Сполох. Часть 2. Глава 2. Начало конца

Татьяна Эхо
                ЧАСТЬ 2. ЗАГНАННЫЕ В УГОЛ

                ГЛАВА 2. НАЧАЛО КОНЦА

                1

     Беспечный Сергей не хотел платить за стоянку и ставил машину под вагонным депо вместе с деповскими рабочими. Так длилось всё лето. Ната устала давать советы, всё равно жена -дура. И вот однажды, тридцать первого августа, пошёл утром, как всегда, Сергей за машиной, чтобы ехать на работу. И тут же бледный вбежал домой:
     - Слушай: у нас, кажется, машину угнали!
     Он ушёл на работу, а Ната вызвала милицию. Один кругленький опер, вылитый герой сериала, долго давал красивые обещания, болтал про психологию преступников.
     Ната всеми силами души желала найти «москвич», видя в этом событии начало краха. Она знала, что Сергей не долго будет держать себя в руках. Женщина прошла пешком много близлежащих районов и решила обратиться в «общак», на Казанскую. Долго бродила по частному сектору, напряжённо всматриваясь: не белеет ли за забором знакомый капот? Всё тщетно. На лавочке перед бараками сидело несколько покрытых наколками мужчин. Они играли в карты. Сама себе удивляясь, Ната подсела к ним, безошибочно определив манеру общения:
     - Здравствуйте, у меня к вам дело есть.
     - А на сигареты дашь?
     Ната вытащила несколько бумажек. Разговор шёл серьёзный, и ей дали адрес некоего Владлена, возглавлявшего «общак».
     - Он недавно жил с нами, да дом купил.
Ната нашла Владлена, обстоятельно обо всём договорилась, оговорили сумму. За неё знакомые просили и в соседнем «общаке». Её не обманули, но что-то здесь не поддавалось логике. Ната опрашивала многих владельцев гаражей, и один хозяин похожего «москвича» сказал, что видел, как катались на нём «сопляки зелёные». Она стала дежурить на этой дороге каждую ночь.
     Мальчишки могут быть абсолютно случайными, не известными ни «общаку», ни милиции. Ната продолжила поиски, идя по той же дороге, где гнали «москвич». Она вела за город. Ната собиралась продолжать поиски до победного конца. Но фор-туна отвернулась от неё. Через несколько дней дочь заболела вирусным менингитом, и её положили в инфекционную больницу. Очень скоро Любу перевели в детский санаторий. Родителей туда не допускали. Дети сидели на карантине и лишь пили таблетки, что можно было сделать и дома. В других корпусах были учителя, и Ната умоляла допустить учителя математики из санатория.
     - Вы понимаете, у неё мозг поражён, занятия не положены! Гимназии с вышедшими после долгой болезни обходились не по советским законам: болел, не болел - твои проблемы! Один мальчик, выписавшийся после аппендицита, сразу же увеличил вдвое количество трояков, и не поднялся из них. Ната отсветила листы из английского, передала дочери. Занятия по сотовому телефону шли успешно, Люба сама занималась по учебнику русским. Каждый день она звала маму к окошку. Какие тут поиски машины?
