Вильнюс, осень 1973 года.
Девяти миллиметровый дульный зрачок неуверенно, с подрагиваниями перемещался, и смотрел то в переносицу, то в верхнюю пуговицу кителя. Начальная оторопь от ситуации переросла в безысходность, так как резкие движения исключались. В любой момент тупая пуля ПМ-а могла разодрать грудную клетку или снести полчерепа. Мысли метались в хаотичном беспорядке, пока не появилось запоздалое чувство вины перед близкими за принесённые им ранее переживания, которые уже похоже не загладить. Начал появляться животный страх перед последствиями выстрела: безжизненное тело на пороге дежурки, покойник в гробу с очень знакомым восковым лицом, глубокая яма среди множества надгробий, убитые горем родители и наконец, бездушная плоть под двухметровым слоем земли.
* * *
В огромной комнате офицерской общаги Северного городка проживали только два лейтенанта-холостяка Инженерно-сапёрного батальона: Виктор Зверев и Александр Тонков. На письменно-обеденном столе «царствовала» начатая бутылка водки «Столичная» и до слёз не хитрая закуска: солёные огурцы с белесыми боками; квашеная капуста цвета залежалого тротила; плавленный, слегка окаменевший, сырок «Дружба»; и венец кулинарии – ливерная колбаса с лёгкими признаками плесени. Повод для застолья напросился более чем значительный и даже волнительно-нервный: завтра Витьке предстояло просить руки обожаемой им Светки у её родителей. А группой поддержки в одном лице будет Сашка. Мероприятие совершенно незнакомое, ответственное и посему тревожное. Неуверенности ещё добавляло то, что Витькин будущий тесть полковник запаса, в недавнем прошлом командир одного из пехотных полков их дивизии. Кареглазая брюнетка, пухленькая хохотушка Светка о своём отце отзывалась непонятно и получалось, что он - любящий её ... сатрап. Это-то и настораживало. Когда в очередной раз наполнили стопки, Сашка предложил:
- Давай не будем заморачиваться на трудностях, которых возможно и не будет, а рассмотрим грядущее событие с точки зрения позитива, после всех формальных мероприятий: сватовства, букетно-конфетного периода и свадьбы.
- А что дальше? Дальше мы со Светкой живём в любви и согласии, тем более, что она проверку, которую ты насоветовал, прошла. То есть я придирками довёл её до белого каления. Она же не возбухла и не распсиховалась, а заревела, то есть показала свой весьма покладистый норов – готовность к компромиссу и уступкам.
- Оно конечно хорошо, и даже замечательно, но это не все преимущества нового этапа твоей счастливой жизни. Ну вот смотри: разве твой ужин будет состоять из полуиспорченных продуктов? Разве тебе нужно будет самому стирать в холодной воде свои рубашки, портянки и бельё? А тащиться через полгорода в баню, так как общажный душ традиционно не работает? Да и проблема трудностей холостой половой жизни пропадает: где, кого и когда?
- Это ты, Саня, хорошо разложил, что я как будто уже прописался у них в квартире, а если нет?
- У них же три комнаты и одна единственная дочка в одной из которых. То есть тут без вариантов. Правда есть другие подводные камни – характер тёщи, который нам не известен. С тестем проще: мужику с мужиком всегда легче договориться и понять друг-друга, да и общие интересы могут появиться. Вроде Светка говорила, что он охотник?
- А я то нет! Я по рыбной ловле больше охоч.
- Ну вот, схожие интересы добытчиков, уже хорошо. В общем всё складывается замечательно. Осталось только нам к завтрашним переговорам подготовиться.
На следующий день, ровно в 19.00 ребята в гражданке, «вооружённые» двумя букетами цветов, тортом и бутылкой настойки «Охотничья», робко нажимали кнопку звонка полковничьей квартиры. Дверь отворила сама Света. Её лицо выражало одновременно горечь, обиду и растерянность.
-Проходите, ребята, прямо, в комнату, - пролепетала она неуверенно, не предложив даже раздеться и снять обувь.
