Он зашёл во двор. На лужайке перед домом не было ни Агаши, ни Джокера. Денис поставил бутыль со святой водой прямо на землю и стал объедать кукурень, её винный вкус напоминал о счастливых днях, когда ему разрешали лакомиться хозяйской ягодой вместе с Катькой. Теперь он ел кукурень без спроса, ощущая себя если не хозяином участка, то и не дачником на птичьих правах. Пальцы быстро посинели. Денис догадывался, что и губы тоже приобрели фиолетовый оттенок, но, как и детстве, он никак не мог остановиться. Только старался переходить от одного тонкого деревца к другому, чтобы хоть так скрыть следы неприличного обжорства.
Несколько минут спустя он всё же сказал себе: хватит – и прошёл на задний двор. Захотелось умыться холодной, прямо ледяной водой; такая текла только из крана на улице. Он отвернул вентиль, прислушался к звучанию воды, к тому, как она стукается о железную раковину, как стекает дальше по трубе. Звуки напоминали о беззаботной поре, о возне нутрий в клетках (они располагались сразу за умывальником), о шелесте флюгера, который теперь сломан, об утренней Катьке, тоже приходившей сюда умываться и расплести ночные косички, подогнутые и заколотые на концах модными заколками-автоматами. От таких манипуляций волосы у Катьки становились волнистыми, и если не мыть голову и не попадать под дождь, то завивка могла продержаться несколько дней.
Денис усиленно тёр губы, хотя знал, что от оставленной кукуренью синевы так просто не избавиться. Губы скоро заледенели. Тогда он решил пройти на огород и посмотреть, не осталось ли там крыжовника или малины. На огороде пахло терпкими листьями смородины и одичавшим укропом. В самом конце, где рос как раз крыжовник, Денис заметил Агашу. Сначала он подумал, что ей лень идти в туалет, и она решила укрыться для своей нужды в кустах. Денис хотел развернуться, не смотреть, но в последний момент заметил, что Агаша занята совсем другими делами. Сидя на корточках, она, с помощь детского совка, копала под кустом крыжовника яму. Рядом крутился Джокер, обнюхивал кучки вырытой земли. «Разворачивайся и уходи». Но Денис почему-то продолжал следить за Агашей.
Она закончила копать, пошарила рукой в кармане и извлекла какой-то предмет. Что именно это было, Денис разглядеть не мог. Он отступил за раскидистую яблоню, присел, чтобы сделаться ещё более незаметным, и продолжил за наблюдение. Некоторое время Агаша смотрела на свою маленькую ладошку, державшую ещё более маленький предмет, и затем медленно опустила его в ямку. Закопала, взяла две веточки, сложила их крест-накрест, перевязала вытащенной из кармана ниткой, воткнула в землю. Мини-крестик на мини-могиле. Ещё несколько минут Агаша что-то сердито выговаривала Джокеру и грозила ему пальцем, видимо, объясняя, что раскапывать ямку строго запрещается. Джокер поскуливал. Агаша поднялась на ноги, взяла собачку под мышку одной рукой, а другой провела по лицу. «Плачет? Или земля в глаза попала?»
Денису страшно захотелось взглянуть на Агашин секретик, но он застыдился. Не будет же он в самом деле совать нос в девчачьи тайны. Он смутно помнил, что в его время клали в такие секретики девчонки: фантики, птичьи пёрышки, бусины, пуговицы, сухие ягоды рябины и прочую дребедень. Денис понятия не имел, делают ли секретики в две тысячи четвёртом году. Вот Лиза, например, делает секретики? Кто его знает…
Он вернулся под яблоню, откуда хорошо просматривалась комната на первом этаже. Та самая, на подоконнике которой Денис видел Агашу со странным отрешённым лицом. Это было около месяца назад во время его первой ночёвки в Немчиновке, а, казалось, будто прошло лет сто. Теперь в окне комнаты Денис снова видел Катину дочь, только она уже не казалась ни отрешённой, ни особенной. Она перебирала одежду, как попало висевшую на спинке стула, и выглядела полностью поглощённой этим занятием. И всё-таки Денис вновь почувствовал в сердце укол, напомнивший ему, что несколько дней назад Агата перестала быть для него чужой. Если в ту ночь на подоконнике она была просто чудаковатой, то отныне стала дорогой, особенной, и всё из-за Катерины.
Не желая зацикливаться на этих мыслях, Денис взял святую воду и, пользуясь тем, что его никто не видит окропил по кругу территорию перед домом. Потом он прошёл по дорожке вдоль главного дома к летнему домику и дальше к заднему двору. По пути беспорядочно разбрызгивал святую воду, не читая молитв. Завернул он и в огород с намерением обойти по периметру и его, но приостановился, заметив шевеление у кустов крыжовника. Замер. Пригляделся. Осторожно приблизился. Почти невидимый среди летнего зелёного буйства Джокер остервенело раскапывал Агашин секретик. Мелкими, похожими на шоколадное драже, комками земля летела из-под шустрых лап. Денис быстро пересёк огород, не обращая внимания на то, попадают ли ему под ноги немногочисленные обработанные грядки с зеленью или нет. Шикнул на Джокера и даже замахнулся бутылкой, но опоздал. Ямка оказалась разорённой, а Джокер держал что-то в зубах, пытаясь это грызть.
– А ну-ка, дай сюда! – прикрикнул Денис и схватился за выпуклость, торчащую из пасти Джокера.
Силы были, разумеется, не равны, и Джокеру пришлось с противным визгом выпустить добычу.
– Ай! – что-то больно царапнуло кисть.
Джокер возмущённо отбежал в другой конец огорода, и там, к счастью, его заинтересовала какая-то живность в траве. Денис распрямился, раскрыл ладонь, сжимающую отобранный предмет, пальцами левой руки взялся за него и приподнял. В лицо ему смотрел черными глазницами зловещий череп ворона.