Talbot Mundy: Black Flag
Мендоса облокотился на кормовые перила. Его фелюга со всеми поднятыми парусами лежала, словно касатка, прижавшись носом к боку прекрасного барка «Благодать Божья» (1). Он смотрел, как его люди переносят часть добычи через нос, другая часть прибывала с барка на лодках. Он наблюдал и за лодками; пираты прекрасно умеют обманывать друг друга, а правило «одна доля на всех и две капитану» могло привести к большому количеству ненужных потасовок, если капитан будет держать свои глаза закрытыми.
У Мендосы были глаза как у акулы - бесстрастные, беспокойные, безжалостные. Его тяга к жестокости усиливалась болью от разболевшегося зуба, из-за которого распухла челюсть под его курчавой черной бородой. Время от времени он касался рукой своего лица, когда сплевывал и поглядывал на человеческие тела в спокойном море, разрываемые акулами, которые появились, едва первый труп упал за борт.
«Никаких пленных!»
Каждый человек, согласно пиратскому закону, имел право поступать со своими пленниками так, как ему заблагорассудится, за исключением женщин, которые были довольно редкой, но ценной добычей, что зачастую приводило к несчастью. Во время «захвата» корабля было легко заставить людей убивать и покончить с ними; потом же - уже хладнокровно, не так просто. Пленных мужчин обычно вербовали после периода издевательств и грубых шуток, и такие рекруты не имели настоящего вкуса к разбойному делу. Пиратство редко становилось их религией; они зачастую оставались любителями. Труп пиратского капитана Манья был вздернут в цепях за то, что он допустил, чтобы его команда разбавлялась людьми, которые были матросами в душе, но вовсе не пиратами, кроме как в силу необходимости.
Тем не менее, двое пленных были взяты с «Благодати Божьей» - ее капитан и шестидесятилетний старик-матрос. Последний, преданный, как собака, встал перед своим хозяином, пытаясь защитить его, когда тот сражался, прижавшись спиной к штурвалу барка. Оба были оглушены сзади и перенесены на борт пиратского судна, где после пришли в сознание.
Из-за того, что у него сильно болел зуб, и ему выказали неповиновение, Мендоса пребывал в еще более диком настроении, чем обычно. Он приказал выстрелить капитаном барка из орудия на миделе, а матроса повесить на мачте вверх ногами, чтобы он качался там до самой смерти. Но спешить было некуда - много добычи еще предстояло перенести на борт. Мендосу слегка позабавило то, что пленные должны были стоять под палящим солнцем - один привязанный к дулу пушки, другой к грот-мачте, ожидая своего конца. Захваченный барк был слишком громоздким и большим для пиратских целей; и страдания его капитана лишь усилятся, когда он будет вынужден смотреть, как его корабль сожгут.
Кроме того, Мендоса не был до конца уверен, что не захочет сначала выпороть мужчину за то, что он держится столь решительно. Мягколицый, дородный, почти тучный капитан Александр с рыжеватыми волосами и прямой улыбкой был из тех, кого Мендоса презирал и ненавидел. Явно моралист. Мораль и Мендоса были несовместимы. Но со стреляющей болью в челюсти он ненавидел всех, и больше всего его злил смех. Боцман выбрался из лодки и бросил на палубу добычу, потом замер, сотрясаясь от смеха, глядя на привязанного к мачте матроса. Мендоса вытащил один из своих пистолетов с добродушным намерением вышибить пленнику мозги, чтобы испортить развлечение боцману.
- Прямо как жаба! - взревел боцман по-испански. - У него нет зубов! - Он вложил большие пальцы в рот Уилли Тимса и обнажил беззубые десны. - Нечем кусать!
- Тащите его на корму, - приказал Мендоса, чье мрачное настроение время от времени озарялось любопытством.
Итак, Уилли был препровожден на корму и там подвергся перекрестному допросу. Да, у него когда-то были зубы. Капитан тянул их по несколько штук за раз. Нет, не в наказание. Потому что болели. Если у человека болел зуб, капитан всегда его выдергивал; он хороший хирург; он мог пустить кровь или дать лекарство человеку и сделать его пригодным для работы. За это мужчины называли его «Зубом» за спиной, хотя имя его было Александр.
- Зуб, зуб! - говорил он. - Кто сможет грызть печенье зубом, как раскаленный гвоздь?
Да, иногда требовалось полвахты, чтобы удержать человека, но потом все заканчивалось; вырванный зуб вскоре переставал болеть.
