Путь до поселения занял целый день. Они проходили по маленьким узким тропам, переходили по большим камням горные реки, названий которых нет на карте. Видели водопады, узкой нитью падающих с большой высоты, и большим полотном скатывающихся в озера. Они пили воду из чистейших источников.
Один из берендеев подошел к ней с каким-то лопухом.
— На, поешь, — сказал он, обрубил листья и протянул ей стебель этого странного растения.
Дара почти с испугом взглянула на отца. Тот еле заметно кивнул.
— Это конский щавель, — пояснил ей берендей, когда она распробовала это вкусное, чуть кислое растение.
Большую часть времени их предводитель разговаривал с отцом. Но иногда кто-то из берендеев рассказывал что-нибудь интересное о местности, растениях, но редко кто упоминал их легенды. Хотя много раз она слышала о том, что у берендеев их много.
Дара постоянно забывала, как отец назвал своего старого друга. Но переспрашивать не хотелось. Зато слушать их разговоры было крайне интересным занятием. Вернее, ей скорее стало интересно, когда берендей перестал расспрашивать отца и начал сам отвечать на его расспросы.
— Женился? — Спросил отец.
— А как же? Моему сыну сейчас восемь лет, но он уже получил тотем.
— И кто же? У тебя, как я помню, медведь.
— Верно. Но он пошел в мать — у той тоже белка.
— Ты так и не сказал, на ком женился-то, — напомнил отец с хитрым прищуром.
Берендей словно не желал отвечать. Но все же покачал головой, словно взвешивая решение, и ответил:
— На Миле.
Отец усмехнулся.
— Не думал, что ты отважишься.
Они говорили так легко, будто и не было этих долгих лет разлуки. И чем больше Даре удавалось услышать, тем сильнее ей хотелось увидеть тех, о ком шла речь. Хотя, конечно, она всякий раз напоминала себе, кто эти люди и как эрус должен вести себя с ними.
Но тошнота не проходила. Сначала ей казалось, что все прошло. Но даже при мысли о еде ее воротило.
Несмотря на полуденный зной, ей не было жарко. Она поняла, что даже не потеет. Голова слегка кружилась.
— Кто такая Ненила? — Спросила Дара у отца во время привала. — Почему она должна быть рада мне?
— Ненила — главная шаманка среди ближайших селений. У берендеев обряды исполняют женщины. Когда я бывал здесь, ее отец был вождем. Нужно будет узнать, кто теперь.
— Так почему она должна радоваться мне? — Этот вопрос отчего-то очень интересовал Дару.
— Так она многим радуется. Такой человек, что поделать.
Дара мысленно упрекнула себя. Ей показалось, что здесь скрылась какая-то тайна, но теперь она думала, что пора перестать читать отцовские книги. В них всегда было полно приключений, тайн и захватывающих загадок. И, наверное, они слишком сильно захватили ее разум.
— Валемар! — Позвал отец своего друга. — А кто сейчас вождь у вас?
— Даян. Это который племянник Ненилы.
Они остановились у ручья, берега которого были выложены белыми камнями. Когда-то он, видимо, был больше. За день было пройдено много таких мест, где когда-то текли большие источники, но с течением времени иссохли.
Дара подошла к ручью. Она хотела было наполнить меха, но голова закружилась. Словно сама земля задрожала, а не она. Дара с грохотом упала, вымокнув и уронив меха.
— Все нормально! — Тут же сказала она подбежавшим к ней берендеям. Она выставила перед собой руки, словно защищалась. Никто больше не решился к ней подойти. На секунду ей стало стыдно, ведь они всего лишь хотели ей помочь. Но затем она вновь вспомнила, кто все эти люди. Даже если забыть, что все они язычники, то нельзя оставлять их роль в истории. В Великую войну они бились на стороне эрусов, это верно. Но века до этого они переходили от одного лагеря к другому: подстрекали к восстаниям, помогали врагам эрусов, даже спалили бывшую столицу. Это не просто отшельники, как говорил отец, а отступники, способные на большие преступления.
— Идти нужно быстрее, — сказал Валемар, стоявший на возвышении. Он пристально смотрел на нее, и Дара даже замешкалась. Она часто понимала людей по одному только взгляду, и сейчас ее пугали темно-зеленые вспышки в глазах берендея. «Колдун», — подумала она и схватилась за протянутую отцом руку.
Они действительно пошли быстрее, но не сказать, что ей стало от этого легче. Голова начала кружиться быстрее. Дара начала отставать.
