дочь, ровесницу Любы. У маленькой Дианы стоял диагноз ЗПР, что всегда больно задевало мать и бабушку. Свою боль они прикрывали дорогими платьями в кружевах и оборках из шелка и бархата. Что и говорить, у Дианы был гардероб принцессы. Но как ни старалась Наталья, в угоду «родственникам» снимая их любимицу, скрыть сущность даже умелому фотографу было невозможно.
     Зачем Наташка, напоив, затащила в постель Сергея? У неё был сожитель, кавказец, защищавший торговые точки Трушиных. Как муж, Сергей был Трушиной-младшей совсем не нужен, она искала миллионера. Да и сама Наташка, расплывчатое, серо-мутное создание, никогда не нравилась Сергею. Наверное, просто она хотела причинить боль Нате, которую ненавидела за то, что та была другая, непохожая на них, за то, что все же она состояла с Сергеем в законном браке, в то время как Трушина была матерью-одиночкой, а, главное, за то, что у Любы не стоял диагноз ЗПР, как у её Дианы. Трушины частенько старались налить Сергею, а тот и трезвый не умел врать. Придя от них, он во всём признался вернувшейся из больницы жене. Когда-то Ната боялась Веньку, изо всех сил старавшегося разрушить их семью. Теперь такую страшную, слепо ненавидящую силу представляли Трушины. Их сила была ещё и в том, что это были люди того круга, в котором прошло детство Сергея, и его всегда тянуло к ним. Ната была там совсем чужая.

                5

     Сергей всегда старался осуществить свои желания, а если на них не хватало денег, обвинял жену: «Смотри, Наташка одна, без мужа, а как развернулась! Машины каждый год меняет». Сергей всегда боялся в обществе показаться несостоятельным и разыгрывал роль успешного человека. Когда ему присвоили звание капитана, он «обмыл» погоны, свято соблюдая закон военного братства, не оставив жене ни копейки. Уже был ноябрь, кружил снег. Висели непогашенная квартплата и взнос за квартиру. Ната шла в непогоду и по копейке зарабатывала деньги. Приближался Новый год, а Сергей находился в унынии.
     - Какой Новый год без телевизора?
     - Да ты не расстраивайся, вот раздам долги, а в новом году, поверь, и на «видик», и на «ящик» тебе накоплю.
     Перед праздником Ната рисовала на стёклах рынка новогодние картинки. Стекла были тонированные и подводить контур с мелкими деталями приходилось снаружи на трескучем морозе. Приходя домой, Ната едва не лишалась чувств. «Любимый ящик» появился к Рождеству, а «видик» - через месяц. Ната умела выгодно покупать по объявлениям хорошую технику. Она не разбиралась в ней, нет, просто в беседе с продавцом узнавала все достоинства и недостатки вещей, причину продажи, не то, как психолог, не то, как следователь. Главной целью заработков Наты был выкуп в собственность квартиры. Она считала глупым тратить последние силы на вечно устаревающее, сменяющееся более современным барахло: ковры, тряпки, электронные «игрушки». Как хотела она больше заниматься своей дочерью! Заработки Наты были временны, о чём не догадывался Сергей. А ведь достаточно было подумать, как мал их город в сравнении с Москвой и как скоро будут выполнены заказы для всех желающих. Да, это не Дальнереченск какой-нибудь, но достаточно провести расчет количества рынков, банков и ресторанов, дававших клиентов, как приходило заключение о скором падении заработка.
     Краевой центр - не мегаполис и не имеет Арбата. На вокзале работать не давала милиция. Здесь Ната чувствовала себя одной из тех цыганок, которые там же пытались гадать, и их гнали, будто какую напасть. Такое случалось иногда и на рынках. Сергей вообще не понимал оскорблённых чувств и униженного положения жены. В школах карьера Наты не шла из-за её странности. Она добросовестно работала, давала блестящие творческие уроки, на которые успевала и пособия нарисовать, и стихи и музыку подготовить. Но по служебной линии всегда продвигали других. Она меняла школы. А из одной пришлось уволиться выставленной совсем в другом свете…
     Медсестра Людка из воинской части вообразила, что Сергей-капитан получает вдвое больше её прапорщика-мужа. Сперва она обхаживала Сергея, захваливая его профессиональные качества. Сергею пришлось оперировать её собаку, а медсестра-анестезиолог знала толк в операциях. Потом, когда ему дали отпуск в декабре, а Нату не отпускали в школе, он засобирался лететь к матери с ребёнком. Чтобы спасти семью, Ната просила отпуск по семейным обстоятельствам. Ей сперва дали замену, а потом представили как прогул. Сергей всегда решал все единолично и не учел просьбы жены о дате вылета. Совместный отпуск отчасти сблизил супругов вновь, хотя налаживалось все нелегко. Отношения восстановились, когда разлучница увидела, как Сергей распоряжается деньгами. В армии выплатили какую-то задолженность, и Сергей очень невыгодно купил развалюху - «Таврию», когда можно было погасить всю сумму за квартиру, учитывая накалявшуюся ситуацию с выкупом жилья. Тогда Людка сказала: «Я б на месте жены давно тебя выгнала!» Так и прекратились их отношения.