- Зуб, да? Приведи его, - сказал Мендоса и сел на цапфу кормовой пушки правого борта. Никто не рискнул бы удержать Мендосу, да и он сам не рискнул бы позволить своим людям попытаться это сделать. Ему нужно было учитывать свою репутацию. Он отдал приказ боцману, и наступила пауза, пока капитану Александру доставили ящик с лекарствами и инструментами, и двое мужчин посмотрели друг на друга.
Затем:
- У меня болит зуб, - сказал Мендоса. - Вырви! Car-r-ramba de diabalo! Вырви его!
Капитан Александр ответил тихо, потому что не мог доверять себе, если даст волю эмоциям. Он привык к дневной тишине и внезапному гневу, о котором впоследствии сожалел.
- Я рад, что он болит. И я прекрасно знаю, что от такого зуба загниют твои кишки.
Обещание было мелкой монетой, и Мендоса, по своему обыкновению, торговался грубо:
- Ты сможешь жить, пока не сгниешь, если вырвешь его.
- Ты и твои свиньи, - сказал Александр, - зарезали моего товарища, двух подмастерьев и тридцать три человека. У меня остался только этот парень. Он нужен мне.
Мендоса кисло усмехнулся от этих слов, а его боцман приготовился убить старика Уилли, как кок разрезает рыбу. Но в верхней челюсти Мендосы пылало адское пламя, и разговоры об этом лишь усиливали мучения, не говоря уже о том, насколько приятным будет облегчение.
- Бери его, - ответил он. - И вырви зуб!
Мужчины даже отвлеклись от грабежа. Ни для кого не было новостью, что у Мендосы сердце акулы, но было удивительно наблюдать за ним, когда он сидел, и кровь стекала по его черной бороде, а длинные пальцы нервно сжимали рукояти пистолетов. Зуб сломался. Но осколки наконец-то вышли.
- Аминь, - сказал Уилли Тимс. Он всегда говорил так, когда капитан что-то заканчивал, будь то наблюдение или воскресная проповедь.
- Рому! - приказал Мендоса и пристально смотрел на свою команду, пока пил и гневно ругался.
Некоторые из них были ранены. Пираты так же ценны были для него, как хор для священника, но хороших пиратов найти труднее, чем мальчишек для хора, и этому ремеслу гораздо труднее научиться.
- Хирургуй их! - приказал он, не будучи педантичным в использовании английского языка.
Так Александр, капитан торгового судна из Бостона, Линкольншир, стал пиратом-хирургом в буйном порту Панамы. С того дня никто не называл его иначе, как «Аминь Зуб», потому что Уилли Тимс всегда говорил «Аминь» после всего, что говорил или делал его хозяин. Уилли Тимс, всегда готовый угодить, не подвергался жестокому обращению, даже когда пираты были в настроении поразвлечься; в глубине души у них таилось подозрение, что Мендоса, возможно, был серьезен, когда оставил Уилли в живых, и было смертельно опасно нарушать данное Мендосой слово. Он мог сделать это сам и в этом отношении не терпел никакого назойливого вмешательства.
«Аминь Зуб» обнаружил, что Мендоса боялся только двух вещей. Одной из них была Шарлотта, его женщина-мулатка. Вернее не она сама, а ее черные искусства. Саму Шарлотту можно было наказать, но желтая лихорадка не была чем-то материальным, что джентльмен мог бы задобрить, подкупить или избить. Желтая лихорадка лишила жизни множество уважаемых пиратов. Она могла забрать и Шарлотту. Не было никакого способа защитить ее от этого, в отличие, например, от соперничающих пиратских капитанов, которые страстно желали ее; так же как защитить ее от собственного кубинского характера с помощью кулаков или кнута. Поэтому он боялся так же и желтой лихорадки.
Власть Шарлотты над Мендосой была даже сильнее, чем его собственная над его командой. Им приходилось защищать и подчиняться ему, потому что он умел управлять кораблем, а они нет. Кроме того, Мендоса был гением, который, казалось, инстинктивно знал, когда нужно выйти в море, чтобы подстеречь торговые суда. Но он был очень суеверен. И не мог обойтись без колдовства Шарлотты. Она умела предсказывать будущее и в состоянии транса, и по колодам игральных карт, и по пыли и дыму от горящих перьев.
