Новая секретарша

Леша Лазарев
В офисной жизни есть приятные моменты. Их нужно искать и ценить. Например, кофе за счет фирмы. Каждый рабочий день выпиваю пару чашек – одну после разминочного мини-завтрака с шоколадкой и орешками, вторую – после обеда, чтобы не было так грустно думать о том, сколько осталось до вечера. Но есть удовольствия, которые обходятся дороже, чем ожидаешь. В последний год меня все чаще, едва ли не каждую ночь мучает проклятый синдром неспокойных ног – такой диагноз мне поставил интернет. Мне хочется спать, а им – чтобы я ими шевелил. Просто лежать и ждать, когда я отключусь, они не хотят, начинают ныть. Правая – более капризная, левая – потише. Иногда мне казалось, что левая вполне бы уснула вместе со мной, но их две. Соглашаюсь с требованием, нежно передвигаю ногу в другое положение, надеясь, что она сочтет его более удобным, или даже с большим уважением переворачиваюсь на другой бок. Нога довольна – первые пару минут. Затем требование повторяется. Снова и снова. Если удерживать ногу ровно там, где она лежит и ноет, начинаю ощущать едва ли не физическую боль, сдаюсь, дергаюсь, ищу для нее новое, прекрасное место, но ей ни одно не нравится дольше, чем полминуты! А так хочется наконец-то выспаться и чувствовать себя бодрым! Сперва я грешил на жару, снимал с себя одеяло, укрывался простыней, затем снимал и простыню, и футболку - вертелся в кровати с боку на бок полностью голый, недовольная жена вопрошала, когда же я наконец угомонюсь. А ноги никак не засыпали.
Блеснул луч истины в интернете – хотя природа явления не вполне изучена, оказывается, одной из причин синдрома неспокойных ног может быть кофеин. Что ж, ради сна и здоровья можно поставить эксперимент. Вырвал из своего устоявшегося распорядка дня обе мои любимые чашечки кофе, открылись две зияющие раны. Хорошо или плохо – но отказ от кофе помог. Больше не приходится, случайно проснувшись среди ночи, снова оказываться во власти дурного настроения правой ноги или обеих сразу, вертеться в темноте супружеской постели с боку на бок, тщетно стараться хоть как-то пристроить ноющие конечности, завистливо слушать похрапывание жены, собираться с силами, вставать, подходить к стенке, держаться за нее, чтобы не упасть, пятьдесят раз подниматься на носки, затем ложиться и снова пытаться заснуть, с тревогой следя за поведением ног и опасаясь, что эта слежка может их насторожить и озлобить; а если же и второй подход их не усыпил – идти в душ и поливать икры горячей водой; и так едва ли не каждую ночь. Помогло. А лучше бы не помогало. Коллеги смакуют капучино из нового дорогого аппарата. Это удовольствие больше не для меня.
Чемпионат по футболу провели, больше всего поразило явление вежливых ментов на улицах Москвы. Развлечение закончилось. Пора выбирать новую секретаршу. Что-то они у нас не задерживаются — женихов перспективных нет, карьеру делать некуда, все бывалые присосались как пиявки к своим теплым местам, шансы перевестись на работу имеются, но призрачные. В этой текучести лучших кадров есть и хорошая сторона — когда еще бывает возможность пообщаться с милой девушкой с позиции нанимателя и будущего руководителя?
Вот какая пришла. Маленькая, хорошенькая, волнуется. Еще бы. Экономического роста уже лет десять как нет, застой во всей красе. А в нашей компании - небольшой российской дочке международной корпорации – все пока что круто, почти без снижения. Импорт возим фурами, отечественным потребителям распродаем, даже участвуем в важнейшем геополитическом ответе на мировой заговор – локализации. Компоненты зарубежные в  отечественные коробки раскладываем. Коробки вполне достойные, картонные.
