Возможно, кому-то будет интересна попытка реконструкции текста X главы пушкинского "Евгения Онегина". Попытку эту предпринял питерский поэт Андрей Юрьевич Чернов, опубликовавший нижеприведенный текст в 2013 году. (https://nestoriana.wordpress.com/2013/04/05/xglava/).
Привожу начальные строки предисловия А.Ю. Чернова к Десятой, сожженной А.С. Пушкиным главе своего знаменитого романа в стихах:
"... Предлагаемый читателю текст сожженной главы
«Евгения Онегина» обнаружен нами в тайнике одного
из петербургских особняков (так называемом «Доме
Лукини») в 1980 году.
Начальная его расшифровка была опубликована
в первой книжке журнала «Знамя» за 1987 год..."
Если читателя заинтересует эта реконструкция, по указанной выше ссылке он сможет ознакомиться и с комментариями "реконструктора" к своему труду.
I
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щёголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
К противочувствию привычен,
В правах удавкой ограничен,
Лозой отеческой крещён
И барабаном просвещён,
Он как противник изуверства
Припудрил прежний произвол
И перестройку произвёл –
Ввёл эполеты, министерства,
Тьму комитетов учредил,
А фран-масонов запретил.
II
Его мы очень смирным знали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У Бонапартова шатра,
И чашу бранного позора
При окропленьи договора
Царь за своих учителей
Пил на глазах Европы всей.
Бесславья мутная година,
Предрассужденья пелена –
Тильзит! — тобой затенена
Громов полтавских годовщина.
Ужель француз неуязвим,
И мы спасуем перед ним?
III
Гроза Двенадцатого года
Настала. Кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима, иль Русский Бог?
Ревнивый ропот ополченья
(Пример общественного мненья)?
Моления монастырей?
Пожар Москвы? Ennui* степей?
Иль неуступчивый Кутузов,
Стерпевший при Бородине,
Чтоб наконец к Березине
По-свойски проводить французов,
Хотя казалось им — вот-вот
Колосс качнувшийся падёт.
*Тоска
IV
Но Бог помог. Стал ропот ниже.
И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже,
А русский царь — главой царей.
И что же? Падшая столица
Не почернела, как вдовица.
Не сокрушили алтари
Российские богатыри.
Обозов не обременяя,
Чредою триумфальных врат
Несли натруженный булат,
Освобожденье предвкушая.
И милость царскую потом
Заели барским пирогом.
V
И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле
И впрямь свободен без свобод?
Где были русские палатки,
Там будут русские порядки.
Куда ж влачишь ты свой ярем
От бунта к бунту? И зачем?
Ответь, каким ещё кумирам
Незнаемым — под плеть и нож
Приплод обильный принесёшь?
Что движет православным миром,
Вертя несмазанную ось?
И точно эхо донеслось:
VI
Авось!.. О Шиболет народный,
Тебе б я оду посвятил,
Но стихоплёт великородный
Меня уже предупредил.
Вернулась Франция к Бурбону.
Моря достались Албиону,
Свобода — ляху. Ну а нам –
Восторг провинциальных дам
Да дидактические оды.
Авось, когда-нибудь потом
Вослед иным и мы войдём
Под свод пленительной свободы,
И просвещения венец
На нас натянут, наконец.
VII
Авось, аренды забывая,
Ханжа запрётся в монастырь;
Авось, по манью Николая
Семействам возвратит Сибирь...
Кого по случаю представят;
Авось, дороги нам исправят;
Авось, цензуре надоест
Охота к перемене мест;
Авось, раба возлюбит барин;
Авось, газетный патриот
Сам за собою подотрёт;
Булгарин станет невульгарен...
Авось, — про то слыхали вы –
Не тронет матушки-Москвы.
VIII
Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари,
Сей всадник, Папою венчанный,
Исчезнувший как тень зари,
Осмеян прозвищем героя,
Измучен казнию покоя,
Встречая пенные валы
Рукоплесканий и хулы,
Не будучи питомцем Феба,
Угас, прикованный к скале,
Как тот, кто даровал земле
Огонь, похищенный у неба.
Над бездной, новый Робинзон,
Он слушал гул иных времён.
IX
Тряслися грозно Пиренеи,
Волкан Неаполя пылал,
Безрукий князь друзьям Мореи
Из Кишинева уж мигал.
Бурбон сменил обивку трона.
Кинжал Лувеля, тень Бертона,
Кортесов пылкая картечь
Могли бы нас и остеречь...
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
X
– Я всех уйму с моим народом! –
Наш царь в Конгрессе говорил,
И на Европу мимоходом
Лорнет ревнивый наводил*.
Дивись, народ! Монарх кочует,
А про тебя и в ус не дует.
Ты, Аракчеевский холоп,
Стал попечителем Европ.
В Литве, Эстляндии и Польше
Ты чуткий страж чужих свобод,
Законодатель зимних мод…
А зимы русские всё дольше.
Уймёшь Варшаву и Париж,
Но Царство Божие проспишь.
*Вариант:
Но был обижен мимоходом,
И восвояси укатил.
XI
Потешный полк Петра Титана,
Дружина старых усачей,
Предавших некогда тирана
Свирепой шайке палачей,
Жестокосердного паяца
Изгнав с Семёновского плаца,
Не погуляли от души –
Вложили в ножны палаши.
В молчании — за ротой рота –
Сойдя отхлынувшей волной,
Серошинельною рекой
Втекли в тюремные ворота.
И приказали запирать.
Своих Бастилий нам не брать.
XII
Россия присмирела снова,
И пуще царь пошёл кутить,
Но искра пламени инова
Уже издавна, может быть,
Под пеплом вольности роптала,
Воображенье распаляла,
Выстреливая угольком –
То каламбуром, то стихом.
Заря гражданского пожара
Восходит с запада не вдруг –
Тиран забудет свой испуг,
Гонимых публицистов пара
В срок растолкают школяра,
Тот — воина... Et cetera.
XIII
У них свои бывали сходки.
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки
Судили труд Карамзина
С патриотических позиций.
Славянский Брут румянолицый
Залог спасения страны
Обрёл в преданьях старины.
И находя немало смысла
В устройстве древнем, вечевом,
Он славил Новгород, а в нём
Не Рюрика, но Гостомысла.
А боле прочих был любим
Поборник вольности Вадим.
XIV
Витийством резким знамениты
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи,
И в рассуждении свободном
Об управлении народном
Они ценили выше слов
Резон отточенных штыков,
Но Робеспьерово наследство
Их не смущало потому,
Что просвещённому уму
Дано ж избрать и цель, и средство...
И русских правд неверный рой
Уже кружился над Невой.
XVI
Так было над Невою льдистой,
Но там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли,
Дела иные уж пошли.
Там Пестель медлил, выжидая,
И рать Раевский набирал,
Холоднокровный генерал,
И Муравьев, его склоняя,
Напором дерзости и сил
Минуту вспышки торопил.
XVII
Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико,
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука.
Все это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов.
Но рок над ветряной Украйной,
Казалось, в пику шалунам
Уже вязал узлы к узлам,
И постепенно сетью тайной
Мятеж Россию оплетал.
Наш царь дремал...