Поэтому он предупредил «Аминь Зуба», что сдерет с него кожу заживо, если с Шарлоттой хоть что-нибудь случится. «Зуб», во всех смыслах, стал рабом Шарлотты. Ему приходилось следовать за ней по кишащим мухами улочкам Панамы, провонявшим эндемической чумой. Она жаждала восхищения соперников Мендосы, любила выставлять напоказ награбленные драгоценности, которые носила, и, прежде всего, наслаждалась возможностью иметь в качестве раба бывшего капитана дальнего плавания, которого постоянно осыпала оскорблениями.
Когда он запротестовал, она ударила его.
- Я иду, куда хочу! И ты пойдешь, когда я скажу!
- Желтый Джек возьмет тебя, - предостерег ее «Аминь Зуб».
- Муравьи получат тебя! - возразила она. - Я засажу тебя в муравейник на съедение заживо, если ты еще раз проявишь свою наглость!
Многим было хорошо известно, что она убедила Мендосу сотворить такое с несколькими людьми. Он оказался между дьяволом и глубоким морем угроз Мендосы и Шарлотты. И поэтому «Зуб» решил прибегнуть к стратегии.
- Если я солгу, - сказал он однажды ночью Уилли Тимсу в полумраке крытого соломой сарая, который им было разрешено занять, - Господи, прости меня. Я считаю, нам двоим не было смысла оставлять жизнь, разве что ради мести.
- Аминь, хозяин. Возьми нож и убей его. Я могу убить ее.
- Убить двух шершней? Здесь целый рой нуждается в этом! Нужно дождаться подходящего времени.
- Аминь.
Поэтому он солгал Мендосе. Он придумал заговор соперничающих пиратских капитанов, чтобы заманить Шарлотту и бросить за нее кости. Мендоса был не очень популярен, поэтому поверил этой истории и покинул Панаму, спалив половину порта, а залп салюта, которым он просигналил: «Всего хорошего», снес грот-мачту шлюпа, принадлежавшего Шарлю Дюпону, полукровке с Маврикия. Васко Гомес бросился в погоню на своей фелюге, но сражаться с Мендосой в одиночку было невыгодно. Другие пиратские корабли были на ремонте или кренговались. Гомес сделал пару нервных выстрелов и вернулся.
Мендоса выбрал себе остров, защищенный рифами с извилистыми протоками между ними, представляющий безопасное убежище. Это был прекрасный, зеленый остров, похожий на жемчужину в белоснежной оправе. Там он приказал своим мужчинам, их женщинам и нескольким рабам построить деревню с частоколом. Так же в его руках был профессиональный штурман, которого за его совесть, этикет и обыкновенную благоразумность было грех не отправить на тот свет, но он подавил свои предчувствия, заставив «Аминь Зуба» и Уилли Тимса работать на баркасе, промеряя глубину и тайком отмечая опасные протоки. Даже слабоумный научится паре профессий в море. В перерывах между занятиями греблей Уилли Тимс смастерил парус из украденных лоскутов парусины. Но за ними хорошо наблюдали, и убежать было невозможно. Шарлотта постоянно следила за ними. Она научилась ценить услуги «Аминь Зуба», и ей больше, чем когда-либо, нравилось грубо оскорблять мужчину, который когда-то был деспотом на своем собственном судне.
Но здесь был ром. Пиратский закон, запрещающий любому мужчине напиваться слишком сильно во имя долга, не связывал Шарлотту, которая могла делать в этом отношении все, что ей заблагорассудится. Она так сильно напивалась, что забывала о манерах. Однажды ночью Мендоса ударил по ее дерзкому, чувственному рту кулаком, разбив его костяшками. Следующей ночью при свете ламп, наполненных китовым жиром, в хижине для рабочих она брыкалась и кричала, пока хирург «Аминь Зуб» удалял обломки всех ее передних зубов.
- Мне кажется, я вижу путь домой, Уилли.
- Аминь.
- А потом месть.
- Аминь.
Шарлотта, разочаровавшись в силе своей красоты, впервые применила магию. Над ней стали насмехаться ревнивые женщины, когда магия подвела ее. Мендоса с акульим взглядом смеялся над щелью, где когда-то были ее молочно-белые зубы. Она видела, что ее авторитет стремительно падает. Она начала дружить с мужчиной, которого презирала. Он рассказывал ей истории о вставных зубах, которые продлевают молодость. Они казались невероятными, эти истории, пока он не извлек два зуба из ее рта.
- Если бы у тебя были такие зубы, Шарлотта, ты могла бы ухмыляться и кусаться, и никто бы не заметил разницы. Ты снова выглядела бы прекрасной для Мендосы.
