Как на Руси
Небольшая повесть о грустной правде
Предисловие автора
Легко ли написать правдивую историю о нашей теперешней жизни без юмора, ругани или сарказма? Попробую…
Кстати, и эту правду удалили. ИСТИННО, беда той стороне, коей овладел антихрист. Но в большей мере не от него самого, а от тех, кто благоговеет и от его деяний, и даже от его дерьма
Часть 1
Сегодня ей исполнилось 78 лет.
Осень.
Ох, уж этот ноябрь…
Точнее, 4 ноября 2018 года.
Старуха вылезла из сомнительного тепла своей постели в избяную морось (1) , поплотнее закуталась в халат, без которого (и без тёплых вязаных чулок) не спала в холодные времена года, и глянула на ходики. Зрение, слава Богу, она сохранила почти девичье и легко различила привычную на циферблате цифру 6 с сошедшимися на ней большой и маленькой стрелками.
Да, последние 19 лет она вставала в 6 утра. Раньше ей приходилось подниматься и в пять, и в четыре, но те времена миновали, а нынче старухе спешить было некуда. Она накинула на плечи телогрейку, сунула ноги в валенки и пошлёпала к печи.
- Вот и ладно, - прокряхтела она, заглянув в топку, где приветливо мерцали тлеющие головешки. Старуха приоткрыла поддувало и кинула в печь несколько припасённых берёзовых поленьев. Дождалась, когда они займутся, и прикрыла поддувало. Затем она прошла в зад кухни, встала на скамеечку и сунула руку в расширительный бачок.
- Есть водица, - констатировала старуха и поплелась ставить чайник. Она налила из ведра в эмалированный ветеран советской оборонки (2) воды, сняла с центрального печного круга несколько блинов и поставила чайник на огонь. Затем старуха по привычке проверила хлебницу: не добрались ли туда мыши? Нет, следов грызунов не наблюдалось.
- Мяу, - подтвердила свою профессиональную пригодность кошка по кличке Катька.
- Мря-а-у, - голоском потоньше вторила ей другая кошка по кличке Фимка.
Коты, Борька и Петька, молча вылезли каждый из своего угла и подтянулись к общей хвостатой группе.
- Умнички мои, - похвалила кошек с котами старуха и отщипнула им ситника. Четверо домашних питомцев, неизбалованные в старушечьем быту создания, урча, принялись за хлебный мякиш.
- Ну, а я и сухариков похрумкаю, - сказала себе старуха и стала соваться по избе, машинально делая мелкие дела. Как-то: раздёрнуть занавески на окнах, заправить постель, смахнуть пыль с разных предметов, протереть застеклённые фотографии на парадной стене в гостиной, сменить скатерть на столе.
Пыль, надо сказать, в старухиной избе не водилась. Потому что она с детства приучалась жить в идеальной чистоте. А вот окна просились на выброс. И то! Их, поди, ещё покойный хозяин, Степан Николаевич, собственноручно ставил. Сам рамы вязал, сам стёкла резал, сам наличниками облагородил. И сколько ж лет тому? Да уж, поди, лет пятьдесят. Не умри хозяин в 94-м, он бы окна, ясное дело, поправил, но не случилось. Вот и приходится старухе их или подтыкать ветошью, или заклеивать специальной лентой. А то и по старинке замазывать глиной расщелившиеся брусья оконного блока. Хорошо б сменить всё это старьё, однако смена старых окон на новые приходилась старухе не по карману…
Пенсию старухе принесли вчера, всего девять тысяч триста пятьдесят российских рубликов. Сегодня надо сходить в райцентр и купить чего-нибудь ко дню рождения. А заодно зайти на почту… Хотя, какая сегодня почта? Ведь сегодня всенародный праздник, объявленный самим кормильцем вместо седьмого ноября, когда глупый народ в старые времена отмечал очередную годовщину той самой революции, которую нынешние умные люди стали называть переворотом.
Старуха пошвыркала чайку, закрашенного сушёными яблочными дольками, съела экономичный сухарик и включила старенький телевизор, купленный ещё в 1988 году. Телевизор работал от простой наружной антенны, а в ремонте побывал лишь однажды, десять лет тому назад. Но уже тогда Гришка, специалист по старой бытовой технике с электроникой, посоветовал старухе выбросить телевизор.
«С чего бы это мне его выбрасывать, Гриня?» - озаботилась старуха.
«А неужто не слышала? – осклабился Гриня, пьющий мастер на все руки и младший сын вдовы Зойки, жившей в трёх избах от старухи. – Ведь президент лично заявил, что скоро под его плодотворным руководством в России будет только электронное телевидение (3) ».
«Это которое плоское со специальной спутниковой антенной?» - не на шутку перепугалась старуха.
«Оно самое!» - весело подтвердил Гриня, ловко орудуя ветхозаветным паяльником в недрах старухиного телевизора.
«Так оно ж стоит, того», - невразумительно возразила старуха.
«Того! – не стал спорить пьяница-мастер. – Однако ж теперча и спутник на каждой избе, и плоский ящик в каждом доме. Одна ты всё с хламом маешься (4) …»
«Так у всех и кой-какая родня имеется, а у меня, окромя бывшей невестки, и нет никого, а пенсия…»
«Да ладно прибедняться, - огрызнулся Гриня, - все вы бедные, а копни… Короче: свезло тебе в этот раз, потому что ничего серьёзного в твоём телевизоре не случилось. В общем, перепаял я тебе тут соединение с двумя блоками, а полупроводники с лампами пока все целы. Но ежели какая из них крякнет – кранты твому ящику. Теперча этих лампов хрен достанешь, потому что производить их не резон, а барахолки, на которых раньше всякое техническое старьё продавали, повсеместно позакрывали. Короче, гони триста рублей…»
Старуха, как всегда, расплатилась с мастером самогонкой, благо был тот с похмелья. Своё вино старуха выгоняла и по сей день, однако охотники до неё почти перевелись. Все требовали наличные, а где их взять? И Гриня, царствие ему небесное, ушёл вперед ногами на местное кладбище семь лет тому. Запил он после очередной халтуры, допился до белой горячки и стал бродить по ночному районному центру. Так он добрёл до отделения полиции, где стал сдуру приставать к дежурному. Тот вызвал подмогу, и стражи нового российского порядка забили бедного пьяницу насмерть. Со скуки, что ли? Или он им спать помешал (5) ?
- Царствие небесное, - машинально помянула Гриню старуха. Теперь Зойка куковала с одним только старшеньким. Звали его как кубинского вождя Фидель. Он тоже был мастер на все руки, и тоже пил горькую. И ни на каких работах не держался. Впрочем, в их районе и для трезвенников работы давно не хватало. Хотя, как классный механик, Фидель требовался почти на каждом частном предприятии. Однако на них платили мало, а чуть не угодишь хозяину – гнали взашей. При этом обходились без всяких профсоюзов и прочей общественности (6) . На последней своей работе Фидель ремонтировал оборудование, с помощью которого один местный бизнесмен разливал по пластиковым бутылкам французскую минеральную воду. На работу – в райцентр – Зойкин сын ездил на велосипеде. Обратно, надравшись после какой-нибудь халтуры, тащился пешком и тащил свой велосипед. И ни разу его не потерял. В отличие от работы. После чего он вот уже третий год сидел у матери на шее, потому что пособие ему платить перестали. А новую работу не предлагали (7) .
Тем временем – стрелки ходиков аккурат подтащилось к половине седьмого – звякнул телефон, подарок невестки.
- Алё? Алё? Таня, ты что, ли? – зачастила старуха, бережно удерживая драгоценную вещь двумя руками.
- Я мам с днём рождения в общем не хворай а я побежала надо перед работой в одно место успеть, - скороговоркой ответила невестка и выключила связь.
Старуха глянула на «иконостас» и прослезилась. Иконостасом называлась часть стены в зале, увешанная всевозможными фотографиями. Несколько фотографий были сыновни. На одной он красовался выпускником средней поселковой школы. На второй – молодым бойцом-разведчиком десантного полка в Витебске. На третьей – заматерелым прапорщиком. После срочной и окончания школы прапорщиков сын перевёлся в одну из подмосковных частей. Оттуда его посылали в Афганистан. После Афганистана сын получил гражданскую двухкомнатную квартиру в небольшом городке под названием Дубровин. Но раньше Сашка женился на Татьяне Перекатовой, работнице ткацкого комбината и недавней выпускнице тамошнего ПТУ. Они с Танькой родили дочь, а потом Сашка укатил по контракту в Чечню. Их дочь в трёхлетнем возрасте заболела пневмонией, бывшие советские врачи стали требовать за лечение денег, а Сашка из-за стремительной инфляции получал денег всё меньше и меньше. Но врачи знали про инфляцию, поэтому денег требовали в долларах. Вот так они и долечили Оленьку – старухину внучку – до гнойного туберкулёза (8) . За лечение которого те же врачи стали требовать ещё больше денег. Невестка вкалывала на двух работах, а Сашка в 95-м снова поехал за деньгами в Чечню. Там он и пропал.