Посреди просторного помещения, в массивном кресле сидел крупный мужчина с номенклатурным лицом. Весь его облик подчёркивал пренебрежение к незваным гостям. За креслом, робко притулясь, стояла женщина средних лет чертами лица напоминавшая Свету. Сама виновница события осталась за спинами гостей.
- Ты женишок? – ткнув пальцем в Витю пророкотал басом хозяин квартиры.
- Мы пришли ... – неуверенно начал Витя.
- Тогда слушай внимательно и мотай на ус. Светлана моя единственная дочь. Ей только что исполнилось 18 лет. Она нынче поступила в университет и начала прилежно учиться. В голове у неё романтика навеянная книжками, и полное незнание настоящей жизни. Замужество для неё это ахи-охи под Луной и козырь перед сверсницами-подружками. Сердце же ещё не занято большим чувством, если ты понимаешь о чём я говорю. То есть у неё всё ещё впереди: опыт общения с парнями, интерес к ним или пренебрежение, увлечения и разочарования. Всё это приобретается со временем, в котором тебе места нет.
- Ну почему? Мы же любим друг-друга! – уже не очень уверенно промямлил Витька.
- Хорошо, поясню. Я специально поинтересовался твоими служебными, с позволения сказать, достижениями. Училище два года назад закончил весьма посредственно, правда немного повезло – попал в Вильнюс, а не в тьмутаракань. Но этого ты не оценил – твой взвод среди отстающих, причём благодаря тебе же – не можешь наладить взаимоотношения с подчинёнными. В прошлом году получил от комбата трое суток гауптвахты за рукоприкладство – избил своего же солдата-срочника. Очень интересно признание тебя твоим же личным составом. При последней тревоге на пульте прибытия офицеров, при зажигании твоего тумблера высветилось: «Сволочь». Это солдатики не поленились на обратной стороне плафона выцарапать иголкой.
Витя потупил взор, мгновенно вспомнив причины своего негативного отношения к солдатам. В Каменец-Подольске, где находилось его военное училище, ещё квартировала мотострелковая часть. Между курсантами и солдатами испокон веков «процветала» непримиримая вражда. Первые презрительно называли противников «ползунами», а те их в отместку «лопатами» или «землекопами». Зачастую, при каждом удобном и неудобном случае, словесная вражда переходила в рукопашную. После одной из таких драк на лбу остался шрам от солдатской пряжки. С тех пор Витя к солдатам-срочникам относился, мягко скажем, недоброжелательно и ничего не мог с собой поделать.
- Но это ещё не всё, - сквозь Витины мысли прорезался голос полковника, - Светочка почти поняла бесперспективность ваших отношений, а посему необходимость полного их прерывания. А ты, лейтенант, проникся этой необходимостью?
- Делайте что хотите, я от Светочки не отступлюсь.
- Гм..., гмы ... я что-то в этом роде предвидел, поэтому озаботился заранее.
При этих словах несостоявшийся тесть встал, подошёл к телефону, набрал номер, откашлялся и произнёс: « Иваныч, привет, это Петренко. Как и договаривались – зелёный свет Звереву. А твоей супруге Лидочке мой поклон, пока». После этих слов вернулся на место и продолжил.
- Наверное догадываешься, что говорил я с моим другом, начальником отделения кадров дивизии. А посему в ближайшее время придётся тебе принять взвод в Мамонове – самой западной точке Союза, где населения меньше, чем войск, да к тому же приграничная зона. Кстати, с твоим комбатом вопрос перевода устно уже тоже согласован.
Друзья покидали квартиру полковника с упадочным настроением побитых собак. Поэтому следующие их действия напрашивались сами собой: разбавить глубокий минор хорошим пивом. А если сказать прямо – залить Витино горе, которое он до конца ещё и не осознал. Ближайшее заведение нужного достоинства оказалось рядом – пивной бар «Аукштайчю». Через пятнадцать минут бедолаги уже рассматривали в своих бокалах весело поднимающиеся мелкие пузырьки. Одновременно Саша внимал меланхоличному Витиному монологу.
