Трехдневное путешествие заканчивалось. Офир с Гершелем, пройдя через Овечьи ворота, вступили в священный город. Клетки с голубями и лучшие ягнята, отобранные для продажи в храме, в пути не пострадали. Офир одобрительно смотрел на своего юного спутника. Перед самым выходом неожиданная горячка посетила его любимого первенца Иуду, и отцу пришлось взять среднего сына. Несмотря на возраст, подросток отлично справлялся.
В первые мгновения деловая суета на площади перед храмом родила в сердце Гершеля смятение. Но минутное волнение проходило очень быстро, превращаясь в радостный восторг. Нежданно - негаданно, его пастушеские будни прервались увлекательным путешествием! Заняв место Иуды, он оказался в помощниках у отца. Росточки гордости, пробивающиеся из осознания своей новой роли, внезапно родили худые мысли.
"Ах, если болезнь Иуды затянется, то именно он, Гершель, станет спутником отца во время поездок в Иерусалим! И тогда, быть может, красавица Милка, на которую заглядывались все мальчишки, станет его невестой!"
Промелькнувшая в голове мысль, одарив секундной сладостью, в следующее же мгновение родила стыд. Мальчик быстро взглянул на отца, опасаясь, что тот прочтет по лицу его порочные мечты. Офир занимался устройством животных. Его движения, лишенные суеты источали уверенность. Внутренне поморщившись от нечаянного греха, Гершель стал ему помогать.
Торговля, неспешно начавшись утром, ближе к полудню становилась все оживленней. Выполняя поручения отца, Гершель помогал покупателем доставлять ягнят в помещения храмового комплекса. Безупречная репутация Офира привлекала покупателей. Животные не имели недостатков и полностью подходили для принесения в жертву.
- Возьми в повозке молоко с лепешкой и подкрепи свои силы. У нас сегодня еще много работы, - в словах отца слышались теплота и забота.
Направляясь в сторону повозки, Гершель заметил нечто необычное. В гомоне и суете торговой площади резко выделялся один человек. Его гневный взгляд не был обращен к кому-то конкретно. А непонятные выкрики с обличительными интонациями адресовались, как бы ко всем сразу.
- Дом, нареченный домом молитвы, вы соделали вертепом разбойников! Подите же прочь из дома отца моего!
Ударом ноги разъяренный мужчина опрокинул стол меновщика денег. Со свистом рассекая воздух, длинный бич в его руке обрушился на спину жертвенных животных. Торговцы, движимые страхом разбегались перед нападавшим. Офир стоял рядом со своим имуществом и, не отрываясь, смотрел на приближающегося человека. В какой-то момент он дрогнул и отступил в сторону, освобождая путь к загончику с ягнятами. Гершель, который все это время прятался за повозкой, выскочил и бросился к отцу. В какой-то миг он оказался между грозным человеком и жертвенными животными. Свист бича и яркая вспышка света пронзили мальчика, после чего он упал без чувств…
Вернувшееся сознание сопровождалось темнотой и болью. Лежащему на спине Гершелю показалось, что его лицо горит. Он вскинул руки и ощутил на своих глазах повязку из мягкой ткани. Что-то влажное сочилось из-под нее, стекая по щеке. Не в силах стерпеть боль, подросток застонал и повел руками по сторонам.
- Отец…
- Да, сынок, я здесь.
- Что со мной, отец? Мне очень больно – все лицо горит…
- Лежи спокойно, я уже послал за лекарем. Ты хочешь пить? Давай я дам тебе воды.
Приподняв голову ребенка, отец поднес к его губам горлышко глиняного кувшина. Теплая вода не принесла облегчения. Саднящая боль не утихала, перерождаясь в пульсирующие уколы. Мальчик морщился, не в силах сдержать стоны. Офир держал его голову и гладил по волосам. В какой-то момент Гершелю показалось, что его отец плачет. Мучительные минуты медленно тянулись в ожидании помощи. Наконец, подросток услышал незнакомый голос, обращающийся к отцу:
- Мне надо осмотреть рану.
