Осенний эскиз
Редкие осенние дни без дождя. Я спешу дописать акварель, пока совсем не пожелтели и не опали листья, обнимающие уютный двухэтажный особняк с колоннами в старинной усадьбе.
Устроилась на раскладном стульчике в стороне от дорожек, разложила на земле акварель, папку на коленях. Радостное проникновение в красоту и покой пейзажа. Не отвлекают прохожие, дети, хотя одна девочка, попросив разрешения посмотреть рисунок, в другие дни, проходя мимо, уже здоровалась со мной.
Увлеченно рисую. Вдруг передо мной неожиданно и бесшумно возникла мужская фигура:
- Вы бы смогли нарисовать мой портрет?
- Да, смогла бы.
- Я бы очень хотел увидеть себя со стороны.
- Хорошо.
- А сколько это стоит?
- Не знаю. Вы сами определите.
- Когда вам удобно?
- Завтра здесь в 12 дня на скамейке.
Акварель моя медленно продвигалась к завершению. Я не слишком была ею довольна, хотя прохожие и домашние одобряли.
Вечером рассказала сыну о предложении незнакомца нарисовать его портрет. «Прикольно» - отозвался сын.
Я почему-то стала волноваться и торжественно готовиться к первому своему рисованию на заказ. Вытащила некоторые свои портреты в карандаше показать заказчику, чтобы он представлял себе, что ожидать. Долго искала подходящий мягкий карандаш, подходящую бумагу. Втайне уже мечтала, что переломлю свой комплекс застенчивости. Он ли мешал мне в беззаботные отпускные дни в Феодосии пристроиться где-то на набережной среди уличных художников и ждать своих персонажей.
На следующий день в воскресенье я с утра поспешила в храм. Осенний ясный день. Дожди прекратились, но довольно прохладно. Так и не было бабьего лета.
Удобно жить в центре города рядом с парками, прудами и старой усадьбой. Знаменский храм 17 века, как игрушечка, украшает собой этот уголок города. Непобедимо и радостно он противостоит огромному современному монстру, недавно построенному напротив, через Волоколамское шоссе, разрезавшее город на две части.
Я успеваю после службы вернуться домой, собрать художнические атрибуты и возвращаюсь в усадьбу Знаменское-Губайлово. Уже на подходе к условленному месту вижу сидящую на скамейке фигурку с букетом цветов. Как мило и приятно. Здороваемся, я усаживаю его, прошу снять бейсболку. Он оказался лысым. Нормальное мужское сорокалетнее лицо. Под мохнатыми бровями черные глаза с легким среднеазиатским налетом, заметно сдвинутый набок крупный нос, тонкие губы, раздвоенный подбородок.
Я показала свои рисунки, они ему нравятся. Мы непрерывно говорим. Изучая его лицо и поворачивая его в нужный ракурс, слушаю его речи, отвечаю. Чувствую, что его не остановить, и, поддерживая разговор, начинаю рисовать. Он говорит, что возил письмо к Путину, я настораживаюсь, о верно!, у него не все в порядке с головой. Ну, конечно, какой нормальный подойдет к незнакомому с просьбой его нарисовать, не зная ни уровня мастерства, ни цены. Он ведь сам говорит, что многих художников просил около Красной площади, но никто не согласился. Я в резонанс ему – вторая ненормальная –слишком просто согласилась.
Он рассказывает о своей болезни, полностью сознавая ее и понимая, что сам во многом взрастил ее в себе. Даже была попытка суицида. Началась болезнь, вроде, после драки, его избиения, когда ему и «сдвинули» нос. Он хочет увидеть себя со стороны.
Восхваляет своих родителей, особенно маму. Она-то и привела его к православной вере. Рассказывает о храме в Павшино, о батюшках. Рассказывает о своих мытарствах по инстанциям, называет разные фамилии и о том, что в час, когда объявился «красногорский стрелок», он находился на одном этаже с ним и должен был встретиться с одним из убитых им. Но Бог его спас.
Я, к слову, прочитала свое стихотворение « Я рисовала розы в саду при старом храме…», связанное с этим событием. Ему оно понравилось.
Он рассказал, что, как ни странно для человека его поколения, его любимый фильм « Весна на Заречной улице», а любимый актер Рыбников. Я, конечно, удивилась, ведь хоть по годам и гожусь ему в мамы, но даже мне этот фильм казался староват. Он говорил о своей первой школьной влюбленности. Кстати, он учился в одной школе с моей дочерью. Вспомнили директора школы – молодого мужчину, который умер от сердечного приступа.
Он рассказывал, как дорожит своей семьей, мамой, но не хватает близкого человека, женщины, и как хотелось бы ему встать среди ночи к кроватке своего ребенка.
За разговором и рисованием я не осознала, что произошел сеанс психотерапии для одинокой, оставленной друзьями, болящей души.
Я вдруг засмеялась над своим рисунком: «Вы получились чиновником или членом правительства КПСС ». Он подхватил:
- да, я и есть такой, замкнутый.
- давайте, я вас быстро нарисую еще раз, сделаю набросок.
Набросок получился живее. Ему понравились рисунки, но он увидел в них то, что и ожидал узнать про себя – замкнутость.
«Вы хороший человек» - трещала я, - «адекватный. Идите к людям – на выставки, на концерты, в школу танцев и все у вас будет хорошо. Главное, вы с верой.»
Он сказал, что однажды незнакомая женщина у храма подозвала его и сказала, что у него болезнь головы, но у него все направится и будет все хорошо ». Он живет этой верой.
Мы раскланялись. Он с радостью взял оба портрета. Я даже попробовала отказаться от денег: « Вы ведь инвалид, сами нуждаетесь.» Но он протянул мне 500 рублей с благодарностью.
Все будет хорошо.
Букет из пяти нежных розовых роз украсил мою комнату. В текучке дел я почти забыла этого одинокого человека. Успела простудиться и выздороветь, а цветы от него все еще стоят в вазе и напоминают, что где-то живет и страдает одинокая человеческая душа.
4 октября 2016г.