- Ты сделаешь их?
- Я не могу. Но я знаю, кто может. Если ты поможешь мне сбежать, я сведу тебя с ними.
Но она знала цену пиратским обещаниям и понимала, как дорожит «Зуб» своим преданным слугой, поэтому она потребовала в заложники Уилли Тимса:
- Ты оставишь его здесь и принесешь зубы. Тогда я буду уверена, что ты вернешься.
«Зуб» отказался.
- Обоих либо никак. Если тебе нужны новые зубы, помоги нам обоим сбежать.
После этого потянулись дни сердечных споров и проволочек, но, в конце концов, она пошла на компромисс.
- Я сделаю так, что ты не сможешь обмануть меня.
- Колдовство?
- Магия.
«Аминь Зуб» вспомнил, что он капитан Александр. Он всегда читал воскресную проповедь с кормы, когда позволяли ветер и море. Колдовство, магия и дьявол были едины. Однако ему пришлось пройти через темное испытание, призванное связать его волю и сделать верным. В этом деле были использованы кровь козла и череп человека, умершего от пыток. А так же вырванная страница из молитвенника, взятого из спальни девственницы в ее брачную ночь. И ровно тринадцать капель красной крови, взятой из его левого запястья и смешанной под звуки заклинаний ровно с тринадцатью каплями ее крови. Был так же слышен голос, который, казалось, исходил из ниоткуда, говоря странные слова на неизвестном языке. Она сказала, что это настоящая магия джу-джу; позже он молился об этом, а Уилли, словно полоумный, добавлял: «Аминь».
Следующим вечером он сделал глиняный слепок десен Шарлотты, который затем скопировал в свинце из расплавленных пуль, чтобы сделать его прочным и точным. Она сохранила свои сломанные зубы по каким-то суеверным причинам; они были собраны вместе и также тщательно отлиты в свинце.
- Я знаю одного человека в Линкольне. Это он научил меня выдергивать зубы. Он скопирует их, и ваши новые прибудут к вам на торговом корабле. Его капитану расскажут о зарытом сокровище. И дадут координаты этого острова. Ему скажут, что если он поднимет три красных флага на носу, один над другим, то к нему выйдет корабль с женщиной на борту, которой принадлежат зубы. Ему так же скажут, что женщина останется на его корабле. Она заплатит за свои зубы, проведя корабль туда, где спрятаны сокровища.
Шарлотта кивнула.
- Это дважды обрадует Мендосу. Я снова буду красивой. А корабль станет легкой добычей. Отправь богатый корабль. Я предскажу его приход, и Мендоса поймет, что моя магия сильна.
- Положись на меня.
Но забрезжившая надежда едва не умерла. Мендоса заподозрил неладное. Он заявил, что его душа заболеет, если он будет слишком долго выполнять старые обещания.
- Car-r-ramba! Пора отправить вас обоих в ад!
Шарлотта спасла их в тот час, спровоцировав драку между боцманом и поваром, прекрасными головорезами, которых очень ценил Мендоса. Ему пришлось пощадить «Зуба» и Уилли, чтобы они смогли лечить ножевые ранения. Когда раны почти зажили, Шарлотта придумала новую уловку. Она вошла в транс и заявила, что видела тучное, медленное торговое судно, замершее примерно в сотне миль впереди. Она также намекнула, что соперники Мендосы, Гомес и Дюпон, уже снялись с якоря, чтобы броситься в погоню, прослышав об этом судне. А самой изысканной страстью Мендосы было громко злорадствовать над раздражением соперников, которые опоздали на раздел добычи с корабля.
- Лови корабль и ускользай! Опоздавший не получит долю добычи!
Мендоса всегда был человеком слова в таких деталях, как спешка и беспорядок. Была полночь, и ничего не было видно. Вместо того чтобы взять хирурга с собой, «Аминь Зуба» вместе с Уилли Тимсом отправили на баркасе, чтобы подать сигнальную ракету у изгиба протока; в темноте никто не заметил, что они поставили парус. О них вспомнили только тогда, когда сигнальный огонь так и не вспыхнул с рифа, и Мендоса сохранил свой корабль, опустив якоря и осторожно развернув его. Но к тому времени уже было поздно отправляться в погоню.
Вскоре «Аминь Зуб» добрался до Рио, где направлявшийся домой капитан баркентины сжалился над ним и предоставил место, кратко записав его рассказ в журнал, но добавив при этом:
«Так рассказал он сам и подтвердил Тимс, его слуга, достоверно это или нет. Похоже, он верит, что лорд Эмблби предоставит ему новый корабль, но это дело его светлости - время покажет. Так закончился этот день».