Я тоже слегка волнуюсь, хотя и начальник, и с лихвой гожусь ей в отцы. Во-первых, нужна секретарша, и срочно – прежняя дура ушла в декрет. Нет, не я, у нее молодой муж и один глаз больше другого, и ротик набок, как мы вообще ее приняли – кадровая ошибка, и молодой муж никак не мог справиться с трудностями – она выросла в далеком регионе с суровой шахтерской экологией, где те немногие, кто решился и кому повезло забеременеть, уже в двадцать пять строем идут под кесарево как старородящие,  – и муж, хотя и молодой, но с биографией, отставной мент, и все никак не мог, пока не засунет дубинку в зад любимой хотя бы на треть, и чтобы плакала навзрыд, и признавалась во всем - а при объявлении об ее уходе в заслуженный декретный отпуск наши милые коллеги, имеющие массу претензий к судьбе девчонки лет под сорок злорадно говорили – ха, она и раньше выглядела, будто беременная. - Согласен. То была кадровая ошибка.
Во-вторых, я волнуюсь, когда она смотрит на меня – им там в агентствах советуют держать зрительный контакт, но девушки не смотрят так долго в глаза мужчинам, даже если те годятся им в отцы и принимают решение об их трудоустройстве. Это еще и заблуждение, в которое впадают русские туристы, когда им мило улыбаются продавщицы и официантки – знаю, что я старое говно, и все равно отчего-то надеюсь.
Со всем своим жизненным опытом я все тот же застенчивый юноша. Всегда боялся попросить у девушек, чего мне от них так сильно хотелось. Никогда не был уверен, что не откажут.
- А, ты стесняешься! - много лет назад одна смеялась и ликовала, с трудом вытащив меня на танцпол. Тем же вечером в постели я брал реванш - стеснялась уже она.
Недавно из большого города в европейской части. Из Москвы он видится бедным и тихим, да отсюда вся Россия видится бедной и тихой, и нет никакой европейской части ничего такого за восточной границей ЕС, разве что центральные улицы все той же столицы в дни ушедшего футбольного чемпионата. Приехала в Москву вместе со «своим парнем». Терпеть не могу эту формулировку, основанную на ничем не гарантированных притязаниях и юридически бессмысленную, и уж ее-то мальчик-друг, что устроился в большую фирму помощником юриста, должен это понимать. И наивную – пусть уложит переночевать в их тесненькой съемной квартирке запозднившуюся лучшую подругу и убедится, как легко потерять веру в людей. У него большой? Какого размера ей еще нормально, а какого уже бо-бо? Или, если потихоньку, то любой поместится? У ее мальчика-друга сидячая работа. У меня тоже. Но у него эта маленькая и хорошенькая девушка-друг, а у меня законная жена, что с каждым годом набирает по килограмму и почти что годится ей в матери. Схожесть и отличие. Он ее каждый день, а я свою – каждый месяц.
Преподает онлайн английский детям и взрослым. Она еще и умненькая. И правильно, что онлайн. Я бы пристал. И она бы не отбилась. Эти джинсики – плотно сидят, но если хочется, как в юности - слетают разом. Диплом – перевод юридической литературы. Ага, наверное, там она с ним и познакомилась. Средний балл выше четырех. Скромненько. Ленивая? Похотливая? Не может сосредоточиться на учебе, думает только об одном? Думает, что в офисе не скучно. Нравится стабильность. А если возникает конфликт? - Лучше избегать таких ситуаций.
Ах ты умница. Как ты избежишь ситуаций, когда припрется к тебе с глупой и настойчивой претензией, выдающей элементарное неумение пользоваться компьютерной техникой, крепкий злобный дед-менеджер, гордый собой и тем, что когда-то не вылезал из московского подземелья, копошился там в тесноте со своими инструментами, резал, мотал, паял, разгонял крыс, служил отечеству, а теперь ходит по офису вечно чем-то недовольный и шутит громким голосом так, что мне по-испански стыдно за его попытки; мои же реплики, никогда не предназначенные для его волосатых ушей, считает необходимым оспорить - нет, говорит, я бы не советовал тебе подзаряжать мобильник от подстанции высокого напряжения, ха-ха, поджаришься как ворона. Большая кадровая ошибка, и тем хуже, что у меня не хватает полномочий и влияния ее исправить. Или заявится коллега, что на благоприятном фоне других офисных дам выглядела молодушкой и была здесь всех милее, а теперь не сможет успокоиться, пока не сделает твою жизнь невыносимой?