- Мне уже, Саня, 23 года, поэтому в жизни я повидал достаточно, в том числе и баб. Были и красивые, и умные, и весёлые, но все они проходили какой-то чередой, как кадры в кино, не оставляя в душе следа. Светочку я увидел в Доме офицеров на танцах, и это было откровение ... озарение ... единственный лучик света ... называй как хочешь, но она легла мне на сердце благодатью посланной с небес. Других девок я уже вообще не замечал. Всё свободное время посвящал ей, даже поменял свои привычки: пивбар или весёлую компанию на кино, концерты, театры, экскурсии. И всё-то мне было в радость, лишь бы с ней рядом.
- А она-то как, Витёк, к тебе относилась? Как отнеслась к твоему предложению руки и сердца? Ты ведь когда её встретил, так и пропал аж на три месяца для нашего общажно-холостяцкого сообщества.
- Только сейчас я начинаю понимать, что мои ухаживания и внимание были для неё чем-то обыденным, само-собой разумеющемся, как сама жизнь. То есть она ко мне особых чувств не питала, видимо ещё не созрела. Я это подспудно чувствовал, но надеялся на время, которое всё стерпит и слюбит. Считал, что моей любви хватит нам обоим, да ещё детям останется.
- Ты наверное прав, насчёт Светинова отношения к тебе, судя по её сегодняшнему поведению. То есть она приняла решение отца как аксиому. Поэтому напрашивается пообещать полковнику больше не беспокоить своим вниманием Свету, то есть отмазаться от Мамонова. Недаром он подчеркнул, что это пограничная зона. Это значит, что покинуть её без разрешения начальника гарнизона и спец.пропуска, даже офицеру, не получится. То бишь на выходные в Вильнюс уже не смотаешься. Посему придётся покаяться полканУ.
- Ну уж нет, слабину не покажу, не дождётся. Давай лучше ещё пару бокалов пивка возьмём, а то что-то очень хочется кого-то прибить в этой жизни. Кстати, Саня, а что у тебя было нацарапано на плафоне прибытия офицеров по тревоге?
- У меня было «Шурик». Это наверное по аналогии с кинокомедией «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». А у нашего комбата было «Дед», он же ещё участник войны, да и возраст у него пенсионный – под полтинник.
- Давай и я буду так тебя называть «Шурик» – прикольно. Не возражаешь?
После провального сватовства Витя ходил мрачнее тучи, на вопросы окружающих не отвечал, а огрызался, к подчинённым придирался и материл почём зря, начальству хамил. Три же дня спустя лейтенант Зверев заступал в наряд дежурным по части. Сдавал ему дежурство Тонков, который и обратил внимание на литровый Витин термос из нержавейки, который тот впервые взял с собой в наряд. После развода и передачи дежурства выкурили по сигарете и Саша направился в общагу восстанавливать сном силы после суточного наряда. Уже лёжа в койке вспомнил про термос, понедоумевал и забылся крепким младенческим сном. Снился почему-то плакат разобранного пистолета Макарова.
Что-то мешало спать, какие-то толчки в плечо и звуки, напоминающие человеческий голос. С трудом продрал глаза и увидел склонившегося над ним незнакомого солдатика с повязкой «Пом.деж. по КПП», который громким шепотом вещал:
- Товарищ лейтенант, вставайте. Вас вызывает дежурный по караулам, у нас ЧП!
- Время-то сколько, боец? – с трудом промямлил Тонков.
- 23.40! – уже бодро, в голос проинформировал пом.деж.
Пятнадцать минут спустя лейтенант стоял в помещении дежурного по караулам перед молодым подполковником с недоуменно-обиженным выражением лица. Тот сбиваясь и перескакивая через события объяснял ситуацию. Полчаса назад ему поступил звонок от дежурного наряда сапёрного батальона. Те не представившись доложили, что их дежурный по части, лейтенант Зверев, в драбадан пьян и не распускает выстроенный личный состав после вечерней поверки. Наоборот, шатаясь ходит вдоль строя и поносит всех последними словами, особенно вспоминая какого-то Петренко. Подполковник замялся и продолжил:
- Я, конечно, направился к сапёрам выяснить ситуацию. Лейтенанта в сильном опьянении я застал уже в дежурке матерящегося на пульт и всё окружение. Естественно приказал сдать оружие и отправиться по месту проживания. В ответ Зверев достал из кобуры пистолет, передёрнул затвор, направил на меня, и под прицелом вынудил покинуть расположение батальона, практически вытолкав на улицу.