Он был набожным шотландцем из Абердина, который мог бы отказать в помощи, если бы знал о вставных зубах и сделке с пиратской ведьмой-мулаткой. Капитан Александр, вероятно, умолчал на этот счет; в вахтенном журнале шотландца об этом не было записано ни слова.
Капитаны, потерявшие свои корабли, - очень раздражительные люди, зачастую без средств к существованию. Быть сочувствующим или слишком любознательным дорого обходится. Сплетни гораздо безопаснее. Поэтому в своем родном порту Бостоне в Линкольншире капитан Александр был предоставлен самому себе. Уилли Тимс напивался в «Зеленом человечке», но никто не верил тому, что Уилли Тимс бормотал сквозь беззубые десны. Однако слухи просачивались в комнату для прислуги в Грей-Грейндж, где дворецкий лорда Эмблби часто подслушивал разговоры, пока откупоривал бордовые бутылки и предусмотрительно подогревал вино за ширмой, скрывавшей проход в кладовую. Было общеизвестно, что лорд Эмблби нажил состояние на прекрасном барке «Благодать Божья». Дворецкий процитировал его:
- Это правда, что время от времени вы зарабатывали для меня деньги. Но теперь вы потеряли корабль, а он стоил целое состояние. Неслыханное дело дать капитану, потерявшему хороший корабль, командовать другим. Люди будут смеяться.
- Кто бы стал смеяться, - повторил дворецкий то, что сказал в ответ Александр, - если бы стало известно, что «Благодать Божья» неоднократно доставляла пушки французам, которые были отлиты и закончены в литейной вашей светлости из чугуна, добытого в шахтах вашей светлости?
Лорд Эмблби вспылил в манере безвольных людей, которым приходится выбирать между плохими альтернативами.
- Божья месть! Я должен держать своих людей при деле. Корабли короля гниют у причалов, а Адмиралтейство не покупает пушек.
- Я говорю о мести, и у вас также есть долг передо мной. Должен ли я молчать о делах вашей светлости? У врагов короля есть деньги, но у врагов вашей светлости есть длинные языки, и разве не существует закона против государственной измены?
Начали распространяться слухи о зарытых сокровищах, когда лорд Эмблби купил французский военный трофей - аккуратный, быстрый барк водоизмещением в семьсот тонн, и снова ввел его в строй под командованием капитана Александра. Но все были изумлены еще больше, когда стало известно, что король Георг, действуя по совету своего министра по просьбе лорда Эмблби, предоставил каперские грамоты капитану Александру, разрешающие ему совершать такие военные действия против врагов короля, какие он сочтет необходимыми. Не было ничего нового в каперских грамотах, но было нечто новое - выдать их мягкому человеку, пристрастившемуся заботиться об экипаже и проповедовать им со своей кормы по воскресеньям после обеда. Послать овцу охотиться на волков? Лорд Эмблби был прав - люди смеялись.
А потом появилась некая тайна. На борт погрузили порох и установили пушки. Дробь всех трех размеров заняла место балласта; не было другого груза, кроме провизии, и это, конечно, возродило слухи о закопанных сокровищах, которые нужно добыть и, возможно, сразиться за них. Барк переоборудовали, сделав его более удобным в управлении; были воздвигнуты крепкие дубовые фальшборты, и почти все было изменено, кроме названия барка и женской фигуры на носу. То, что она носила имя «Grace de Dieu» (2) - «Благодать Божья», считалось почти внушающим благоговейный трепет совпадением, но вскоре было позабыто.
Доказательством сумасшествия капитана Александра считалось то, что он заставил художника, писавшего портрет лорда Эмблби, вставить очень большие зубы в рот носовой фигуры и так затемнить лицо, что оно стало походить скорее на лицо ухмыляющейся негритянки, чем на святую покровительницу французского порта, откуда первоначально прибыл корабль.
Но это тоже было забыто при наборе экипажа. Такая безбожная шайка разбойников была позором для Бостонского порта. Среди них не было никого, кто мог бы управлять судном в случае, если Александр заболеет или станет калекой. Вместо помощника был боцман, которого выгнали из королевского флота за списание без ордеров. А за боцмана был человек, отсидевший два срока в тюрьме за контрабанду. Плотник тоже был бывшим арестантом. Половина экипажа были дезертирами с королевских кораблей, сменившими свои имена, чтобы меньше страдать от этого на берегу; из остальных двое или трое были солдатами, а оставшиеся были такими жуткими проходимцами, что даже группа вербовщиков не заинтересовалась бы ими для зачисления на флот.