     По возвращении в гимназию по математике пошли безнадёжные тройки. Теперь Люба говорила, что ненавидит математику, русский и литературу. Читать она перестала. У Наты были планы, как реабилитировать дочь, пусть не в оценках, но хоть знания восстановить.
     Здоровье Натальи слабело. Она начинала так же болеть, как и её мама в этом возрасте, только сознание не теряла, но всё меньше успевала по дому, раздражая Сергея. А на работе, как назло, попадались лишь нечистые на руку кондуктора. Наталья говорила, что сейчас не вполне здорова и что Любаше нужна помощь после болезни. Но муж зачастил к Трушиным, дома ночевал редко и часто был зол.
     - У других жёны зарабатывают, а ты ленивая! Вон Наташка опять новую «японку» купила. Сама, без мужа! Видела бы ты эту машину!
     - Серёжа, не сердись, я чую сердцем, найдётся наш «москвич», не сожгли его, не разобрали!
     Трушины решили сделать благодеяние, подарили Сергею «москвич» очень старого образца, который давно гнил в гараже. Сергей пропадал там, тратил большие деньги и почти не бывал дома. Но всё же говорил: «Ну что такое “москвич”? У людей “японки”, а я работаю на вас и нормальной машины не имею!»
     Однажды, разыскивая мужа, Ната позвонила Наташке. Разговор был тяжёлый.
     - Ты не права. Ты совсем села Сергею на шею. Всё со своей Любой как с принцессой возишься! Меня Диана не видит, я всё время провожу на рынке.
     - Но ведь не все торговать способны! Да и кондуктор из меня негодный. Что ж, если учителям так мало платят! Наташа, ты ведь не знаешь, я не для удовольствия меньше ставку взяла, не только, чтобы с Любой заниматься. У меня здоровье сдавать стало! Я не могу уже, как тогда, портреты на рынках писать.
     - Ты скоро мужа потеряешь! Бросай Любку и иди кондуктором работать! Моя Диана грязная, голодная была, когда дед с бабкой пили, а чем твоя лучше! Ты смотри, мне Сергея жалко. У меня знакомая есть, не замужняя деревенская девчонка. Она-то и кондуктором будет и вообще умеет зарабатывать. Ей, кстати, жить негде.
     - Ты мне угрожаешь?
     - Я говорю правду.
     - За что ты меня так ненавидишь?
     - Измени себя, а то потом будет поздно.
     По поводу Дианы не всё было правдой. Она всё время после школы проводила у репетитора. Любе же грозила прямая дорога на улицу.
     Не разбирая дороги, добрела Наталья до трушинского гаража. Сергей лежал под ржавым «москвичом». Ласковыми словами Ната уговорила его идти домой. Тут появились дядя Саша с Дианой. Он раньше был добрее остальной части семейства, а теперь бабы прожужжали ему все уши. Неприятная, с широко расставленными глазами Диана уставилась на Нату как на врага. Сергей вылез из-под машины.
     - Ну что, пойдём, Любаша нас ждёт.
     Тут дядя Саша завёлся:
     - Опять твоя Любаша! Носишься с ней как с писанной торбой! Наша Дианочка в пять лет сутками не присмотренной была. Слышать не желаю про твою принцессу!