- Сыночка мой, - горестно молвила старуха и машинально поправила ту Сашкину фотографию, на которой он был снят прапорщиком.
После того, как пропал Сашка, Танька недолго мытарилась по разным инстанциям, выклянчивая хоть какое пособие. В инстанциях сидели образованные люди, и они быстро и внятно объяснили Таньке, что она только зря потратит время. В смысле, выклянчивая хоть какое пособие в то время, когда новые русские чиновники только-только стали приобретать стартовые капиталы. Поэтому Оленька померла в 96-году, а Танька слегла от какой-то нервной болезни и осталась без работы. Болезнь со временем прошла, но полноценно бывшая старухина невестка работать уже не могла. Но ей повезло: она снова вышла замуж за пожарника по имени Костя. Этот Костя был святой человек. Он не пил, не курил, помимо основной работы, халтурил с бригадой, которая стеклила балконы и ставила двери с кодовыми запорами, и все деньги приносил домой. Костя кормил-одевал Таньку, оплачивал дополнительное её лечение и даже помогал деньгами старухе. Хотя в те времена старуха не бедствовала. И пусть их колхоз пропал без вести так же, как её сынок Сашка, а муж умер от палёной водки аккурат с исчезновением колхоза, старуха не опустила рук и вкалывала на личном подворье так, что чертям тошно было. Она таскала на горбу овощи, яйца и мясо птицы на базар в их райцентр, а деньги откладывала. Но уже не на сберкнижку, а в заветный чулок. Так делали тогда многие, потому что помнили пропавшие на сберегательных вкладах деньги в начале 90-х, во время стремительной инфляции. Лично старуху с её ещё живым мужем тогдашня их сберкнижка обжулила на четыре тысячи двести пятьдесят кровных рублей. Поэтому она больше не помышляла ни о каких вкладах, но собирала деньги вживую. А те, что высылал Костя, тоже не тратила, но присовокупляла к общей копилочке. Плюс пенсия, которую старухе назначили в 96-м году. Она и небольшая, даже смешная, но всё-таки. И так по десяточке, по сотенке и – глядишь, чулок всё толще и толще. Пополняя его, старуха заранее предвкушала радость, с какой она когда-нибудь потом сделает знатный подарок своим единственным родственникам, бывшей невестке и её новому мужу. Ну, и о себе не стоило забывать: ведь возраст, он штука коварная. Того и глядишь, кувыркнёшься кверху воронкой – и – привет. Гони, то есть, деньги на похороны. А они вон какие нынче дорогущие…
Но в 98-м году все старухины накопления превратились в пыль, потому что в долларах она их копить не додумалась, а рубли упали так, что теперь стало тошно не чертям, а почти всему населению России. А у Кости с Татьяной родилась дочь. И родилась с врождённым пороком сердца. А так как новые русские врачи-гуманисты держали цены на свои услуги только в твёрдой валюте и не делали снисхождения никаким дефолтам, то Косте с Татьяной пришлось туго. Они души не чаяли в своей Лидочке, и не скупились ни на какие деньги, если речь шла о её лечении. Вернее, не скупились на те деньги, какие у них имелись. А имелось у них немного, потому что Костину зарплату не проиндексировали так, как упал рубль, а Татьяна не могла идти работать в силу малолетнего возраста дочери и её и болезни. Вот только Костина халтура и выручала.
А потом Костю подвёл один «друг». Попал, в общем, Костя по доброте своей в кабалу. Этот его «друг» попросил у Кости поручительства за кредит в пять миллионов рублей, потом он якобы прогорел с бизнесом и теперь бедный Костя платит и эти пять миллионов, и проценты с них. И «друг» куда-то подевался. А состояние Лидочки ухудшается. Врачи, которые по-прежнему берут деньги, объясняют это каким-то мудрёным рецидивом, и предлагают кардинальное изменение состояния здоровья девочки после операции, которая стоила тогда 3 миллиона рублей. Но откуда у Кости такие деньги? А Татьяна нашла работу нянечки в коммерческом детсадике. За пять тысяч рублей. Официально. А фактически – за две тысячи. Потому что за три тысячи в месяц Татьяна могла водить в садик Лидочку. И это ещё по-божески, потому что больных детей в никакие садики, ни в коммерческие, ни в казённые, не брали…
Теперь Лидочка большая. Ей так и не сделали операцию, поэтому Лидочке по-прежнему нельзя делать ничего тяжёлого, и даже лишние эмоции ей противопоказаны. Поэтому Лидочка вышивает на дому, а Татьяна бегает по утрам, разносит заказы. Татьяна, кстати, теперь работает в двух банках уборщицей и получает целых тридцать тысяч в месяц. Даже Костя зарабатывает меньше (9) . В смысле, пожарником, потому что его халтура из-за усилившейся в Московской области конкуренции закончилась. Он уже рассчитался за своего «друга» с банком и теперь собирает на операцию Лидочке. Однако теперь она, из-за нового дефолта с инфляцией и аппетитами российских врачей, стоит уже не три миллиона рублей, а все восемь. Поэтому Костя подумывает, когда наберёт хотя бы четыре миллиона, отвезти Лидочку на операцию в Беларусь. Или в Украину, где хоть и война, но всё равно дешевле, чем в России. И врачи там не такие «гуманисты», как в обновлённой России.
Старуха встряхнулась, словно старая собака и посмотрела на котов с кошками. Затем не выдержала их укоризненных взглядов, достала из холодильника два куриных яичка и кокнула их в два блюдечка. Кошки с котами заурчали и вмиг слизали любимое лакомство.
- Охти, грехи наши тяжкие! – прокомментировала старуха и стала собираться в город. Старуха машинально пересчитала в своём старинном портмоне деньги – пять тысячных билетов, сколько-то пятисотенных с мелочью – и засобиралась в город, мимолётно подумав о том, что вот, да, хороши же теперь порядки, когда перед всякими праздниками пенсии старикам и инвалидам стали выдавать раньше положенного срока (10) . Чтобы люди, значит, могли, не скупясь, в эти праздники потратиться…
До города старуха брела пешком. Раньше она и не чувствовала такого смешного расстояния в четыре с небольшим километра, а теперь приходилось попыхтеть. Хотя она по-прежнему обходилась без палки. Иногда её подвозили добрые люди, но чаще ей приходилось обходиться своими двоими. Вот и теперь: мимо неё в сторону города просвистели три частные иномарки и два такси. Если в такси оказывался кто-нибудь из местных старожилов и просил таксиста остановиться, то старуху могли подвезти. Если нет – то на нет, как говорится, и суда нет. А голосовать старуха была не приучена: да, такая у них всю жизнь существовала система в смысле человеческих отношений, что брать попутчиков за «спасибо» в России не считалось привычным ни в царские времена, ни в советские, ни в теперешние. Теперь, конечно, нравы помягчали и к голосующим стали относиться с пониманием, однако за такое понимание следовало платить звонкой монетой. Вернее, казённой бумагой в виде дензнаков последнего выпуска. А их у старухи было кот наплакал…
В городе старуха проваландалась часа три, не меньше. В принципе, ей хватило бы и тридцати минут, но так и тянуло заглянуть то в тот магазин, то в этот. Кругом всего было навалом, однако с покупками спешить не стоило. Хотя какие там покупки? Тряпки старуха перестала покупать давно и донашивала старые. Впрочем, из промтоваров она ограничивалась самым дешёвым мылом. В аптеку старуха прекратила ходить также давно. А что там делать? Лекарства стоили таких денег, что лечиться ими могли только местные олигархи (11) . В силу этого старуха перестала обращаться к врачам, которые предлагали попробовать или того лекарства, или этого. Но за старухины деньги. А что их пробовать? Уж лучше справляться со своими хворостями самой или с помощью старинных народных средств. А там как Бог даст…
Что касается продуктов, то их старуха покупала только в сетевом супермаркете, где пенсионерам давали скидку, и продукты там стоили немного дешевле. И отличались настоящим качеством (12) . Поэтому, утомившись до ряби в глазах, старуха таки зашла в сетевой, купила там на тысячу разной снеди (три с половиной кило путассу, три батона нарезных белых, три – чернушки, два кило сахара, соли, спичек и литр подсолнечного масла) плюс на двести – самой дешёвой акцизной водки, и навострила лыжи в обратный путь. Обратно её также никто не подобрал. Однако в дороге старуха отдохнула: погода стояла ясная с лёгким морозцем, а дорога была асфальтированная. Её закатали аккурат перед демократией, с тех пор не ремонтировали, однако колдобины старухе не мешали.