— Дара! — Позвал ее отец, когда она оказалась совсем позади. От других они были скрыты густым подлеском и деревьями, хотя голоса их доносились отчетливо. — Тебе совсем нехорошо? Давай я понесу…
— Нет! — Вдруг закричала она, но тут же прикрыла рот рукой. Было душно, жарко, очень тошнило. Может, поэтому она сказала так громко. Но сама Дара этого не хотела. Она схватилась за голову, поняв, что берендеи замолчали и теперь прислушиваются. «А если они решат, что я их презираю, и что-то сделают за это отцу? Глупая я — они ведь непредсказуемы. А вдруг из-за меня опять…», — ругала она себя.
Отец подошел и прижал ее к себе. Она уткнулась ему в грудь.
— Не унижай меня, — шепотом попросила она его.
Даромир посмотрел на нее с грустью, а потом подтолкнул вперед и пошел последним.
Дара не помнила, как прошла этот поворот, как перед ней появилась гора, какие птицы пели вокруг. Все становилось единым смазанным пятном, а затем просто выскальзывало из памяти.
Вдруг что-то как будто толкнуло е в плечо. Дара развернулась, но позади шел только отец, и он не стал бы так делать. Затем она перевела взгляд вперед.
Берендей стоял впереди и ухмылялся. Только взгляд его Даре никак не удавалось прочитать. Вроде бы и насмешливый, а вроде бы… Никак она не понимала, какой именно еще, но что-то явно сквозило за насмешкой.
— Поторопись, дочь эрусов. Я знаю, ты можешь.
Она замерла. Дара не сводила глаз с этого человека и могла поклясться, что тот не разжимал губ. При этом голос отчетливо раздался в ее голове, словно его обладатель находился около уха.
Уняв потрясение, она постаралась принять прежний вид, дабы не напугать отца. Кто знает этих оборотней, и на какие жестокости они способны, подумала она со злостью.
Солнце двигалось к закату. В лесу начинало темнеть.
Она старалась дойти быстрее, шла едва ли не впереди всех. Позади слышались смешки.
— Не спеши так, кошка, идти уже немного, — сказал один из берендеев.
Но от этого захотелось дойти еще быстрее. Казалось, силы были на исходе. Возможно, именно так чувствовали себя героини отцовских книг, постоянно падающие в обморок. Но Дара подумала, как бы она описала свои ощущения, если лекари ее опросят? Тяжесть в ногах, головокружение, тошнота, боль, усталость, но об остальном она не хотела упоминать. Хотя, конечно, не делать этого было бы величайшей глупостью.
Вскоре вместо привычного шелеста листьев, далеких криков хищных птиц и пения маленьких лесных, стали раздаваться голоса. На мгновение она была рада им, как родниковой воде в жару, но потом скрыла внутри это чувство и пошла спокойнее.
Они поднимались в гору. Вскоре перед ней предстали закрытые деревянными стенами пещеры. Все сидели на поляне перед ними и занимались обыденными хлопотами: кто-то вязал корзины, кто-то готовил есть перед большим костром, кто-то этот костер поддерживал. Дети мыли ягоды, временами поедая их, пока никто не видит. Гуляли вокруг кошки, но больше никакой живности не было. Рядом падал небольшой водопад, и две девушки набирали воду в казаны. Больше двадцати взрослых точно, дальше Дара уже не считала.
Когда Валемар с остальными вышли, все резко оторвались от дел и приветственно закричали им. Но стоило показаться Даре с отцом, как тут же все замерли и принялись переглядываться. Девушки, набирающие воду, принялись неприятно шептаться.
У Дары мурашки пошли от взглядов некоторых людей.
— Это оные из них? Же могли были привести к остальным. А вы их сюда приперли! — Закричал неприятный дед, сидевший на бревне и курящий длинную трубку.
Раздались поддерживающие его возгласы. «Зачем они здесь?», «Почему вы их не убили?» — раздавалось везде.
— Вы обещали, что они получат за все! — Вдруг закричала рыжая девушка у водопада. К ней подошел высокий юноша с длинными по плечи светлыми волосами, как у Эирика. Все внутри Дары сжалось при виде него.
Валемар поднял руку, но возражения не затихали. Теперь все больше людей присоединялись к бурному обсуждению.
— Да помолчите вы! Дайте сказать! — Уже не выдержал он. — Не они это! Неужели, старый пень, ты не узнал его? — Валемар обратился к деду с белой трубкой. Тот сощурился, поглаживая свою длинную белую бороду, длинной едва ли не с косу Дары.