Будет ли капитан проповедовать им послушание? Сколько времени пройдет до того, как они поднимут бунт? Неужели он вырвет им зубы и превратит их в жаб, как это было с Уилли Тимсом?
Однако это было его дело. В штиль, в густом тумане примерно в сотне лье западнее Финистерре команда подняла мятеж и приказала ему возвращаться домой. Но он вынул каперские грамоты из ящика в своей каюте и сжег их в их присутствии.
- Теперь вы пираты. Если вернетесь домой, вас повесят. А если вы не станете слушаться меня, кто будет управлять кораблем?
- Аминь, - пропел Уилли Тимс.
Это не было морским правом, но это была хорошая психология. Они были невежественными людьми. Они познали тюрьму и плеть, нищету, голод и даже бесчестие. Пиратство вряд ли будет чем-то хуже. Надежда на внезапную удачу улыбнулась им, как солнце в тающем тумане. Они нашли человека, умевшего писать, и после долгих споров принесли нацарапанное соглашение с условиями. Александр выбросил это за борт.
- Это мой корабль. И здесь я ставлю условия.
- Аминь, - согласился Уилли Тимс.
- Пираты - это не монеты, стоимость которых указана на их лицевой стороне. Докажите, чего вы стоите, - сказал Александр. - Тот, кто стоит у орудия, не дрогнув, получит по заслугам. Я подпишу то, что будет правильно, после того, как столкнемся борт в борт с таким же судном, - это проверит вашу стойкость.
- Аминь.
- И я застрелю любого, кто не подчинится мне.
- Аминь, - пропел беззубый Уилли Тимс.
- Если я услышу, как кто-то назовет меня Александром, того то же застрелю. С этого дня я «Аминь Зуб».
Никто не знает, почему один человек может навязывать свою волю многим, хотя как это делается - долгий урок истории. Экипаж не стал спорить. Мятеж растаял, как туман на ветру. Надежда на грабеж, огневая подготовка и непогода отнимали у них слишком много времени, чтобы думать. Жратва была хороша, и Александр не забыл добавить последний убедительный штрих.
- Вырежи из брезента черный флаг, Уилли. Подними его на гроте. Это усилит их страх перед повешением и надежду на удачу.
- Аминь.
Но черный флаг не был поднят, когда «Благодать Божья» показалась вблизи Панамы, где стояли на якоре французы Дюпон и Даго Гомес, изголодавшиеся по разбою и боящиеся отправить свои команды на берег из-за свирепствовавшей там желтой лихорадки. Они бросились в погоню. «Аминь Зуб» бежал, не используя все паруса, потому что корпуса пиратских судов были покрыты водорослями, а «Благодать Божья» была быстрее. Он хотел, чтобы эти соперники Мендосы были на виду, но вне досягаемости пушек, когда появится остров Мендосы. Так и произошло. На носу он вывесил три красных сигнальных флажка. Мендоса, несомненно, много размышлял нал пророчеством Шарлотты, он в спешке снялся с якоря, чтобы опередить своих соперников.
С кормы своего корабля, где он внимательно следил за направлением и вспоминал тайные отметки канала, которые они с Уилли так долго наносили, «Аминь Зуб» обратился к своей команде:
- Я опустошил все бочки с водой, кроме одной. Так что, если вы хотите выпить завтра, то будете крепко стоять сегодня у своих орудий и ловко управлять ими. Два корабля идут с наветренной стороны и готовы атаковать, так что мы не можем сбежать. Лучше драться с одним, чем с двумя, поэтому ставьте рифы с наветренной стороны от нас. Держите шкоты и брасы.
Но он продолжал приспускать парус. Дюпон и Гомес шли за ним, готовые наброситься, если он наткнется на риф, или последовать за ним, если он случайно найдет проход. Поэтому он оставил весь набор парусов, чтобы показать явную спешку, но слегка ослабил их, чтобы пираты могли понемногу настигать его, приближаясь к берегу, пока Мендоса не успел забрать добычу. Пиратский закон был таким - первый пришел, первый взял.
- Боцман, ты должен зарубить любого, кто дрогнет.
- Да, да, сэр.