Расскажите о своей семье. Отчим – торговый представитель. Мама – фельдшер. За этим может быть история. Мама без высшего образования, отчим. - Трудное детство, бросил отец, еще подростком заметила, как по-особенному смотрят на нее мамины хахали, один задержался надолго, женился. Если мама не могла слышать, говорил с ней противным масляным голосом.
Была в Германии, Австрии, Швейцарии. Кроме английского изучала еще и немецкий, но слабее.
Поинтересоваться, не имела ли романов с понаехавшими на чемпионат футбольными болельщиками? Или бойфренд не пускал гулять по Москве без него? А то бы закрутила с каким-нибудь предприимчивым армянином, что ловко выдавал себя за аргентинца.
Хотели бы туда переехать? - Куда? - В Германию, Австрию, Швейцарию. - Конечно.
Ответ не только честный, но и правильный в моем случае. Не хочу еще одного ватника в офис. Какого черта их тут столько развелось? Крымнаш, мы скоро будем делать суперсамолеты, вот только преодолеем временные трудности, Америка враг, на Украине майдан и жидобандеровцы, вообще кругом жуть - при этом охотно получают зарплату и премии от международной корпорации со штаб-квартирой в тех самых Штатах, ездят в Европу по работе, имеют квартирки в Чехии, Венгрии и Черногории, считают Навального одновременно и американским шпионом, и мелким жуликом. Что в голове у этих людей?
Государство должно поддерживать. Откуда в ней этот патернализм? Тоска по сбежавшему отцу. Хобби – фортепиано, музыкальная школа. - Хм. Это предполагает много времени и какие-то затраты семьи. Ласковый отчим старался понравиться. Танцы – народные, восточные, эстрадные. Обязательно нужно посмотреть на нее сзади. Когда готовы выйти на работу?
Завтра готова. - А в гостиницу сегодня готова? Нет, такого я сказать не могу. Рядом с нами в переговорной директор по персоналу и офис-менеджер. При них это невозможно. Да и наедине -это безумие.
Прощаемся. Вежливо и с надеждой на скорую встречу. Быстро, чтобы не заметили коллеги, жадно хватаю ее глазами. Как ей идут джинсы. Узкая талия, круглая попка, крепкие танцевальные ножки.
Переглядываемся с коллегами. - Ну как? - Хорошая девочка. Неопытная, но ответственная, должна справиться. - Киваю без особенного энтузиазма. - Да, пожалуй, возражений нет. Готовьте оффер. - У нее в двадцать два опыта, может статься, и побольше, чем у вас обеих в вашем безнадежном возрасте, а если я ошибаюсь, то жаль, что мы не встретились хотя бы лет двадцать назад. Иду в свой кабинет.
Номер ее мобильника в резюме. Восьмерка, три цифры в скобках, еще три без скобок, черточка, последние четыре.
Что я делаю? Она настучит! И мне конец. Запустится беспощадный маховик внутреннего расследования, американские юристы, полное соответствие модному тренду разоблачений Ми Ту. - И все, до свиданья! Меня выпрут с отличной работы! Когда и хреновенькую не сразу найдешь. Безработный мужик на шестом десятке – есть ли в России более жалкое существо? Тот, кто потерял очень много, но еще не все? Укоризненные глаза детей. Озлобление жены. Я же сам сгрызу себя изнутри за эту чудовищную, губительную, непоправимую глупость. Цирроз печени или инфаркт. Или?
Пальцы холодеют. Беру второй, тайный от жены мобильник. Втыкаю номер соискательницы. Зрение все хуже, чтобы прочитать цифры, очки приходится отодвигать к концу носа. И черт с ним. Гудок. Гудок. Вдруг не ответит? Это все решит.
- Да, слушаю.
- Это директор ООО... . – мой голос хриплый от волнения. – Вы только что были у нас на собеседовании.
- Да, конечно. – ее, наоборот, звонкий. Волнуется.
- Мы забыли обсудить пару важных деталей. Вы еще не очень далеко?
- Я – я у метро. Мне вернуться в офис? Буду через десять минут!
- Нет, не нужно. Ждите меня там.
- Хорошо.
Бодро иду к выходу, на ходу прощаюсь с немногими коллегами. Ничего особенного, директор идет домой рано и в хорошем настроении.
Бегом я бы добежал до метро быстрее, чем доехал на машине. Словно мне лет на двадцать меньше.