— Кого я должен был узнать?
— Старого друга, может быть? — Закричал отец, чтобы дед услышал. Тот прочистил уши, но все равно не понял.
— Кто? Что?
Мальчик лет семи, сидевший рядом с ним, потянулся к самому его уху и повторил слова отца Дары:
— Он сказал, старого друга.
— Какого друга?
— Старого.
— Кто старый?
— Друг.
Дара прыснула, но тут же зажала рот рукой. Украдкой она взглянула налево, где шумел водопад. Парень все так же стоял, придерживая девушку за плечи. Та накрыла его руки своими.
Какая-то женщина вышла вперед.
— Как же тебя… Лириец…
Отец хмыкнул.
— Хотя бы так, уже неплохо, Мила.
Женщина покачала головой, но ее лицо просияло.
— Такой же противный, каким был всегда. Хотя бы разговаривать научился.
— Да сам я тоже хорош — многих позабывал уже.
— Это тот, который Языкастый? — Спросил мужчина рядом с ней.
Вот уже люди начали подходить к ним, здороваться с отцом, расспрашивать. Дара отошла в сторону, но отец тут же заговорил о ней.
— Я здесь по нужде. Моя дочь больна, нам нужна Ненила.
— Ненила? — Задумался один из берендеев. — Она утром ушла к нашим братьям через реку. Там тоже призвали ее.
— Твоя дочь? — Женщина, которую отец назвал Милой, подошла к ней. Это была красивая женщина, выглядевшая моложе своих лет. Ее длинная русая коса намного превосходила по длине волосы Дары. «Если она ровесница отца, то не знаю, как она может так молодо выглядеть?», — подумала вдруг Дара, отчего опешила и позволила ей коснуться лица. — Батюшки, какие глаза! Явно не твои, лириец. Это наши, только у потомков идущих за ветром могут быть такие глаза. Что с тобой, милая?
— Я… Да, наверное, — Дара замялась. На нее смотрела вся деревня, и от этого она сжалась. — Все в порядке, уже все прошло.
Женщина коснулась ее лба, потрогала щеки, шею, подняла веки.
— Глаза-то красивые, но красные. Жара вроде нет, вся мокрая. Что случилось-то? — Обратилась она к отцу. Тот отвел ее в сторонку и рассказал так, чтобы не услышал никто. — Ясно, — сказала она и вернулась. Дара едва заметно отодвинулась, надеясь, что никто не заметит.
Женщина подозвала девушек у водопада.
— Сения, Тайа, помогите девочке искупаться.
— Что мы должны делать? — Возмутилась одна из них. Ее рыжие косы отливали золотом, а зеленые глаза словно горели изнутри. Ее подруга смотрела вроде бы приветливо и даже с каким-то любопытством, все время прикрывая лицо светлыми волосами.
— Я же не говорю — купайте, а прошу помочь. Отведите ее на речку. Селеван, отнеси им казан с горячей водой, будь добр.
Когда этот юноша прошел мимо нее, мурашки пробежали по телу Дары. Это был тот самый юноша, напомнивший ей Эирика. Но когда он подошел ближе, так уже не казалось. Берендей чем-то походил на орла, с острым носом и подбородком. У Эирика же были мягкие черты лица, как заметил отец, женские. «Были…», — внутри все похолодело от этих мыслей.
Девушки проводили ее до небольшой речушки, вручили большую чашку. Юноша перелил горячую воду в кадку и разбавил ее холодной водой из речки.
— Ну, тут сама управишься. Мы на бревне тебя подождем, — сказала рыжая.
— На каком бревне?
— Мы его проходили, — нетерпеливо пояснила девушка. — Большое, у тропы. Слева было на поляне.
— Поняла.
Взгляд девушки не поменялся. То ли на Дару она так оскалилась, то ли всегда такая.
Солнце наполовину скрылось за деревьями. И в его лучах рыжие волосы горели огнем. Дара никогда не видела такого цвета. У Хралфа такого не было, его волосы казались теперь как будто блеклыми в сравнении с этими.
Вдруг девушка вцепилась в юношу. Но страх на ее лице быстро сменился уже привычной злобой. Она резко направилась к кустам и за ухо подняла мальчика.
— Сения! Сения! Отпусти, отпусти! Больно.
— Чего удумал! Все отцу твоему расскажу, а лучше матери! В этот раз Мила так отделает тебя — неделю не сядешь, уж поверь.
— Я больше не буду, честно-честно!