                2

     Всё не клеилось. Как-то в холодный воскресный день кондуктор отказалась работать в нетопленном автобусе. Пришлось выйти Нате. Этот маршрут проходил через весь город до боль-шого рынка. Ната не была способна к работе кондуктора, медлен-но поворачивалась, роняла мелочь. Над ней смеялись, её оскорбляли. Вечером поехали домой торговки с баулами. Одна из них кричала:
     - И где вы кондуктора откопали? Я бы такую продавщицу дня не держала.
     Сергею не слышны были эти оскорбления. Но Ната знала: проработай она месяц, мужу бы передали про неё целый поток грязи, а к этим вещам он прислушивался чутко. Он всегда хотел, чтобы жена была обычная, как все, а когда слышал об обратном, долго смотрел на неё тоскливым волчьим взглядом.
     К концу дня Ната сильно застудилась. Она шла на работу, одевшись как в холодный ноябрьский день, но после полудня выпал снег, и наступила зима. Ната еле добралась до дома. Надеялась на десятидневный курс лечения, но в следующее воскресенье Сергей опять потребовал её на работу.
     - Серёжа, миленький, я не могу, дай мне ещё три дня долечиться. Помнишь, как долго я болела пневмонией, а те заболевания, что сейчас, труднее лечатся. Пожалей, если я выйду, будет что-то ужасное! И мы тогда больше потеряем, чем от вора-кондуктора.
     - Не хочешь - пусть Люба на работу выходит!
     - У неё последняя консультация перед академическим концертом. Там и так дела идут неблестяще. Месяц проболела!
     - Да ну тебя к чёрту!
     - Ну ладно, прости, Серёженька, я выйду.
     Наталья понимала, что без отца у дочери нет будущего. Саму её на работе держат из милости, и так всегда будет из-за нарушенной координации и отсутствия связей. Она знала много таких семей, где жили на нищенскую зарплату с субсидией и бесплатную чашку супа из школьной столовой. Да ещё бывали редкие подачки из собеса, за которые надо обить не один порог. Отцы в этих семьях на работе, как правило, были оформлены так, что алиментов хватало на три дня питания. Несмотря на низкий заработок, работать приходилось много. Другие за хороший оклад меньше трудились. А ей ещё бесплатные оформительские работы предстоят. Скажут, как в последнем саду: «Мы для того тебя и держим, чтобы ты рисовала, а без этого что ты такое?» Какие же тогда занятия с Любой? Сама она учиться не станет, папина же дочь! Да эту программу и не одолеть самой. Сергей так же учился, но в то время не было ЕГЭ и столь жёсткого отбора. Выучил в десятом классе химию с биологией — поступил. А сейчас всё делается, чтобы отсеять детей из бедных семей. Про-грамма усложнена, а разве многие смогут оплатить столько репетиторов? Разве может в бедной семье мать позволить себе не работать, чтобы заниматься с ребёнком? У Любы в классе поло-вина матерей сидели дома, да ещё и репетиторов нанимали, чтобы специалист занимался. А в бедных семьях сколько способных детей уходят работать после девяти классов! Люба же и в способных числиться не будет. Ей уже крылышки-то обломали! Сейчас она могла бы с ней, несмотря на тройки, заниматься, взять гимназические знания, овладеть языком. А в одиннадцатом классе ребёнка можно перевести туда, где удастся всё пересдать и аттестат исправить. Так делали многие, кто не вписался в систему гимназий. А ещё, чтобы поступить в институт, надо в десятом-одиннадцатом классах подготовительные курсы оплачивать. И спонсорские дать, когда попросят. Иначе на бюджет не попасть. Но без мужа это невозможно. Конечно, есть женщины, которые выбиваются в начальство и получают хорошую зарплату. На это Ната не была способна. С такими талантами надо было родиться. Так вот, со своими знаниями и способностями она попала в число тех, о ком Лахновский говорит, что они окажутся в беспомощном положении. Лахновский явно цитирует план Алёна Далеса, который читали на закрытых партийных собраниях. Читали, знали и не уберегли! Не уберегли Родину, не спасли народ от медленного вымирания.
     Кстати, за убеждения и взгляды наших детей сейчас взялись. Учебники перекроены, средства массовой информации нацелены на формирование удобного властям обывателя. Это до десяти лет Ната могла ещё формировать у дочери вкусы, взгляды и политические убеждения. Теперь ситуация вышла из-под контроля.
     Ещё недавно, седьмого ноября, возвращаясь из музыкальной школы, попали они с дочерью на митинг, где в центре стояла всё та же старуха с портретом Сталина.
     - Наши? - спросила Люба.
     - Наши, да не совсем. И не все здесь наши. Посмотри на тех, со свастиками - это нацисты. Власти устроили провокацию, чтобы настоящих коммунистов опорочить.
     - Мам, но те же с красными флагами!
     - Да, есть здесь и наши, только нацистов сюда допускать нельзя. Любка лезла в камеру, а мать старалась её оттащить.
     - Ты что, боишься?
     - Я ничего не боюсь, если за правду. А здесь провокация! Я за Советскую власть, а фашисты - наши враги. Их сюда специально подсунули, чтобы наши идеи очернить. Чтобы бороться, надо быть сильным, образованным. А увидят тебя по телевизору - из гимназии исключат. Ну что ты этим докажешь?
     Потом мать с дочерью присоединились к демонстрации. Народ запел:

                Вихри враждебные веют над нами,
                Темные силы нас злобно гнетут,
                В бой роковой мы вступили с врагами,
                Нас ещё судьбы безвестные ждут.

     Когда допели песню, Ната заметила, что рядом с ней шагает женщина с портретом Сталина.
     - Как хорошо, что я вас здесь встретила! И с дочкой…
     - Я тоже рада вас видеть, но объясните мне, что здесь делают фашисты?
     - А это нам самим не нравится.
     - Но вы же допустили.
     - Нас не спрашивали.
     - Так какая же вы тогда партия, если делаете то, что вам укажут сверху? Ещё раз они встретились на левом берегу реки, где Ната писала этюды. Художница одобрила её работы. Но она высказалась против обучения Любы в гимназии, пафосно произнеся:
     - Гимназия? Это всё буржуйское! Надо идти в народ!