Ждет. Нетерпеливо переминается. Поднимается на носочки, чтобы казаться выше – не удается, пружинкой опускается и снова. Сигналю. Вздрагивает, поворачивается, улыбается, подходит.
Открываю дверь.
- Прошу.
Ловко садится – да, ей было бы удобно и в Смарте – табуретке с окошками. Кто-нибудь пробовал трахаться в Смарте?
- Хорошая у вас машина.
- Так себе, пора бы уже и новую брать. Давай отъедем и поговорим.
Черт, зачем я вообще это начал? Она ждет, когда я продолжу.
Останавливаюсь на тихой улочке.
- Знаете, мне вы очень понравились.
- Спасибо, - улыбается, но что-то мешает ей праздновать.
- Поэтому я не могу вас взять на работу.
Вздрагивает от неожиданности.
- Почему? – расстроена. Понимает ли, что на встречу вот так с отказом не приезжают?
Вздыхаю.
- Я даже не знаю, как сказать об этом. Вы уверены, что хотите узнать?
- Да, конечно.
- Это очень личное, как вы к этому отнесетесь?
- Нормально…., - поправляется, умница, - хорошо отнесусь.
Вздыхаю. Говорю медленно и печально.
- Знаете это позднее мужское чувство к юной девушке.... конечно, нет, вы еще очень молоды. Это не просто страсть, но еще и безнадежность, грусть, отчаяние – эта девушка никогда не будет моей, я умру, так и не познав ее.
- Понимаю, – хлопает ресницами.
- Да, у вас есть друг, у меня жена, все, казалось бы, прекрасно – и представляю, как я каждое утро встречаю вас в офисе, здороваюсь и с горечью думаю – увы, мне так и останется неведом ваш аромат.
- Но, как же...
- И понимаю прекрасно, что предложи я вам, как это бывает, стать моей любовницей, подругой, соратницей, пользоваться моим полным покровительством – премии, обучение, отпуск в нужное время, зарубежные командировки, продвижение при первой возможности, что там еще – вы бы наверняка это отклонили – зачем девушке эта вторая и тайная сторона ее жизни, пусть она бы и способствовала ее успеху?
Слушает внимательно, словно обдумывает.
Когда-то давно я говорил другой девушке что-то подобное, чтобы устроить ее на работу. Нет, другое – напирал на то, что в компании много внутренней борьбы и мне нужен союзник, а для крепкого союза нужен секс. Да, я добился ее на том диване под жарким одеялом, и она даже кончила, но команды из нас не вышло – вынужденная близость нас скорее отдалила, в ее поведении чувствовалась обида; благо у нее не возникло шанса меня как следует подставить. Зато каждый день на работе стал для меня праздником. Не было дня, чтоб я не предлагал ей снова потрахаться. Наслаждался послевкусием того единственного короткого сексуального акта.
- Заходи ко мне в гости в субботу, а? - Не хочу. - Да ладно. Я тебя классно трахну. - Не трахнешь. - А я тебя уже трахнул. И ты кончила. - Не кончила. - Что, притворялась? - Да. - Ну, давай, заходи, потрахаемся как следует. Я тебя трахнул, теперь ты меня трахнешь. - Не трахну. Отстань.
Но тогда я был красавчик неполных тридцати лет, и мне очень многое само собой дозволялось. Сегодня такие разговорчики на работе называются чужим американским словом харассмент. Уверен, что та все-таки кончила, воспоминание и для нее имело приятные стороны.
Теперь мне больше полтинника, и я должен быть точен в словах и действиях.
- Мне нужен всего час вашего времени. Который, быть может, я буду помнить и при полном альцгеймере. Один час – и я больше у вас ничего не попрошу – а вы, напротив, всегда сможете ко мне обратиться.
Молчит. Чуть отстраняется, словно я вот-вот наброшусь на нее в машине. Это – а ведь это согласие! Черт, а ведь и на заднем сиденье нам хватит места. Но и поясницу может прихватить.
- И, конечно, полная безопасность. Да. И анонимность. Нам ехать три минуты.
Гостиница на час. Вывеску не сразу заметишь. Сюда иногда приводил молоденьких шлюшек. Или не супер молоденьких, если попадался на старое чужое фото.
