С тех пор Агата мало разговаривала, плохо ела, выглядела болезненно, но Катерина, поглощённая собственными переживаниями, как всегда, ничего не замечала. Только теперь, увидев дочь в окно Вольдемаровой дачи, она поняла, что Агата похудела, ноги и руки превратились в тонкие палочки и напоминали ножки кузнечика, лицо осунулось. Обычно блестящие волосы потускнели и были местами не расчёсаны.
– Что теперь с ней делать? Как себя вести? – растерянно обратилась Катерина к Вольдемару.
– Откуда мне знать? Почему у меня спрашиваешь? – небрежно бросил тот.
Катерина вскипела, тряхнула головой, густая прядь медных волос упала ей на глаза. Пожалуй, именно так она всегда и смотрела на Агашу: через какую-то завесу, закрывающую верный обзор. Но Катерина этого до сих пор не понимала.
– А кого мне спрашивать?! Это ведь ты научил её этой… этой бесовщине, надоумил общаться с какими-то духами!
– Акаша – не дух.
– Ну, всё равно. Сволочь ты последняя! Кто давал тебе право забивать мозги ребёнку без моего разрешения?!
– Надо было раньше думать о ребёнке, а не о своих безумных амурах!
– Тише, тише, – вступил в перепалку Денис, – чего теперь ругаться! Сделанного не воротишь!
– Какое оригинальное замечание, – съязвил Вольдемар.
Рыжей пумой подскочив к Вольдемару, Катерина оттолкнула его от окна.
– Агата, иди сюда! – крикнула она истерично.
От неожиданности Агаша пошатнулась, её ослабевшие ноги подкосились, и она шлёпнулась в траву. Катерина заметалась до дому.
– Да где у тебя тут выход?!
Она выскочила во двор, подбежала к Агате и, убедившись, что та не поранилась, стала звать её домой.
– Мам, я не хочу, оставь меня в покое, иди сама…
– Нечего тебе здесь делать, тебя здесь только плохому учат, не походящее это для тебя знакомство!
– Что-о-о? – Агашины глаза заблестели слезами. Она пристально и испуганно взглянула на Катерину. Мать, заподозрила Агаша, знает, если не всё, то многое. Агаша разрыдалась.
Катерину это не разжалобило. Агата попала в сети злого колдуна, её следует немедленно увести из этого логова. Кроме того, в ней бушевали противоречивые чувства по отношению к дочери. В какие-то секунды на неё накатывала почти что ненависть, ведь Игорь погиб из-за Агаты, но где-то глубоко, опутанный сетями злых эмоций, из последних сил пытался не задохнуться материнский инстинкт, и тогда Катерина ненавидела саму себя.
– Пошли, я сказала, – прошипела Катерина, – тебя вообще надо в церковь отвести, пусть тебя там отчитают.
«Отчитать» – означает «ругать»», – мелькнуло в голове у Агаши. Она рванулась в сторону, но Катерина ухватила её так крепко, что Агаша издала резкий жалобный писк, а рука, за которую её держала мать, беспомощно повисла. В этот момент к ним подскочил Денис.
– Ты чего творишь, Кать?
Агаша подвывала душераздирающе, как побитое животное.
– Ты же ей руку вывихнула! Мамаша, блин!
Размеренной походкой, будто ничего не случилось, подошёл Вольдемар.
– Давайте посмотрю, – он наклонился к сидевшей на траве девочке.
Несколько минут он изучал руку, примериваясь, как бы успешнее вернуть её на место, несколько раз отводил локоть в сторону, при этом Агаша дико верещала, но Вольдемар оставался внешне безучастен к её боли. Катя с Денисом беспомощно топтались рядом. Потом что-то щёлкнуло, и рука в одну секунду вошла обратно в сустав. От удивления Агаша затихла.
– Завидую твоему спокойствию, – сказал Денис.
– Да ему-то что, – огрызнулась Катя, – не его ж ребёнок!
Вольдемар потянулся и равнодушно изрёк:
– Зачем волноваться, может, весь мир – большая иллюзия.
– Буддист хренов, – возмутился Денис.