Аккуратные пальцы медленно стянули повязку с лица. Чуть заметное светлое пятнышко осветило кромешную тьму. Осторожно трогая веки, храмовый лекарь исследовал поврежденные глаза. Тканью, смоченной в прохладной воде, целитель протер раны. Это несколько смягчало боль, но темнота, обступавшая ребенка, вызывала у него панический страх.
- Я ничего не вижу! Почему я ничего не вижу, отец? Сейчас ночь?
Гершель чувствовал легкое дрожание родных рук на своей голове. Ему очень хотелось услышать что-нибудь ободряющее. Что-то, что объяснит произошедшее и утешит его. Ответов на вопросы не последовало и только умелые руки лекаря обрабатывали раны на изуродованном лице. Прошло несколько тягостных минут, прежде чем голос целителя обратился к мальчику:
- Сейчас, Гершель, ты выпьешь снадобье и уснешь. Потерпи еще немного.
К губам ребенка прикоснулся край гладкой чаши. Маленькими глотками мальчик начал пить травяной отвар. Действия терпкой жидкости проявилось почти моментально. Его сознание начало мутиться, унося с собой остроту болезненных переживаний. Прежде чем уснуть он успел услышать несколько слов, обращенных лекарем к его отцу:
- Правый глаз потерян полностью, а левый сильно поврежден. Сможет ли он восстановиться? Сказать сложно…
Отвара, который целитель дал Офиру, хватило на все три дня возвращения домой. Каждый раз, когда стоны сына, лежащего на повозке, усиливались, отец давал ему глоток и мальчик проваливался в спасительное забытье. В родном доме, Гершелю отвели дальнюю, наиболее прохладную комнату. По совету столичного лекаря мать делала настой из полевых ромашек и протирала раны на лице сына по нескольку раз в день. Это приносило небольшой облегчающий эффект, но никак не влияло на потерянное зрение. Пытаясь утешить любимого ребенка, она гладила его по голове, говоря, что все наладится, хотя сама уже перестала в это верить.
Через несколько недель болевые ощущения прошли. Лежа в полной темноте, Гершель, думал о произошедшем. Из восторженного подростка, обретшего в Иерусалиме нечаянную радость, он в одночасье превратился в слепца. В мыслях его не осталось места для мечтаний о святом городе. Он вспоминал счастье своих пастушеских будней, где на безмятежных просторах лугов паслись стада отца.
«Как много радости у человека, имеющего зрение. Не счастье ли, любоваться красотами мира каждый день? Все это было у меня и всего этого я отныне лишен…»
Горечь от осознания своей ущербности усугублялась мыслями о Милке.
«Красота ее больше не порадует моих глаз. Невозможно, чтобы Милка оказалась невестой калеки. Да, и никакая другая девушка не станет женой слепца.»
В такие минуты горячие слезы текли из глаз Гершеля, и он отчаянно корчился на своем ложе. Выходить на улицу не было ни сил, ни желания. Тоска злой змеей обвивала сердце, лишая жизненных сил. Неожиданное утешение пришло от разговора со старшим братом. Иуда, обычно скупой и сдержанный на слова, пришел в комнату к Гершелю и, сев рядом, взял его за руку.
- Во всем случившемся, брат, я чувствую свою вину. Горько сознавать, что мое недомогание повлияло на твою участь. Не я ли должен был оказаться на этом месте?
Слова Иуды всколыхнули в памяти младшего брата худые мысли по поводу его болезни. Греховные мечтания, посетившие Гершеля в Иерусалиме, обличительным набатом застучали в сердце. Слепые глазницы породили слезы. Несмотря на стыд, острое желание рассказать обо всем брату толкало на откровенный разговор. Смущаясь и плача, он поведал Иуде о позорных мечтаниях, пусть и на короткое время, но прельстивших его сердце в священном городе.
- Прости, брат, за то, что я пожелал тебе зла! Бог преподал мне урок. Я заслужил это уродство …
- Нет – нет, Гершель, ничего ты не заслужил! Несколько нечаянных мыслей не могут быть причиной для такого наказания. Не Бог, а дьявол наделил тебя слепотой. Я слышал про происшествие в Иерусалиме. Разве наш отец и другие торговцы делают нечто позорное, что буйные бродяги набрасываются на них?!