- Этот корабль принадлежит Мендосе. У него есть привычка сдирать кожу с пленников живьем. Так что вы должны сражаться сегодня или умереть, как ободранные угри! Выдай всем рому!
«Благодать Божья» с похотливо ухмыляющейся зубастой фигурой на носу прорвалась сквозь буруны между рифами в бухту в форме полумесяца, а Мендоса шел с наветренной стороны по курсу, который должен был вывести его к корме предполагаемой жертвы и вырвать ее из-под орудий его соперников. Это был смелый маневр; Гомес и Дюпон уже были внутри рифа, и у них было преимущество в ветре. Возможно, Мендоса рассчитывал на их страх перед ним, что они повернут прочь. Но «Аминь Зуб» сломал все расчеты:
- Встать к оружию! Приготовились!
Огромные квадратные орудийные порты внезапно открылись вдоль каждого фальшборта, и стволы орудий выдвинулись вперед, когда «Благодать Божья» сменила направление и устремилась прямо к кораблю Мендосы. Они были так близко, что паруса Мендосы потеряли ветер. Командир «Благодати Божьей» проревел пирату в рупор:
- Ты видишь новые зубы для своей женщины? Приди и возьми их! Бортовой залп. Боцман!
Пять черных орудий выстрелили в борт пиратского судна и оттянулись на перезарядку. Грот-мачта Мендосы рухнула в клубах дыма, когда его корабль утратил ветер, а через мгновение Гомес и Дюпон оказались на расстоянии выстрела. Они встали корпус к корпусу корабля Мендосы, проходя мимо, по одному с каждой стороны, обмениваясь угрозами, но приберегая пушечные снаряды для «Аминь Зуба». Мендоса застрелил двух человек за неповоротливость, когда повернул свой корабль по ветру, используя весла, и бросился в погоню.
- Приготовиться! По местам! - взревел «Зуб».
Никакого элегантного маневра - никаких ловких движений, когда две трети экипажа либо протирают и заряжают орудия правого борта, либо на своих постах готовятся использовать орудия по левому борту. «Аминь Зуб» потерял стеньгу как раз в тот момент, когда все три пирата поравнялись с ним, двое слева и один справа, но он успел выдать второй залп по трем пиратским кораблям. Они сбились в кучу, двое с левого борта почти притерлись корпусами, их капитаны проклинали друг друга. Затем «Зуб» вновь потерял ветер - он был окружен сушей, и здесь не было места, чтобы развернуться с наветренной стороны, все трое пиратов следовали за ним, Мендоса шел последним. Впереди раскинулись изумрудно-зеленые, залитые солнцем отмели. Пляж пестрел по правому борту. По левому - кораллы. По счастливой случайности выстрел из носового орудия Гомеса расколол грот-мачту «Благодати Божьей»; ничто иное, коме этой катастрофы, не могло бы спасти барк от того, чтобы он сел на мель или ударился о ближайший риф.
Паруса на грот-мачте «Благодати Божьей» свободно закачались, и она снова пошла носом к ветру. Гомес и Дюпон приближались с обеих сторон, намереваясь сцепиться; их экипажи были слишком заняты парусами, чтобы сделать больше одного или двух выстрелов. Они довольно необдуманно стремились обогнать Мендосу. Когда же они приблизились, то обнажили свои бока для прямого выстрела.
- Оба борта - огонь!
Корабли закачались, словно на них обрушился яростный ураган. Ядра пробили корпуса. Доски треснули и раскололись. Над ватерлинией возникли бреши. Один крюк зацепился за борт, но боцман саблей быстро перерезал привязанный к нему линь. А потом с подветренной стороны зашел Мендоса, почти лоб в лоб, злящийся на Гомеса и Дюпона еще больше, чем на ухмылку белозубого носового украшения, насмехающегося над ним и его женщиной.
- Я вижу тебя, «Аминь Туз»! Клянусь Богом и всеми его дьяволами, я заставлю тебя умереть так, как еще никто не умирал!
