Мы бежали по набережной вдоль моря. Тяжёлые струи внезапного вечернего дождя подгоняли нас. Ещё недавно вышли из воды, заполнившей полмира до горизонта, а убоялись на суше небесной влаги.
Я спешила домой к бабушке и сыну, но на развилке не смогла бросить Ленуську без моего спасительного плаща и мы побежали к ней.
Вот мы под надёжным кровом сидим у Ленки на кухне. В распахнутом чёрном окне, как на экране приключенческого кино, вспыхивают молнии, яростно хлещет дождь, а перед нами огромное блюдо спелой черешни и за спиной уютно сопит закипающий чайник. Томка, Ленкина сестра - близнец, достаёт чашки и конфеты « Коровка» в шоколаде.
- Ленуська, я недавно рылась в старых бумагах и нашла твоё письмо со стихами:
Превратив озорные акации
В очень гордые, полные грации
пальмы,
Дождь грустный печальный
Луж не замечая, идет.
Капельками - ножками топая
По лужицам летним - теплым
Дождь грустный печальный
Луж не замечая, идёт.
- Что это?
- Это же твои стихи. Ты от вашего литобъединения ездила выступать на телевидение в Симферополь и читала там свои стихи.
- Не помню.
- Ленок, я тебе покажу твоё письмо. Ты мне писала в Ленинград, когда я первый год провалила в архитектурный и работала в Питере.
Ленка молчит. Мы смотрим в ночной дождь.
- Томик, я не буду чая, мне пора идти.
- Не спеши, позвони своим, вымокнешь же насквозь.
Прохожу по коридору к телефону.
- Мама, ты где?! Иди скорее домой! - требует сын.
Подать мне маму и всё тут. И мама вся трепещет: «Сыночек, солнышко, вот сильный дождик пережду и скоро буду ». Детский эгоизм и звериная материнская любовь. А ведь как редко видишься с друзьями. Лена и Тома - всё детство вместе с ними.
Первый раз в первый класс в белых фартучках и в белых капроновых бантиках. Бантик на макушке завязали, а букет забыли дать. Близнецы без лишних слов сложили два своих букетика и разделили на три части. Зимой - в одном классе, летом - в одном пионерском лагере, в одной палатке. Выгорелый армейский брезент хлопает на ветру, как парус бригантины. И, ещё не читавшие Грина, загорелые девочки с неосознанной тревогой вглядываются в горизонт Коктебельской бухты, ощущая неизбежность появления своих Алых парусов.
Даже Томка, самая реалистичная и преуспевающая из нас, повидавшая мир, выносимая на руках из моря (знай наших!) самым шикарным на побережье мужчиной, её мужем, даже она признаётся, что не было у неё сильнее счастья, чем тогда и там - в волшебной Коктебельской долине. Знойная, полынная, звенящая цикадами степь в окружении волнистых гор и великолепного сияющего моря под прозрачно-голубым куполом неба рождали в нас поэтическое восхищение земной красотой. И как мощный завершающий аккорд пейзажа - фантастические скалы потухшего вулкана Кара-Даг. Как к языческому святилищу стремились мы каждый год припасть к его древним камням, чтобы получить заряд энергии для новой жизни.
И при этом все мы трое - коренные северяночки, архангелогородочки светло-русые и рыжеватые. Послевоенные судьбы наших родителей из соседних северных деревень свели их на южном море. Наверное какая-то дальняя родственная связь и вызывает сестёр Глазачевых в многосерийные сновидения мои.
Но сейчас не сон. Чай горяч. Черешня сладка. Дождевые брызги долетают через окно. Ленка ещё в начале своей страшной болезни. Какое-то неведомое чудовище - Альцгеймер вселилось в неё и медленно убивает сначала её память... Она трагически разучивается говорить, но всё понимает и страдает. Томка присела рядом у окна. Преданно ухаживая за сестрой, она как-бы пытается хоть этим малым возместить ей то, что отняла природа у младшей и сверх меры воздала старшей близняшке. Сильная, яркая, волевая и, между прочим, бывшая чемпионка Советского Союза по прыжкам в воду - теперь она верная нянька и кормилица. Мы молча смотрим в ночной дождь.
Эх, Ленка, Ленка, и откуда эта напасть на твою тонкую, поэтичную, добрую душу. Как я восхищалась твоим мастерством фотохудожницы, как я гордилась тобой! А наша дружба в Москве, а наши общие друзья... А Коктебель был для нас как пароль. Мы пронизаны его духом, ещё тем, послеволошинским и последним цветаевским, когда пустынна и первобытна была ещё Коктебельская долина. Неужели ты забудешь, как собирали мы на пляже настоящие цветные камушки - дар соседнего древнего вулкана (это не нынешняя завозная щебёнка!) А кристаллики колчедана, добытые со дна у кромки моря, были для нас дороже самородков золота. Тогда поход в Планерское от нашего лагерного дома Юнга был впечатляющим путешествием по степи вдоль моря, минуя одинокий холм на берегу с развалинами дота прошедшей войны, минуя болотину с камышами и вытекющим из неё в море ручьём. Ещё гуляли роскошные павлины по аллейкам дома творчества Волошина. А позже, став прфессиональным фотожурналистом, ты фотографировала там девяностолетнюю Анастасию Цветаеву. Какой получился портрет! Эх, Ленуська...
И вдруг песня тихо полилась из моей души, как жалоба, как сдержанный плач, не зная о том, что певица я так себе, со слабым голосовым аппаратом...
Упало колечко со правой руки,
Забилось сердечко о милом дру-ужке...
То ли влажность воздуха была подходящая, то ли чай разогрел голосовые связки, но вдруг голос окреп, зазвенел, заиграл переливами, удивившими и меня саму. И какая-то генетическая память плачей моих северных прабабок пробудилась вдруг в этой песне под южным дождём.
Кончилась песня и Лена неожиданно заговорила: « Иринка, я никогда не знала, что ты так поёшь». А я бы и стихи свои тайные ей почитала, но вряд ли долетели бы они до её сознания, неумолимо погружающегося в сумерки болезни.
Дождь не стихал и я побежала домой по тёмным мокрым, но таким родным улочкам. Миновала домик с памятной доской о том, что здесь жили сёстры Марина и Анастасия Цветаевы. Скоро это будет музей. Обогнула строящийся жилой комплекс на месте бывшего военного городка, где успешная Томка купила себе красивую квартиру. Выскочила на свою улицу Генуэзского рва. Двухтысячелетней давности ров исправно бурлил и клокотал, вбирая в себя несущиеся с гор потоки и направляя их к морю.
Много воды утекло, а наш Богом данный город, как непотопляемый ковчег, уже третье тысячелетие всё плывёт по водам-временам. Прорвёмся, Ленка, и ничего не забудем из того, что подарено нам Создателем за краткий миг свечения наших жизней в сумрачном потоке времён.
Феодосия 2005 г.