Паркуюсь, открываю дверь. Подаю руку. Дает свою. Маленькую. От прикосновения у меня перехватывает дыхание. Подтягиваю ее к себе, она легко вышла бы и без моей помощи, но держится крепко. И у меня.
Тетка на стойке встречает меня радушной улыбкой. Конечно, я никогда не требовал чек и оставлял немного на чай. Она стоит чуть в стороне, к ней это как бы не относится. Смотрит в пустой коридор, чтобы не встречаться глазами с теткой. Внешних отличий от профессионалки не имеет. Маленькая, хорошенькая, стесняется неловкой ситуации – тетка может решить, что начинающая, еще не привыкла.
Иду по коридору впереди нее. Боюсь, что передумает и убежит. И потом еще сообщит в наш отдел кадров, и мне конец, у меня в лучшем случае очень, очень большие проблемы. Заходит со мной в номер. Запираю дверь изнутри. Тяжело дышу, стараюсь не показывать. Сердце у меня тьфу-тьфу, работает как мотор, ни разу не подводило.
- В душ? – Да. А полотенце? – там.
Исчезает за белой дверью как была – в джинсах и футболочке. Сейчас вымоется, вытрется, выйдет полностью одетая и скажет – Нет. Вы меня не за ту приняли. Это все полный отстой. – Всхлипнет и уйдет, а я буду еще месяц на работе трястись и проверять почту – не настучала ли, не идет ли уже вовсю расследование моего неподобающего поведения, не ищут ли уже желающих на мое место, которых вмиг набежит столько, что не ищут, а наоборот - заказывают в агентстве строгий предварительный отбор кандидатов - деловые качества, опыт работы, и чтобы с идеальной репутацией, никаких там, ну вы понимаете, а то прежний директор, мерзавец, женатый тип, негодяй, извращенец, девочку бедную преследовал.
Вышла. Еще в футболочке, но никаких джинсов. Светлые по весне крепкие молодые ноги. Стиснул зубы. Сделал шаг ей навстречу. Замотала головой.
- Вы тоже. – Начал раздеваться. Ботинки, а к ним еще нужно согнуться. Подняла одеяло, осмотрела простыни, ничего дурного не нашла. Быстро легла, накрылась белым. Не в первый раз. Нырнула в мобильник.
Согнулся, чтобы эрекция не мешала снять брюки. Пузо у меня еще не очень большое, если постараться, можно и втянуть. Но ей интереснее пролистать соцсети и сообщения, чем разглядывать жалкие остатки моей спортивности.
Мылся секунд десять. Выскальзывая из душа, едва не грохнулся – вот черти, не могли пониже сделать! И что бы я здесь делал со сломанной рукой или хуже – одной из моих заслуживших наказание, присмиревших ног? Как бы меня эвакуировали из этого притона? Что говорил бы жене?
Но не грохнулся. Вышел еще влажный и полностью голый. Со вставшим. Увидела, вежливо отложила мобильник.
Отвернул простыню с ее ног и полез на нее снизу. Поцеловал в бедро чуть выше колена. Сжал попку обеими руками.
Взяла меня за плечо. – Эм, вы говорили про безопасность? – Да. – Я же не идиот, еще пара поцелуев, я бы и сам полез за резинками. Плохо, что она спросила. Если обертка не будет поддаваться, хрен упадет и в этой нервной горячке уже не встанет. Ну? Поддалась. Надел. Сколько же резинок я извел за свою веселую жизнь? Сколько раз они спасали мое здоровье в суровые девяностые, в жирные нулевые? А сколько она успела в самом конце десятых?
Падаю на нее, зубами в плечо. – Стонет или показалось, шепчет – осторожнее. – Да, полная безопасность. – Уперся лбом и на локоть, правая свободна – провожу пальцами по ее промежности, вот здесь, а вот и я, оп - уже внутри.
