- 28 -
Величайшая революция, которую никто не заметил.
Или не захотел заметить.
Можно попробовать взглянуть на проблему с другой стороны, рассмотрев историю человечества как непрерывный процесс объединения.
На первом этапе человечество было разобщено. Ещё не существовало таких объединений, как народ и государство. Первобытные племена охотников-собирателей включали в себя только сородичей и редко когда превышали сотню человек.
Сам по себе переход на оседлый образ жизни на первых порах не вызвал существенных тенденций к объединению. Вместе с тем, каждая последующая религия позволяла людям почувствовать связь со всё большим количеством людей, не связанных с ними кровным родством. Совместные обряды и жертвоприношения в язычестве были первыми шагами, величественные храмы древней Греции позволили хоть и на локальном уровне, но всё же налаживать взаимодействие с единоверцами. И уже такие глобальные религии, как христианство и мусульманство, создали грандиозные общности, объединённые не только единой верой, но и со временем общим языком и единым правителем. Локальные княжества, торговые и ремесленные города теперь могли существовать в едином пространстве.
При этом все государственные образования продолжали оставаться объединением довольно разобщенных сообществ. Если воспользоваться той аллегорией, которую заботливо спек для нас Жан-Жак Руссо, то монархические государства были похожи на слоеный пирог. Крестьянские общины, ремесленные и торговые гильдии, дворянские сословия и наконец высшее общество, двор, объединяющий элиту - самых приближенных лиц к трону. Все эти слои практически не пресекались в повседневной жизни, а если кому-то приходилось всё же встретиться, то все знали и держали дистанцию. Это конечно же не было индийское кастовое общество, но представители одного сословия не испытывали сердечно-родственных чувств к другому. Всё что их объединяло – это преданность к королю, к тому, кого поставил над всеми ними Бог.
Средневековые государства были слабы, поскольку экономика не позволяла проводить широкие социальные программы и налаживать институты принуждения. «Бюджетных» денег хватало только на роскошную жизнь короля и нескольких сотен представителей высшего света. Всем остальным приходилось самим заботится о хлебе насущном. Поэтому власть не лезла ни в крестьянскую общину, ни в другие замкнутые сообщества, надеясь на взаимность с их стороны.
Если предположить, что ход истории и сама цель человеческой цивилизации направлена на всё большее объединение людей, вплоть до апофеоза в виде единого и неделимого человечества без границ и сословий, то монархии являлись безусловным препятствием на этом пути. Имея в себе объединительную идею, которая объявила всех людей одной веры не только родственниками, но и наделенными общим центральным свойством и частичкой Бога – душой, монархические государства продолжали оставаться сословно разъединёнными.
Саму по себе концепцию объединения людей во всё большие социальные группы, вряд ли удастся доказать, точно также как и опровергнуть. Сомневаюсь, что в ДНК человека найдется ген или цепочка генов, отвечающих за стремление к глобализации. Вместе с тем, ход истории, по крайней мере до настоящего момента, идёт именно по этому пути.
Возможно, это всего лишь вызвано стечение обстоятельств, впрочем, как и любое другое явление социальной или иной природы. Какие же факторы толкают человечество к всё более глобальному объединению?
С одной стороны экономический рост невозможен без вовлечения всё большего числа потребителей, с другой, государства, заинтересованные в суверенном росте, подавляют такие очаги натурального хозяйства, как общины и, вообще, стремятся разрушить любые преграды, стоящие между человеком и фискальной системой. С третьей стороны, человек, лишаемый натурального(человеческого) доверия в результате разрушения общины и последующего ослабления межчеловеческих связей, интуитивно тянется хоть к какому-то суррогату человеческого доверия, одновременно с этим проникаясь доверием к эмитенту этого самого суррогата.
В результате всех этих, а возможно и других менее заметных процессов между людьми разрываются «мелкие» личностные связи ради обретения общечеловеческого единства.