                6

     У мужа Наты возникли конфликты в части, и он упорно добивался увольнения. Сергея не устраивала зарплата, и даже бесплатный проезд не мог восполнить его жажды приобретать вещи. Несколько раз он писал рапорт об отправке в Чечню, а Ната сделала все, чтобы его туда не брали. На Украине Наталья сказала об этом свекрови, надеясь разбудить в ней материнские чувства. Но та ответила: «А что? Пусть съездит Серёжа, заработает, там сейчас хорошо платят, и о жертвах не слышно последнее время». Боже, а если его убьют, зачем рваться на эту войну, где нет ни правых, ни виноватых? Это что же получается? Как в песне:

                Жми, жми, парень,
                Жми на гашетку!
                В этом мире
                Ты — марионетка!

     Совсем недавно Ната случайно встретила на улице одного из друзей Омельяненко, который рассказал ей о гибели Серого: «Заключил Серый Омельяненко контракт с частью, ездившей в Чечню, написал рапорт. “Бабла” он хотел, и всё! У Серого ж денег никогда не водилось. А тут ещё с его националистическими взглядами Омельяненко кавказцев за людей не считал. Вот и получил пулю в висок! Нашёл, чего искал!»
     Сергей рвался расторгнуть с частью договор, а это лишало семью права на квартиру. В договоре стоял пункт: «при увольнении из части обязуюсь отдать оставшуюся сумму полностью и единовременно». Ната долго думала, где взять такие деньги, и случай привёл её в два стоявших рядом детских сада. Устроившись на платные кружки, она стала получать как успешный учитель, приближённый к директору.
     Вот только по социальному статусу она стала никем. Небольшой налог в Пенсионный фонд - вот и вся страховка. А больше никаких социальных гарантий. Нате удалось скрыть от мужа больше половины зарплаты, и следом за его тремя сотнями рублей по распечатке она стала докладывать тысячу. Лёд тронулся, и долг быстро стал таять. Ната молча сносила упреки в низкой зарплате, выслушивала откровения об успешных женщинах: продавцах, кондукторах, водителях троллейбуса. При учительском рабочем дне её зарплата была не меньше, чем у продавца. Она больше выкраивала времени на книжки и занятия с дочерью.

                7

     Когда Любе было пять лет, Наталья заболела пневмонией. Оставалась совсем небольшая часть долга. А Сергей со страшной силой рвался из части. Десять дней Ната работала, нося с собой шприцы. Но холодная зима не давала выздороветь. Стало понятно: если не взяться серьёзно, последствия будут как тогда, в девятнадцать лет. Сергей был в то время ещё увлечён медициной, и имелась некоторая связь с госпиталем. Он очень умно назначал лекарства, что признавали врачи, работавшие с ним. Ната на время оставила работу и забрала Любочку из сада. Помогала медсестра Ира, жившая по соседству. Но она часто бывала на дежурстве. Как- то Сергей задержался у любовницы, а Ната подумала: «Ну сколько можно зависеть?» И попала в вену сама. Она училась ставить капельницы, а дочка, наблюдая, стала, наконец, играть в больницу. До этого порождённые американскими мультфильмами игры «в животных» вызывали опасение матери за умственное развитие Любы.
     Наталья читала дочери множество книжек, играла с ней, пытаясь восстановить упущенное. Любе было пять лет, пора задуматься о школе. Чтобы, не имея денег, устроить в хорошую гимназию, единственный выход - отдать в пять лет на подготовительные курсы. И не всё, что там делается, идёт на пользу ребёнку, но выхода нет. Если тебе нечем платить, придётся работать в три раза больше. Эту мысль пыталась Наталья внушить Любаше. Но та как будто не понимала. Она любила слушать книжки, но, казалось, не по зову сердца, а по привычке, которая была очень неустойчивой. Больше всего ей хотелось бегать, бегать и бегать.
     Болезнь Натальи постепенно сближала её с дочерью, но оставалось то же чувство неуверенности, что и в отношениях с супругом. Наталья   с воодушевлением читала ей те же книжки, которые когда-то читала её мама. Над складным креслом Любы появились с душой выполненные рисунки Гавроша, Мальчиша-Кибальчиша, Жанны д’Арк. Проникновенно прочитанные стихи Пушкина Люба не запоминала непроизвольно, как Ната. Приходилось заучивать каждый год по дороге в сад, потом они забывались. Зато Люба наизусть знала мультфильм «Король Лев», сценарий которого лежал в основе большинства её игр со сверстниками. Ната пыталась воссоздать обстановку, в которой ей мама читала «Зимний вечер». Когда за окном кружила вьюга, а в доме вдруг выключали свет, Ната открывала штору, ставила на подоконник свечу и читала любимые пушкинские строки:

                Буря мглою небо кроет,
                Вихри снежные крутя…

     Она вспоминала зимние вечера в своём ветхом домике, вой ветра в трубе, хлопанье ставен. Может, она жила ближе к природе? Наталья старалась при любой выпавшей возможности вывезти дочь в лес, на озеро.
     Ната болела три месяца. Правильное лечение помогло на четыре года избавиться от других хронических болезней, что позволило ей работать в прежнем ритме.

                8

     Сергей всегда был окружён личностями из мещан, наподобие Трушиных. Они все липли к нему, искали выгоды. Воинская часть располагалась среди частного сектора, наводнённого криминально-кулацкими элементами. Кто-то закапывал цистерну спирта в огороде, кто-то скупал краденый металл, кто-то гнал самогон. И у всех у них мычала и хрюкала скотина, что было главной причиной горячей любви к ветеринару.
     Однажды Сергея вызвали из части в незнакомое подворье. Корове попала в глаз заноза. Вызванный официально ветврач сказал, что глаз не спасти, развернулся и ушёл. Сергей делал операцию в ужасных условиях. Обезболивающее подействовало, но корова ритмично поворачивала голову, обездвижить было нечем. Глаз остался цел, но Сергей сказал, что останется бельмо.
     Когда он через некоторое время пришёл проведать корову, то встретил там рыжую красавицу с огромными глазами и пушистыми ресницами. Бельма не было. В тот год удался небывалый урожай помидоров, которые продавали за символическую цену. Хозяйка, недолго думая, наполнила ими пакет.
     - Вот спасибо, Серёжа! А молока дать не могу, оно у нас на продажу. Заходи ещё.
     И Сергей заходил. В этой семье имелось также стадо свиней, которые нуждались в его помощи.
     А с работой у Наты было опять напряжённо. Один за другим закрывались детские сады, притом в первую очередь те, где к ней лучше относились и давали заработать. Чем менее порядочен был начальник, тем больше у него было шансов на победу. Но Ната упорно продолжала платить взносы за квартиру, оставалось совсем чуть-чуть.