Воротясь домой, старуха подбросила пару поленьев в печь и принялась готовить рыбные котлеты. Для этого она помыла рыбу из породы самых дешёвых, выпотрошила её, провернула в стариной ручной мясорубке, добавила соли, вбила в фарш три яичка и, экономя мучицу, оставшуюся с прошлого раза, налепила котлет. Аккурат на большую чугунную сковороду. Она как раз разогрелась и, когда сырые котлеты шлёпнулись на дымящееся подсолнечное масло, аппетитно заскворчала. Хотя запах от котлет пошёл совсем неаппетитный. Но старуху мало заботили запахи. Она отдала мяукающим котом с кошками рыбных отходов и включила телевизор. Он с грехом пополам ловил четыре канала, и все они радостно праздновали тот день, каким назвал президент 4 ноября. А на Красной площади выступали какие-то пожилые зарубежные артисты.
Старуха машинально пощёлкала каналами и вдруг на одном увидела любимого президента. Его показали мельком, по случаю какого-то печального события. Старуха прислушалась. Ага! Во Вьетнаме, значит, случилось землетрясение и Владимир Владимирович Путин лично распорядился отправить туда 10 (13) миллионов долларов.
- Соколик ты наш, - прослезилась старуха и решила выпить небольшую стопочку домашнего вина. Во-первых, за президента, которого она обожала, во-вторых, за день своего рождения. Вот не чаяла она, что будет отмечать личный праздник в такой день… В общем, она снова забыла название нового, придуманного самим президентом, праздника. Но не беда…
Да, Владимира Владимировича старуха обожала. И поставила его фото в импровизированный иконостас в бывшем красном углу. Фотография Владимира Владимировича, застеклённая в приличной рамочке, стояла в верхнем ряду в центре между почерневшими иконами Богородицы, Спасителя, Святой Троицы и Николая Угодника. В нижнем ряду находились фотографии отца старухи, её сына и нескольких семейных с внучкой и невесткой.
К пяти пополудни, когда стало вечереть, пришли первые односельчане старухи, Сашка Бурякина и муж её, Витька Бурякин. Сашка была моложе старухи на пять лет, Витька – старше на год.
- Ну, с праздничком, тёзка! – облобызала старуху односельчанка.
- С рожденьицем, тоись, - поправил супругу вечно пьяненький Витька. Он сунул старухе пакет с разной снедью и банку с солёными огурцами.
- Ну, и с ним, - не стала спорить односельчанка. – Это чем у тебе пахнет?
- Да, вот, котлетов пожарила, - призналась старуха.
- Так давай подмогну, - кинулась Сашка и захлопотала, накрывая стол и суетясь между печью и залой. – А то сичас Нинка придёт, а у нас ничего не готово…
- Глянь, да ты сёдни магазинной водкой угощать будешь, - приметил фирменную бутылку Витька.
- Ну, дык! – отмахнулась старуха. Тем временем в избу, стуча палкой, вошла Нинка. Или Нина Сергеевна Филатова. Была она одного возраста с Витькой, комплекцию имела больше средней, голос – грубый, характер – властный. Надо сказать, её недолюбливали. Особенно Зойка, мать пропойцы Фиделя, и Витька. Который, так же, как и Нинка, когда-то работал на железке. Но Витька справлял техническую должность, а Нинка всю жизнь проходила путейщицей. Её муж водил мотовоз, но помер ещё при советах от сердца. А Витька относился тогда к Нинке свысока.
Первое время вдовой путейщице пришлось туго. А то: трое дочерей на руках при одной зарплате, да работа не приведи Бог, – то с лопатой, то с киркой. И всё на ногах. Хорошо, огород с подворьем в те поры выручал знатно. И дочери не ленились, помогали матери. Потом дочери удачно вышли замуж, Нинка получила хорошую – по сравнению с сельскими тружениками – пенсию, а когда зять младшенькой её дочери перебрался строить демократию в Москву, бывшая бедная вдова зажила почти королевной. Зятёк младшенькой, бывший районный мент, устроился в Москве не хухры-мухры охранником в казино, а целым чёрным прорабом (14) . И за три года купил три квартиры, две легковые иномарки и один микроавтобус марки «Ниссан». Он регулярно навещал тёщу, а она при жизни записала свой дом на младшего зятя и с тех пор стала свысока смотреть и на бывшего мастера по приёму железнодорожных грузов Витьку, и бывшую инженершу Зойку. А те стали её ненавидеть. Впрочем, в российской деревне (и не в ней одной) не принято любить ближнего своего. А от нелюбви к ненависти ещё ближе, чем от одной любви…
Потом зятёк помер при невыясненных российским следствием обстоятельствах, Нинка сложила с себя полномочия деревенской королевны, однако нелюбви между ней и Витькой с Зойкой не убавилось. Тем более, что Нинка, утратив королевские амбиции, ниже бургомистрши опускаться не хотела. И вела себя подобающе.
- Тяпло у тебя, - не то одобрительно, не то укоризненно заявила Нинка, поставила палку возле стола и уселась во главе стола. – Чем угощать будешь?
- Да, вот, чем бы то ни было подхарчимся, - ответила за хозяйку Сашка и сноровисто завершила приготовление «праздничного» стола. Гости с хозяйкой окончательно засели, Витька наполнил стограммовые рюмки и, не дожидаясь начала и окончания торжественных, приличествующих случаю, речей, махнул свою и полез в общее блюдо за рыбной котлетой.
- Это сколько ж тябе сёдни стукнуло? – полюбопытствовал Витька.
- Семьдесят восемь, - вздохнула старуха, положила котлет в свою тарелку, но есть их не стала: во-первых, она, привычная к воздержанию, была не голодна, во-вторых, хотела сегодня покормить кошек. Но делать этого при соседях опасалась. Как бы не вызверились и не стали лаяться: дескать, ах, старая кошёлка, всё прибедняис-си, а кошек рыбными котлетами кормишь…
- Тяпло, говорю, у тебя, - повторила давешнее замечание Нинка, уминая котлеты, закусывая огурцами и не забывая о непременной селёдке. – Не умаялась с печкой-то?
Нинка, пока был жив зять, первая в их деревне обзавелась природным газом. При этом зять обставил тёщу самым качественным оборудованием с итальянской автоматикой. И, даже спустя некоторое время после смерти зятя, Нинка могла похвастать самым комфортным обращением с печкой и плитой. Не то, что односельчане, которые обзавелись отечественным газовым оборудованием без всяких итальянских приспособлений. Поэтому Нинка по-прежнему включала свою печь цивилизованным способом: лишь ткнув пальцем в стартёр и не сгибаясь в три погибели. А односельчане продолжали ползать на карачках, подсовывая горящий фитиль под печку отечественного производства. Хотя к отечественным печкам также прилагалась кое-какая полуавтоматика. Но она выходила из строя через месяц. Поэтому владельцы отечественного газового оборудования наловчились привязывать специальную пимпочку, предварительно прижав её до упора, к специальному редуктору полуавтомата чем придётся. Ну, чтобы печка включалась нормально. То есть, сразу после того, как к инжектору поднесли фитиль, а не тогда, когда вздумает правильно сработать пимпочка, призванная обеспечивать половину обещанных изготовителем чудо-печки функций. То есть, автоматических. В то время как другую половину неавтоматических функций отечественная газовая печь выполняла почти без нареканий: два вентиля исправно поворачивались на девяноста градусов и обратно, а одна табличка, прикреплённая возле вытяжной трубы, внятно призывала проверять тягу перед включением агрегата. Что касается почти: оба вентиля следовало нажимать нежно. Поскольку они были сработаны так экономично, что их мог согнуть и подросток. А табличку, равно как и всю остальную печь, рекомендовалось подкрашивать специальной безопасной краской хотя бы раз в год. Иначе вся конструкция начинала беспощадно ржаветь (15) .
- Чо ж не умаяться, - тоненьким голоском ответила старуха, - оно ж и дровишки положь, и уголька сыпани, а уголёк-от совсем никудышный, однако цену на него держуть. Так он с виду вроде ровный, кусочкями (16) , а горить еле-еле. Ежели дровишками не переложить, совсем худо…
- Так тябе совсем худо, - весело возразила Нинка и посмотрела на Витьку. Тот разлил остатки казённой водки по рюмкам, гости и старуха выпили, Нинка съела огурчик, а Витька (они с Сашкой на еду не набросились) прокомментировал:
- Дык нынче оно чо. Берут серый Подмосковный уголь, 90 процентов которого есть одна пыль, и с помощью специального оборудования его гранулируют. Прессуют, в общем, аккуратными равномерными кусками, однако вместо мазута – он-от дорогой теперя – применяют для скрепления какую-то дрянь, от которой серый уголь горит ещё хуже.
