(Из цикла «Азбука Рима»)
Каждый из римских обелисков отличается неповторимым своеобразием. Торжественный, словно присутствующий на богослужении, Ватиканский обелиск, не менее значимый его собрат у Латеранского собора. Любимец римлян - трогательный и очаровательный обелиск, взгромоздившийся на слоника Бернини. Есть и менее известные, стоящие в тиши удаленных от центра парках (Челио), и даже покаянный обелиск, посвященный павшим в Догали.
И всё же самым известным и популярным остается, пожалуй, древний обелиск на пьяцца Навона. Чтобы убедиться в его извечности, достаточно завернуть на соседнюю небольшую площадь Тор Сангвинья. Сразу за углом открывается раскоп, уходящий на шесть метров в «глубь времен», от которых до наших дней дошли руины древнего стадиона. Их привели в порядок и открыли для посещения во времена Муссолини, после реконструкции 1938 года.
Чтобы воочию увидеть и почувствовать связь времен, сочленить прошлое с настоящим, важно удержать в памяти образ этих монументальных руин, выходя на всемирно известную площадь Навона. Она и поныне сохранила форму и точные размеры древнего стадиона, получившего имя его создателя, императора Домициана (81-96 годы н.э.). Построенный из местного травертина, стадион был богато украшен мраморными статуями. На арене его проходили спортивные состязания, а на соседнем стадионе, расположенном ближе к Тибру, устраивались морские бои. Однако соседствующий с рекой стадион часто страдал от разливов Тибра и вскоре исчез. А название его постепенно перешло на сохранившийся стадион, а затем и на площадь - Навона ("nave" по-итальянски корабль).
С падением Римской империи пришел в упадок и древний стадион. Во времена средневековых междоусобиц воинственные и независимые бароны брали глыбы травертина со стадиона для возведения своих домов-башен. Да и простые жители Рима не гнушались использовать этот строительный материал для возведения простых и мирных пристанищ, уже не имевших оборонного значения. Не особенно утруждая себя, римляне строили дома тут же, по периметру древнего стадиона, складывая стены из вывороченных каменных скамей и ступеней. Исторические документы говорят, что остатки уцелевших ступеней древнего стадиона паломники видели еще в юбилейном 1450 году. Впрочем, каменные блоки от древних сооружений можно увидеть и поныне в подвалах окружающих площадь зданий. А можно даже потрогать руками, например, в наружной стене кафе, на узкой улочке, идущей от стадиона к зданию Сената в палаццо Мадама.
По традиции арена древнего стадиона была украшена обелиском, но вовсе не египетским. Его изготовили для украшения виллы императора Домициана у озера Альбано. В подражание привезенным из Египта обелискам поверхность монумента покрыли иероглифами, но в картушах прочитываются имена не фараонов, а императоров из династии Флавиев – самого Домициана, его брата Тита и их отца Веспасиана. (Картуш — обведенная рамкой группа иероглифов, означающая, к примеру, имя фараона).
В 311 году император Максенций перенес обелиск Домициана на арену своего цирка на Аппиевой дороге. Со временем монумент был повергнут, разбит, а потом и вовсе исчез под многометровым культурным слоем.
В XVII веке папа Иннокентий Х повелел выстроить на площади Навона роскошный дворец. (С 1961 года его занимает Посольство Бразилии). Рядом архитектор Борромини возвел церковь, которая в некотором роде была домашним храмом, поскольку папа приходил сюда по потайной галерее и присутствовал на мессе в специальной ложе над входом. Кстати, после смерти папа Иннокентий Х, положивший много сил, чтобы украсить и благоустроить Вечный город, упокоился в скромном саркофаге, помещенном над дверью церкви Святой Аньезе с внутренней стороны.
Церковь получила название Сант'Аньезе ин Агона. «Агоной» в древности именовали места спортивных состязаний и ристалищ. Большой и нарядный храм был возведен над древней базиликой, остатки которой можно видеть в отреставрированных подземельях, где на барельефе скульптора Альгарди изображена сцена случившегося здесь некогда чуда. Здесь же, в изящном реликварии хранится голова Святой Аньезе, которой посвящен храм.