                3

     Наталья вышла на работу, прекратив приём лекарств, который был там невозможен. Она знала, что заболеет надолго, не догадываясь о всём масштабе катастрофы. На следующий день Наталья слегла с острым пиелонефритом, осложнённым множеством других сопутствующих заболеваний. По прописке была отвратительная поликлиника, где отсутствовали многие необходимые специалисты.
     Сергей уже не собирался лечить жену. После общения с Трушиными он всё чаще смотрел на Наталью холодным взглядом. Его мучила навязчивая идея, что они бедны из-за того, что Наталья мало зарабатывает и много денег и времени тратит на дочь.
     Был конец второй четверти, Люба так нуждалась в помощи. Лечь в больницу под Новый год? Зачем портить праздник, когда качественного лечения всё равно не получишь? В пригороде родного городка жила приехавшая из Кемерово тётя Валя, сестра мамы, прекрасный врач-терапевт. Проблему решали по телефону. Обе не строили иллюзий на быстрое выздоровление, но Ната не имела достаточно хороших условий, чтобы лечиться. Повзрослевшая Люба тоже страдала от создавшегося положения. К тому же, видя успешных одноклассников, презиравших её за бедность, девочка начинала винить в своих бедах неудачницу мать.
     - Пока ты не купишь мне модную шапку, буду ходить без головного убора, - заявила Люба.
     - Но ты же менингит схватишь пострашнее инфекционного, которым ты болела!
     - Плевать! Ты ничего не зарабатываешь, из-за тебя я хожу как бичи- ха, надо мной весь класс смеётся!
     - Одень синтепоновые штаны, они вполне приличные. Даже Лиза из «музыкалки» в таких ходит.
     Лиза училась в английской гимназии, происходила из одной из самых известных и богатых семей, обладала ослепительно красивой внешностью и была предметом зависти для многих одноклассников Любы. Но если было холодно, она одевалась по погоде, не думая, что о ней скажут. У Любы это сравнение вызвало раздражение:
     - А что мне твоя Лиза? Ты мне, как у Полины, купи, тогда буду носить!
     - Но из-за того, что ты кричишь, деньги из меня не выскочат!
     - Иди в «Эконом» работать! Там продавцы и то больше тебя получают!
     Наталья каждое утро пыталась одеть Любу, но выйдя из квартиры, та засовывала шапку в ящик с картошкой.
     В конце четверти задавали много по всем предметам. По биологии Любаше поручили доклад, к которому весь вечер с мамой пришлось готовить наглядные пособия. Чтобы не помять в битком набитом автобусе листы ватмана, Наталья дала дочери тубус. Девочке показалось, что с ним она будет смешно выглядеть перед одноклассниками.
     - Не поеду с тубусом, пусть двойку ставят!
     Люба ушла, хлопнув дверью. Через десять минут раздался звонок:
     - Мама, мне все звонят, говорят, нельзя подводить! Привези, пожалуйста, не хочу тройку за четверть!
     Времени было в обрез, пришлось ехать на такси. Машина попалась холодная. Болезнь вспыхнула с новой силой. Отлежаться не получалось никак. Постоянно возникали причины, гнавшие Наталью на мороз. Тётя Валя назначила другие лекарства. Сергей всегда старался улизнуть, чтобы не ставить капельницы, сказав однажды:
     - У тебя вены хуже, чем у свиньи!
     - Спасибо за комплимент, ветеринар, - ответила Ната.

                4

     С большим трудом подготовилась Наталья к Новому году: нарядила ёлку, смастерила костюм русалочки. Костюм был красивый, образный и достаточно взрослый. Из серебристой чешуйчатой ткани Ната удачно сконструировала юбку-хвост. Хвост был и удобный для ходьбы, и достаточно узкий, с плавниками, похожий на настоящий. На топик под цвет тела надевалось ожерелье из ракушек. Дополнял его светлый парик с длинными волосами. Раду Наталья нарядила в цыганский костюм, доставшийся ей от Марго. С большим трудом удалось уговорить девочек расслабиться и выступать. И всё же получился красивый клип.
     Сергей был дома, на столе стояла бутылка шампанского, что бывало в их доме редко. Бутылку подарил супругам хозяин мелкого автомагазинчика, где они часто отоваривались. Выпив немного, Сергей вынес бутылку в кухню. Ната лежала на диван-чике, всё же нелегко ей было. А Сергей, почуяв подозрительное, прокрался в кухню и увидел, как детки разливают по стаканам шампанское.
     Говорят, как встретишь Новый год, таким он и будет, вот Ната и старалась внести мир и сгладить острые углы. Но всё, казалось, не предвещало добра. В конце декабря по непонятной причине погибли все животные из собранного Любой «зверинца». А первого января Ната узнала, что в новогоднюю ночь сгорел магазинчик, где им подарили шампанское. Хозяин не был богат, взял кредит на открытие бизнеса, а теперь стоял, окаменевший от горя, с огромными непонимающими глазами.
 
