В пути

Ирина Александровна Шафикова
  Я умирала несколько раз, и всё как-то выстрелами, сходу. А на этот раз я умираю постепенно, то уносясь куда-то, то возвращаясь в реальность. Всё чаще я ощущаю себя пришельцем из прошлого в будущее. Я настоящая - та, из восьмидесятых. Но меня не стало и теперь вдруг спустили на парашюте в нынешнюю жизнь почти через 40 лет.
  Вот я еду в гости к подруге в город моей бытности «молодым специалистом». Знакомые дома и дворы, раньше такие унылые и неухоженные, заросли новыми растениями, окружившими уютные детские площадки и аккуратные дорожки. Эти оазисы из небольших старых домов с вполне милыми зелёными двориками обступили высотные стеклянные монстры, ревущие автострады и неизменная во все времена железная  дорога. Куда без неё.
  Устремляюсь в бывший свой двор когда-то привычным маршрутом. «Всё не так, ребята...» Нет больше ржавой телефонной будки, откуда за двушку в прерывающемся треске связи решалась и рвалась моя судьба. Пули чужого, раньше родного голоса, стреляли из трубки, что любовь прошла.
  Минуло почти 40 лет, но будто вчера. И, проезжающая на самокате девочка даже не знает, что такое телефонная будка. У каждого свой карманный телефончик. Некоторые люди вообще идут и сами с собой громко разговаривают. « Сумасшедший? Вроде бы с виду нормальный »- рассуждаю я, та, из восьмидесятых.
  Отрезвляет и заставляет вернуться в настоящее вежливое напоминание надеть маску в общественном месте. Пандемия вроде бы идёт на спад и большинство радостно скинуло маски. Цифры статистики, спотыкаясь то выше, то ниже, упорно тащатся по «плато» и рано праздновать победу. Эй ты, из 40-летнего прошлого, могло бы тебе прийти такое в голову? Всё человечество ходит в масках и не может целоваться и обниматься. Опасно. Вот вам и ещё одна пуля. Не моя, но многих тысяч других. Причём, убивает по-настоящему. 
  Даже моего могучего брата зацепил проклятый вирус. В тихой панике звоню ему в Питер. Он в ответ полу-кашляет, полу-рычит, что болеет. Налаживаю связь с его сыном, чтобы лишний раз не тревожить болящего. Наконец, спустя несколько дней, слышу в трубке недовольное ворчание с назидательными нотками по праву старшего брата. Я получаю от него порцию привычных пилюль, мол, какая я тупая и безмозглая, не умею отличить то-то и то-то. Упрёки касаются наших отношений с родственниками и бывшими ими. Я опять в немилости у брата, но при этом почти счастлива, т.к. вижу, что дело пошло на поправку.
  Брат вылечился от Соvid-19 один дома, руководствуясь телефонными рекомендациями участкового врача. Только анализ приезжали у него брать по платному вызову его сына. Анализ дал положительный результат. Дома у него был запас продуктов, но в аптеку приходилось выбираться самому больному (надеюсь, в маске). Сыну не позволил приезжать из другого конца города, только что родилась внучка. А волонтёров пойди ещё найди.
  Могучая закваска и характер капитана первого ранга, профессора из возраста риска, помогли победить врага.
  Возвращаюсь в город своих былых мытарств. Без душевного трепета смотрю на свои бывшие окна на втором этаже опостылевшей коммунальной квартиры. Дом подремонтировали. Здесь давно живут чужие люди, во дворе на площадке играют чужие дети. Когда-то их было тут так много, что они заполняли и двор, и проезд. Дом был для молодых семей. Вспомнилось, как машина аккуратно пробиралась по проезду сквозь густую толпу малышни,  и один пацан, зачарованно наблюдая эту картину, искренно удивляясь, изрёк: « Надо же, и никого не задавила!»
  В общем, никак не доберусь до дома Верочки, а она живёт совсем близко - вот только пройти этот бывший пустырь с бывшей когда-то здесь ржавой телефонной будкой. Помню, подхожу, поднимаюсь, звоню. «Подруга дней моих суровых» на боевом посту, с неизменной сигаретой в руке. Когда-то и я из солидарности поддерживала её, сиживая с ней на кухне и пряча сигаретку при появлении девочек. Наши маленькие дочки Марина и Маша весело играли в большой комнате. А во второй комнате общалось старшее поколение – две наши дорогие мамочки. Мария Захаровна Елизарова и Любовь Николаевна Гущина - бывшие ленинградские блокадницы, им было что вспомнить. Так и дружили две семьи – три поколения.
