Поезд Лысьва - Пермь

Фёдор Прокофьев
     Лето. Вязкая утренняя духота. Солнце давно проснулось, возвысилось над домами, прудами, деревьями, заводскими трубами, разбудив всё живое. Над перроном станции Лысьва вовсю летают мошки, бабочки, мухи, щебечет развесёлый птичий оркестр. Слабый тёплый ветерок не в силах принести свежесть, он лишь легко касается листьев сирени, растущей рядом с вокзалом.
     Большинство горожан ещё дрыхнут, пропуская одни из самых красивых мгновений наступающего дня. Не спят лишь те, кого дела вытащили из постели и погнали в путь-дорогу.
     Вот они, кучкуются возле скамеек: веселится молодёжь, окутанная приторно сладким паром электронных сигарет, о чём-то говорят дачники, придерживающие руками пакеты с рассадой, задумчиво курят рыбаки. Они будто и не собираются никуда ехать, но едва раскрываются двери вагонов, люди, словно услышав выстрел стартового пистолета, срываются с места и спешат занять места поудобнее.
Через несколько минут свободных кресел в вагонах почти не остаётся - всем вдруг стало нужно в дорогу этим утром. Несколько женщин с поклажей будущих помидоров и перцев решают ехать в тамбуре, в другом кучкуются вокруг рюкзаков и удочек рыбаки.
     Дизельное сердце рельсового автобуса, закованное в стальную оболочку локомотива, рычит. Рельсобус потрясывает от мощи, рвущейся наружу. За ночь двигатель заскучал и теперь ему не терпится показать всю свою удаль, промчать пассажиров с ветерком по рельсам под ритмичный «Тук-тук! Тук-тук!». Ещё пара минут и сотни лошадиных сил потянут состав из Лысьвы в Пермь.
Вдоль перрона идёт, дымя сигаретой, парень. Останавливается у открытой двери вагона, делает пару затяжек, бросает окурок на рельсы, поднимается по ступенькам и, пытаясь отыскать свободное место, идёт вдоль кресел. Так и не найдя куда сесть, уходит в соседний вагон.
      За ним следом в салон входит женщина неопределённого возраста в замызганном пальто и кепке с надписью ЛДПР. В её руках несколько грязных пакетов, от неё пахнет давно немытым телом и перегаром. Все взгляды прикованы к ней, никто не хочет совершать путешествие с таким соседом. Тётка это чувствует и идёт в тамбур к рыбакам, оставляя после себя непередаваемый аромат.
********
    Поезд трогается. За окном медленно проплывает здание вокзала, административное здание, хозпостройки. Скорость состава растёт и пейзаж за окном движется заметно быстрее. Я успел занять место у окна и какое-то время смотрю на мелькающие деревья, после переключаюсь на соседей.
    Пока работает сотовая связь, сидящая рядом девушка в сарафане с весьма интересным вырезом, выбирает босоножки в интернет-магазинах. Когда связь пропадает, она задумчиво смотрит то в экран смартфона, то в окно. Появляется интернет - муки выбора продолжаются...
    Третьим в нашем ряду оказался чувак в модных круглых очках, с длинной тугой косой и бородой, тоже свитой в косу. На нём чёрная футболка с рунической надписью и волками. Короче, косит под викинга, но точно не викинг, ведь все викинги ходят с мечами, а у этого меча нет.
    Два кресла возле туалета заняли похмельные мужики: глаза налиты кровью, руки трясутся, лица хмурые. Через пару минут они погружаются в мир сновидений и задорно храпят.
    Напротив меня две пары ног. Одна пара оголена до коленей: из старых бежевых сандалий торчат пальцы с кривыми ногтями с остатками красного лака, вены вздулись, расползлись синей паутиной по икрам; чёрная юбка, далеко не новая, раздваивается выше колена. В том месте, где разрез заканчивается, покоятся морщинистые руки с длинными грязными жёлтыми ногтями. Женщина спит, смешно открыв рот, лишь иногда просыпаясь и озираясь по сторонам. В какой-то момент тётка замечает, что юбка надета задом наперёд и уходит в туалет исправлять положение.