Закончив объяснять, Витька выразительно посмотрел на пустые рюмки, а старуха понятливо выставила на стол старинную бутылку-четверть с домашним самогоном.
- Вона они какие дела, - весело возразила Нинка, - и с газовым баллоном, поди, тоже намаялась?
- А как же иначе? – скороговоркой ответил Витька. – Он, баллон, теперь в два раза дороже, чем был тогда, когда мы газ провели. А хватает его ещё меньше. Раньше, бывало, когда Ельцин ещё в Москве ковырялся перед подходом к полной демократии, возьмёшь баллон за восемь рублей (17) и его как ни жги, месяца на три хватит. А теперь месяц и – всё! И раньше, бывало, пустой баллон как пёрышко, а теперешний, когда в нём газ кончится, становится ещё тяжелей…
Рассказывая, Витька ловко справился с четвертью и поднял свою рюмку.
- А чо ж оно так получается? – спросила старуха и выпила немного самогонки. – Ты ведь правду говоришь: раньше я баллон могла сама к машине в руках поднести, а теперь и катить тяжело.
- Чёрт его знает! – весело ответил слегка захмелевший Витька. – Чудеса, наверно. Или просто химия с экономией. Скажем, положено в баллон вкачать полкуба газа, за который ты должна заплатить тыщу, а вкачают четверть. Но четверть будет гореть хуже, поэтому теперь газовые коммерческие умельцы наловчились закачиваемый в баллон газ конденсировать водяной смесью. Вот и получается коммерсантам дополнительна прибыль. А твой баллон после сгорания в нём газа становится ещё тяжелей…
- Чо-то ты нагородил! – накинулась на Витьку Нинка, яростная поборница всех демократических российских новаций. – Если воды и вкачали столько-то, то столько-то её и должно остаться? И чо баллону от этого становиться тяжелей?!
- Да хрен его знает! – не обиделся на Нинку Витька и снова взялся за четверть. – Я ж говорю: чудеса, да химия с технологиями, язви их. А у нас на железке разве не чудеса? Раньше начальник станции получал двести рубликов, это… это… ну, триста пятьдесят долларов по тогдашнему официальному курсу. Или… или… 50 долларов по чёрному… А теперь он получает 90 тыщ нашими, почти полторы тыщи долларов. А сама станция? Раньше на ней работало сто двадцать человек, а теперь – тридцать. И пропускать стали в двадцать раз меньше. А зарплата у начальника – во какая!
- Ты ещё про министра поговори (18) ! – окрысилась Нинка. – Не твоего ума дело, вот и не лезь.
- А я и не лезу… Мне – чо?
- Вот и молчи, - победно зыркнула по сторонам недобрым взором Нинка, затем слегка подобрела лицом и снова отнеслась к старухе: - А как с электричеством у тябе? Всё ещё пристают со счётчиком?
- Пристают, - незлобиво ответила старуха. Другая на её месте обозвала бы электриков, проверяющих счётчики, иродами или ещё похлеще, но старуха не стала. Да и что их ругать, коль служб у них такая? А счётчик старухин совсем на ладан дышит. Вот и требуют электрики купить новый на свой счёт и на свой счёт же установить.
«Гляди, Александра Гавриловна, - веско поучал её старшой, - нам оно по-христиански хоть и не охота, но мы ведь могём и электричество тебе отключить. Так что покупай новый. А ежели какие трудности с установкой, то звони, не стесняйся. Я Васька подгоню, дашь ему какую-никакую тыщу и – дело в шляпе. Я ещё лучше – купи наружный счётчик. Он чуток дороже обойдётся, зато нам будет удобней с него показания сымать».
«Да игде ж у меня эти тыщи?» - слезливо возражала старуха.
«Ну, это не моё дело – где, а вот отключить – это я запросто. Хоть оно и не по-христиански…»
Старшой набожно заводил очи до горы и отваливал. А старуха продолжала жить со старым счётчиком. Авось, в следующую проверку опять пожалеют и не отключат электричество. Хотя могут и сделают это согласно самым демократическим в мире законам, существующим в такой замечательной стране как Россия. Ведь старшой доходчиво объяснил старухе, что её устаревший счётчик может запросто врать в пользу хозяйки и таким образом государство в виде РАО ЕЭС, член правления какового получает какие-то полтора миллиона долларов в год, теряет – по вине только одной нерадивой старухи – целых полтора рубля в месяц.
Нинка словно прочитала старухины мысли и пропела хриплым басом:
- Ой, Гавриловна, отключат у тябе электричество! Аккурат к самым морозам!
- Я давеча видал бабку Ключиху, - выступил со своей партией Витька Бурякин.
- Эта та, у которой дочка при вторых родах померла? – уточнила Шура Бурякина.
- Она самая. Зятёк у неё наркоман, у самой пенсия – около десятки. Год назад какая-то собака из медицинских посоветовала внучке прикус исправить. Дескать, потом поздно будет. И стоит-то операция – всего тридцать тыщ. Ну, взяла Ключиха краткосрочную ссуду сорок тыщ под семь процентов льготных, пошла отдавать через три недели…
- Это штоб меньше проценту отдать? – снова вмешалась Шура Бурякина.
- Ну, да. Вот только где она взяла и такие деньги, хрен её знает? – продолжил Витька. – А тама, в ссудной лавке, с неё требуют 96 тыщ 395 рублика и пять копеек! Во!
- Вот ведь память! – восхитилась Шура. Что и говорить, она обожала мужа. А Витька души не чаял в свое супружнице. И прожили они так, душа в душу, ровно голуби, почти полстолетия. А что до Витькиной памяти, то недаром он служил на железке мастером по приёму и отправке грузов. Тем более во времена его службы в одну только его смену случалось до семи полновесных составов.
- Иди ты! – в свою очередь восхитилась Нинка. – Но чо ж так много? После сорока-то и с семи процентов?
- Так ведь Ключихе подсунули такую бумагу, где процент идёт кажный день! – возразил Витька.
- Иди ты! – ещё больше восхитилась Нинка. – И чо Кючиха?
- Ну, побегла искать правду во всякие судебные инстанции, да по разным юристам….
- И чо?!
- Да ничо! Всё, говорят, бабушка, по закону, потому что эту самую бумагу, где про каждодневный процент было напечатано неразборчиво самым мелким почерком, вы собственноручно подписали. Так что платите и ещё скажите спасибо, что с вас, как с пенсионерки, не взяли того процента, который вам должно было начесть в день прихода погашения ссуды… (19)
- И-эх! – кудахтнула Нинка и взглядом показала, что неплохо было бы по этому поводу выпить. Витька подсуетился, гости с хозяйкой выпили, а Витька продолжил:
- В общем, измаялась Ключиха почти вусмерть. Тут тебе и внучка заболей, а тама на тебя судебные исполнители наезжают. В общем, взяла она новую ссуду, но в другом банке, под единственную свою недвижимость. Всего сто тыщ, и теперя плотит она тому банку по двенадцать тыщ и пятьсот рубликов кажный месяц…
- Больше пенсии! – ахнула Шура Бурякина.
- Вот так и задолжала Ключиха за газ, свет и воду. И, когда я давеча её встретил в сельсовете…
- В администрации Успенского села, - поправила Витьку Нинка.
- Угу, тама, - не стал спорить Витька, - а тадысь аккурат первый морозец ночью ударил, а у Ключихи всё это и поотключали…
- Чо поотключали? – дружно переспросили гости и хозяйка.
- Да свет, газ и воду, - досадливо отмахнулся Витька. – Я тадысь в сельсове… в энтой администрации за справкой для регистрации Вовкиного племяша околачивался, ну, и сустренься с Ключихой…
- А чо она тама делала?
- Да плакаться ходила. Дескать, нельзя ли повременить с отключением, а то внучка всё болеет, и хотя бы свет не отключали. Я как раз в кабинет главы администрации за ней был, поэтому всё слышал…
- Ну и чо? Взашей, поди, погнали?
- Не-а! Очень даже культурно и жалостливо обращались. Секретарши всё уговаривали Ключиху взять в оборот зятя, которого все то тут то там во всякое время видели и даже могли подсказать, где его, обнаркоманенного, встретить можно. А самая глава администрации призывала Ключиху не падать духом и, авось, всё наладится…
- Так чтобы свет не отключать, таки выплакала?! – чуть не набросились на Витьку женщины.