                5

     Прошло ещё десять дней. Выздоровление двигалось медленно, и тётя Валя настойчиво советовала обратиться к узким специалистам. Гинеколога Викторию Фёдоровну всегда волновал один вопрос о несостоятельных пациентах: нет ли угрозы для жизни, и не придётся ли за них отвечать перед законом. Негласный список болезней, по которым можно получить бесплатную медицинскую помощь, был не велик. Но вслух об этом не говорили.
     Оказавшись у Виктории Фёдоровны, Наталья сперва услышала ответ, что всё нормально, но после УЗИ ей вдруг дали направление на диагностическую операцию. Виктория, как всегда, боялась пропустить рак.
     Но по тому результату УЗИ было множество противопоказаний, о чём Ната с тётей Валей и не подозревали. Записали только на февраль, и Нате пришлось холодной зимой проходить обследование. Для сдачи анализов очередь занимали до открытия поликлиники, и полчаса стояли на морозе, чтобы попасть в мизерное число «бесплатников».
     Это отнимало время, как работа, а приносило лишь убытки. Люба училась всё хуже и хуже. Сбывались пожелания Трушиных.
     Наталья регулярно занималась с дочерью английским и французским, потому что это легко давалось и не вызвало протеста. А попытки догнать математику спровоцировали у Любы истерику. Тут ещё случилась новая беда. Ходившую полураздетой по январскому морозу Любу увезли на «скорой». Выписали через неделю после диагностической лапароскопии. Даже в детской больнице помощь оказывали по минимуму. Нужных выводов сделано не было, зато Любе показалось, что в больнице лежать гораздо веселее, чем ходить в школу. Когда мама объявила, что ложится в стационар, Люба прыгала до потолка.
     В больнице Наталья просила врачей разобраться в том, что с ней происходит. Мамин гематолог говорил, что постоянные воспалительные процессы в организме были следствием скрытого лейкоза, они не давали жить полноценной жизнью. Маме стало легче, когда воспалительные заболевания стали мучить её меньше, но как раз тогда и был у неё выявлен лейкоз. Только тогда Алина Ивановна получила право на пенсию по инвалидности. А сейчас тем более государство не поможет, неужто нельзя остановить начавшуюся болезнь? В больнице Ната оказалась невольно отстранена от семейных проблем. Здесь оставалась только борьба за выздоровление. Когда она лежала с пневмонией в девяностые, больница ещё оставалась советской, хоть и с налётом перестроечного развала и разгильдяйства. Если в пульмонологии у человека обнаруживали сопутствующие болезни, его бесплатно обследовали и лечили специалисты других отделений. То, что в разваленной за эти годы медицине были установлены другие порядки, Ната слышала. Но она всё ещё не представляла, что в стационаре находится лишь потому, что Виктории Фёдоровне необходима бумажка, что врачи сейчас вынуждены выполнять спущенные сверху не всегда умные, а зачастую вредительские инструкции, невыполнение которых отражается на зарплате. Ната надеялась на помощь и не могла представить, что в этом стационаре с данным направлением она не имеет прав на какое бы то ни было лечение, как бы плохо ей ни было. Женщине казалось непонятным, что при всей скупости на реальную медицинскую помощь здесь щедро применяли наркоз при лёгких медицинских вмешательствах. Ната знала, что в данном случае наркоз несёт больше вреда, чем пользы, что принимать его ей придётся в более серьёзных случаях, но её отказ шокировал многих. При всех своих наивных представлениях об обязанности врачей исполнять клятву Гиппократа, Ната оставалась такой же стойкой, как была в юности, невольно вызывая удивление окружающих. Она опять чувствовала в себе какие-то скрытые силы, ещё не нашедшие применения.
     Ничто так не делает женщину слабой, как страх за ребёнка. За детей терпят унижение перед начальством, боясь потерять работу, не смеют возразить мужьям-самодурам, обивают пороги учебных заведений. Нужно ли это делать? Наверное, на этот вопрос никогда не найдётся однозначного ответа.
     Не получивший образования ребёнок беспомощен. Дети, не видящие своих вечно работающих матерей, воспитываются капиталистическим государством в нужном русле, на это направлены школьная программа, телевидение и сформированное политиками общественное мнение. Сперва такие дети напоминают сумасшедший диснейленд, а потом поражают отчуждённостью, равнодушием и дремучей неразвитостью души.
     Но когда ребёнок видит, как унижается мать ради его благополучия, он сам перестаёт её уважать.
     Люба обучалась в классе, куда попасть было очень тяжело. Но среди захваленных вундеркиндов развились нездоровые отношения. Они постоянно ябедничали друг на друга, глядя на родителей, доносивших на неугодных учителей. Пришедшим после болезни детям не говорили домашних заданий, каждый же-лал своему соседу плохой оценки. У большей части класса имелись справки о том, что им нельзя сидеть дальше третьей парты, а на «камчатку» выбрасывали тех, кто не мог сопротивляться.
     Ната вглядывалась в таинственный вечерний пейзаж за окном палаты, обдумывая композицию будущего этюда. Лирическое настроение прервал звонок сотового телефона. Люба сообщила маме, что по доносам родителей снята с должности её любимая учительница английского, классный руководитель Алла Валентиновна. Наталья дружила с любимой «англичанкой» и стояла за неё горой. Приказ был подписан именно тогда, когда Алла Валентиновна находилась на курсах, а Ната -в больнице. Чаша была переполнена, и Наталья написала заявление о переводе дочери в другой класс.
     Врач выписал Наталье антибиотик в таблетках, но ей становилось хуже. На третий день возникли сильные боли, на что врач ответил:
     - Мало ли что у кого болит.
     Галя, знакомый детский врач, предложила взять этот же антибиотик для капельниц. Выйдя из больницы, Ната искала лекарство по всему городу.