    Вторая пара ног – молодая, стройная, гладкая, обута в белоснежные кроссовки, из которых торчат белоснежные носочки. На правой ноге браслетик из бисера: бусинки белые, перламутровые, розовые, разного калибра, несколько небольших кубиков с сердечками и смайликами. Ноги красивы и открыты миру по самое немогу, а то самое немогу прикрыто коротюсенькими чёрными шортиками. Если не приглядываться, то можно решить, что хозяйка красивых ножек забыла надеть штаны и отправилась в путь в трусиках. На голых бёдрах покоятся руки с розовым маникюром, сжимающие айфон в розовом чехле. Девушка пытается спать, но не выходит. Она смотрит то в окно, то на меня, то на других пассажиров и иногда сладко зевает.
    По диагонали от нашей вынужденной компании долго устраивается большая семья, решившая отдохнуть на югах. У них куча чемоданов, сумок, рюкзаков, пакетов. Картины, корзины и картонки, правда, нет, но вот маленькая собачонка имеется. Первые полчаса взрослые – мама, папа и бабушка – пристраивают багаж на полке, под сидениями, в проходе. Трое детей сначала озираются по сторонам, изучая незнакомое пространство, а потом рутинно окунаются в волшебные миры, спрятанные в смартфонах. Мелкая собачка пискляво тявкает.
********
    Читаю. По белым мелованным страницам бегает солнечный свет: то накроет обе страницы ярким свечением, то, путаясь в ветках деревьев, растущих вдоль полотна, начинает мерцать, словно неисправная лампа. То и вовсе исчезнет, будто кто-то выключил.
    Я один в вагоне с книгой, чем привлекаю любопытные взгляды. Даже сканворды никто не разгадывает: люди либо глазеют в смартфоны, либо спят. Некоторые смотрят друг на друга, но заговорить с попутчиками не решаются. Лишь бабка в выгоревшей на солнце панаме пыталась рассказать соседке, что едет ко врачу, но та вставила в уши наушники, включила музыку и заснула. Бабка пожала плечами и стала смотреть в окно.
    А не так давно всё было иначе: людей из Лысьвы в Пермь возил не рельсовый автобус, а самый настоящий поезд. Тяжёлой неповоротливой змеёй отползал он от станции Лысьва, начинал разгоняться, но, вспомнив, что за ближайшим поворотом ждут путники, сбавлял скорость. Путь от нашего городка до краевой столицы занимал почти пять часов, за это время многие успевали купить у проводниц или коммивояжёров пива или водки, напиться и даже немного протрезветь. В тамбурах постоянно кто-то курил, ведя дискуссии о футболе, непростой житухе и о том, как нам обустроить Россию. Да и вне тамбуров разговоры не затихали: люди запросто знакомились и говорили, говорили, говорили…
    Нынче эта дорожная романтика исчезла: нет варёной или копчёной курицы, завёрнутой в фольгу, варёных яиц, чая в подстаканниках, свежих огурцов, помидоров и зелени, соли в спичечных коробках, газет, постеленных на стол. Да и столов нет. И многих деревень, у которых лет 15 назад поезд останавливался, тоже нет. Зато есть биотуалет и места для инвалидов. Иногда продают теплый чай в пластиковых стаканчиках и печенье «Юбилейное», кто-то втихаря выпивает, наиболее отчаянные потягивают вейп. Но та особая атмосфера пермского бичевоза ушла безвозвратно…
********
     В Калино многие выходят: покидают тамбуры и отправляются восвояси бабушки-дачницы и рыбаки, освобождают кресла железнодорожники в оранжевых жилетах и люди без особых примет. Соседка, так и не выбравшая босоножки, перемещается в другой конец вагона, становится просторнее.