- Ну, дела, товарищ подполковник, - вытаращил глаза Тонков, - а как вы на меня вышли?
- Вернувшись, я позвонил домой вашему комбату, который и дал твои координаты. Сам он направляется сюда, через полчаса будет. А тебя я выдернул для попытки разоружить бузотёра, не стрелять же по нему. Приказать не имею права, просто учитываю ваши с ним хорошие отношения.
- А не проще ли подождать пока он вырубится и заснёт?
- Надежда слабая, скорее спросонья он начнёт палить во все стороны без разбору. Сейчас-то он хоть что-то соображает и тебя должен узнать.
Дверь с улицы Саша открывал осторожно. В длинном коридоре, напротив дежурки у тумбочки, в заметном напряжении стоял дневальный. На скрип двери не отреагировал, даже голову не повернул, видать боялся. Тонков аккуратно приблизился к дверному проёму и заглянул в дежурное помещение. За столом, на котором красовался открытый термос со стоящим рядом стаканом-колпаком, сидел Витя с опущенной головой. В воздухе ощущался густой запах винных паров, а судя по ядовитости – «Солнцедара». На столе, кроме термоса лежал ПМ, рядом обойма снаряжённая патронами. Саша тихонько шагнул вперёд, но запнулся о порог. Реакция Зверева была мгновенной – наставленный на Тонкова пистолет. Саша вздрогнул, опешил и уставился в зловещую, гипнотизирующую темноту дульного среза. Была маленькая надежда, что в стволе патрона нет ... а если есть? Заставил себя перевести взгляд на лицо вооружённого «оппонента». Глаза у Вити не выражали ничего, это были скорее оловянные пуговицы. То есть внешнюю действительность он воспринимал на уровне звериных инстинктов. Надо было срочно что-то делать, но точно без резких движений, а лучше говорить. Тонков сглотнул слюну и хрипло произнёс:
- Витя, это я, Саша, твой друг, опусти пистолет.
В ответ рука Зверева дрогнула, но не опустилась, а палец на спусковом крючке напрягся. Глаза же оставались бессмысленно оловянными.
- Мы с тобой в одной комнате в общаге живём, - продолжил Тонков, - ты меня недавно Шуриком окрестил.
Олова в глазах поубавилось, они начали принимать осмысленное выражение, рука с пистолетом тоже начала опускаться. Витя даже попытался встать со стула, но это у него не получилось. Наконец его лицо разгладилось, что должно было означать улыбку, и он медленно, с трудом заговорил:
- Шурик, забери меня отсюда, мне здесь не нравится. И железяку эту у меня забери, а то она сама стрелять начнёт, паразитка ...
На этом монолог закончился и его подбородок опять бессильно уткнулся в грудь. С помощью дневального Тонков затащил безвольное тело в комнату отдыха дежурного и водрузил на койку. Тут же позвонил дежурному по караулам и доложил, что инцидент исчерпан и что он заступил дежурным по части. После чего надел повязку и взял из сейфа свой пистолет. А разряжая Витин установил, что патрон в стволе был.
Два подполковника – комбат и дежурный по караулам появились почти одновременно. Долго стояли над Витиным храпящим телом поминая веским словом всех его близких родственников. Днём Зверев был вызван в штаб батальона, где ему была вручена Записка об арестовании с содержанием на гауптвахте сроком на пять суток. Приказом командира дивизии командиру сапёрного батальона объявлен выговор, дежурному по караулам за оперативную ликвидацию инцидента – благодарность. Лейтенант же Тонков ничем и нигде отмечен не был, хотя ему ещё долго и часто вспоминался девяти миллиметровый дульный зрачок.
Вильнюс, 23 июня 2023 года.