                6

     Наталья еле дошла до дома, а когда открыла дверь, в нос ей резко ударил запах псины. На диване и на полу валялись клочья собачьей шерсти разных мастей. Любашка развлекалась, приводя домой всех собак, обитавших возле контейнеров. Соседи называли её «собачьей мамой», видя, как за ней чинно шагают лохматые любимцы.
     Порядок был наведён в той мере, в какой это было возможно в данном состоянии. Наталью морозило, боль не давала двигаться. Она укрепила на окнах утеплитель, вырвавшийся местами, подвесила капельницу и стала ждать мужа. С венами явно было что-то не то. После попадания они лопались через несколько минут. Сергей бросил бутылку и сел на диван, натянув на голову одеяло. Ната внимательно всё осмотрела: стерильность не нарушена. Сдаваться было не в её правилах, и она всё же, наконец, пристроила иглу и сидела в неестественной позе. Ира дежурила сутками, и не всегда была дома. Лиля, мать Рады, согласилась помочь.
     Рада теперь целыми днями просиживала у них дома, а уроки делались всё меньше. Единственное, занимались английским и французским. Рада стала учить французский вместе с Любой. Наталья читала Любе «Из пламя и света» Марии Сизовой. Впервые она прочла эту книгу в девять лет и теперь снова глубоко задумалась над прочитанным. Ведь Лермонтов писал свои стихи в годы реакции, после подавления восстания декабристов, когда, казалось, ничего уже нельзя сделать. Своим талантом, ярким словом боролся Лермонтов с самодержавием. Нет, он не просто был убит на дуэли, он погиб за правду в неравной борьбе. Конечно, сейчас всё переворачивают, но отнюдь не случайно появился на Кавказе незадолго до дуэли шеф жандармов Бенкендорф.
     И Ната думала, что пора, пора очнуться от многолетнего сна. Она видела, как много может. Сейчас, преодолевая немыслимые трудности, даже изучала французский язык, который не знала ранее. Надо же начинать что-то делать! Выздоравливать скорей, искать старуху с портретом Сталина? А, может, ещё писать? Писать о том, что произошло в эти годы, открывать людям глаза на правду, и когда-нибудь в нужный момент написанное станет грозным оружием.
     И почти беспомощная, в постели Ната начала писать повесть. Другого она сейчас делать не могла. Она писала, мечтала о тех днях, когда вновь встанет на ноги, и, сколько могла, занималась со своей ленивой и упрямой дочкой.
     Чтобы заняться математикой, надо было сесть рядом и контролировать каждый шаг, объяснять непонятное, не давать лениться и списывать. Но обычно после музыкальной школы или английских курсов Люба приходила поздно, заставая мать под капельницей. На шнурке много не проконтролируешь, и, сев поодаль, Люба списывала уроки с «решебников».
     В неубранную комнату Сергей повадился водить нового кондуктора Максима. Это был сын подруги тёти Нины. Он ходил, собирая пальцем пыль с дисков и безделушек.
     - Он же Трушиным расскажет! -  возмущалась Ната.
     - Да ты не воспринимай его всерьёз, у него инвалидность по интеллекту, он как ребёнок!
     - Для бытовых сплетен интеллект не нужен, - печально ответила Ната. Предложенные Лилей таблетки восстановили вены, и Ната всё чаще обходилась без помощи медсестёр. Воспаление было снято частично, ноте же боли, что не давали ни жить, ни работать нормально, не прошли.