Это был тот самый мальчик, что кричал на ухо строму деду слова отца. Дара покачала головой. «Дикари», — подумала она.
— Маленький он, не сердись, — сказал вдруг юноша, и Дара опешила. Вот голоса у них были немного похожи.
— Вы как будто мысли слышите, — буркнула она в ответ, а сама думала, может ли это оказаться правдой?
— У тебя на лице все написано.
Больше он ничего не сказал и направился к тем двоим. Сения продолжала ругать мальчика, но уже отпустила его ухо.
— Это додуматься надо было — подкрадываться к воинам духа. Ты в своем уме, или лишился?
«Вы не воины духа!», — захотелось закричать Даре. Она сжала кулаки, пытаясь сдержать не пойми откуда взявшуюся злость. «Вы не проходили Испытание. Берендеи сидят по своим норам в лесах и не проходят его. Вы не имеете права зваться так».
Она отвернулась, чтобы они не видели ее лица.
— Да Слуд начал опять: «Тебе слабо, тебе слабо», а мне не слабо! — Пытался оправдаться мальчик. Дара услышала звук удара и обернулась. Мальчик хватался за голову, и в глазах стояли слезы. Над ним возвышался берендей, и даже Сения была напугана.
— Когда ты уже научишься думать своей головой! — Злобно процедил он мальцу. Тот пару раз шмыгнул, затем бросил:
— Я бы не смотрел! Я просто… просто…
И убежал. Берендей выпрямился и повел плечами. «Только детей тебе и трогать, воин», — хотелось поиздеваться Даре. Но она вновь не решилась.
Вскоре все скрылись, наконец, оставив Дару одну. И все равно некоторое время она еще не хотела снимать с себя одежду. Спокойствие пришло только когда душа ощутила, что рядом никого нет. С собой еще оставалась бутыль с мазью из душистых трав. Только сейчас Дара поняла, как сильно все это время хотела искупаться.
Горячей воды не хватило. Ноги и лицо она помыла холодной водой из речки, вытерлась грубым полотенцем, которое ей дали девушки, и оделась.
Солнце уже почти скрылось. Дара присела на камень, не желая пока возвращаться. Хотелось подумать о чем-то светлом и отвлеченном. Она ведь оказалась в поселении берендеев — удивляйся, разговаривай, занимай каждую минуту чем-то полезным.
Дара сильно прижала ладонью рот и закричала. Ей было так больно, что казалось, будто грудь разорвется. Вновь и вновь перед глазами всплывал последний взгляд дорогих глаз, сколько бы ни было потрачено сил на то, чтобы об этом забыть. Теперь эти воспоминания — печать, навсегда сковавшая ее душу болью.
«Не хочу, чтобы они видели, что я плакала», — повторяла про себя девушка, и постоянно умывалась холодной водой. Слезы застилали глаза, как бы она ни пыталась их смыть. Сейчас она напоминала того мальчика, которого ударил берендей.
При этой мысли она сдавленно засмеялась, а потом новый поток рыданий сдавил ей грудь. Глаза горели, и, казалось, что они вытекут вслед за слезами. Даже горло начало саднить. Но Дара не могла это остановить самостоятельно.
Когда она поняла, что может дышать свободно, уже опустились сумерки. Меньше чем через полчаса все погрузится во тьму, но девочки так и не звали ее. «Мне же лучше, если они не стали ждать. Тропа-то тут одна», — думала Дара, пока обувалась.
Похолодало. Дара посильнее укуталась в плащ отца и быстро вбежала на возвышенность. Голова кружилась, а в виски вновь неприятно подрагивали. Сквозь листву она заметила костер, мимо которого вскоре прошла. На поляне с большим бревном сидели человек десять. Девушки в основном сидели на бревне, а парни расположились вокруг костра кто как. Даре стало не по себе.
— О, вот и ты. А мы уж думали, ты топиться пошла, — сказала Сения вместо приветствия.
— Иди, посиди с нами, гость, — сказал один из юношей. Девушки на бревне сдвинулись, давая ей место с краю.
— Не стоит. Меня же ждут. Я дойду сама.
— Уже темно. Не дойдешь.
— Может, тогда дадите мне огня?
Берендеи переглянулись.
— Отчего ты не хочешь? Боишься, может? — Улыбнулся другой берендей, и в играющем свете костра казалось, будто у него клыки.
— Я здесь не ради забав. Меня привели к лекарю, и я хочу дождаться ее.