«Зуб» с грот-мачтой над бортом выглядел легкой добычей. Поэтому Мендоса собирался сначала разобраться с Гомесом и Дюпоном. Их экипажи взялись за длинные весла; они шли против ветра, чтобы сцепиться с «Благодатью Божьей». Мендоса зашел по дуге, наводя на них обоих носовые орудия, обстреливая их от носа до кормы ядрами и градом пуль. Шарлотта стояла рядом с ним на корме - беззубая и яростная. Она выкрикивала непристойности в адрес «Аминь Зуба». Надежды на красоту испарились, и дикость превратилась в безумие из-за ухмыляющихся белых зубов чернолицей фигуры на носу, она выхватила пистолета Мендосы и выстрелила из него, но промахнулась, затем оттолкнула рулевого от штурвала и резко повернула руль, чтобы атаковать «Благодать Божью». Но нужно было время, чтобы перезарядить обе батареи. Дюпон тонул, плывя по ветру. Прежде чем Мендоса это понял, Гомес притерся к барку, и его люди полезли на его фальшборт. И снова оба борта «Благодати Божьей» изрыгнули ядра почти в упор, кроша корпуса кораблей Гомеса и Мендосы - разрывая их палубы на куски, раскалывая их в щепки; пиратские суда удержались на плаву только потому, что морю требуется время, чтобы проникнуть внутрь через зияющие раны.
Затем даже Мендоса запнулся, изрыгая проклятия. Когда он уже собрался прыгнуть на борт «Благодати Божьей», грохотнул пистолет Уилли Тимса, притаившегося за гаком, и он промахнулся всего лишь на фут. Но пуля нашла Шарлотту. Когда она открыла свой беззубый рот, чтобы снова проклясть создателя длиннозубой насмешки, пуля оборвала ее слова. Она пробил ей дыру в затылке, и когда женщина упала замертво к ногам Мендосы, он понял, что лишился чего-то большего, чем простая девка. Без ее колдовства от него ушла и удача. А вместе с ней - уверенность.
Люди Гомеса уже перевалились через фальшборт и спрыгнули на палубу «Благодати Божьей», прежде чем Мендоса пришел в себя, и тогда он, яростно ругаясь, увел свою команду с тонущего корабля, чтобы сбросить своих соперников за борт и забрать свою законную добычу.
В течение часа бушевала трехсторонняя битва на палубе - пощады не просили и не давали. Некоторым из людей «Аминь Зуба» пришлось подняться на корму и стрелять в выживших с корабля Дюпона, которые покидали обреченное судно и стремились пополнить ряды Гомеса. Поэтому «Аминь Зубу» пришлось сражаться только с двумя третями своей команды портовых крыс против пиратов, которые должны были победить или умереть, потому что их потрепанные корабли были бесполезны.
Но говорят, он дрался, как десять человек. Уилли Тимс, вооруженный пикой, защищал его до тех пор, пока схватка не утихла от истощения, а выжившие уставились друг на друга с пересохшим горлом, не в силах вымолвить ни слова от усталости; их оружие опустилось на залитую кровью палубу. Затем пираты стали один за другим прыгать в море, пытаясь плыть. Но Мендоса и Гомес задержались, глядя друг на друга, их пистолеты были пусты, и уже не осталось сил пустить в ход шпаги.
- В пекло нас всех! - выругался Мендоса. - Кто-нибудь, подожгите пороховые бочки!
Уилли Тимс передал пистолеты своему хозяину, наклонился и подставил свои плечи, чтобы тот мог положить оружие на них, когда целился. Но «Аминь Зуб», не смотря на то, что его помощник и боцман лежали мертвые рядом с ним, а семнадцать человек, мертвые или умирающие, распластались на палубе, счел нужным отомстить по-своему.
- Окружите их, вы там, - я пристрелю любого, кто дрогнет. Дайте им место, а потом бейте их плетью, если они откажутся сражаться!
Кто-то выхватил у боцмана девятихвостую плетку, которую тот заткнул за пояс, торопя орудийные расчеты при чистке и перезарядке - девять узлов на плети, девять плетей. Один удар по плечам Гомеса, и он сделал то, что должен. Один удар по Мендосе, и Мендоса ответил. Так они били друг друга, каждый слишком изможденный, уставший, чтобы защититься от удара другого. Мендоса выдавил перед смертью:
- Ты трус, «Аминь Зуб». Ты позволил другому убить меня. Я бы убил тебя своими руками и медленно!
- Но ты этого не сделал. - И вскоре добавил: - Он мертв? Спускайте обе лодки. Нас слишком мало, чтобы возвращаться домой на корабле. Зажгите пороховые бочки. Корабль не должен попасть в руки пиратов. Лодки на воду и залечите раны на острове. - Затем он повернулся к Уилли Тимсу. - Мы снова направимся в Рио.
- Аминь, господин.
- А потом домой, если такое возможно.
- Аминь.
1. «Grace of God» (анг.) - «Благодать Божья».
2. «Grace de Dieu» (фр.) - «Благодать Божья».