                7

     Когда Наталья пошла на участок, там была уже временно некая Цветкова, казавшаяся менее жадной и более доброй. Но и она сказала:
     - Что ты хочешь? Всё нормально.
     - Так у меня же боли. Я не могу работать и кормить семью.
     - А теперь всегда так будет. Привыкай, будешь так жить!
     Кончился учебный год - Люба по математике «круглый нуль». Наталья не хотела позора в новом классе, но болезнь доканывала её, а хождение по врачам изматывало. С большим трудом в частной клинике получила она направление на диагностическую лапароскопию. Но денег на другую больницу не было, пришлось ложиться в «двадцатку». «Двадцатка» была просто прекрасной больницей для «блатных» либо для поступивших с другого участка за плату. По прописке можно было получить хорошую помощь неофициально за посильную плату, но допускались до этой кормушки лишь избранные, проверенные единицы. Чужаков отфутболивали. Нечто подобное говорили и о Любиной «русычке», бывшей директорше, едва не севшей за махинации. Надежд на хорошую помощь Ната почти не имела. Из-за болезни всё почти шло под откос. Квартира убиралась всё хуже, муж всё чаще не ночевал дома. Любу едва не выгнали из музыкальной школы. Напыщенная директорша считала девочку чудовищно невоспитанной и вредно влияющей на деток из высшего общества. Пришлось перевести её в музыкальную школу попроще, что сулило большие неудобства из-за удалённости района. Люба и так была сильно загружена. Одно радовало, художественная школа была закончена с отличием.
     В марте Сергей попал в аварию, в которой не был виноват, но всё повесили на него. Огромные суммы уходили на кредиты, старые и новые. В этом же месяце в домофон позвонили и сообщили, что угнанный «москвич» стоит на арестплощадке.
     - Я с вас много не прошу, лишь семь тысяч, он на металл столько тянет. Ваши менты его всё равно никогда не нашли бы!
     Оказалось, угнали его молодые сельские рабочие из депо по злобе на городского «чужака». На сёла городской «общак» не имел влияния так же, как и городская милиция, которая по лени и наплевательскому отношению не общалась с сельской. А ведь Ната могла дойти по той дороге, где его гнали до арестплощадки, она уже была близка к цели, но какой-то рок тяготел над ней.
     Сергей прохладно отнёсся к восстановлению «москвича». Хвастаясь иномарками, друзья разжигали в нём стремление к роскоши. Когда-то Сергей с энтузиазмом брался лечить жену, а теперь его лишь раздражала её беспомощность, в то время как своих любовниц он лечил.
     Наталья просила врачей помочь ей, она понимала, что, если не подняться, её затопчут, как затаптывают при капитализме сошедшего с дистанции. Она знала это по книгам Оноре де Бальзака, Джека Лондона и Теодора Драйзера.

