Нам говорили, что - умный.
«Большой! – говорили нам. - Дорогой! И очень умный!»
Сошлось два из трёх.
Ещё говорили, что - говорит.
- Нет, - отвечали мы. – С нами не говорит.
- Ничего, - успокаивали нас. - Он же умный, заговорит обязательно.
А он не говорит. Лишь орёт, собака.
То есть попугайчик орёт, а собака от его криков, наоборот, расстраивается. Желудком расстраивается! И не только… В смысле, не только собака!
- Он орёт! – жаловались мы.
- Так все поначалу орут! - заверяли нас - А вот обвыкнется, будет разговаривать...
А он не «будет», а всех, гад, «будит». И хоть разница в одну буквочку, но жизнь наша от неё перевернулась, словно плугом. То есть вчера мы ещё цвели, а сегодня уже вся психика кверху задницей.
- Так накрывайте! - посоветовали нам.
- Так мы накрываем! - ответили мы.
- Так плотней накрывайте!
И мы стали накрывать плотнее. Заматывать скотчем, в картон упаковывать, гвоздями заколачивать… А в пять утра всё равно: «Кукареку!» - прямо из-под картона, из-под гвоздей, из-под скотча.
И не «кукареку» даже, а такое, что и словами не выразить. В том числе и нецензурными.
Наше состояние ими отлично выражается, а вот те вопли – увы. Ибо это что-то потустороннее, с адской изнанки мироздания.
- Так это он вас таким образом приветствует! – успокоили нас. - Вроде как «доброе утро» говорит. Просто этому выражению он ещё не выучился - вы ему, видимо, мало повторяете...
- Мы ему много повторяем! – сказали мы. - Прямо в клюв ему много повторяем! В зенки его тупые! В клоаку! Со всех сторон ему повторяем и обкладываем!
- «Добрым утром»?
- Не-е совсем, но от всей души гарантированно!.. Просто в пять утра сложно «доброе утро» выговорить - рот всё больше шипящими...
- А надо чтобы «доброе»! – сказали нам. - Вам же ещё с ним лет шестьдесят жить.
- Шестьдесят?!! – выпали мы в обморок.
- Это как минимум. Так что приучайте его к «доброму». И не в пять утра, а тогда, когда сами просыпаетесь.
- Так мы ж тогда и просыпаемся! В час засыпаем, когда тварь затыкается, и в пять с ним же просыпаемся...
- Значит, у него ещё режим не выработался. Вы его больше выгуливайте.
И мы стали его больше выгуливать.
Утром, днём, вечером - на балкон вынесем, на жёрдочку высадим…
Так нам соседи перестали «доброе утро» говорить.
То есть говорят, конечно, но тоже всё больше «недоброе» и шипящими.
Мы им объясняем:
- Вы нам так весь режим рушите. Попугай же у нас в процессе обучения, а вы его вместо «доброго утра» недобром матом встречаете. А ведь вам, между прочим, с ним ещё шестьдесят лет жить!
- Шестьдесят?!! – выпали они в обморок.
- Ну, если, конечно, раньше кони не двинете...
И стали они тогда нам балкон ножовкой отпиливать.
А мы стали им попугайчика за окошко высаживать – потому, что он большой, умный, и звук ножовки отлично заглушает воплями.
А когда соседи взялись за перфораторы, мы схватились за отбойники…
В результате чего, между нами установилась полная звукоизоляция, а также гармонично ненавистнические отношения, которые, благодаря попугайчику, мы вот уже семнадцать лет и поддерживаем. Ибо вырабатывать режим наш «дорогой, большой и умный» не торопится. Ещё ж столько лет впереди!