- Какой там! – махнул рукой Витька. – Я с Ключихой как раз и сустренулся, когда она из кабинета на выход покатилась. Ну, и поинтересовавшись. Не-а, ревмя ревёть, ничего не подключат, пока долг не погашу…
- А чё ж не реветь, - одобрительно подытожила Нинка и продолжила закусывать. – Сейчас ноябрь, а уже по ночам до десяти гнёть, а потом – и-и…
- И свет опять подорожал, - к слову вспомнила старуха, - и за газовый баллон стали брать дороже. А горить газ всё хуже и хуже…
Тем временем на крыльце старухиного дома образовалась характерная возня, послышался разговор в два голоса и спустя минуту в комнату ввалились Зойка со своим безработным старшим сыном Фиделём.
- А у мене сестра младшая в Брянской области… - начала Шура.
- Сопронина, что ль? – встрял Витька с таким неподдельным интересом, словно впервые слышал о свояченице.
- Да, по мужу, - продолжила Шура, - так они до недавней поры газовые баллоны ходили менять в Украину…
- Это как это – ходили, - принялась с ходу собачиться Зойка. – Взял баллон, да и пошёл? Из Брянской области да на Украину? (20)
- Дык она живёть в своей области так, что перешёл лесок и ты – на Украине! – не стушевалась Шура.
- Так бы и говорила, темнота, - буркнула Зойка, усаживаясь за стол.
- Темнота, - поддакнул Фидель и пристроился рядом с маманей.
- А то взял баллон и пошел, - строго продолжила Зойка, накладывая в свою тарелку разной снеди и накладывая Фиделю. – То есть, живёт твоя сестра на границе с Украиной. И что ж они там, баллоны на себе таскают?
- Хе-хе! – снова поддакнул Фидель и, не спросясь, налил себе самогонки. Воспользовался он, не чинясь, небольшим фужером, выставленным старухой на праздничный стол с прочей разнокалиберной тарой. Матери Фидель наливать не стал: та, пережив алкаша-мужа и такого же младшенького сыночка, на дух не переносила никакого алкоголя. Равно как и соседей. Однако без общения с ними она не мыслила своего существования.
- Таскали! – поправила Зойку Шура. – Кто на лисапеде, кто на тележке, потому что по просеке на машине не проедешь, да и граница всё-таки…
- Вот так просто через границу, - не отставала Зойка, - но зачем?
Фидель, выпив разгоночную, больше поддакивать не стал, но, не чинясь, налил себе вторую.
- Так затем, что у них газ и лучше, и дешевле! – парировала Шура. - Как у нас при советах – раз заправил и три месяца пали.
- Лучше, говоришь? – встряла в разговор Нинка. – Это с каких пор он у них лучше, если они его от нас везут и за него не плотют?
- А вот сестра говорила – лучше! – не сдавалась Шура. – только теперя их лафа закончилась… с 14-то года, когда у них эта началась… В общем, теперя пограничники так построжали, что чистые звери. И никого из наших в украинскую заграницу не пущают…
- Так и не пущают? – поинтересовалась именинница.
- Ну, ежели в лапу дать, то пущают, - ответила Шура. Витька налил самогонки, пропустив при этом Фиделя, и все, кроме тёзки кубинского революционера и Зойки, выпили. Потом, правда, Фидель быстро догнался и попытался стрельнуть сигарету у Витьки. Но Витька не дал и Фидель принялся мастырить самокрутку.
- Вот именно, в лапу, - снова принялась бузить Зойка, - они, там у себя в Украине, совсем от рук отбились. А что с них взять? Одни бандеровцы чего стоят…
- Про бандеровцев я от сестры ничего не слышала, но она сказывала про наших пограничников, - с новым резоном выступила Шура. – Это они, дескать, стали брать в лапу. Дескать, после того, как наши с украинскими отношения ухудшились, наши пограничники сделались ещё большими патриотами России. И стали строже следить за границей…
- Какая сейчас граница, - нелогично возразила Нинка. Оставаясь по привычке яростной приверженкой демократических свершений, во время каковых её любимый зять круто приподнялся сам, а заодно и приподнял тёщу, Нинка таки стала сдавать в сторону оппозиции. Так, слегка, потому что большая её часть ещё сидела в благополучном прошлом. Но постепенно – после кончины зятя – Нинку волокло к ненавистной бедноте, брызжущей слюной сначала на «демократию» Ельцина, а после – на «консерватизм» Путина. И хоть Нинка продолжала ненавидеть соседскую бедноту, но механически её с ней сближало. Но как иначе? Ведь крутой зятёк – тю-тю! Его бывшие кореша как-то резко с покойником раскорешились, да так, что наехали на вдову. И отняли у неё две «лишние» московские квартиры. Вот и осталась Нинкина дочь в одной трёхкомнатной квартире со своей избалованной донельзя дочкой. Сама Нинкина дочь, не имея никакого образования, подалась в киоскёрши. Хорошо, подсобил один старый знакомый из простых, а то как ещё устроиться в благополучной Москве, когда тебе под пятьдесят? Но устроиться-то она устроилась, однако её ещё больше возненавидела собственная дочь. Ну, типа, мамаша итак дура, да женихи сволочи, ни одного состоятельного принца на подходе, папаша крякнул, а мамаша – в киоскёрши. Ну, полный облом для респектабельной девицы из столичного полусвета, вход в каковой для спесивой девицы автоматически закрылся после странной смерти её прибандиченного папаши. Вернее, с прекращением щедрых вливаний в рассеянный образ жизни вышеупомянутой соискательницы подходящего жениха из разряда не меньше, чем наследник куриного олигарха (21) .
А сынок Нинкиной дочки женился ещё при жизни отца, какое-то время служил к каком-то департаменте, но, не сумев усидеть там из-за своего сволочного характера (сказывалось воспитание и двадцать пять лет мажорной жизни), вернулся в их старую городскую квартиру в райцентре и устроился, благодаря старым папашиным связям, охранником в какую-то казённую контору. Однако зарплату ему положили всего 12 тысяч, да плюс молодая жена-училка на неполную ставку с пятнадцатью, да киндерёнок, да квартплата за трёхкомнатное жильё… В общем, некогда крутая Нинка, страстная поклонница Бориса Николаевича, в компании соседей (а куда от них денешься?), сидючи на общей скамеечке, стала жаловаться на жизнь. А однажды раскололась, что подбрасывает на жизнь внуку…
- Дерьмо, а не граница, - закончила мысль Нинка, где красной нитью личного мировосприятия по канве всеобщей национальной неприязни (мягко говоря) всех русских соседей друг к другу, просматривался намёк на ещё одного субъекта Нинкиной (как и остальных деревенских) нелюбви к их новому деревенскому жителю. Впрочем, был сей не совсем новый, так как вернулся домой на родное пепелище, спустя сорок пять лет отсутствия. И вернулся в звании полковника пограничной службы. После того, как погранотряд, которым он командовал на безразмерной границе с Китаем, расформировали, а самого командира (вместе с теми подчинёнными, кого не удалось устроить за кадром) отправили в законную отставку (22) . Но экс-пограничник недолго горевал: он получил хазу в Рязани, а на малой родине затеял строительство мини-дворца. Благо теперешняя военная пенсия ему это позволяла. К тому же, он был изрядным крохобором, но умел так командовать местными спившимися люмпенами (строительными рабами), что те за реальные копейки соорудили для новоиспечённого односельчанина на месте покосившегося родительского сруба такую храмину, что только держись, но не умри от зависти.
- Да чтоб ты понимала о границе! – завёлся Фидель. – Сидит тут, ни черта не знает, потому что всю жизнь путейщицей проработала, и туда же! Да у нас теперь такая граница…
Лично он полковника обожал. За то, наверно, что полковник, как нормальный приподнявшийся русский человек, не терпел в своём окружении себе подобных. Но, как и всякий русский человек, любивший поговорить в подпившей компании, нуждался хотя бы в одном собеседнике. Вернее, в надёжном слушателе. Потому что полковник, как и всякий приподнявшийся русский человек, любил беседовать монологами. Типа, своими собственными, потому что других монологов нормальный приподнявшийся русский человек терпеть в своём кругу не стал бы. Впрочем, такая разговорная тенденция, когда ни одна собака не станет слушать другую, наблюдается не только в приподнявшейся русской среде. Но Фиделя вполне устраивала роль безропотного (или почти, потому что иногда поддакивать-таки приходилось) слушателя. Тем более что за примерное исполнение таковой ему причиталась самая дешёвая выпивка (про крохоборство полковника мы уже говорили) и аналогичное (по дешевизне) курево в виде казённой махорки, продаваемой по старинке в пачках. А ещё Фидель выполнял всякие черновые поручения полковника: чистил снег на подъездном пути перед приездом полковника в деревню, ровнял колдобины в весенне-осеннюю страду и даже делал вид, будто охраняет загородную резиденцию патрона. И, практически записавшись в верноподданные холуи, на остальных деревенских Фидель продолжал смотреть свысока. Почему-то…
- Что-о?! Да я-а… Ах, ты прыщ на залупе… - стала заводиться самым благородным образом Нинка.