                8

     Собирая нужные бумажки для операции, простаивая в очередях, полуживая Наталья ещё старалась появляться у мужа на работе, приносить обеды, выполнять поручения. Она очень боялась его потерять. Сергею удалось продать отремонтированный им трушинский «москвич».
     - Серёжа, не надо от этих людей зависеть, верни им все деньги, - просила Наталья. - Они старым платьем с Дианы попрекали, а за то, что я два года пользовалась их брошенной дачей, намекали, что мы им по гроб должны.
     Деньги пошла относить Ната. Дверь открыла тётя Нина, пьяная «в стельку».
     - Я всё про тебя знаю, мне Сергей говорил. И что ты болеешь - знаю. А ты можешь к врачам не ходить… Я тебя вылечу… Ты не знаешь разве, что я экстрасенс?
     Тут тётя Нина запнулась, и, если бы Ната не подхватила эту стокилограммовую тушу, она явно разбила бы себе нос. Пришлось довести её до дивана. Тётя Нина протёрла глаза, помотала головой и уставилась на Нату:
     - Дай-ка я посмотрю на тебя. Ну что в тебе такого, что Сер-гей тебя забыть не может? «Хочу, - говорит, - забыть и не могу».
     - Да почему вы так хотите нас развести?
     - Я-а-а? Я ничего не хочу, ты знаешь, как я тебя люблю, красавица ты на-а-а-ша.
     И тётя Нина полезла целоваться. Задыхаясь от запаха перегара, с чувством омерзения еле вырвалась Ната из рук Тру-шиной-старшей.
     - Мне пора, я к врачу опаздываю, - брякнула она первое, что пришло на ум, и выскочила из квартиры.
     Выйдя на свежий воздух, Ната долго обдумывала ситуацию. Ей явно роют яму, но что делать сейчас, когда она еле стоит на ногах и вот-вот окажется в больнице? Неужто ничего нельзя спасти? Но всё же… Надо рассказать ему, пусть хоть что-то дойдёт. Ната тут же достала сотовый телефон…
     Господи, как трудно! Любу жалко. Заниматься удаётся только иностранным. А за математику воевать надо. Полдня истерики и борьбы, и лишь потом минут сорок нормального труда. Это невозможно, когда весь день по больницам и в борьбе за мужа.
     У Наты имелось двенадцать тысяч. Неофициально за эту сумму могли сделать необходимую операцию. Но она не входила в круг тех, кто мог легко договориться с заведующим.

                9
     Ната открыла глаза, пытаясь сосредоточить зрение на распахнутом окне, где зеленели берёзы. Постепенно резкость восстанавливалась. Она повернула голову к соседней кровати и тут же отметила: «Новенькую положили». В палату вошёл худенький, подвижный Андрей Игоревич Кузнецов. За глаза его звали Кузнечиком.
     - Ну что… Операцию вам сделали диагностическую. Вы, наверное, не в состоянии слушать. Наркоз вышел?
     - Я всё понимаю. Скажите сейчас.
     - Так вот: лапароскопия была только диагностическая. Здесь операция не поможет.
     Он лукавил. За деньги качественно делали операции, избавлявшие от подобных проблем.
     - Но так что же мне делать? Я ведь работать и кормить семью не могу.
     - Инвалидность в нашей стране получить почти невозможно, но можно лечиться гормонально.
     В Наталье проснулась женщина, и она полюбопытствовала:
     - А от этих гормонов толстеют? Кузнечик рассмеялся:
     - Скорей наоборот, худеют. Особенно кошельки. Там есть один, в таблетках, относительно дешёвый, но он в вашем случае не поможет! Есть одно качественное лекарство…
     - Так сколько оно стоит?
     - Одна ампула -десять тысяч! - победно выпалил Андрей Игоревич.
     - А сколько их надо?
     - Шесть. Колется раз в месяц.
     - Я имею только десять, больше не предвидится. Что же мне делать?
     - Придётся терпеть, если сможете.
     - Ну, допустим, смогу, а как же работать? Кузнечик пожал плечами.
     - Тут вам решать. Я назвал лекарство.
     - Но ведь можно было за десять тысяч сделать операцию, я согласна на полостную и знаю, что такие операции помогают. Ну, если невозможно добиться операции, не может быть, чтобы этот гормон был единственным. Ведь наверняка есть какая-то альтернатива.
     - Альтернатива - только цианистый калий, - ухмыльнулся Кузнецов.
     - Спасибо, не хочу. У меня есть знакомые врачи, книги. Не хотите говорить - всё равно узнаю!
     Наталья поднялась в тот же день, а на следующий шустрый Кузнечик тихо позвал её в кабинет.
     - Вы правы, есть альтернатива. Одна ампула стоит пять восемьсот.
     - Но, может, есть что-то ещё?
     - Вам нужно сильное лекарство, а это непременно поможет.