                9

     Как хотелось Наталье отдать дочь в специализированную английскую гимназию! Но её там гнали едва не метлой.
     - Вы проверьте знания девочки, она уже очень многое знает по-английски! - просила Наталья
     - А зачем?
     - Мы хотели бы избрать это своей профессией.
     - Вы кто?
     - Учитель ИЗО, художник. Я пишу картины, может, вам надо?
     - А ваш муж?
     - Офицер, военный ветврач.
     - А зачем вашей дочери английский?
     Наконец, Ната нашла гимназию уровнем пониже. Удалось приобрести учебники и кассеты точь-в-точь, как в школе с углублённым изучением английского языка. Решили заниматься вместе с дочерью. А здесь всё-таки английский лучше преподаётся и с пятого класса второй иностранный язык. В гимназии были высокие требования к математике, что пугало Наталью. Люба проявляла по этому предмету весьма средние способности. Но выхода не было. Наталья внушала дочери, что необходимо упорным трудом на курсах заслужить право учиться в лучшем классе с двумя иностранными языками.
     Наталья часто вспоминала Веру Александровну, которая до сих пор, наверное, стоит за свои убеждения, ведёт пропаганду среди студентов.
     «Но что же делаю я?» Уклад жизни краевого центра сильно отличался от её городка. Здесь трудно было найти единомышленников. В её доме обитали в основном начальники, сытые и довольные жизнью. Доведённая до отчаяния беднота из сосед-него двора и бараков опустилась. Там либо пили до свинства, либо шли грабить «на большую дорогу». В этом дворе находился и наркопритон, вся земля была усыпана шприцами.
     В крае жило раза в три больше спецпереселенцев, чем на родине Наты, что наложило отпечаток на политические взгляды людей.
     Когда-то в роддоме, вглядываясь в личико совсем непохожей на неё дочери, Ната думала: «Неужто всё закончилось? А вдруг я даже не смогу передать ей то святое, что переполняет душу?» Теперь Ната думала, что, может, единственное, что можно сейчас сделать, - передать дочери это святое, чтобы не угасло. А ещё ей надо дать образование во что бы то ни стало, иначе она упадёт на дно, станет беспомощной, как те из соседнего двора.
     Ната вспомнила, как в первые дни своей жизни в большом городе она встретила в автобусе старушку, прижимавшую к груди портрет Сталина. Ната не знала её имени, но они узнавали потом друг друга, где бы ни встречались. Старушка была художником. Для большинства людей, окружавших сейчас Нату, образ Сталина ассоциировался с репрессиями. Буржуазная пропаганда отменно поработала! Может, портрет Ленина был бы здесь уместнее? За исключением старушки, Ната не встречала единомышленников.
     В конце ноября у Сергея была последняя возможность отвезти семью на запад. Он увольнялся из части. Ната погасила все взносы за квартиру, о чём Сергей пока не догадывался. И был спокоен. Ната просто с ума сходила от его безответственности. Любе месяца не хватало до шести лет. Но надо хоть в таком возрасте показать ей мир, помочь запомнить, а где забудет, сфотографировать. Ната водила дочь по Москве, рассказывала о каждой картине в Третьяковке, использовала все свои внутренние силы и артистизм, чтобы истинные ценности вошли Любе в душу. Были в Большом театре. Да, на «Хованщину» малышку не поведёшь, но есть классические оперы по сказкам. Люба наряжалась потом в костюмы и талантливо подражала голосам артистов.
     Из Москвы поехали в Запорожье к бабушке, затем в Киев, где девочка подружилась со своей троюродной сестрой Олень-кой, талантливой художницей, тонкой натурой. Ната очень любила свою племянницу. Они вместе гуляли по Киеву, и не думала Ната, что видит Оленьку в последний раз. Жестокая машина капитализма давила талантливые личности, происходящие из бедных семей. Однокомнатная квартира, нехватка денег на краски, невозможность попасть в театр, когда он, казалось бы, рядом. А ещё болезнь, которую не лечат без денег. Любящие родители не всегда в силах защитить ребёнка от чёрной бездны, от того сжимающегося кольца нищеты и безысходности. Оленька смеялась, играла с Любашей, рассказывала о жизни Киева, об искусстве, о своей трудной любви. Может, нотка отчаяния уже и сквозила во всём. Оленька - худенькая, нескладная. Лицо с неправильными чертами хоть и не было красиво, но завораживало глубиной и утончённостью. Такой и осталась она в памяти Наты и её дочери.
     Заезжали к тёте в Бердичев. И там всё та же беспросветная бедность! Вернулись в Запорожье, были в деревне у бабушки Сергея. Нату поразила чудовищная нищета крестьян на такой богатой украинской земле. Здесь большинство выступало за Советскуювласть, кругом кидали умные листовки. Но результаты выборов в корне отличались от того, что можно было предположить, разговаривая с людьми. «От нас сейчас ничего не зависит, Буш у нас президент!» - сказал как-то смышлёный муж свекрови. Он знал много украинских прибауток не в пользу нынешней власти. Да, украинцы, пожалуй, поактивней русских, но почему же ничего нельзя изменить?
     На обратном пути опять бродили по Москве, общались с родными. Нате интересно было со своей двоюродной сестрой Анной и племянниками. Они учились в лучшей английской спецшколе, много могли рассказать интересного. Анна возила своих детей по всему миру. Ната с замиранием сердца слушала их рассказы и смотрела фотоальбомы о Париже, Венеции, Лон-доне, Словении… Да… где только они не были! Анна никогда не несла себя так высоко, как начальство английской гимназии, отказавшее Нате. С ней можно было говорить обо всём, утоляя духовный голод. Здесь все играли на фортепьяно, любили живопись. А Сергей во время этих бесед запирался в комнате и смотрел телевизор. И в Хабаровске он сторонился немного-численных друзей Наты, всё больше тяготея к мещанской среде.

                10

     По возвращении начался упорный труд в подготовительном классе гимназии и лучшей музыкальной школы города. Как далеки от истинных знаний и культуры были эти заумные тесты! Не обладавшая высокими способностями к наукам, Люба занималась с мамой по четыре часа в день, и это после четырёх уроков! Занятия шли четыре раза в неделю. Это было необходимо, чтобы набрать абстрактный балл, а ведь сколько чудесных книг можно было за это время прочесть! Не хотелось остаться на задворках. Но предложенные развивающие занятия и в подготовительном классе, и в начальных по системе Занкова, казалось, лишь развивали деловые качества, а душа оставалась слепа и глуха. Многие задания откровенно не соответствовали уровню развития детей данного возраста и делались родителями, репетиторами, гувернантками. Каждый день занималась Ната с дочерью углублённым английским. Умно составленные учебники и аудио-записи помогали быстро достичь успеха. Единственный предмет, в котором блистала Люба и вышла на первое место, был английский. Сопровождая дочь в музыкальную школу, Наталья брала темы топиков, контрольные, экзаменационные билеты у блестящих барышень из английской спецшколы. Но Люба не ладила с детьми высокопоставленных родителей ни в музыкальной школе, ни в гимназии.
     С четырёх лет дружила она с соседской девочкой Радой и никого больше к себе не подпускала. Семья Рады была ей вторым домом, а среди ребят во дворе она упорно пыталась добиться популярности. Сперва её не признавали, даже били, но после заступничества цыган, братьев Рады, её сторонились, а Наталье испуганно шептали: «Она у вас с “цыганями” дружит…» Признание двора слишком много значило для Любки.
     Мать Рады, красавица Лиля, возможно, происходила из обрусевших цыган, чего точно никто не знал. Бывший муж, отец троих её детей, жил в таборе. Лиля работала в известной платной больнице и была любимой женщиной одного очень влиятельного в городе человека. Она сопровождала его в рестораны, в боулинг и на прочие светские мероприятия. А трое детей от первого мужа цыгана росли сами по себе. Старшие, Мишка и Васька, заправляли по дому, пока Рада была мала. Но постепенно все домашние обязанности были переложены на её плечи.