- Слышь, так ты получила ответ от президента? – своевременно разрядил пьяненький Витька интересным вопросом.
Дело в том, что старуха писала письма и президенту Медведеву, и президенту Путину. Сначала она просила о льготе для установки газового оборудования, потом она просто написала про своё трудное житьё-бытьё. И если тишина в ответ на первое письмо от Медведева старуху не сильно расстроила (Медведева старуха недолюбливала) и о письме ему никому не рассказывала, то задержка с ответом на письмо лично Путину её начинала беспокоить. И о нём она сдуру поведала односельчанам. Потому что железно верила и в ответ от её обожаемого Владимира Владимировича, и на его немедленную помощь. Но как не помочь? Ведь Владимир Владимирович был не только слепо обожаем сотнями тысяч бедствующих российских пенсионеров, но он был также всесилен. А почему нет? Ведь случился как-то конфуз где-то в Краснодарском крае, где из-за распри совладельцев какого-то предприятия перестали платить зарплату рабам. Целых полгода эти рабы ходили на работу задаром, но потом взбеленились и перекрыли какую-то федеральную трассу. А тут тебе всемирно значимое строительство Крымского моста. Ну, президент лично прилетел на собственном самолёте и, как потом радостно вещали по всем радио и телеканалам, в течение минуты прекратил всякие безобразия. При этом даже не изменился в лице, а рабам снова стали давать зарплату. По немного, долларов по сто пятьдесят, но это ли важно? Важно, что, не изменившись в лице и всего за минуту.
Старуха всё это радостное представление видела по своему допотопному ящику и после этого ещё больше возлюбила президента и уверовала в его всесилие (23) . И в его справедливость и доброту. Поэтому, написав ему три года назад, полгода спустя стала переживать. Но она утешала себя такой простой мыслью, что президент слишком занят более важными государственными делами, нежели поправка жизненных условий одной отдельно взятой старухи, и продолжала терпеливо ждать. И продолжала твёрдо верить в кардинальные улучшения своих нищенских кондиций сразу после того, как…
«Ничего, ничего, - утешала себя старуха, - вот он трудится, соколик наш, не покладая рук, на благо нашей великой державы, и пока не знает, как я тута маюсь, хотя я всю жизнь работала, не разгибаясь, а отец мой воевал в одной дивизии с папой нашего дорогого президента. Только, в отличие от него, не дожил до Победы…»
Сама старуха родилась в далёком сороковом, отец ушёл на фронт в сорок первом, а сгинул в сорок втором. Уже позже старуха узнала, что её отец так же, как и отец нынешнего почти бессменного президента России, воевал в составе 86 дивизии Красной армии, защищавшей подступы к Ленинграду. Старуха, просиживая долгие вечера над письмом любимому президенту, постоянно его исправляла и долго не могла решиться: упоминать ли о таком факте, как служба её отца почти плечом к плечу с отцом президента? Внутренняя порядочность и природная скромность советовали ей не делать этого, но нужда склоняла к противоположному. Вот, старуха, помявшись с месяц, таки написала президенту о своём отце. И, переписав письмо набело, не оставив в новом варианте ни одной помарки, отправила его в Москву заказным. На почте она уточнила адрес дорогого президента и, так как секрета в том не было, легко разрешилась от этого нелёгкого бремени. Всё верно: старуха, почитая президента за некое высшее божество в обличье стоика-трудоголика, очень стыдилась и самого факта отправки своего письма этому божеству, каковое письмо обязательно должно было отвлечь внимание занятого человека от его важных государственных дел на никчёмную просительницу, и такой мелочи, как попытка заострить внимание президента на том, что отец никчёмной просительницы…
Но дело сделано и, спустя две недели после отправки письма, старуха не выдержала и рассказала о своём поступке односельчанам. Больше того: она даже зачитывала им копию своего письма. А те при всяком удобном случае просили её почитать ещё и сильно по этому поводу веселились. Вот и сейчас.
- Да, как там с ответом? – в момент растаяла Нинка, уже было готовая покусать Фиделя.
- Пусть лучше снова нам своё письмо почитает! – слегка потеплела лицом Зойка.
- Под это дело надо специальный посошок! – сказал Фидель, и они с Витькой, не сговариваясь, потянулись к бутыли.
- Да чего его читать! – повысила голос старуха. – Уж сто раз читано…
- Нет… ты давай… про это… как тута тебе без газа хреново… и без лекарствов… и как твой отец служил в одной дивизии с президентским папашей… и как бы тебе из-за этого пенсию приподнять… хоть на пару тыщ… чтоб, значить, лекарства… - вразнобой загомонили Витька с Фиделём. Сначала они стали тянуть бутыль каждый к себе, но в дело вступилась Шура. Она помогла мужу овладеть бутылью, они наполнили свои стаканы и оставили бутыль в покое. И, пока супруги Бурякины чинно подносили свои стаканчики ко ртам, Фидель успел треснуть полновесный фужер, налил себе ещё и наравне с Бурякиными собирался пить внове.
- На одном фронте они воевали! – также развеселилась Нинка. – Тоже, умная! У нас тут вся деревня воевала, так что теперь, каждому по шесть резиденций (24) с природным газом и итальянской автоматикой?!
- Хы-хы, - подбавили Бурякины, хотя были они самыми добрыми во всей деревне людьми.
- Да чо ж вы ржёте, ироды! – вышла из себя старуха, что, при её почти ангельском характере, случалась крайне редко.
- Так чо ж не ржать? – надрывался Фидель. – Особенно после таких наглых заявлений, будто президент, как только прочтёт твоё письмо, так и кинется тебе помогать?! Вот ему больше делать нечего…
- Да он и писем никаких не читает, - заявила Зойка.
- А ведь пишут, дурни?! – поддержал Зойку Витька. – Поди, тоннами приходят в его канцелярию…
- И куды они это добро девают?
- А чо, Кремль тоже чем-то топить надо…
- И неправда ваша! – снова повысила голос старуха. – Читает он всё, соколик наш, и моё прочёл…
За столом моментально наступила тишина.
- …И даже ответ прислал!
Тишина, если можно так сказать, усилилась.
- К-как… написал? – первый разродился Витька.
- Ты… это… шутишь? – упавшим голосом прохрипела Нинка. – А чо ж молчала?
- Да вот, сюприз, - весело ответила старуха.
- Так ты это… того… прочти, что ли, - зашелестели изумлённые соседи.
Старуха победно прошествовала к телевизору, выдвинула ящик из пузатой старинной тумбочки, на которой стояла раритет советского приборостроения, таясь, что-то оттуда достала, там, сидя спиной к гостям, что-то развернула, прижала к груди и вернулась за стол. Усевшись, старуха отлепила от себя развёрнутый листок бумаги и стала читать:
- Здравствуйте, дорогая Александра Гавриловна! – прозвучал тоненький прерывающийся старушечий голосок в мёртвой звенящей тишине избы, нарушаемой лишь «разноголосым» дыханием односельчан. Бурякины дышали, разинув рты, почти беззвучно. Нинка, как и говорила, сопела с хрипотцой, Фидель всхлипывал, Зойка дышала полной грудью чисто, шумно и с ненавистью.
- …Во первых строках свово письма хочу извиниться за то, что так долго не отвечал, - продолжила чтение старуха. Каменная неподвижность немой сцены за столом стала, если так можно выразиться, смягчаться. Первой стала приходить в себя Зойка.
- …Потому что сами понимаете, дорогая Александра Гавриловна…
Голос старухи зазвучал крепче и торжественней.
- …Делов у меня всяческих, и государственных с внешней политикой, и внутренних, которые промеж нашей необъятной экономики с бюджетом и прочими министерствами имеются, навалом. Вот кручусь с утра до вечера, а то и ночи напролёт, однако ж письма от любимого народа читать надо. Вот таким порядком я только на четвёртом годе дошёл в порядке очерёдности и до вашего письма, уважаемая Александра Гавриловна…
Своё имя-отчество, якобы повторяемое обожаемым президентом, старуха просто пела. И не обращала внимания на меняющуюся картину настроений вокруг неё. Зойка, привыкшая носить на своём лице выражение надменное, брезгливое или просто недовольное, просто цвела. Бурякины захлопнули рты, Нинка чего-то с трудом соображала, Фидель, свернув своё затасканное лицо в подобие какого-то насмешливого кукиша, наполнял личную тару старухиной самогонкой.