     В купе напротив остаются двое: дама лет сорока пяти пересаживается к окошку, а её дочка-студентка, скинув шлёпанцы, укладывается на сиденья, удобно устроив голову на маминых коленях, а ноги устремив в проход. И если бы только ноги! Короткая юбка ничего не скрывает и моему взору предстают аппетитная попка, белоснежная полоска трусиков и часть того, что эти трусики должны скрывать.
Улыбнувшись, снова погружаюсь в книгу. Что я, женских писек не видал? А вот псевдовикинг заметно оживился, заёрзал, руки и косы затряслись, а шею будто заклинило в положении, в котором открывается наилучший обзор на прелести легкомысленной соседки. Эх, как бы этот недоделанный норманн чего не отчебучил…
Неожиданно девушка просыпается и, присев, сообщает, что замёрзла.
   - Давай я тебя кофтой укрою, - предлагает мама.
   - Давай, - соглашается прелестное дитя.
   Через минуту всё возвращается на круги своя, только оголённая филейная часть девушки оказывается прикрытой маминой кофтой. Мой сосед удручённо вздыхает и что-то бурчит себе под нос. Наверное, взывает к Одину или Тору. Боги, на удивление, внемлют его молитве и своею волшебною силою совершают чудо: вслед за движениями спящей красавицы кофта съезжает, обнажив интимные подробности. Викинг ликует, смешно теребя бороду.
**********
    Чем ближе подбираемся к пункту назначения, тем теснее становится в вагоне. Вот между мной и искрящемся от счастья соседом втискивается потный толстый пацан в застиранной футболке с надписью «100 лет Пермскому Политеху». Становится тесновато, да и аромат от юноши так себе.
    В соседних купе располагаются разудалые железнодорожники, пахнущие бензином и скошенной травой, подвыпившие рыбаки в болотных сапогах, деревенские жители с нехитрой поклажей. Беременная девушка в обтягивающем платье взглядом выискивает куда присесть.
    - Ты бы дочу-то разбудила, - обращается к женщине пожилой дядька в оранжевом жилете, надетом на голое загорелое тело. – Людям места не хватает, а она сразу два заняла.
    Потом он поднимается и предлагает беременной сесть. Та не отказывается. Через минуту проснувшаяся невольная стриптизёрша садится и прижимается к маме. На то место, где только-что покоились её ноги, усаживается вежливый железнодорожник. Викинг нервно встаёт и уходит куда-то. Студент отодвигается от меня, его толстое тело неспешно распределяется сразу на двух креслах. Становится легче дышать.
********
    В Сылве очередная смена пассажиров. В соседнем купе остаётся только беременная девушка, выходит сидевшая напротив меня женщина и ещё многие.
Их места занимают другие люди. Пожилая дама в соломенной шляпе достаёт из соломенной корзины большой помидор и принимается его есть, запивая водой из бутылки. Высокая и худая женщина что-то обсуждает с низкой и полной девушкой. За ними внимательно наблюдает дедуля в заплатанных джинсах.
    Мальчик и девочка лет восьми идут в соседний вагон. Поезд качает, они хватаются за сиденья и пассажиров. С трудом открывают дверь и застывают в нерешительности: трясущаяся гармошка перехода пугает, будто планирует зажевать кого-то из детей. Немного постояв, ребята робко отправляются в дальнейший путь.
Одинокая птица соревнуется в скорости с поездом, отчаянно машет крыльями, но проигрывает.
    За окном леса, поля, реки… Какое-то время глазею на них, потом оглядываюсь и встречаюсь взглядом с симпатичной проводницей. Она вдруг улыбается мне. Улыбаюсь в ответ. Яркий солнечный свет на секунду заливает её лицо, а потом оно снова проваливается в тень. Девушка склоняется над смартфоном. Поезд мчит дальше. Скоро будем в Перми, вся эта людская масса разольется по автобусам, такси, помчит по своим делам. Это короткое путешествие станет одним из, а вскоре и вовсе забудется. Разве что девушка в короткой юбке будет иногда вспоминаться. Уж больно белоснежными были её трусики.