С этого дня духовная близость с братом стала для Гершеля источником жизни. Перестав прятаться в дальней комнате, он вышел на улицу и участвовал в посильных работах. Все изменилось. Долгие месяцы слепоты привели его к осторожности не только в поступках, но в словах и мыслях. Глубокое смирение и спокойствие младшего сына удивляли его отца и умиляли мать.
Особым утешением для Гершеля стали слова брата, о том, что Милка спрашивала про него. Это сообщение не рождало в душе калеки пустых надежд, ведь слепец не мог стать главой семейства. Но сама мысль, что первая красавица села думала о нем, дарила теплоту. Тихая радость еще более укрепились после короткого разговора с девушкой. Несколько простых слов, сказанных при встрече, отозвались в душе Гершеля маленьким праздником. Дорогие сердцу интонации породили восторг. Счастье охватывало влюбленную душу, раскрашивая красками внутреннюю темноту.
Так прошло три года. Смирившись со своей слепотой, Гершель полюбил молитвенное уединение. Имея при себе длинную палку, юноша уходил по дороге на несколько сот шагов от села и молился в тени одинокого дерева. Пребывая в кромешной тьме, он взывал к Творцу, воспевая по памяти псалмы царя Давида и иногда молясь своими словами. Не желая хулить Господа, он изо всех сил старался забыть, сказанное братом. Мысль о том, что его слепота дело рук дьявола смущала, лишала смиренного покоя и рождала тяжелые вопросы:
«Кто был этот странный человек? Что стало причиной его безумного поведения? Неужели он, и в самом деле, одержим дьяволом?»
Неразрешимые вопросы тяготили Гершеля, так как рождали ропот на Бога. Долгие месяцы ему удавалось удерживаться от греховных мыслей, пока неожиданное известие не лишило его присутствия духа. Это была новость о помолвке Милки и Иуды. Лишившись смиренного покоя, несчастный слепец пошел к заветному дереву и попытался предаться молитве. Слезы по навсегда утерянной любви катились по щекам, не принося облегчения, лишь распаляя обиду. Вместо молитвы из сердца Гершеля изливались проклятые вопросы, порождавшие гнев и досаду:
«Суровый урок за одну худую мысль! Мыслимо ли такое наказание для неоперившегося юнца, мечтающего о красивой девушке!? Нет - нет, воистину был прав Иуда, называя безумца на площади слугой дьявола. Горе же несчастному калеке, чью жизнь погубили злые силы!»
Слезы еще продолжали течь по лицу Гершеля, когда он услышал отдаленные голоса и шаги нескольких мужчин. Стыдясь своих чувств, слепец постарался взять себя в руки и отер слезы на лице. Путники приближались. Обрывки фраз слышались все более отчетливо.
- Учитель, мы пойдем в село купить хлеба и набрать воды...
Путники удалились, оставив того, кого они назвали "учителем" рядом с юношей. Мужчина устало сел, прислонившись к стволу дерева.
Немного помедлив, Гершель, совершенно неожиданно для себя, задал незнакомцу вопрос:
- Кто ты и почему спутники называют тебя "учителем"?
- Учитель знает нечто неведомое другим и готов этим поделиться. Кто желает слушать, тот становиться учеником.
- И каково твое знание? Чему ты учишь своих спутников?
- Мое знание помогает людям найти ответ на проклятые вопросы, терзающие их сердца. И сегодня, Гершель, я мог бы ответить на твои!
Юноша вздрогнул от удивления: «Откуда он знает мое имя?»
Масса вопросов взметнулись в голове, желая быть высказанными, но Гершель сдержался. Тот, кто назывался "учителем", предлагал дать ответы на проклятые вопросы.
- Но кто ты? И можно ли тебе верить?
Путник ответил не сразу.
Минутное молчание, почему то не вызывало неловкости. Гершелю было удивительно спокойно рядом с этим человеком. Ему даже показалось, что вот так сидеть рядом с "учителем" он готов целую вечность. Но минута мирной тишины закончилась, а услышанное далее поразило юношу в самое сердце:
- Я тот, чей удар бичом три года назад лишил тебя зрения. Я тот, о ком ты думал и благостно, и дурно. Я тот, кто причинил тебе боль и сейчас готов держать ответ за содеянное.