                11

     С первого класса у Любы начались проблемы в гимназии. Заслуженная учительница, считавшаяся звездой, набрала к себе в класс детей из очень видных семей города. Их родители были профессорами, работали в администрации, в министерствах, руководили крупнейшими фирмами. Люба не только не принадлежала к их касте, но и не желала воспринимать хорошие манеры. Если в Наталье и не было светской чопорности, то она с детства горела желанием учиться, обладать грамотной речью и тянулась к прекрасному. В детстве Ната иногда хулиганила, играла в войну, но не без меры же! Любка с Радой, вырвавшись на улицу, становились неуправляемыми. Они лазили по деревьям и заборам, разрисовывали стены и приходили домой грязные как черти. Вся одежда и обувь на Любке просто горела, а купить новую было не на что. Выходя из гимназии, девочка прыгала с крыльца на дерево в новом плаще, стоившем для семьи целого состояния. Приходилось штопать, а в заштопанной одежде здесь никто не ходил. Но что удивительно, дети, для родителей которых купить одежду не представляло особых усилий, никогда не рвали и не пачкали её. Они ходили степенно, ведя светские разговоры по сотовым телефонам. Одноклассники называли Любу «бичихой». Учительница требовала перевода девочки в школу по прописке. Часто при детях она кричала: «Убирайтесь из нашей школы! Вы неблагополучные!» А Люба к тому же не обладала маминой жаждой знаний. Приходилось сидеть допоздна по три часа и разжёвывать заумные задания.
     Отец теперь работал водителем автобуса, постоянно попадая в истории и наживая долги. Закрыто было три детских сада в районе, где жила Ната. Она работала в одном уцелевшем с не самой лучшей заведующей. Её защищала подруга, Евгения Валентиновна, пользовавшаяся в саду авторитетом. А заведующая постоянно оскорбляла Нату, называя её не вполне полноценной. Приходилось терпеть унижения, чтобы иметь хоть какую-то зарплату. Сергей всё больше корил Наталью за низкий заработок. Жена уже не могла работать как раньше, здоровье слабело, она всё меньше успевала по дому, а занятия с дочерью отнимали уйму времени. Многие друзья Сергея говорили: «Пусть учится в простой школе!» Но если уровень подготовки Любы и был не высок, то Ната видела, насколько ниже уровень предоставленных себе детей, и приходила в ужас. К тому же природные способности к наукам у многих из них были выше, чем у её дочери. У Любы ярко проявлялся лишь артистический талант, а идти из бедной семьи в театральный вуз, по словам соседей, означало «не по одёжке тянуть ножки». Чиновникам было плевать на образование народа. Даже в гимназии программа, которая, как говорили, учит думать, не оставляла места для чтения умных книг, заставляя сидеть за отнимающими массу времени заданиями, напоминающими бухгалтерские отчёты.
     «Из нас тогда делали винтики, — думала Ната, — но мы много читали, обсуждали всем классом поступки и характеры героев, говорили о нравственности. Нас учили с большой буквы писать слово “Родина”».

