Дома Агаша сразу заперлась в своей комнате. Денис неловко стучал ей в стену.
– Агат, может, откроешь? Давай поговорим или, если не хочешь, посидим молча.
– Да отлипните вы, чего привязались! – яростно кричала она.
Было впечатление, что за её дверью бурлит и копится какая-то энергия, готовая взорваться и обрушить все вокруг.
– Агаша… – Денис впервые назвал её ласкательным именем, – если тебе нужно…
– Ничего мне не нужно, и никто мне не нужен! Я себе вообще скоро парня заведу, и никто из вас мне больше никогда не будет нужен! Никогда! Понятно? Убирайтесь!
– Ладно, – беспомощно откликнулся Денис, но про себя решил на всякий случай находиться поблизости от Агашиной двери. Он уселся на кровать и стал прислушиваться к глухим, звукам, доносившимся из комнаты Агаши. Видимо, она в ярости наматывала круги по периметру.
Катерину, напротив, происходящее за дверью занимало мало. Достаточно было того, что им удалось водворить Агашу домой, и теперь она была вне зоны ужасного, по мнению Катерины, влияния Вольдемара. Зато Катерину очень интересовал подвал. Со слов Дениса она знала, что дочь хранит там всякие странные вещи. Она спустилась в сырую мглу, освещаемую лишь одной тусклой лампочкой. Впервые в жизни свет показался ей на редкость неприятным болезненным, не сулящим ничего доброго. Катерина чертыхнулась. Не без труда отыскала заваленные для маскировки хламом альбом с рисунками и тетрадь, испещрённую красивыми непонятными знаками. Ей было невдомёк, что записи сделаны изобретённым Агатой шифром; она решила, будто это, если и не каббалистические символы, то что-то вроде того – какие-нибудь чёрные заклинания для взаимодействия с потусторонними силами пострашнее Пиковой Дамы. Злость на Вольдемара клокотала в груди.
Катерина забрала находки, отнесла их на задний двор и там, сотрясаясь нервной дрожью, долго рвала на мелкие части. Степень измельчения бумаги была такова, что под конец невозможно стало заподозрить присутствие на них хоть каких-то изображений. Остатки Катерина сложила в полиэтиленовый пакет и спрятала в сумке, чтобы позже выбросить в урну по дороге на станцию. Даже в собственной канализации ей не хотелось оставлять ничего напоминающего о страшной Агашиной ненормальности.
К ужину Агаша всё-таки вышла. Поковыряла сырники, один через силу доела. Денис смотрел на неё с жалостью, Катерина – раздражённо и испуганно: не натворит ли ещё чего-нибудь ужасного? Что если сейчас вся мебель полетит кувырком или потолок обрушится?
После ужина Катерина долго лежала одна и представляла: тишина, только птицы изредка перепархивают с ветки на ветку, в тишине – скрип качелей, рыжая голова дочери, её глаза, вперившиеся в пригвождённого к сиденью Игорю, пронзительный крик, разрезавший наконец эту ватную тишину, и оборвавшаяся любимая жизнь. «Что за чудовище я произвела на свет? На что она ещё способна? А когда вырастет… О, Господи! Надо было сразу сдать её в детский дом».
– Ей лучше побыть сейчас с тобой, ты так не думаешь? – спросил Денис, присаживаясь на край кровати.
– Может, ей и лучше, но мне плохо, – огрызнулась Катерина.
– Боишься?
– Как ты угадал?
– Это несложно, но она ведь… – он сделал паузу.
– Твоя дочь, – закончила за него Катя, – да, моя и этого не изменить, но я не могу преодолеть враждебность к ней. Из-за неё у меня вся жизнь наперекосяк. А теперь ещё выясняется, что она…
Катерина вся сжалась в комок, жалкий мятый дрожащий.
– Может убить… – закончил за неё Денис.
Он не знал, как продолжать разговор, да и есть ли у него право что-либо объяснять, советовать. Вспомнилась Лизка. Сам-то Денис какой отец! Хреновый равнодушный папаша, для которого небольшая прогулка с ребёнком в парке – невыносимое испытание. Кстати, с тех пор он ни разу не позвонил Светке, не поинтересовался, как у них дела.
Откуда-то доносилось шуршание: Агаша бродила по дому. «Ну и хорошо, – подумал Денис, – раз вылезла из своей норы, значит, понемногу приходит в себя». Ещё несколько минут он молча сидел возле Кати, поглаживая её плечо, наслаждаясь теплом, переливавшимся из её кожи сквозь кончики пальцев. Катерина, прикрыв глаза, вздыхала. Пространство за окном уже затопил мирный летний вечер, не сулящий, казалось, никаких потрясений. Далеко-далеко за лесом вспыхивали и гасли оранжевые зарницы. Начинался робкий хлипкий дождик.
– Мама! – раскатился по дому отчаянный вопль.
Катерина подскочила на постели, едва не свалив Дениса на пол. У неё моментально задрожали руки, испуганно перекосилось лицо. Денис обхватил Катю за плечи, пытаясь сдержать истерику.
– Мама, где?!! – неслись по дому Агашины крики. – Где мои вещи?!!
Катерина сбросила с плеч Денисовы руки (те больно ударились о железную спинку кровати), неловко вскочила и поспешила на шум. Агаша выбиралась из подвала. Красные воспалённые глаза полыхали злобой и обидой, растрепавшиеся волосы паутиной падали на щёки. Агаша резко и тяжело дула, чтобы убрать их с лица, но они вновь падали и падали вниз. Шмыгая носом, Агаша вылезла из подпола, придерживая больную ногу, которую опять ушибла.