Монархии и крестьянские соседские общины, ставшие на заре феодализма огромным шагом на пути объединения, с вхождением в капитализм и промышленную революцию превратились в тормоз к дальнейшему росту.
В этом смысле Реформация сделала неоценимый вклад как в сам процесс освобождения крестьян из-под «ига» общины, так и в идейной подготовке всех слоев населения к последующему рывку в мир процветающего капитализма, технического прогресса и глобализма.
Если принять тот факт, что жители городов не могут по определению быть членами сельской общины, то по уровню урбанизации можно проследить (с некоторыми оговорками) как шел процесс высвобождения от общинного уклада в европейских государствах со времен Реформации.
Таблица 2. Процент населения городов с 10 тыс. и более жителей по отношению ко всему населению стран .
Страна 1550 1600 1650 1700 1750 1800
Англия и Уэльс 3,5 5,8 8,8 13,3 16,7 20,3
Голландия 15,3 24,3 31,7 33,6 30,5 28,8
Германия 3,8 4,1 4,4 4,8 5,6 5,5
Франция 4,3 5,9 7,2 9,2 9,1 8,8
Испания 8,6 11,4 9,5 9,0 8,6 11,1
Австрия-Богемия 1,9 2,1 2,4 3,9 5,2 5,2
Польша 0,3 0,4 0,7 0,5 1,0 2,5
Европа в целом 6,3 7,6 8,3 9,2 9,5 10,0
Если на примере Англии тенденция хорошо прослеживается (рост городского населения почти в 6 раз) по сравнению с католическими Францией (рост только в 2 раза) и Испанией (рост едва ли на треть) за аналогичный период времени, то в протестантской Голландии и в Германии, стране, где зародилась Реформация, но влияние католицизма оставалось довольно велико, рост оказался сопоставимо незначителен: в 1,9 раза и 1,45 раза соответственно.
При этом в Голландии и Франции наблюдается с XVIII века вместо роста небольшой спад, а в Испании этот спад начинается даже раньше – с начала XVII века. Все эти периоды спада неплохо коррелируют с утратой странами существенной части колоний, что, по всей видимости, свидетельствует о несколько большем влиянии на урбанизацию колониальной торговли в доиндустриальный период.
Вместе с тем, если взять за отправную точку уже 1800 год, когда лишь 10% жителей Европы были горожанами, то по данным Всемирного Банка на 2015 год в Испании с Францией по 80%, в Великобритании - 83%, а в Нидерландах - 90% городского населения. Последние данные можно считать избыточными, поскольку нам известно, что во всех этих странах процесс уничтожения крестьянских общин по большей части завершился в середине XIX веке.
Менее чем за один век была разрушен уклад, просуществовавший по крайней мере с появления нашего вида. Большая часть людей населяющих европейский континент потеряла за мизерный с исторической точки зрения промежуток времени опору, взаимную поддержку и устоявшееся мироощущение.
Человеческая общность практически без изменений пережившая неолитическую революцию, эволюцию религий, бесконечные войны, смену властей, передел государственных границ и развал империй вдруг исчезла. Община, всячески поддерживаема и трепетно охраняемая князьями, королями и императорами, сменявшими друг друга на протяжении тысячелетий, вдруг стала мешать экономическому прогрессу, отчего была беспощадно уничтожена, не считаясь ни с какими человеческими жертвами.
Можно ли сравнивать масштаб изменений, произошедших в результате уничтожения крестьянской общины с теми, которые принесла неолитическая революция, промышленная революция, или такие революции, как Великая Французская и Великая Октябрьская?
Да, последние революции кроме изменений в политической системе ответственны и за развал общинного уклада, но разве от этого разрушение общины становится менее глобальным событием для тех людей, которым сломали привычный образ жизни? А речь идет, между прочим, о жизни чуть ли не девяти десятых населения европейского континента. Речь идёт о количестве людей во много раз превосходящем численность рабочего класса, судьбы которого так заботили Маркса и Энгельса, и в тысячи раз превосходящем тот привилегированный класс предприимчивых людей, о судьбе которых так пекся Адам Смит.
