Глава 92
Сен-Мар почти уже поверил, что сможет свергнуть кардинала. Он считал, что его брак с Марией Гонзаго – дело решённое. Ему удалось с ней коротко сойтись, они питали друг к другу нежные чувства, но если он был настолько рассудителен, чтобы пренебречь своими чувствами к мадемуазель де Шевро ради возвышения через брак с Марией Гонзаго, то сама Мария была достаточно рассудительной, чтобы не соглашаться на брак до тех пор, пока Сен-Мар не добьётся должности первого министра или коннетабля Франции, что делало бы его одним из наиболее знатных дворян королевства.
В этой ситуации Сен-Мар осыпал Марию любовными письмами, но при всём этом находил время и для писем к мадемуазель де Шевро, которые содержали ничуть не меньше страсти. Из этого ясно, что по-настоящему Сен-Мар не любил ни одну из этих дам, поскольку истинно влюблённый не расщепляет свою душу на чувства к двоим или более предметам страсти. Мадемуазель де Шевро он также слал обещания жениться на ней, по-видимому, держа её в запасе. Что ж, бывает, что иные мужчины оставляют после себя нескольких вдов, которые лишь у гроба своего супруга узнают о том, что были не единственными, так стоит ли удивляться, что Сен-Мар имел двух невест? Быть может, у него их было и больше, как знать? Этого никто не выяснял.
Должен признаться, что Сен-Мару было у кого поучиться такому разностороннему подходу к женщинам. Таковым же был и его в прошлом благодетель, а ныне – заклятый враг, кардинал Ришельё. Действительно, кардинал был весьма влюбчивым мужчиной, бывали времена, когда он чувствовал себя не столько кардиналом, сколько герцогом, не столько персоной духовной, сколько мужчиной. Его любовь к племянницам выходила за рамки родственных чувств.
Племянница кардинала Мария-Мадлен, маркиза де Комбале, вступившая в брак по велению дяди, который хотел породниться с де Люинем, всегда была в слишком уж нежных отношениях с ним. После смерти де Люиня брак этот утратил для кардинала какое-либо значение, но после того, когда и сам её супруг, маркиз Антуан де Комбале, был убит при осаде Монпелье, Мария-Мадлен осталась и знатной, и богатой, и свободной, после чего попросту переехала к дядюшке в Пале Кардиналь. Для чего она это сделала? Уж, конечно, не для того, чтобы ухаживать за его многочисленными кошечками. Я бы сказал, что сама маркиза Комбале стала самой любимой кошечкой своего дяди, и её эта роль вполне устраивала. Собственно, ревность Королевы-Матери к маркизе стала не последней причиной разрыва между ней и Ришельё. Этот пример показывает, сколь трудно сочетать ухаживания за одной дамой ради карьеры с ухаживанием за другой дамой ради любви. Этот пример, однако, ничему не научил де Сен-Мара, который признавался любви двум дамам одновременно. Я его за это не осуждаю, я могу этого понять, но делать это эпистлярно было крайне глупо. Лично я признавался в любви всегда лишь той даме, которую в этот момент видел перед собой.
Я должен пояснить причину, по которой я не рекомендовал Сен-Мару входить в заговор. Дело в том, что я не верил ему. Действительно, он уверял всех и каждого, что Король желает отставки кардинала и даже его смерти. Если бы он мог добиться от Короля отставки кардинала, следовало именно это и делать. Тот факт, что он этого не сделал, указывает на то, что он сделать этого не мог, и лишь по этой причине он затеял это заговор. Но если так, ему следовало понимать, что Король будет недоволен убийством кардинала, а никакое иное «отстранение» всем заговорщикам, вместе взятым, было бы не по силам. Никто не мог бы скомпрометировать кардинала в глазах Короля, поэтому нечего было на это рассчитывать. Действительно, даже весьма толковый иезуит, отец Коссен.
Бедняга отец Коссен напрасно потратил своё красноречие, пытаясь уговорить Короля ограничить Ришельё во власти, а то и вовсе изгнать его. Пока отец Коссен держал свою пламенную речь, казалось, что Людовик XIII слушает его со вниманием и полностью с ним согласен. Это распаляло красноречие прелата, который стал предрекать адовы муки и ответственность на Страшном суде за творимые кардиналом жестокости, насилия и беспорядки в стране, и даже осмелился пригрозить, что кара господня настигнет не только кардинала, но даже и самого Короля. Набожный Людовик не возражал, он соглашался с отцом Коссеном во всём. Когда же утомлённый речами прелат уверовал в свою полную победу, Король сказал:
— Вы, безусловно, правы, отче, так повторите же ваши слова перед кардиналом! Пусть он одумается и изменится.
К этому отец Коссен не был готов, это был тупик. Одно дело – нашёптывать сильному мира сего то, что он соизволит выслушать против вашего всесильного соперника, и совсем другое – высказать ему это в лицо. Это намного трудней, опасней, и совершенно бесперспективно.