— Ненила далеко, в ночь ради чужака она не пойдет, — сначала показалось, будто это сказал Селеван, но голос подал парень около него. Темноволосый и с такими густыми бровями, что Даре стало неприятно. Он более всего походил на волка.
Губы ее дрогнули в улыбке. Отец всегда учил ее быть вежливой. «Улыбка в моем мире очень многое значит. Одна леди в одно утро лишилась сына и мужа, но так улыбалась при дворе, что никто не заподозрил подвоха. Она улыбалась, пока все не решили, будто она дурочка. А в одно утро она отравила всю семью убийцы своего счастья. Улыбка порой опаснее клинка».
— Я все равно не хочу заставлять беспокоиться Милу и своего отца.
— Хрен с тобой, — сказал «волк» и поднялся. Наверное, даже секундный страх отразился на ее лице, ведь по поляне тут же прошел хохот.
— Ты пугаешь ее, Старший, уж лучше сядь.
— А покажи, кого он не пугает? — Ответил на это Селеван, похлопав «волка» по спине. — Тебе и правда лучше вернуться. Хмель, проводи ее.
Один из юношей поднялся, выбрал нужную палку из приготовленной кучки, намочил какой-то жидкостью белую ткань и обмотал ею конец палки. Затем он поднес ее к огню. Пламя быстро занялось, не трогая при этом дерево.
Берендей предупредил, что времени у них немного, так что они как можно быстрее направились в сторону временного поселения. Но все же молча идти он не сумел:
— Хоть пахнешь, как человек. Мы боялись, эрусы разучились мыться.
— Вы обсуждали мой запах? Такое хваленное гостеприимство отступников?
Дара уже не смогла сдержаться, но берендей не терял самообладания. Возможно, для них было нормой слушать подобное обращение, подумала она, стараясь не замечать голос совести. «Они дали кров и воду, не так меня учили благодарить», — думала она, но извиняться тоже не стала.
— Нет, но почему бы не поговорить о том, что тебя окружает?
— Потому что это задевает меня? — Вопросом ответила Дара, надеясь, что хоть так дойдет до него. — Зачем вообще тебе понадобилось это рассказывать?
— Просто. Захотелось.
«Просто захотелось еще как-то задеть меня», — со злостью подумала Дара, пытаясь вернуть себе самообладание. В последнее время злость часто находила на нее спонтанно, чего не следовало допускать воину.
Тут она поняла, что ее окружает вкусный запах. От факела исходил приятный аромат, слегка дурманящий. Даже здесь берендеи сумели отличиться.
***
К середине ночи у нее начался жар. Им с отцом сделали небольшой навес из палок, утеплив шкурами животных, но все равно холод пронял ее. Отец сидел у костра и общался с остальными берендеями. В основном они старались говорить тихо, но временами вспоминали что-то, начинали громко спорить, что отцу даже приходилось просить их быть тише.
Дара надеялась, что жар пройдет сам собой, старалась уснуть, плотнее укутавшись в какое-то меховое покрывало.
Сон не шел, как бы она не старалась. И вскоре среди неясных голосов, она стала различать разговоры мужчин.
— Эрусы давно творят незнамо что.
— Знамо, почему нет, — ответил отец. — Острова дают возможность контролировать Жаркое море, тем более, что там частые штили. Иной раз остановка у берегов острова спасает жизни.
— На кой ляд вообще туда плыть? Здесь земля, леса, реки — хозяйничай, не хочу!
— Легче у других забрать. Леса им нужны какие-то «не такие», — высказался другой берендей. — Для кораблей, мол, лучше.
— Откуда ты знаешь? — Поинтересовался еще какой-то берендей.
— В городе слыхал. Когда ходил козу покупать.
— Ты прав. Там очень прочные сосны, другие такие нигде не растут, — подтвердил его слова Даромир. — И все же здесь куда важнее путь. Через них проще идти до Западного континента.
— И что там делать?
— Торговать, дурень, — съехидничал кто-то.
— Золото, драгоценности — этого у них вдоволь, впрочем как и здесь, если хорошо поискать. Но там есть камни, которые при свете дня горят ярко-красным светом, а в ночи сияют фиолетовым отливом. Есть черные, как ночь — их любят колдуны. Есть…
— Сказки, — не поверил кто-то.
— Я видел их своими глазами, — попытался убедить собеседников в правдивости своих слов Даромир.
— Тебя послушать, так ты почти все видел. Короля лирийского, случайно, не видел?
— Однажды и лишь издали.
— Врешь, лириец, ох, и врешь ты.