Потрясенный словами незнакомца, Гершель не мог произнести ни слова. Хаос мыслей в его голове, рожденный словами "учителя", походил на беспощадный шторм. Несколько минут потребовалось, чтобы юноша пришел в себя. Успокоившись, он с удивлением пытался осмыслить последнюю фразу: «готов держать ответ за содеянное».
Собравшись с духом, Гершель задал свой первый вопрос:
- Почему ты напал на торгующих у храма? Разве мой отец и другие люди делали нечто худое?
"Учитель" ответил не сразу. Как и прежде, пауза после вопроса не угнетала. Гершель снова ощутил, некий странный, благостный покой от нахождения рядом с таинственным незнакомцем. В какой-то момент ему показалось, что быть рядом с "учителем" гораздо большее приобретение, чем ответы на заданные вопросы. Но, тем не менее, эти ответы прозвучали:
- Обличение, обращенное ко всем, не является указанием на личную ошибку каждого. В мире людей праведность также лукава, как и грех. Народ, почитающий Творца, может состоять из жестокосердных лицемеров, а языческое племя из искренних, непросвещенных простецов. Твой отец, как и многие торговцы, являются праведниками. Но праведность их, есть заблуждение и мерзость в глазах Господа.
Гершель на секунду смутился. Сказанные слова, прозвучали настолько дерзко, что подталкивали к противоречию:
- Кто ты, чтобы так смело говорить, от лица Господа? К чему обличения тех, кто чтит Закон? Разве тебе могут быть известны судьбы народов и отдельных людей?
- Зачем тебе, Гершель, вопросы о судьбах мира? Не будет ли достаточно того, что мне известно о твоей судьбе.
- И что же тебе известно?
- Твоя слепота - благая участь и я дал тебе это почувствовать. Вспомни светлые минуты покоя, в которых ты пребывал, несмотря на окружающую темноту. Поверив в благость всего произошедшего, и, приняв это, как дар, ты избежишь худшей доли.
Последние словами "учителя" захлестнул молодого человека волной горечи и гнева. Ярость проклятий в адрес "учителя" черными молниями проносились в его сердце. Невыносимая боль не позволяла светлым воспоминаниям осветить воспаленный разум. Последней и самой горькой каплей переполнившей душу, был образ навсегда потерянной Милки. Поток проклятий излился из сердца слепца.
- Ты не "учитель", а вор, укравший то, что дорого сердцу моему! Я проклинаю и твой злой дар, и обещанную благую участь. Кто ты такой, чтобы решать, что для меня лучше?!
Слепые глазницы юного страдальца были направлены на собеседника. Ужасающая убежденность отражалась в каждой черте его лица. Последние слова он произнес чуть тише, хотя и с большей горечью:
- Впрочем, к чему теперь эти разговоры? Все уже случилось и твой "подарок" останется со мной до скончания жизни...
- Нет, Гершель, не останется, - «учитель» на секунду умолк. Прости меня. Я посягнул на твою свободу не из худых побуждений...
Незнакомец приблизился к юноше. Через короткое время его руки коснулись омертвевших глазниц. Ощущение теплоты отозвалось в них животворящим зудом. Приятное чувство наполненности и жизни угасило ярость в душе несчастного страдальца.
- Ступай к дальнему роднику и умойся. Там ты оставишь то, что подарено мной и примешь иную долю.
- Я не дойду так далеко. Это место слишком сложно найти слепцу.
- Дойдешь, ибо там все, что дорого сердцу твоему...
Уже проходя через село, Гершель почувствовал перемену мировосприятия. Белесый туман и темные пятна домов вырисовывались в знакомые очертания улиц. Временами ему казалось, что он видит силуэты людей и животных. А вот и поворот на тропинку к дальнему роднику. Рядом с селом был хороший источник, поэтому на дальний родник жители ходили редко. Стопы Гершеля чувствовали знакомые повороты тропы, а силуэты деревьев подсказывали путь. Внезапно он услышал тихое хихиканье.
- Ой! Он увидит нас. Прячьтесь!