Любое обвинение, высказанное кардиналу в лицо, он разрушал до оснований своими аргументами. Так было и на этот раз. Кардинал в немногих словах, сохраняя полное спокойствие и видимость бесстрастности, что делало его слова более убедительными, пояснил Королю, что лишь те союзы полезны для Франции, которые заключает он, и что все те государства, против которых заключаются эти союзы, являются поистине недружественными по отношению к Франции, и что никакие переговоры с ними никогда не приведут к изменению их позиции. Со стороны отца Коссена были лишь эмоции и цитаты из Евангелий, не подкреплённые фактами, тогда как Ришельё с лёгкостью оперировал фактами, цифрами, именами и событиями. Духовник был посрамлён и вскоре удалён от Короля.
Итак, такой ничтожный политик, как Сен-Мар, безусловно, не мог бы иметь на Короля настолько сильное влияние, чтобы добиться бескровного удаления кардинала от власти. Именно поэтому он затеял заговор, где ключевым событием было бы убийство Ришельё. Но вторым ключевым событием было действие сопредельных государств в ответ на это убийство, поэтому предварительные договоры с Седаном, Испанией, Брюсселем сами по себе были государственной изменой.
Кардиналу было достаточно знать, что таковые договоры существуют, или, по меньшей мере, обсуждаются, имеются в виде проектов, которыми стороны уже обменялись. Кардинал не был бы кардиналом, если бы удовольствовался лишь тем, что дал соответствующее поручение графу Рошфору.
У него, конечно, уже не было столь ловкой шпионки, как Миледи, но были другие помощники с самыми разносторонними талантами.
Бедняга де Ту был привлечён к заговору лишь с одной целью – привлечь Королеву. Она продолжала питать недоверие к Сен-Мару, отнимающему у неё Короля и к Месье, который, вероятно, претендовал на регентство. Естественно было для неё в этой ситуации опасаться подвоха. Де Ту был человек широко образованный, умный, талантливый и опытный. Но всё дело в том, что он лишь подтвердил Королеве, что является другом Сен-Мара и сочувствует его начинаниям, а на деле он даже не знал до конца всей глубины заговора, его целей, методов и прочих подробностей.
Никто из них не понимал, что Король любил помечтать о том, чтобы Ришельё исчез, но хватался за него обеими руками всегда, когда требовалось действовать решительно и умно. Поэтому Людовик XIII никогда бы не согласился на отставку кардинала.
Между прочим, Бриенн, который был посредником между де Ту и Королевой, действовал также точно, как я, исполняя роль посредника между Шеврез и Сен-Маром. Он в точности передавал Королеве просьбы от своего кузена де Ту, после чего уговаривал Королеву ни в коем случае их не удовлетворять.
В то же самое время Королева действовала крайне нелогично, хотя её действия можно объяснить её устремлениями. Она желала защитить своих детей от влияния и от власти Ришельё, а также от влияния и власти Месье. Поэтому она была готова вступать в коалиции с каждым из них против другого. Коалиция с Сен-Маром не казалась ей надёжной. Через де Ту она связалась с герцогом Буйонским, рекомендовав ему согласиться принять должность командующего итальянской армией. Буйон колебался, опасаясь, что в случае длительной отлучки из Седана он может его попросту потерять. Кроме того, он не понимал и не разделял опасений всех заговорщиков на случай смерти Короля, полагая, что коалиция, состоящая из Королевы, Месье, господина Главного, де Ту, Фонтрая и других сторонников Королевы была достаточно сильной, чтобы одолеть Ришельё. Он не учёл двух факторов, которые прекрасно были известны всем участникам этой коалиции. Во-первых, кардинал был на две головы умней всех них вместе взятых, а в политике смыслил, пожалуй, вообще лишь он один. Во-вторых, он имел разветвлённую сеть шпионов и гвардейцев, то есть знал, что происходит в государстве, и мог повлиять на то, что происходит, имел и знания, и силу.
Итак, 27 января 1642 года сильно больной Людовик XIII, сопровождаемый столь же больным кардиналом, войсками и своими дворянами, среди которых были Сен-Мар, де Тревиль и д’Артаньян, двинулся в проход на Каталонию. В это же время Фонтрай, переодетый священником, направился в Мадрид. Рошфор, прикованный к постели, не осмелился сообщить кардиналу о невозможности выполнения им порученной ему миссии, поэтому он направил вместо себя де Каюзака и Ла Удиньера в сопровождении десяти гвардейцев, изложив им на свой страх и риск всю суть порученного ему задания. Королева добилась от Короля права остаться при детях в Сен-Жермене хотя бы до апреля.
Два больных человека двигаются медленно, каждый из них нуждается в щадящем режиме поездок, поэтому кардинал практически не виделся с Королём во время этого похода. Ему лишь четырежды удалось повидаться с ним: в Фонтенбло, в Лионе, в Мулене и в Норбонне. Между тем господин Главный неотлучно находится при Короле и использует это для того, чтобы слово за слово очернять кардинала в глазах монарха. Кардинала лишь утешают сообщения преданного ему Сюбле де Нуайе о том, что Король не слишком-то прислушивается к этим сплетням, а также информация обо всех военных действиях, которую ему предоставляет капитан гвардейцев Абрахам Фабер, будущий комендант Седана, маршал Франции, изобретатель метода осады крепостей с использованием параллелей и траншей.
Конец второй книги
(Продолжение следует)