– Где мои вещи?!! – прошипела она. – Они были там за досками!!
– Какие такие вещи? – Катерина прикинулась непонимающей, хотя на самом деле сильно испугалась.
– Ты знаешь какие!
Глаза Агаши, метавшие до того золотые искры, сузились до тёмных щелей. Их цвет стал совсем неразличимым.
– Не знаю, о чём ты говоришь! – взвизгнула Катерина.
Агаша сделала два шага к матери. Катерина попятилась и наткнулась на Дениса, возникшего у неё за спиной.
– Альбом и тетрадь с моими записями, – ледяным тоном сказала Агаша.
– Ах, это! – пролепетала Катерина. – Не думала, что… - Договорить она не смогла: дыхание перехватило и слова застревали в горле из-за охватившего её ужаса.
Денис обо всём догадался. «Дура, – выругался он про себя. – Зачем ты это сотворила?!»
– Что ты с ними сделала? Спрятала? – всё также холодно спросила Агата.
Она вдруг показалась Денису очень взрослой, гораздо старше матери.
Катерина, не в силах отвечать, судорожно сжимала руку Дениса. Агата сделала ещё один шаг вперёд.
– Ты их уничтожила?
Дождь из тихого превращался в неистовый и уже вовсю барабанил по листве за окном. Не так уж далеко громыхнул раскат грома. В углу неприкаянно заскулил Джокер.
– Агата, ты будто царевна-лягушка, у которой лягушачью кожу сожгли, – сказал Денис, как можно шутливее.
Агата перевела взгляд с матери на Дениса. Кровь стукнула в висках. Столько было в этом взгляде враждебности, обиды, презрения и… чего-то электрического. Денису вспомнилось, как в детстве Катька пугала его шаровой молнией – маленьким золотым шариком, висящим в углу комнаты, под потолком. «Если увидишь шаровую молнию, нельзя шевелиться, – тревожно шептала Катька, – а то она заметит тебя и мгновенно убьёт». Теперь Агата с её огненными волосами казалась такой вот шаровой молнией, готовой ударить в любой момент. Какое-то шестое чувство подсказало Денису: шевелиться нельзя! Все трое, не двигаясь, стояли в сумерках прохода; на стене неподвижно застыли их дублёры – тени. Дождь превратился в ливень и обрушивался на крышу сплошными потоками, за окном висела уже непроглядная темень. Катерина сжимала руку Дениса изо всех сил, но из-за напряжения всего тела он этого не замечал. Одна только мысль вертелась в мозгу: «Конец или ещё нет?»
Люстра, висевшая прямо над головой Катерины, мигнула и потухла. Секунды, что не было света, текли бесконечно, но, вопреки ожиданиям, прошлая жизнь не проносилась перед мысленным взором. Вместо этого Денису почудилось, будто их троица парит в чёрном вечном космосе, откуда никому нет возврата. Они парили в нём вместе со всей Немчиновкой, превратившейся во что-то вроде космического корабля со множеством кают, где скрываются ни о чём не подозревающие жители посёлка. Ясно ведь, что после всего произошедшего Немчиновка просто не может оставаться на Земле и продолжать жить обыденной жизнью.
А ещё ему представилось, как всё происходящее сейчас каким-то таинственным образом записывается в мистические Хроники Акаши – каждый жест, каждое слово, каждый взгляд, каждый оттенок их мыслей. И кто-нибудь (например, Вольдемар) когда-нибудь откроет Книгу Жизни и поймёт, что с ними случилось, а, может, и не поймёт. Их же ещё толковать нужно, Хроники эти.
«О чём я вообще думаю?» - спохватился Денис. Главное ведь совсем не это. Главное, он сейчас рядом с Катей. И если через секунду жизнь оборвётся, пусть последнее, что он почувствует будет её тепло. Он ещё теснее прижал Катю к себе и уткнулся губами ей в шею. Запах волос, чуть влажная от волнения кожа, её бедро, прислонённое к его бедру, слегка уплывающее сознание. «В принципе, умирать довольно просто, если рядом дорогой тебе человек, но неужели я вернулся в Немчиновку, чтобы умереть?» Непонятно зачем Денис зажмурился, хотя делать это в темноте было очень глупо.
Через мгновение стало понятно, почему он прикрыл глаза: люстра зажглась также неожиданно, как и потухла. Теперь она горела ровно и больше не мигала. Постепенно затихал дождь. Глаза Агаты перестали выглядеть по-змеиному. Они стали обычными, большими, только очень испуганными. На подгибающихся ногах она двинулась в сторону Катерины и Дениса. Они слегка посторонились, пропуская её. Брызнув на них снопом каре-золотых искр, Агата удалилась в свою комнату.
С того вечера она притихла, больше не ругалась, но совсем перестала разговаривать с матерью, а Дениса удостаивала лишь односложными ответами. Катерина находилась в полной растерянности. Тогда Денис робко предложил ей познакомиться с отцом Серафимом.
– Это единственный человек на моей памяти, который умеет нормально общаться с детьми. Может, попробуешь поговорить с ним, не посвящая в подробности?
– Не посвящая, это как?
– Просто скажи, что обидела дочь, выбросив без спроса её вещи. Вдруг он посоветует, как исправить положение.
– Просто, – съязвила Катерина, – да ведь она может всех нас в любой момент на тот свет отправить! Это, по-твоему, простая ситуация?
Денис замолчал. С одной стороны, он признавал правоту Кати, с другой – сдаваться не хотелось. Да и как можно было сдаваться, если всем им предстояло ещё долго жить в одном доме. Ведь оставлять Катерину Денис не собирался.