Дара поняла, что лучше ей не становится. К тому же сильно заболел живот. Она поднялась, благо ее скрывали деревья и небольшие заросли малины, к тому же сейчас все смотрели на отца. Она лишь надеялась, что находится не возле муравейника и что ее отсутсиве останется незамеченным.
— Императора эрусского я не видел.
— Какое упущение, — загоготал знакомый голос. Валемар будто вернулся откуда-то, до его появления Дара слышала шелест кустов и хруст ломающихся веток. — Удивительно, как он посмел не показаться тебе на глаза.
— Да я особо и не стремился его увидеть, — подметил Даромир как бы между прочим.
— Это походит на измену, осторожнее выбирай слова, дорогой друг, — усмехнулся Валемар. — К слову… — Он вдруг замялся.
Дара сидела тише воды, ниже травы. Старалась как можно меньше звуков издавать. Отсюда ей было едва видно костер.
— Где твоя дочь, Дегейр?
Дара мысленно выругалась, хотя не делала этого с тех пор, как ее по губам ударил дед. Она слышала, как зашуршала одежда, как кто-то начал ходить.
— Дара?
Ее звали несколько человек, и вот один из голосов показался очень близко.
Ей было страшно неловко, но пришлось превозмочь это чувство, чтобы в темноте на нее кто-нибудь случайно не наткнулся.
— Я здесь, — прошептала она, но так, чтобы ближайший человек ее услышал. — Все хорошо.
Человек как-то неловко кашлянул и скрылся.
Дара спрятала лицо в ладонях. Если бы она предупредила, этого сейчас не случилось. И почему все постоянно идет не так, подумала она устало.
Когда она вернулась, отец тут же подошел к ней.
— Ты бледная, — заметил он и приложил ко лбу ладонь. — Валемар, разбуди Ненилу, будь добр.
— Она же не здесь.
— Даже я недооценил ее желание увидеть тебя.
Отец усадил ее к огню на свой плащ. Почему-то вдруг стало как-то страшно. Будто бы эта встреча так взволновала ее. Нет, просто отец так странно говорит об этой женщине, словно был чем-то сильно обязан.
Вскоре Валемар вернулся с бабушкой, хотя назвать так ее было очень сложно. Несмотря на морщины и худобу, она двигалась очень быстро и легко, как если бы была ровесницей отца. И даже в лице было что-то такое притягательное, что ее все еще можно было назвать красавицей.
— Вот и ты, дитя, — сказала она, будто давно знала Дару. — Не думала, что вообще когда-нибудь увижу тебя. Впрочем, как и твоего отца.
Она подошла ближе и пристально посмотрела на Дару. Больше всего удивляли маленькие, но очень зоркие темно-карие глаза женщины, в них так и ощущалась жизнь и сила. Смотрела она так, будто пыталась коснуться души через взгляд, но вскоре принялась осматривать девушку. А после достала принесенные в сумке травы и начала их толочь.
— Ну, как тебе Испытание? — Вдруг заговорила женщина. Отец при этих словах закрыл глаза и поджал губы, но сказанного уже нельзя было вернуть.
— Ты рассказал? — Дара повернулась к нему, и от вспыхнувшей досады у нее вновь заболел живот.
— И что с того? — Удивился Валемар. — Похвастался дочкой, с каждым бывает.
Сказано это было с такой насмешкой, что злость одним мигом заполонила все ее естество. Дара в миг выпалила:
— Это тайна моего народа, и никому не следует их разбалтывать.
Женщина отвлеклась от своего занятия и подняла голову.
— Твоего народа? И только?
Дара не отвечала. Она уже поняла, что сболтнула лишнего. Они столько шли к ним, и сейчас нависла угроза того, что им не помогут. Она с отчаянием взглянула на отца, но тот лишь кивнул ей, мол, выкручивайся сама.
Если бы была опасность, он бы уже сам все сказал, подумала Дара. Если он так спокоен, то и тоже должна быть такой.
— Мы с тобой одного народа, девочка, — вставил Валемар, не дав Даре оправдаться. Только сейчас она поняла, как ей не нравился его сиплый голос. — Один язык, одна кровь, один дар.
— Вот только одаренными назвать их сложно, — высказался кто-то из его друзей. — Больно слабы духом.
«По себе друзей не судят», — вспомнила Дара присказку Скегги, но вслух сказать ее не решилась.
Женщина улыбалась, добавляя к отвару какую странную воду.