Чтобы прошедшие изменения не оставались абстракцией, представьте себя вынужденным переехать в другую страну или ещё лучше на другую планету в связи, скажем, с переходом на другую работу. На новом месте вы встречаете вроде бы похожих на вас людей и даже язык чем-то похож, но понять, о чём они говорят почти невозможно.
На родине вы жили в большой семье (пусть и не очень дружной), а по соседству у вас была масса друзей и просто знакомых. Новая работа сильно отличается от старой: вместо мотыги и плуга вам приходится работать на фабрике: грузить и потом толкать тележки, крутить гайки, и, невероятное, нажимать непонятные кнопки. Как много времени у вас займет освоение достижений научно-технического прогресса? Год? Месяц? Неделю?
Еще немаловажный аспект: разница в политической системе. Вместо привычной архаичной системы вы окажетесь в волшебном мире неземной демократии (вообразите себе что угодно, но очень-очень продвинутое). К сожалению, вы вынуждены будете работать с утра до ночи и возвращаться в съемную грязную халупу в кромешной темноте, так что не сможете в полной мере насладится всеми радостями цивилизованной жизни. Впрочем, приобщится к участию в управлении этим волшебным миром, скорее всего, удастся ещё очень нескоро. Во всяком случае, в той самой Великой Британии, где огораживание, а с ним и разрушение общины завершилось в основном в первой половине девятнадцатого века, а имущественный ценз для мужчин отменили в 1918 году, то по крайней мере два поколения бывших общинников были лишены избирательных прав.
Так что же после переезда вызовет наибольшие трудности с адаптацией: новая работа с «фантастически» продвинутой техникой, иная политическая система или непривычная среда и отсутствие возможности общаться с родственниками и друзьями? Даже если раньше вам казалось, что родственников слишком много и они слишком шумные или слишком навязчивые, а друзья не очень отзывчивые или всё время заняты, то, судя по тому, что в Мекке иммиграции - СЩА в крупных городах веками существуют довольно замкнутые еврейские, китайские, итальянские и мексиканские анклавы, где все говорят на родных языках и из которых не переселяются поколениями, то именно утрату личных связей и привычного жизненного уклада пережить особенно тяжело, а для множества людей практически невозможно.
Для большей части населения Земли именно разрушение общинного уклада было намного более чувствительным нежели неолитическая, промышленная революция и все прочие локальные и глобальные преобразования. Хотя промышленная революция и стала непосредственной причиной изменений в экономике, подтолкнувших государственные машины со временем к уничтожению общин, а неолитическая революция позволила племенам кочевников-собирателей осесть на земле, саму кровную сплоченность ни первое, ни второе ничуть не затронуло.
Вполне возможно, что и сейчас мы не вполне осознаем всех последствий этого явления, но то, что было определяющим для наших предков на протяжении всего времени существования человеческого вида не может улетучиться в одночасье без следа. Что-то из той жизни продолжает оставаться с нами и по сей день вполне явственно, хоть и в намного меньшем масштабе (на уровне семьи), но намного больше отголосков прошлого руководит нашей жизнью на уровне бессознательного, при чем, что более важно, на уровне коллективного бессознательного.
Несмотря на то, что доверие к универсальному коэффициенту всё более замещает собой доверие к человеку, многие механизмы сотрудничества перекачивали из семейных и соседских общин в большие «общины», называемые государствами и корпорациями, и, как бы сильно свобода не проникала в наше сознание, стремление к справедливости занимает в нашем мироощущении не меньшее, если не большее место.
Кратко. Если для истории государств более важны были те революции, которые названы в учебниках великими, то для конкретного человека куда важнее оказалось уничтожение государствами их семейный и соседских общин. Если это верно и не для всех людей, то по крайней мере для девяти десятых населения планеты.