                Нет на свете Родины дороже…
                Надо всё нам сделать для неё,
                Чтобы день, который нами прожит,
                Каждым часом радовал её.
     Нет, эти строки стихотворения Исаковского не навязывание идеологии! Как раз без Родины, без книг, без умения думать о поступках, людях и жизни вокруг человек становится винтиком. Винтиком, способным лишь решить ребус «выгодно - не выгодно, прибыльно - не прибыльно».
     Но чтобы получить образование, надо выполнять всё, что задают. Как же внушить это Любе, которая с детства жила лишь движениями души: «хочу» и «не хочу», чем сильно походила на отца. Если он захотел купить игровую приставку, то взял её перед отъездом в Москву, не оставив ни копейки на театры и музеи. Хорошо, Нате тогда подвернулся заказ, а тоне увидела бы Любаша ни Третьяковки, ни Большого театра. Видно, ценность приставки была для Сергея выше.
     Разные ценности были постоянным предметом раздора в семье, а Трушины всячески это подогревали. Их Диану не взяли в лицей, а предложили вспомогательный интернат. Тётя Нина, конечно, нашла учительницу, которая взяла её в обычный класс, а всю вторую половину дня занималась с ней как репетитор. Но поступление «бичихи» Любки в гимназию вызвало взрыв ненависти всего трушинского семейства. Поток грязи лился в адрес Наты и Любаши, а вода, как говорится, и камень точит.
     Друзья всегда были для Сергея большим авторитетом, чем семья, но на этот раз Трушины переусердствовали, и пять лет семьи не встречались.
     Для Любки друзья тоже были превыше всего, и она всегда ценила мнение Рады. «Зачем на уроке руку поднимать, лучше не высовываться!» «Читать? Да это же скучно!» Рада не носила цыганской одежды, не танцевала национальных танцев. Главным для неё был лозунг: «Не выделяться!» Рада с Любой долго играли в животных, стоя на четвереньках и передавая дословно диалоги из американских мультиков. Особенно любим был ими «Король Лев». Ната изо всех сил пыталась прочитать между уроками «Русалочку» Андерсена и многое другое, что могло заполнить душу, но «Король Лев» был сродни индийским «слезовыжималкам» и агрессивно шёл в наступление.
     Временный разрыв с Трушиными ненадолго восстановил мир в семье. Но свято место пусто не бывает. Когда дочь закончила первый класс, Сергей стал водителем «газели» и тут же подобрал беспризорника. Наталья так хотела перевести Любу в английскую спецшколу, и был момент, когда могло «подфартить». Коммерсанты никогда не платили долго рабочим хорошую зарплату, это случалось, когда рабочих нужно было для чего-то привлечь. И в этот момент Сергей подобрал маленького воришку, благодаря которому семья вновь не могла вырваться из нищеты. Он позволял своему подопечному, которого звали Вовчиком, безнаказанно красть, а ведь кондуктор в «Газели» был вовсе не нужен. Мальчишка не учился, портфель пылился под сиденьем. Намекая на то, что Вовчик отнимает хлеб у Любаши, Наталья лишь нарывалась на оскорбления. А мальчишка не становился оттого, что ему протянули руку, добрее и благороднее, а лишь всё сильнее превращался в подонка.
     Как-то и Новый год пришлось встречать с «Ворчиком». Но не растерявшаяся Ната тут же сделала его Дедом Морозом, а потом привлекла   к домашнему спектаклю «Стрекоза и Муравей». Наталья всегда проводила дома театрализованные праздники. На всех детях были костюмы. На Хэллоуин учили на английском языке стихи и сценки, как в английской спецшколе. Снимали на камеру. Записи Наталья показывала учителям английского языка, чтобы знать, на правильном ли она пути. На Новый год она всегда мастерила Любе костюмы. Особенно хороша была девочка в костюме бабочки из жёлтого шёлка с обшитыми блёстками крыльями. Когда у Любы возникло желание рисовать, Наталья организовала занятия по программе художественной школы для дочери и двух её подруг, Рады и Тани. Рисовали за мольбертами, которые невероятными усилиями втискивались в тесную квартирку. Кроме рисунка и живописи Ната умудрялась проводить скульптуру, прикладное искусство, историю искусств. Наталья рассказывала детям о художниках, читала книги. Но Рада книг не выносила, а это сильно влияло на Любку. Годам к десяти мнение подруги стало эталоном. Разглядывая купленные вещи или просматривая новый фильм, Рада выражала своё мнение двумя короткими словами «ня-я-я» и «отстой». Люба ни за что не надевала вещь, названную «отстойной». Приходилось постоянно бороться за формирую-щееся мировоззрение дочери. Когда приехал Бурятский театр оперы и балета, Наталья купила билеты почти на все спектакли. И, к радости матери, Любаша просилась пойти на понравившиеся спектакли ещё раз.
     В гимназии вечно плелись интриги. Первая учительница, не воспринимавшая Любу, вынуждена была уволиться в начале третьего класса, после того как оскорбила внучку министра.