  Мы с Верой работали по своей профессии в Москве и жильё получали от работы. Путём сложного обмена квартир Верочка объявилась в нашем районе. Для меня это было нежданное счастье, лучик света. Ведь мы с ней обе были питомцами архитектурного института с разницей в один год и жили тогда в одном общежитии  «Дом студента-архитектора». У нас было много общего.
  Теперь уже выросли и разлетелись наши дочки, ушли наши мамочки, а мы с Верой опять сидим на той же кухне. Мы собрались на следующий день поехать к Верочке на дачу в Софрино.
  Знакомые названия станций по Ярославской дороге. Тарасовка – здесь я раньше отдыхала на песке у речки рядом с храмом, который потом рисовала. А однажды, 30 лет назад, Валера привёл нас с Машенькой в этот храм Покрова Пресвятой Богородицы и мы втроём крестились. Далее проезжаем город Пушкино, тоже для меня примечателен. Какой-то тоской довоенных лет почему-то веет от него. Может этот дух от вида вокзала?
  Добрались до садового товарищества. На самом его краю, у леса огорожены  Верочкины 6-7 соток. Всё в товариществе чистенько и культурненько. И родник есть. И по грибы сходили, но раздобыли одну сыроежку. Зато вдоволь пощипали дикой малины. И домик у Веры симпатичный, деревянный с двумя огромными просторными комнатами на первом и втором этаже. Но интересное началось с утра. Едва я проснулась, Вера показала мне на небе в окошке длинные параллельные, довольно широкие белые полосы, как инверсионный след от реактивных самолётов. Но следы эти, как вспаханные белые дороги на голубом ясном небе, не таяли, не исчезали, как это обычно бывает, лишь разрывались, и их относило ветром. Только я на полминуты оторвала взгляд от окна, продолжая разговор, повернулась снова к окну и увидела на чистом небе новую полосу. Вышли во двор. Полоса протянулась от одного горизонта до противоположного через всё небо. Что за сумасшедший самолёт промчался за 30 секунд через всё пространство, оставив ровную «вспаханную» полосу? Полоса не думала таять, её медленно двигало ветром, как движутся облака. Если бы ни Верочкина наблюдательность, я бы и не обратила внимания. Но не зря она родилась в городе Циолковского – Калуге, а её бабушка училась в классе у Константина Эдуардовича Циолковского. От бабушки сохранился у Верочки старый атлас звёздного неба, который она всегда с интересом разглядывала. Верочка с детства привыкла наблюдать небо, анализировать происходящее на нём. И она рассказала мне много любопытного из её наблюдений, даже нарисовала. Мой опыт не так богат. Но однажды в Златоусте на Урале, катая в коляске Машеньку (мы проживали у свекрови, пока муж служил в армии), я увидела в полнеба ровный белый круг. Многие задрали головы и удивлялись, что это такое? Минут 10 стояло это кольцо, похожее на инверсионный след самолёта. Может испытания какие-то? На том и успокоилась. А Верочка таких кругов сразу по 2 или 3 видела в своём Софрино, и многое другое невероятное 10 лет назад. Даже куда-то звонила, сообщала. Чего стоит увидеть ею плывущий треугольник с огоньками, а на одном углу зеркальный дольчатый куполок-луковичка, который вскоре исчез с треугольника (я назвала куполок мыслеформой, имея ввиду, что треугольник мог обозревать недалёкую Троице-Сергиеву Лавру).
  Нам не дано понять, какие параллельные миры существуют вокруг нас и как они проявляют себя. Мне известен один невидимый мир – духовный. Но это особая и главная тема. Я ощущаю себя частицей этого огромного мира и в прошлом, и в настоящем одновременно, и он мне интересен. Пусть стреляют, пусть больно, но душа ещё жива и, значит, в земных своих сроках будет и творить, и любить, помня о вечном, о Боге.




                Август 2020г.