- Он, что, так и пишет, «во первых строках свово письма» и что «делов» у него навалом? – спросила Зойка и начала не то рыдать, не то хохотать. Да и то: нормально смеяться Зойка не умела.
- Заткнись! – прорычала Нинка, также давясь смехом. – Пусть читает…
Бурякины переглянулись и стали беззвучно хихикать. Фидель хлопнул дозу, быстренько что-то сожрал, несколько раз хрюкнул и снова схватился за бутыль. Однако старуха не обращала ни на кого никакого внимания. И продолжала читать:
- Во-вторых строках свово письма, уважаемая Александра Гавриловна, я сообщаю, что таки прочёл ваше письмо, ознакомился с вашими трудностями жизни, а также узнал про то, как наши героические отцы сражались на одной войне на одном участке фронта…
Витька Бурякин, наконец, опомнился, вырвал четверть у Фиделя и налил всей честной компании, не забыв и старухину стопочку. Компания, подмигивая друг другу и веселясь, но потихоньку (даже Зойка, кривясь полным лицом, решила помалкивать), выпила и стала закусывать. А старуху уже несло по волнам её собственного маленького вдохновения.
- В третьих строках свово письма, уважаемая Александра Гавриловна, я сообщаю вам о тех шагах, которые собираюсь предпринять лично по решению тех проблем, которые не дают жить такому хорошему человеку как вы, дорогая моя соотечественница. И пусть теперь для нас, для меня, нашего государства и моего любимого народа, времена наступили трудные, я найду средства помочь вам, уважаемая Александра Гавриловна. И сегодня же велю своему министру по пенсионным делам увеличить ваше ежемесячное содержание на целых пять тыщ рублей. Для того, чтобы вы могли безболезненно покупать лекарства от давления и ревматизма. А ещё я сегодня же прикажу своему помощнику по газовому вопросу, чтобы он лично проследил за подключением вашей избы к газу. И чтоб с вас за этот газ в счёт ваших трудовых заслуг не брали ни копейки. И чтоб газовую печку в избе поставили самую-самую, и даже лучшую, чем у Нинки Филатовой. Ведь у Нинки печка хоть и с итальянской автоматикой, однако нашенская. А вам я велю, через своего помощника по газовым делам, поставить печку всю итальянскую…
В этом месте присутствующие не выдержали и принялись хохотать. Условно говоря, потому что на обычный здоровый хохот поднявшийся шум не походил ни в коей мере. Зойка рыдала, сначала заводя густым басом, а под конец «рулады» спускаясь до неприличного дисканта, сопровождаемого каким-то сморкающим звуком. Нинка хрипло повторяла «ах-ах-ах!», супруги Бурякины визгливо отдувались, в Фидель, воспользовавшись моментом, хлопнул подряд три фужера и беззвучно осовел. Старуха, прижимая развёрнутое письмо к груди, тоже выпила и тоненько закричала:
- Чо вы ржёте, ироды? Поди, завидки взяли, вот и делаете вид, что не верите…
- Завидки! – зашлась Зойка. – А, ну, дай твоё письмо, которое тебе президент прислал, я его сама перечту…
- А главное, чтоб газовую печку лучше, чем у меня! – хрипела Нинка.
- Вот теперя у тебе давление враз поправится! – один за двоих разродился Витька. Фидель машинально потянулся за четвертью, но не осилил действия и, упав лицом на скатерть, вырубился окончательно.
- Завидки, завидки! – победно повторяла старуха.
- Нет, ты дай это письмо, а мы потом посмотрим, какие завидки! – вовсю развеселилась Зойка и, наплевав на свою интеллигентскую степенность, встала со своего места, подошла к старухе и попыталась отнять у неё письмо. Старуха закатила глаза, вцепилась в письмо и истошно завопила:
- Не тронь, гадюка!
- А ты чо мою маманю обзываешь, старая ты кочерыжка? – очнулся Фидель.
- А ну, не тронь! – резко сменив веселое настроение на грозный тон, зычно молвила Нинка.
- Она мне ещё указывать будет, - отмахнулась Зойка и продолжила тянуть заветное письмо к себе.
- Указывать будет, хабала хренова, - хрюкнул Фидель и таки налил себе очередную дозу.
- Ты… это… тово… отстань от неё… - вразнобой вступились за старуху Шура и Витька Бурякины.
- Да вот вы мне указ! – высокомерно возразила Зойка.
- Не указ, говоришь?! – прорычала Нинка, грузно оторвалась от своего стула, подхромала к Зойке и, не мудрствуя лукаво, ахнула её по голове своей полупудовой клюкой. Зойка, надо отдать ей должное, приняла довольно увесистый удар, даже не моргнув глазом. Единственно: она также резко сменила весёлое выражение на своём лице на суровое, отпустила письмо, испепеляющим взглядом зыркнула на пьяненькое чадо и развернулась на выход.
- Иду-иду, - пообещал Фидель и хотел потащить с собой четверть.
- Ты… это… положь на место, - вступился за четверть Витька Бурякин.
- Да чё с ним церемониться, - властно молвила Нинка и треснула Фиделя на посошок своей увесистой дубиной.
- Ну, ничё, ничё, - почесался на ходу Фидель, - мать это дело так не оставит. Побегаете вы ещё все по судам…
- Иди-иди… халява! – крикнула вдогон Нинка. – А, ты, Гавриловна, не плачь. Ну, написал тебе президент, и написал. Так дело ж привычное: он, поди, всем горемыкам отписывает…
- Хе-хе, делать ему нечего! – возразил Витька.
- А ты тоже молчи, - продолжила благородничать Нинка. – Вот человеку радости, как письмо от президента получить, а вам лишь бы перечить да злословить… Хы-хы… Чтобы, значит, газовая печь вся итальянская…
Гости разошлись скоро. Вечерело по-осеннему рано. Старуха чувствовала себя так, словно весь знойный долгий летний день сгребала зерно на току. А после этого выслушала устный выговор от бригадира в виде заковыристой матерщиной тирады. Однако она нашла в себе сил прибрать со стола и даже помыть посуду. Остатки праздничной еды она не стала убирать на хранение, но всё отдала кошкам. Но кошки ели вяло, и время от времени жалобно мяукали.
- Да ешьте вы, окаянные, - слабым голосом приговаривала старуха, подкладывая в печь дрянной уголь. Затем она через силу помылась и легла спать. Ночью старухи не стало.