     Ушла диктатура, и Люба захотела учиться, исчезли тройки по математике и окружающему миру. Математику брали трудом, гуманитарные предметы давались легче. Но родители учеников были недовольны переменами и постоянно строчили доносы на новую учительницу. Началось давление с целью прежней постановки оценок. Наталья упорно занималась с дочерью, уговаривала её бороться, преодолевать задания повышенной трудности, не сникать, не сдаваться, но Люба в то время была не борец. Детей пересадили так, что на втором варианте оказались прежние хорошисты и отличники, а на первом те, кому надо было занизить оценку. На первом варианте обязательно одно задание теста давалось повышенной трудности. Наталью несправедливость выбивала из колеи. Она добыла увиденную у учителя книжку с олимпиадными заданиями, которые Любе были не по силам. Через тяжёлые конфликты и компромиссы четвёртый класс был окончен без троек. На следующий год Любу и её подруг приняли в третий класс художественной школы. В гимназии классным руководителем Любы стала любимая «англичанка». Но всё было не слава богу. Родители писали на неё жалобы, кричали о несоответствии должности. Люба халатно относилась к математике, но ей ставили четвёрки, усыпляя бдительность, а придирались на русском и литературе, где девочка была не слаба. Наталья вспомнила, как применили такой приём к Ритке Комиссаренко. Она с детства была поражена «болезнью отличников» и, даже зная трюк, жала во всю мощь, пытаясь спасти русский и литературу, не досматривая за математикой.
     А Любка была халатна и безалаберна, как отец. В библиотеке уличной бранью покрыла она ненавистную «русычку». Та сидела за перегородкой и всё слышала. Пружина лопнула, и пошли безнадёжные «тройки». С Натальей случился нервный срыв, она при всех ударила дочь по лицу, а потом долго не могла наладить с ней отношения. Унижалась, просила не исключать. Постепенно всё успокоилось, Наталью попросили вести в гимназии кружок за символическую зарплату. Повлиять на ситуацию с учёбой было невозможно, оставалось лишь надеяться на то, что когда-нибудь повзрослевшая Любаша поступит на факультет иностранных языков и устроит свою жизнь лучше матери. Может, когда-нибудь Наталья увидит счастливых внуков, у которых, как у одноклассников Любы, будет непробиваемый щит, обусловленный высоким социальным статусом родителей. Откуда такие мысли? Да просто одна из учителей гимназии раскрыла страшную тайну о том, сколько стоит статус ударника. Это равнялось оплате обучения в вузе. У Натальи таких денег не было. Не было их и у её коллеги, рассказавшей о данной расценке. Её дочь проучилась в этой же гимназии на тройки, поступив впоследствии на факультет русского языка и литературы. На инфак попасть труднее. Денег нет сейчас, а где взять их потом? Ну, допустим, случится какое-то чудо, Наталья вырвет дочь из нищеты. Но невозможно вырвать из этой капиталистической ямы миллионы людей, находящихся за чертой бедности. «Во что же я превратилась? - думала Наталья. - Работаю за мелкую подачку да чтобы дочь не выгнали, угождаю каждой мелкой сошке, чтобы не сорваться в пропасть ещё большей нище-ты и безработицы, постоянно боюсь, что муж уйдёт к другой. А как же мечты о борьбе и данная в юности клятва? Я же одна со своими убеждениями. Неужели нет единомышленников? Неужели каждый занят собственным выживанием и дрожит от страха, что завтра покажут на порог?»
     Приближался Новый год. В художественной школе его отметили рано, за полторы недели. Люба выступала в костюме Флоры, собранном мамой из китайских цветов, заколок, готовой юбки и туники. Несмотря на дешевизну деталей, костюм получился выразительный. Девочка смогла расслабиться и войти в образ, и в «художке» её, как всегда, осыпали похвалами. А вот в гимназии её всё сильнее унижали за одежду и называли бичи-хой. В день, когда должен был проходить новогодний концерт в музыкальной школе, Наталья вела кружок во втором классе. Во время занятия дверь с шумом распахнулась, и Любка бросила матери в сумку учебники и пакет с сапогами. Оделась и пошла зимой в туфельках.
     - Любочка, стой! А сапоги?
     - Я буду ходить в туфлях, пока ты мне модные сапоги не купишь! Сама как бичиха ходишь, хочешь, чтобы и надо мной смеялись!
     Наутро у Любы повело набок шею. Покорно она выпила таблетки и надела старые сапоги, замотала шею шарфом. На следующий день всё прошло.
     Дома на Новый год по традиции ставили спектакль с участием Любы - Флоры, Тани - синей птицы и Рады - белой бабочки. Звучала классика, английские рождественские и новогодние песни, стихи собственного сочинения. Это был последний год счастливой семейной жизни.