Как рассказывает популярная легенда, в молодую и прекрасную Аньезе влюбился единственный сын римского префекта Синфрония и предложил девушке стать его женой. Однако, она деликатно, но твердо отказала, сказав, что уже обручена и навеки суждена другому. В стремлении исполнить желание сына, префект поручил дознаться о сопернике. Вскоре ему донесли, что Аньезе - христианка и почитает своим женихом Иисуса Христа. Более того, ему нашептали, что она сильна в магии, и, несомненно, навела чары на его сына. Хитрый префект, призвал Аньезе, повелел ей пойти в процессии к храму Весты и принести жертву языческой богине. Но Аньезе спокойно и бестрепетно отказалась поклоняться языческим богам. Поскольку она была девственницей, а римские законы того времени запрещали казнить целомудренных дев, разгневанный префект приказал раздеть Аньезе донага и бросить на арену стадиона на потеху гладиаторам. Став на колени, Аньезе принялась истово молиться, и произошло чудо: длинные волосы плотной пеленой укрыли её тело, а оторопевшие гладиаторы отказались выполнять приказание. Разъяренный префект приказал отвести Аньезе в соседний притон. Но чистая дева, казалось, была окутана неким таинственным и сияющим покровом, так что обидчики, пытавшиеся надругаться над ней, отступились. Сын префекта, последовавший за Аньезе, хотел, было, приблизился к ней, но упал, словно сраженный молнией. Бездыханного юношу вынесли на площадь. Прибежавший на место трагедии отец, рыдая, кинулся к телу любимого сына. Вспомнив о виновнице трагедии, префект оборотил исполненный ненависти взгляд на девушку, хотел накинуться на неё с кулаками и проклятиями, но вдруг замер. Заливаясь слезами, Аньезе смотрела на безотрадное зрелище с такой скорбью и таким милосердным состраданием, что Синфроний оторопел и неожиданно для самого себя обратился к застывшей рядом девушке с жалобной мольбой.
- Верни мне сына! Он у меня один!
Упав на колени и устремив глаза к сияющим небесам, Аньезе принялась истово молиться.
Вскоре лежащий недвижно юноша вздохнул и открыл глаза. Осознав случившееся, он стал громко благодарить Аньезе и славить христианского Бога, способного творить такие чудеса. Многочисленные служители языческих храмов, собравшиеся на площади, принялись кричать, что Аньезе колдовскими чарами помутила разум несчастного юноши и чуть не свела его в могилу. Они неистовствовали, призывая сжечь на костре ведьму, лишающую людей рассудка и жизни. Возбужденная их воплями толпа кинулась разводить на площади костер. Когда огонь разгорелся, в него толкнули Аньезе. Но языки пламени отступали от девушки, не затрагивая её. Потеряв терпение, какой-то озверевший воин подскочил и заколол Аньезе как агнца, вонзив ей в горло кинжал. Вскоре площадь опустела. Родные забрали тело убиенной девицы, и схоронили вдали от города, у дороги Номентана. Но это другая история.
В центре пьяцца Навона, которую Иннокентий Х рассматривал как двор перед своим дворцом, решено было установить величественный фонтан. Все известные архитекторы в соревновательном усердии принялись доставлять папе свои проекты, но ни один не пришелся ему по вкусу. Проекта Бернини своевольный первосвященник просто не желал видеть, недолюбливая гениального архитектора за то, что тот много работал на предшествующего папу Урбана VIII, с которым у Иннокентия Х были далеко не теплые отношения. Однажды, как гласит легенда, когда папа прогуливался по площади, хитроумный Бернини раскинул на его пути рисунок задуманного фонтана Рек.
Правда, есть и другая легенда, согласно которой Бернини подарил корыстолюбивой и влиятельной свояченице папы, массивную, 1,5-метровую модель фонтана из чистого серебра! Словно ненароком, свояченица поставила макет в салоне, где любил отдыхать Иннокентий Х.
Как бы то ни было, папа был очарован проектом и сразу предоставил мастеру честь сооружения фонтана. С той поры, выходя на площадь Навона, мы видим огромный круглый бассейн, в центре которого высится мощная скала с зияющими гротами. На скале Бернини намеревался поместить обелиск. По счастливой и неисповедимой случайности, им оказался тот самый обелиск, что некогда стоял в центре цирка Домициана, и незадолго до этого был обнаружен среди развалин цирка Максенция на Аппиевой дороге. На пирамидальной вершине обелиска Бернини поместил не традиционный христианский крест, а голубя с оливковой ветвью - символ рода Памфили, к которому принадлежал папа Иннокентий X. Обелиск имеет высоту 16,5 метров, а с фонтаном, постаментом и голубком на вершине, его высота достигает 30 метров.
Удивление и восхищение вызывает то, что многотонная громада обелиска стоит на полой, по сути, скале, по углам которой восседают выразительные скульптуры, представляющие основные реки четырех континентов мира: Ганг (Азия), Нил (Африка), Рио делла Плата (Америка, где Амазонка еще не была открыта) и Дунай (Европа). Губастый дикарь, сидящий среди колких агав и змей, представляющих флору и фауну Нового света, опирается рукой на несметные богатства Америки в виде кругляшек монет. Накидка, закрывающая голову Нила, напоминает о том, что истоки этой великой реки в ту пору были еще неизвестны. Ганг с веслом в руке сидит под пальмой, а лев осторожно спускается из пещеры к водопою. Украшенная лавровым венком Европа обуздывает дикого коня. Однако в народном предании этим фигурам дается совсем иное толкование.