(1) Морось – это атмосферные осадки в виде очень мелких капель, однако похожее явление случается и в плохо отапливаемых избах в сырую холодную погоду
(2) Большую часть советской металлической посуды производили на оборонных предприятиях в качестве нагрузки к основному плану для нужд народного хозяйства
(3) Гриня имел в виду Медведева
(4) Гриня чуток завирает: в каждом районе современной России наберётся до двух тысяч домов, где нет вообще никакого телевидения. А это около 15 процентов населения. Что касается газификации, каковой обрадовал народ Дмитрий Анатольевич Медведев как якобы актом доброй воли со стороны государства, то даже Московская область, где стоимость одного только подключения к газопроводу стоит 800 000 тысяч рублей, газифицирована лишь на 65 процентов. То есть, акт доброй воли российского правительства в виде очередного нацпроекта обернулся очередным грабежом населения в пользу естественной газовой монополии, где у господина Медведева зарыт личный интерес в качестве небольшого пакета соответствующий акций
(5) Такое случается частенько. Автор лично видел, как новые русские полицейские избивают попрошаек. Больше того: забирают у них деньги
(6) Профсоюзы в России приказали долго жить. А то, что называется профсоюзом, работает исключительно на себя. Суть, на тех, кто его возглавляет: от взносов, которые продолжают платить некоторые недоумки, теперешний «профсоюз» не отказывается, а взамен – голый шиш. Впрочем, в современной России нормально не работает не один общественный институт, который защищал бы права трудящихся
(7) Пособие по безработице в РФ выплачивается в течение 2 лет. Первый год первые 3 месяца безработный получает 75% от своей бывшей средней заработной платы, следующие 4 месяца – 60%, ещё 5 месяцев – 45%, потом в течение 12 месяцев безработный получает 850 рублей в месяц. По истечении двух лет выплата пособия прекращается. При этом максимальный размер пособия по безработице составляет 4,9 тысяч рублей. Что-то около 79 долларов. А если учесть, что рабочих мест в РФ под плодотворным руководством банды Путина не прибавляется, квартплата растёт, а продукты питания дороже чем в США, то можно на чисто интуитивном уровне догадаться, что жизнь в России полное говно. Но только для бездельников-безработных, а остальные – по утверждению пробандитских СМИ – живут или припеваючи, или вполне сносно
(8) Автор придумал условное название болезни, однако суть его повествования от этого не меняется
(9) Средняя зарплата пожарного в МО 18 тысяч рублей, 290 долларов. Квартплата (имеется в виду двухкомнатная малогабаритная квартира) – 8 тысяч рублей (133 доллара), стоимость продуктов питания, не годных к употреблению в нормальных цивилизованных странах, как в США. А в некоторых европейских странах некоторые продукты питания дешевле чем в России. Так, свежемороженая телятина в Германии стоит 4 евро за килограмм (360 рублей). А свиные сосиски в Англии стоят два с половиной фунта за тот же килограмм. В России килограмм «телятины», под видом которой российские коммерсанты продают мясо умершей своей смертью пожилой коровы, стоит – в среднем – 400 рублей
(10) 15 процентов российских пенсионеров получают – 9 тысяч рублей в месяц – такое жалкое пособие, некоторые – немного, но есть, – получают ещё меньше. А это более двух миллионов (включая и тех, кто получает по семь с копейками тысяч рублей) стариков, кто наравне с работоспособным населением платит за жильё и больше остальных за лекарства
(11) Автор, конечно, преувеличивает, однако недалёк от правды: один его знакомый покупает каждый месяц для своей матери, сельской пенсионерки (пенсия – 8,5 тысяч рублей) лекарств на три тысячи рублей. При этом следует отметить, что 40 процентов российских лекарств – фальсификат. А 90 процентов дорогих (якобы импортных) средств – совершенно «безобидны». Дело в том, что их давно производят по лицензии в России, и они типа финского плавленого сыра марки «Виола»: отравиться им – не отравишься, но и радости от употребления натурального деликатеса не испытаешь. Хотя цены на подобные «деликатесы» держат соответствующий бренду уровень
(12) Продукты вышеупомянутого настоящего российского качества это такие, от которых не умрёшь сразу. Но, употребляя их в пищу, ты рискуешь (во втором поколении) утратить способность к воспроизводству. Опыты с крысами, которых кормили подобными продуктами (ГМО соя самого отстойного качества плюс всякие низкопробные консерванты) подтвердили данное заявление. Но русские, наверно, выносливей крыс и протянут, размножаясь, ещё лет пятьдесят. Если, конечно, не прекратят своего всеядного безобразия. Что касается продуктов ненастоящего российского качества, то простой пример. Автор однажды, решив сэкономить, купил подсолнечное масло в магазине «Всё по 60!». Затем пожарил на этом масле картошку и чуть не отправился к праотцам
(13) Автор уже точно не помнит, сколько, но что-то около того. К тому же автор слегка подогнал даты, однако акция доброй воли Владимира Владимировича за счёт старухи и ей подобных а адрес братского Вьетнама имела официальное место быть в списке добрых дел дорогого российского президента
(14) Есть на святой Руси такая должность. Автор лично присутствовал при делопроизводстве с участием вышеупомянутого должностного лица. Брал он как-то (в середине 90-х) водку в одном подмосковном ларьке. И обратил внимание на некоего мужичка, который бродил по торговым рядам и зыркал кругом голодным взглядом. Разговорились. Оказалось, мужик из Мордовии, под Москвой – на заработках. Он и его земляки за два месяца отгрохали нехилый особняк со всеми коммуникациями, два месяца жили в будке на свои, изрядно поиздержались и сильно оголодали. А теперь, когда особняк готов, а работники готовы получить оговорённую в сделке с чёрным прорабом зарплату, данный прораб натравливает на работников подмосковных ментов, а те (за соответствующее вознаграждение) гонят с помощью всех дозволенных российской демократией средств нелегитимных халтурщиков на хрен. Автор, выслушав историю, прикупил водки с закусью и они с мордовским мужиком отправились на место нормального новорусского действа. И, только он угостил бедолаг едой с выпивкой, действо началось. А автор в очередной раз угодил в обезьянник
(15) Автор описал распространённую (из-за относительной дешевизны) в центральной России модель газовой печи. Это так называемый аппарат отопительный газовый бытовой с водяным контуром «Эконом», произведённый Жуковским машиностроительным заводом. И в данном аппарате почти сразу из строя выходит пусковая кнопка, которую надо удерживать в отжатом положении до минуты, после чего отпускать и надеяться, что запальник будет продолжать гореть. Однако он, зараза, гаснет, поэтому, как говорилось в основном тексте, пусковую кнопку приходиться привязывать. Но если в таком состоянии запальник погаснет, то автоматика уже не сработает и газ продолжит выходить «всухую». В связи с этим в России, как в одной из самой отсталой стране мира, часты взрывы бытового газа с многочисленными человеческими жертвами. Импортные модели, ныне также производимые в России, в два (или три) раза дороже. И, если повезёт, будут работать с бесперебойным выполнением всех заявленных автоматических функций
(16) Это не описка, так говорят в местности, где проживает описываемая автором старуха. Довольно редкое, надо сказать, диалектное явление, когда после пары согласных звуков, первый из которых смягчённый звук «ч», идёт смягчённый же гласный звук. Типа «цвяточкями», но, в случае с парой твёрдых гласных звуков, «людишками»
(17) Имеется в виду стоимость заправки баллона без стоимости доставки и самого баллона. На момент написания повести стоимость заправки – 19 рублей за литр
(18) Официально декларируемая зарплата министра (гендиректора РАО РЖД) – 50 тысяч долларов в месяц против аналогичной советской зарплаты министра путей и сообщений РСФСР одна тысяча четыреста долларов (800 рублей). И это при таком раскладе, что нынешняя российская железная дорога сократила грузооборот почти в сто раз. Однако помимо официальной зарплаты всякий российский чиновник среднего и высшего звена имеет дополнительный доход, иногда в разы превышающий зарплату. А вот член правления РАО РЖД получает 135 тысяч долларов в месяц. Интересно, почему у начальника зарплата меньше? А ведь главный железнодорожник страны также является членом собственного правления, просто он в процессе трудоёмкого декларирования своих доходов забыл прибавить одну зарплату к другой
(19) Реальная история – о принудительной смене счётчика за счёт домовладельца и о жульнических ссудных организациях, не преследуемых российскими властями, - случившаяся в той российской провинции, где имеет счастье проживать автор данной повести
(20) Сейчас в России, равно как на Украине, принято говорить по-разному: по-новому «в Украину», или по-старому – «на Украину». А вообще-то название страны «Украина» произошло от их же украинского словосочетания «у краины». То есть, по-русски это звучит как «окраина». А говорить «в окраине» как бы неловко
(21) Ещё одно из гнусных чудес, происходящих в современной России, когда предприниматель-куровод, вложив в развитие производства начальный капитал около двадцати тысяч долларов, фантастически обогащается в течение пяти лет и становится валютным мультимиллионером, а его сынок законно вливается в золотую столичную молодёжь и участвует в ночных гонках. Вопрос: если в нормальной цивилизованной стране, имея стартовый капитал 20 тысяч долларов и занимаясь куриной фермой, можно стать миллионером только спустя 200 лет жесточайшей экономии и изнурительного труда, то как таковое стало возможно в современной России? Ответ: понюхайте отечественную курицу после варки и поймёте, что её кормили обычными фекалиями. За вывоз каковых из новорусских поместий современный куриный барон – с помощью специально организованной службы – также имеет нехилый профит
(22) Нынче в российской армии можно служить до тех пор, пока тебя не вынесут из неё вперёд ногами. Равно как во флоте и на границе. Было бы штатное место или, на худой конец, место за штатом. За штатом, это формально числясь в рядах РА, но ни хрена не делая
(23) Проправительственные СМИ с большой помпой осветили данное явление президента пред обнаглевшие очи опухших от безнаказанности провинциальных российских бизнесменов. Да, было дело, лично прилетел и лично приструнил младших братьев по олигархическому беспределу. И многие россияне после правильной подачи материала по всем каналам продажных российских СМИ зауважали своего президента ещё больше. Хотя, любому умному человеку такая разборка с участием самого президента показалась бы и смешной, и глупой. Всё равно, как в класс к первоклашкам, устроившим бузу, пригасили бы с «миротворческой» миссией даже не десятиклассника, а какого-нибудь синего от татуировки районного авторитета. И как тот в течение нескольких минут восстановил порядок с помощью одного только своего жуткого вида
(24) Ровно столько резиденций у Владимира Владимировича Путина. Обслуживание главной в Ново-Огарёве (одной из шести, которые тоже стоят нехило) обходится российской казне в три раза дороже, чем Великобритании – Вестминстерская королевская резиденция