                12

     Наталья уже три года как получала маленькую зарплату. Это порождало вечные ссоры. Сергей регулярно брал вещи в кредит, но, ещё не выплатив за старые, страстно желал новых. Справедливости ради скажем, что с первым кредитом были взяты посудомоечная машина с газовой плитой. Ната была благодарна, хотя являлась сторонницей того, чтобы брать меньше, но не в долг.
     Дальше Сергея понесло. Он брал кредит за кредитом и не мог остановиться. Совсем недавно он приобрёл видеодвойку в кухню за семь с половиной тысяч, а через два года, в момент острой нужды, вдруг выяснялось, что она устарела и продать теперь можно только за одну тысячу. Любка вдруг закатила скандал, требуя «крутой сотик», как у одноклассников. Широким жестом телефон был взят в кредит и сломался, не проработав и четырёх месяцев. Заменённый по гарантии телефон Любке пришёлся не по вкусу. Она его била и ломала, требуя новый, а вскоре и вовсе потеряла.
     В марте папаня взял в кредит «москвич» неплохой модели. Долг был велик, а слова жены о том, что надо брать сначала гараж, потом машину, были для Сергея пустым звуком. Когда-то их полуживая «Таврия» была продана за сумму долга хозяину гаража. Зарплата Сергея расходилась по векселям, а он всё кричал: «На что ты деньги тратишь? Не можешь экономить? Устройся на нормальную работу! Вон Ленка, кладовщица, каждый день несёт просрочку! Они в магазин не ходят, всё со склада едят. А Юлька кондуктором десять тысяч зарабатывает!»
     Юлька - любовница Сергея, которую Наталья звала Жулькой. Ею пользовался весь автопарк. В женщинах Сергей недостатка не имел.
     Вечерами он подрабатывал, подвозя пассажиров за небольшую плату. Ната стала ездить с мужем ночами на заработки. Она сидела с ним рядом, а пассажиры - на заднем сиденье. Случались приключения, была просто романтика ночных дорог. Супруги сближались в ночных поездках, и всё казалось прекрасным. Ната чувствовала, что надо чаще быть рядом. Пустоту всегда кто-то заполнял, и это было опасно.
     Летом Сергей возил семью на озёра, а когда он работал, Ната ездила на этюды поездом вместе с Любой. На машине, как правило, ехали купаться вечером. Ната разводила костёр, жарила шашлыки. Слушали рассказы местных жителей о медведях, тиграх, встречавшихся здесь. Мерцали звёзды, светилось озеро, летали искорки от костра… Неужто плохо было вместе? И что же мучит всё время Сергея?
     А тучи собирались. Этим летом опять после многолетней размолвки на горизонте появились Трушины. Они вечно хвастались своими доходами и покупками, после чего у Сергея появлялся какой-то волчий взгляд. И ещё после встреч с Трушиными Сергей стал просить жену родить второго ребёнка.
     - Что ты, Серёжа, мы же в однокомнатной квартире с долгами по кредитам. Я одну-то не знаю как поднять, выучить!
     - Сейчас на второго ребёнка пособие дают, двести тысяч.
     - Ну и что! В институте на них не выучишь, квартиру не расширишь. Покроешь свои долги и заведёшь новые, - вздыхала Наталья.
     - Что ж, дело твоё, но ты не против будешь, если я принесу когда-нибудь маленький свёрточек?
     Настрой Сергея пугал, он всегда добивался своей цели. Но как можно за двести тысяч обречь живое существо на муки? Ната прекрасно представляла, что может ждать второго ребёнка. Доход семьи с каждым годом падает. Долги Сергея растут. Страшно подумать, что будет с Любашкой в ближайшие пять лет. А на второго разве хватит сил? Тут не только у Наты, у Сергея здоровье подкачивает. Сергей надрывается на работе ради бестолковых долгов, кредитов. Но ведь он не железный! И так уже столько мелких аварий на большие деньги. А он, зная свою невезучесть, ещё добровольно попадает в зависимость от банков. Ради чего? Паршивого сотового телефона? Телевизора в кухню, где и расстояния нет достаточного, чтобы его смотреть? С одним-то ребёнком Наталья жила в постоянном страхе потерять Сергея, а если с двумя бросит?
     Много лет получала Ната письма из Киева. Оленька писала ей обо всём, делилась мыслями, радостью первых выставок, присылала много фотографий. И вдруг замолчала… Ната писала и не получала ответа. Она ждала, снова писала. И получила письмо, в котором говорилось, что Оленьки уже нет, она выбросилась из окна шестнадцатого этажа. Подробности не сообщались, причин могло быть много: неудачная любовь, проявившаяся наследственная болезнь, вечно давящая нищета. Мать Оленьки окаменела в своём горе, ни с кем не общалась и каждый день проводила на её могиле.
     У племянницы были хорошие, любящие родители, ни каким образом не виновные в случившемся. Как им всё это пережить? А вот другие? Знакомые, может, муж, власти, давящие талантливую личность? Нате казалось, что весь мир виноват перед талантливой художницей. Люба тоже помнила Оленьку и плакала о ней. Не многих она так любила.
     Трагедией завершилось такое тёплое, спокойное лето, а теперь в Натальиной семье всё пошло кувырком.