- Не бойтесь, это всего лишь слепой Гершель...
Девичьи голоса остались в стороне у небольшой заводи. Юноша прошел чуть дальше, приближаясь к роднику. Практически сразу нащупав место, откуда бил подземный ключ, он зачерпнул воды и смочил глаза. Жмурясь от холода, он окатывал лицо вновь и вновь. Наконец, обтер его ладонями и разомкнул свои веки.
Яркий солнечный свет и зелень кустарника ослепляли, являя красоту природы. Абсолютно здоровые глаза смотрели на мир с восхищением и восторгом. Невыносимая радость рождала ликование души. Первой мыслью Гершеля было бегом вернуться к дереву и припасть в благодарности к ногам "учителя".
Сделав несколько глотков из родника, он быстрым шагом бросился назад по тропинке, но, проходя мимо заводи, остановился не в силах сдвинуться дальше. Не опасаясь быть увиденными слепцом, несколько юных девушек совершали омовения. Три года не видевшие глаза юноши сразу узнали Милку. Девушка была невыразимо прекрасна. Мгновение сменялось мгновением. Все происходящее было похоже на сладкий сон. Застывшая фигура юноши и его устремленный взгляд смущал девушек все больше.
- Почему он стоит так неподвижно и смотрит в нашу сторону? Он видит? Неужели он видит? А-а-а-а-а-и-и-и!!!
Девушки бросились в сторону зелени и только одна фигура, именно та, к которой был прикован взгляд юноши, оставалась неподвижна. Глаза Милки и Гершеля встретились. Изумление, которое испытала девица, на какое-то время совершенно лишило ее стыдливости. Молодой человек, несколько быстрее придя в себя, отвел взгляд и, заслонив лицо ладонью, быстрым шагом прошел мимо. Мысль о благодарности к таинственному незнакомцу толкала его вернуться к дереву у дороги. Быстро проделав обратный путь, Гершель увидел под деревом путников. Подойдя, юноша припал к ногам своего благодетеля.
- Как мне благодарить тебе за исцеление от слепоты, Учитель?
- Ты попросил о том, за что нельзя благодарить. Я забрал свой дар и сотворил твою волю. Хочу, чтобы ты знал и помнил - я скорблю обо всем, что было и что будет. Знаю, ты простил меня сейчас. Прошу - не гневайся на меня и в дальнейшем.
- Что ты такое говоришь?! Я и не помышлял об этом. Радости, которую ты подарил мне, хватит до конца моей жизни. Разве может счастливый человек гневаться на своего спасителя?
Учитель не отвечал. Он молча жевал сухую лепешку. Его глаза, устремленные вдаль, были усталы и грустны. Гершель, пытаясь понять странное высказывание Учителя, оглянулся на его спутников. Мужчины, сидя под деревом, ели хлеб, запивая его водой. Утомленные долгой дорогой все имели изможденный вид. Набравшись храбрости, юноша обратился к путникам с предложением об отдыхе в доме своего отца. Но Учитель возразил, предложив нечто иное:
- Я хотел бы, Гершель, чтобы ты присоединился к нам. Желаешь ли ты этого?
Предложение от таинственного чудотворца так сильно легло на сердце Гершелю, что он мгновенно откликнулся на него:
- Желаю, Учитель! Побудьте здесь хотя бы полчаса, я сбегаю домой и вернусь. Мне надо повидать родителей и сказать, что я отправляюсь с вами. Подождите же, я скоро...
Гершель бросился в сторону села. У родного дома его встречали не только родители, но и большая толпа односельчан. Радостные восклицания раздались при появлении юноши.
- Как это может быть?! Неужели все рассказанное Милкой правда?
Отец, выйдя навстречу, обхватив ладонями голову сына, и заглянул ему в глаза. Изумление и счастье отражались на его лице. Рядом слезами радости плакала мать.
- Отец, мама! Великий чудотворец исцелил мои глаза. Я хочу присоединиться к его ученикам и пойти вместе с ними.