— Сильный у нее дух, не надо на девочку наговаривать, — защитила ее Ненила, а затем понюхала свой отвар. — По-хорошему, ему бы настояться. Но должно помочь и так, — она прощупала лоб Дары и покачала головой. — Нет, нельзя пока пить. Жар у нее.
— А что ж ты сразу не проверила? — Возмутился Валемар, за что получил настоящую оплеуху от Ненилы.
— Я, между прочим, весь день принимала роды. Уставшая, неспавшая… Как дать бы тебе, — она замахнулась еще раз, но все же не стала исполнять угрозу. — Иди ложись, я принесу тебе в отваре ромашки ткань. Ну, и кое-что еще. Валемар, нагрей-ка мне воды. А я сейчас.
Женщина ушла, оставив за собой шлейф травяного запаха. Дара понюхала то, что предназначалось ей. Отец накрыл рукой чарку.
— Не пей, тебе же сказали.
— Я же не ребенок. Только понюхать хотела.
— Зачем? — Устало вздохнул отец.
— Интересно. А вот зачем ты рассказывал всем о том, чем я занимаюсь?
Даромир смотрел на нее, как на несмышленыша. Потом вдруг хмыкнул и прижал к себе дочь.
— Потому что ты знаешь далеко не все. И дед твой знает далеко не все. И эрусы знают далеко не все.
— Зато кто-то другой знает, да? Откуда тебе знать, что они говорят правду? — Шепнула Дара ему в ухо.
— Потому что это правда, дитя. То, что эрусы забыли про свой дар и как им пользоваться, это их вина, — встрял в разговор Валемар, все-таки услышав ее слова. — Ты думаешь, когда твой дед проходил Испытание, их отправляли убивать солдат другой страны? Да и вообще убивать?
Дара хотела что-то ответить, но вдруг вспомнила, что заданием деда было отыскать в лесу какое-то оружие или что-то такое. И многие старшие говорили, что лишь отыскивали что-то или кого-то в лесу. Предмет или человек, но всегда был поиск. «Это лишь способ сбить меня с толку. Не нужно идти у него на поводу».
— Что молчишь? Знаешь, для чего нужно было Испытание? Проверяли силу духа. Как эрус научился слышать вокруг, видеть, что другим не дано. Воинами становились изнутри. Твой отец мудр, хоть и не думал я, что скажу такое про лирийца.
— Времена изменились, — решила оправдать «своих» Дара, — сейчас нужны воины, сильные телом.
— А раньше не нужны были? — Усмехнулся Валемар. Около него сидели двое берендеев, начавших уже клевать носом.
— Кончай уже болтать, — попросил один из них, зевая. — Спать не даешь.
— А почему вы не пойдете к остальным? — Спросил Даромир, кивая в сторону пещер. На это Валемар хмыкнул:
— Это тайна моего народа.
И подмигнул Даре.
Голова вновь начала кружиться. Мысли путались, перескакивая от одной к другой. Вот она подумала о братьях, вновь снова о берендеях и о том, что с ними случилось. Хотелось сказать: «Воины, которых выгнали из собственного дома», но она не хотела давить на такое. Мысли стали заходить куда-то не туда, и ей захотелось отвлечься.
— Тятя, расскажи мне про заклинателей. И про Западный континент, и про Замок с тысячью бриллиантов… Про… Да про что-нибудь, — попросила она тихо, поеживаясь от холода. Отец так и не выпускал ее из объятий, а сейчас прижал еще крепче. Он рассказывал про свой народ и их секреты, про его путешествие в богатый замок, в котором не оказалось бриллиантов. Он говорил и говорил, но сон не шел, как бывало раньше. Глаза словно горели огнем, липкие слезы лились сами по себе.
— Что-то она долго, — заметил Валемар, начиная тревожиться.
Долго молчали. Очень хотелось спать, но не получалось. Дара посмотрела наверх, и это было ошибкой. Все закружилось, вновь закрутило в животе. Пришлось сглотнуть подступивший к горлу ком.
Когда появилась Ненила, Веледара перевела на нее усталый взгляд. И замерла. Холодок прошел по ее спине.
— Эирик! — Воскликнула она, заметив тень за спиной женщины. Пламя костра заколотилось, отбрасывая причудливые тени. Берендеи проснулись и недовольно заворчали, пока Валемар не шикнул на них.
— Ты о чем? — Не понимал отец.
— Это же Эирик! — Продолжала Дара и попыталась подняться. Ее подхватил Валемар, взяв на руки и отнеся к шалашу. Ненила склонилась над ней, но не ее хотелось сейчас видеть. — Там был он, я видела, правда. Мне нужно извиниться. Он должен знать… — Даромир придерживал дочь за плечи, пока Ненила обтирала ее лицо и шею.