Известно, что между Бернини и Борромини, двумя гениальными архитекторами XVII века, нередко работавшими вместе, никогда не было доброго согласия. Пока Борромини строил церковь Святой Аньезе, Бернини, возводя напротив нее величественный фонтан, решил наглядно отобразить свое неодобрительное отношение к творению соперника. Украшая фонтан фигурами, символизирующими реки, он развернул одну из них спиной к фасаду церкви, другую изобразил прикрывающей в испуге лицо, а третьего бога рек представил накидывающим на себя покрывало, чтобы только не видеть церкви Борромини.
Легко представить, с какими чувствами наблюдал Борромини за сооружением фонтана. Наконец, он не выдержал и решил отомстить сопернику. Подходящий случай не замедлил представиться. Борромини, более способный и опытный по части расчетов и техники строительства, имел основания полагать, что Бернини где-нибудь да допустит просчет, в результате чего фонтан вряд ли будет работать исправно. Борромини удалось подсмотреть схему подачи воды в фонтане, и, проведя расчеты, он убедился, что в выкладках Бернини есть-таки ошибка. Теперь он мог спокойно ждать возмездия. Он был уверен, что в день торжественного открытия фонтана потоки воды взметнутся вверх, но уже через несколько минут иссякнут. И слава его соперника померкнет. Между тем жители Рима, видя фигуры на фонтане, в ужасе отворачивающиеся от церкви Святой Аньезе, потешались над Борромини, который с трудом сносил такое надругательство. Как-то в компании подвыпивших друзей, Борромини, не выдержав насмешек, взорвался и закричал, выдавая в гневе свой секрет: «Смейтесь, смейтесь! Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Бернини дорого заплатит за надругательство надо мной и еще пожалеет об этом. Да при таких дрянных расчетах его фонтан долго не проработает!»
По чистой случайности в той же компании находился один из друзей Бернини, который поспешил передать мастеру услышанное. Бернини пришел в ужас. Он ничуть не сомневался, что его соперник значительно искуснее по части технических расчетов. Бернини пригласил
экспертов, которые подтвердили правоту Борромини: где-то закралась ошибка, но где? В глубокой тайне, под покровом ночи начались работы по исправлению гидравлической схемы фонтана, но причину неполадки никак не удавалось обнаружить. Оставалось только обратиться за советом к самому Борромини, но Бернини скорее бы умер, чем пошел на это. После долгих размышлений он решил прибегнуть к помощи слабого пола... Хозяйство в доме Борромини вела некрасивая и перезрелая старая дева, пользовавшаяся абсолютным доверием мастера. Молодой и ловкий ловелас из учеников Бернини должен был познакомиться с ней, ухаживать и делать подарки до тех пор, пока ему не удастся заглянуть в расчеты Борромини. Дело не затянулось, и ушлый ученик вскоре достиг своей цели. В день торжественного открытия фонтана, Борромини, глядя в недоумении и досаде на безостановочные и неиссякаемые струи фонтана, понял, что Бернини удалось-таки устранить допущенный просчет. Вряд ли надо говорить, что после этого случая отношения между двумя архитекторами никак не улучшились.
Справедливости ради стоит сказать, что фасад церкви и купол Борромини начал возводить уже после того, как был построен фонтан Рек. Но поводов для возникновения легенд о взаимной неприязни двух архитекторов и без того было предостаточно.
В Риме рассказывают также, что для сооружения величественного фонтана, естественно, потребовались немалые деньги, и чтобы заполучить их, Папа Иннокентий Х ввел дополнительные налоги. Недовольный народ по устоявшейся в Вечном Городе традиции ответил на это пасквилем: "pane, pane, non fontane", что означает "хлеба, хлеба, а не фонтанов".
Площадь Навона украшена ещё фонтаном Мавра, которому вторит фонтан Наяд у другого её края. Уместно напомнить, что с 1652 года вплоть до 1869 года по субботам и воскресеньям, в душные августовские вечера, стоки трёх фонтанов закрывали, и вода постепенно заполняла площадь. В свете бенгальских огней под звуки серенад богатые римляне в колясках в форме гондол разъезжали по площади, наслаждаясь живительной прохладой. Они бросали в воду монетки, а босоногие мальчишки наперегонки кидались подбирать их. За этими спектаклями на воде, за карнавальными и праздничными шествиями наблюдали из окон и с балконов окружающих площадь домов и церквей.