Радость в глазах родителей сменилась тревогой. Юноша попытался объяснить свое желание, но сбивчивые аргументы не вносили ясности. Более того, в многоречивых доводах Гершель и сам, стал терять убежденность. Откуда желание уйти из родного дома? Почему это так необходимо? Множество простых вопросов не имело прямых ответов. Лишь интуитивное желание толкало исцеленного слепца оказаться рядом с тем, кого называли Учителем.
Внезапно случилось то, что резко изменило намерения Гершеля. В толпе, совсем рядом с ним возник образ не менее, а может и более для него дорогой. Лучащиеся радостью глаза прекрасной Милки, глядели на молодого человека. Не в силах пройти мимо, Гершель встал как вкопанный.
Ласкающий сердце взгляд излучал нежность, рождая сладостное томление. Давным-давно похороненная в глубинах сердца любовь вспыхивала и разгоралась с новой силой, предрешая развитие событий. В объятиях матери и под восторженные крики соседей молодой человек пошел под кров родного дома.
Бросая взгляды на красавицу Милку, он полностью отказался от мысли следовать с Учителем. В глазах девушки, Гершелю виделось нечто большее, нежели радость о прозревшем слепце. И он не ошибался. Девушке и до происшествия нравился средний сын Офира. Случившаяся в Иерусалиме трагедия наполнила ее сердце грустью, а зарождающаяся симпатия на какое-то время переродилась в жалость к несчастному. Поразительное исцеление с новой силой возродили взаимные чувства молодых. Через недели и месяцы они переросли в страстный пожар.
Исцеление сына изменило жизнь семьи Офира, но не повлияло на то, что было скреплено взаимными обещаниями. В назначенный срок Офир заплатил полагающийся за невесту выкуп и породнившиеся семьи сыграли свадьбу. Скованность невесты была оправдана девичьим волнением. Гершель усилием воли скрывал горечь своего сердца. Дни торжества прошли, и молодая семья Иуды обосновалась в отчем доме жениха.
Отчаяние влюбленных, разлученных свадьбой, сменилось серыми буднями. Гершель и Милка, оказавшись рядом, старались не смотреть друг на друга, но боль от невозможности быть вместе распаляла их сердца.Все началось со взглядов. Невозможно сказать, кто первый из них перестал прятать глаза и посмотрел на предмет своей любви с вожделением. В какой-то момент это произошло и последующее прелюбодеяние стало лишь вопросом времени.
Иуда, помогая отцу, все чаще отлучался в Иерусалим. Гершель продолжал пасти скот в окрестностях села. Во время отсутствия мужа, местом тайных встреч жены и его брата стала заводь у дальнего родника. Кто и когда заметил их там, молодые люди не узнали, но весть о грехе стала известна обществу. Старейшины, ожидая возвращения Офира из Иерусалима, до времени не обнародовали случившегося. Впоследствии же суд над согрешившими свершился по всей строгости закона.
Во время побития камнями, Милка упала на землю практически сразу и не оказывала никакого сопротивления. Гершель, потерявший присутствие духа бросился бежать. Последнее что он увидел, это прекрасное лицо возлюбленной, которое уродует огромный камень. Быстрые ноги молодого человека спасли его от разъяренной толпы. Густой кустарник позволил пастуху спрятаться в окрестностях села, где он и бродил, угнетаемый голодом и холодом. Память, незримым палачом непрестанно рисовала перед ним изуродованное лицо возлюбленной. Отчаянный тупик подталкивал к мыслям о самоубийстве. Именно они и были реализованы в один из дней.
Последнее, что вспомнилось пастуху, были слова Учителя о горькой доле прозревшего слепца. Но эти мысли не могли отменить приговор, который юноша вынес самому себе. Так и не найдя сил, чтобы продолжить жить, он сунул голову в петлю. Безжизненное тело повисло под деревом, где Учитель поведал несчастному Гершелю о благости дарованной ему слепоты...
P.S. Произошедшая трагедия осталась позади. Странно, но ни годы, проведенные в слепоте, ни страдания в конце пути никак не повлияли на последующее общение Гершеля с благим Чудотворцем. Боль всего случившегося не рождала гнева и была, всего лишь, осознанной частью необходимого опыта. Единственной же непостижимой тайной, изумлявшей сердце, было памятование о смирении Учителя, попросившего у него прощение.