В какой-то момент Дара не сдержалась. Горячие слезы потекли сами собой, глаза защипало.
— Я не хотела. Но все из-за меня… Я стояла и смотрела.
— Тш-ш-ш, — прошептал отец. — Ты не виновата, и он это знает. Он умный мальчик, не волнуйся.
Ненила молчала, продолжая обтирать Дару. Затем она положила теплую ткань на лоб девушки и зажгла какие-то травы. «Спи, дитя», — сказала женщина и растворилась в неясном дыме.
Сквозь него вдруг показались сосны и буки, грабы и березы. Вдруг зажурчали ручьи, и потоки ветра подняли ее волосы. «Распущенные! Какие они длинные», — подумала Дара и побежала вслед за ветром. Он подгонял ее в спину, помогая перелетать через глубокие рвы. Но куда? Она не знала, только бежала и бежала, не разбирая дороги.
Вот лес закончился, и прямо за ним раскинулось поле. Огромное бескрайнее море пшеницы. Золотые злаки будто были сделаны человеческой рукой, каким-нибудь искусным мастером — настолько они были идеальны. Не было ни головни, ни росы, ни пожухлых листочков, ни грязи на стебельках. Лишь сплошное золото. Она бежала, по грудь спрятанная в этом море, и ветер вдруг сменил направление. И Дара свернула за ним. Солнце ярко ослепляло, но она как будто не замечала этого. Вот сейчас она увидит что-то, увидит, чего отчаянно жаждет душа! Все ее нутро предчувствует, что она бежит за чем-то очень важным.
И, наконец, видит. Останавливается. Он стоит перед ней, и волосы его сливаются с колосьями. Ветер развивает их, но он никак не поправляет. Такой же, как и всегда, собранный, спокойный, и одновременно другой. Дара закричала изо всех сил:
— Эирик!
Сердце пропустило удар. Она вновь побежала, но казалось, сколько бы она не стремилась, ни на локоть к нему не продвинулась.
— Эирик! Эирик! Я не могу подойти к тебе!
— Тебе не место со мной, — сказал он, не открывая рта. Он улыбался, и голос его звучал по-доброму, каким его давно не слышала Дара. Ей вдруг вспомнился тот день, когда он плакал в лесу и сжал ее руку. Она так хотела обнять его тогда, но не сделала этого. Боялась спугнуть этот порыв.
— Я хотела… — Она остановилась и продолжила кричать: — Я хотела лишь сказать, что я люблю тебя! — Дара захотела сказать еще много чего: что ей бесконечно жаль, что сильно скучает, но по его глазам она поняла — он и так это знает. Земля начала уходить под ногами. — Нет, Эирик, пожалуйста, я не хочу тебя терять еще раз! — Она начала сопротивляться, но бежала на месте. Ее словно засасывало вниз.
— Тебе не время, сестренка.
«Скажи, что не держишь на меня зла», — хотела было крикнуть она, но глаза заволокла темнота, а после Дара вновь оказалась в шалаше, укрытая пушистым серым мехом. Слезы застилали ей глаза. Не липкие, как было раньше. «Странно, сон казался таким реальным», — подумала она, перекатываясь на другой бок.
Небо светало. Но разговоры у костра так и не кончались. Спать сейчас не хотелось — мысли были заняты размышлениями, с которыми ей хотелось поделиться. У костра сидели отец с Валемаром. Другие берендеи ушли.
Дара вышла к ним, укутанная в мех, и рассказала свой сон.
— Он явился тебе и простил тебя, дитя, что тут думать, — пожал плечами берендей.
— Ты просто часто думаешь о нем, вот и все. Его образ — это образ твоей вины. Ты должна понять, что твои самобичевания беспочвенны, и надо себя простить.
Дара не знала, что думать. Ей вдруг стало так горько, что она захотела отвлечься от всех этих мыслей.
— А все ли берендеи сейчас язычники? Неужели за столькое время к вам не пришло Слово?
Валемар усмехнулся, расставив руки в стороны, словно обнимая ее.
— Я думал, ты не спросишь, — сказал он и достал знак Создателя из-под рубашки.
Спрятав лицо в ладонях, Дара тяжело вздохнула.
— Я же говорил тебе — учись думать своей головой, — сказал отец и уложил дочь головой к себе на колено. Дара тут же провалилась в сон без сновидений.