- Вот так. - Там она тоже крепенькая, упругая, как и везде, зубами за плечо, осторожно, губами в шею, поцелуй в губы – боится отказать, принимает, я двигаюсь, и ей это нравится, и поцелуй выходит очень даже ничего, долгие годы у меня мерзко воняло изо рта, пока не нашелся вдруг хороший доктор и три вида таблеток, и ослабевший клапан вдруг заработал и стал вполне прилично закрываться, и теперь я могу подходить к девушкам близко и дышать им в губы, если они и мое брюшко позволят подойти достаточно близко, а она лежит подо мной и ей некуда деться, кажется, ей тяжело, она же маленькая, хотя и спортивная, опираюсь на оба локтя – как ты? – хорошо, - она не привыкла к болтовне во время соития, лишние слова, парни чуть за двадцать не размусоливают, пара движений – мозг отключается, человеческая речь забыта, они дерут ее как псы сучку, быстро, жадно. Провожу языком по соску, забрасываю ее ноги повыше на спину, она уже оценила размеры и поняла, что я не проткну ее от промежности до горла, жму лобком посильнее на ее клитор, в общем, ей, наверное, вполне ничего себе, глаза закрыты, дыхание учащенное, подмахивает, а мне хочется спросить, что почувствовал бы ее друг, если бы увидел все это, как часто она ему изменяла, какого размера был самый большой ее член, в смысле – в ней член, и когда ее отымели первый раз, и сколько всего было в ней членов, больших, маленьких и средних, вполне обычных, и какой случай из тех проникновений чужих членов ей вспоминается как самый постыдный, и знает ли она, как же хорошо в ней внутри двигать членом и кончать, кончать, да.
Затем оперативная проверка мобильных, скорый душ, взаимная просьба осмотреть, нет ли на ней или на мне никаких следов чего-нибудь неподходящего, неловкие слова благодарности за проведенное время и заверения в полной лояльности на работе, и если вдруг она не сочтет неловкостью повторить подобную встречу, то с моей стороны это вызовет лишь самый позитивный отклик.
Я сидел как оцепенелый в своем кабинете и смотрел на листок с ее резюме. Восьмерка, десять цифр. Мелкие - чтобы рассмотреть, нужно спустить очки на кончик носа. Нет, лучше не стоит. Нет.
Мы приняли ее на работу, нам же по-любому была нужна секретарша.
Я улыбался ей каждое утро, она мне в ответ. Ковидное безумие в качестве мер требовало ежедневного измерения температуры всех сотрудников. Она относилась к этому как к главной своей обязанности. Поднимала пистолет к моему склоненному лбу и делала выстрел, пока я снова разглядывал ее свитер. Грудь маленькая, такая, какую и можно ожидать. Должно быть, крепкая. А ведь я мог бы провести по ней языком, будь во мне чуть больше смелости.
- Температура нормальная.
Деловито опускала пистолет и записывала в тетрадку. Померила бы мне там. Но ничего особенного бы не нашла. Тридцать семь, не больше.
Я каждый раз смотрел вслед ее тугим джинсам. Она ходит быстрыми маленькими шажками. Весит кило сорок пять, никак не больше. Крепенькая. Схватить и сжать, поднять, отнести и навалиться.
В этот день она глядит на меня как-то по-особенному. Губы у нее тонкие, но это норм, не понимаю  дурной моды делать изо рта неестественной формы насос – силиконовое превращение в резиновую утку.
- Мне так стыдно. Пришел ответ. Я уезжаю в Германию. - Нашла программу беби-ситтеров в Германии и сваливает. И правильно делает. Там богатые вежливые Рихарды и горячие Османы. Будут ей втыкать попеременно, начиная от первого же клиента, тихого холеного немецкого семьянина, что взвесит все за и против, расхрабрится и в один прекрасный вечер, когда жена уедет в супермаркет, вдруг прижмет ее в подвале. И знойного красавчика, с кем будет так весело и щекотно кричать друг другу на ухо сквозь грохот музыки в ночном клубе, что ловко уведет ее, хмельную, и отдерет на заднем сиденье старого авто безо всяких предосторожностей, так, что опасность этого приключения с незнакомцем, имя которого она даже толком не расслышала, заставит ее стонать от наслаждения. - Как же твой друг? - Он недоволен. - Конечно. Ничего, выйдешь замуж за немца. - Не хотелось бы. Может назад вернусь. Возьмете? - Стабильности хочешь! А в рот возьмешь? Нет, я не могу этого сказать. - Конечно.
Не вернется.
Что ж. В офисной жизни должны быть приятные моменты. Начнем выбирать другую.