(о Смоктуновском И)
Как же я ходил на «Царя»?
Попытаюсь вспомнить всё с самого начала. Обрисую все малейшие и величайшие подробности приключений, имевших место в центральном театре России царских времен Пятого октября тысяча девятьсот семьдесят третьего года.
Итак, начинаю рассказ, полный драматических, трагических, комических и даже событий, которые могли бы обрести достойное место в нашей поэзии, найдись поэт, воплотивший их в свои труды.
Поведу повествование в почти документальной, почти фантастической, но вполне реалистической форме.
После такого вступления не грех бы и начать. Так я и сделаю.
18.52. Почти точно! Я решил пойти в театр. В какой - сомнений не было. Были сомнения - но совсем другого сорта - удастся ли занять какое либо место в числе стоящих или сидящих людей в зале Пушкинского театра.
Я еду в метро. Поднимаюсь на эскалаторе. Кто-то спросил лишний билет... Появились сомнения.
Еще десятка четыре человек (почти точная цифра!) умоляют отдать им свой билет. Я слегка улыбаюсь. Их это не обнадеживает. В ответ некоторые улыбаются, некоторые отворачиваются и их голос, как волны локатора, обволакивают уже других всё тем же вопросом.
Где-то вдалеке слышится голос из воспоминаний - «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Предположив на мгновение, что я и есть тот самый умный, а Александринка - гора, ее-то я и обошел. То есть со всех сторон. Навстречу шли люди, тоже спрашивали билеты (оказалось, на «Ревизора» в БДТ), другие шли им навстречу (и я тоже с ними). Что они спрашивали, конечно, уже понятно.
19.15. Погода прекрасная. Настроение осеннее, хмарное.
Кто-то полез на леса - театр ремонтировали. Еще несколько человек - за ними - по их следам. Решившихся на «лишь бы попасть» уже было около 20 человек (почти точное число!).
Первый ярус, второй, третий, четвертый - нашли окно, в котором был свет и внизу ходили два человека, на наши взмахи - бесконечные и жалобные уговоры- они не поддались, уже пятый ярус, снова четвертый, и все двадцать, грохоча, как кавалерийский эскадрон, допрыгали на двух, вернее, четырех конечностях, до второго яруса, где, оказалось, к .тому времени (19.28.) открытым окно.
Уже бежали за нами люди, мы же пытались пока вскарабкаться на окно, где была победа - пока первая на нашем пути с препятствиями.
Около окна (я заметил, когда, наконец-то, взобрался на него) стоял добротный стол. На нём лежали чистые листы бумаги, на некоторых было что-то написано, стояла ручка с «золотым пером» и еще много всяких штук, которыми пользуется директор театра (или директор сцены ! - этого мы не выясняли).
Но никто всего этого просто не замечал и каждый счел своим долгом сделать свой след на этом столе, на этих чистых и записанных листах бумаги, и «золотое перо» уже не стояло, а лежало - наверное целью его было подкатиться под чью-нибудь ногу. К счастью - это оказалось именно так, в конце концов! - этому не суждено было сбыться.
Мы очутились за стеной (!) театра.
Впереди были лестницы - правая и левая, и обе – наверх. По какой-то мы и побежали дальше.
Молоденькая девушка мыла пол в маленькой комнате, где мы все и оставили свои пальто. Я положил и фотоаппарат «Смена».
После этой процедуры мы побежали дальше, все выше и выше, потом по длинным коридорам, один из них был столь длинный, что мы решили остановиться. Остановились. Увидели дверь, открыли, вошли…
Нашему взору предстала трехглавая церковь с золотыми куполами. И много веревок, висевших вертикально. Около некоторых стояли люди. Некоторые вели закулисные разговоры.
Всё готовилось к началу.
И это место, где мы очутились, вопреки нашим ожиданиям, первым и мимолетным - поэтому неверным – оказалось местом над сценой.
А вовсе не партером.
Там, где мы уже стояли, были железные дорожки. Место было выше самой сцены метров на пять-шесть (почти точно!)
Рабочие сцены делали последние приготовления.
Наконец раздался голос женщины внизу: «Все готово?»
«Готово ! Готово ! Готово ! Готово ! Всё в норме !» - раздались голоса в ответ.
На сцене остались только артисты и декорации.
Погас свет!
Раздалась церковная музыка и хор.
Через минуту поднялся занавес.
Музыка уже гремела.
Затем вспыхнул свет на куполах.
И знаменитые артисты Малого театра СССР начали вершить дела и творить события, которым уже более 300 лет, на сцене Пушкинского Академического театра.
«Царь Федор Иоаннович» обретал плоть.
И душу…
Мы почти забыли, где находимся, так захватывала сцена. Мы были рады действу, но, к сожалению, всё вышло несколько иначе. Вдруг (хотя для нас ничего уже не было не вдруг!) появилась «ключница» - работница театра с ключами. Она говорила только одну фразу, некоторым по два-три раза. Это было коротко: «До свиданья! До свиданья!» Или вроде: «Кто ты такой? До свиданья!» Мы не противились, а ушли... Правда, ещё выше. Там оказался тупик, и нас не обнаружили. «Ключница» ушла. Мы спустились вновь, не переставая всё время слушать голоса и музыку со сцены. Потом мы перешли повыше. Там была добрая фея – старушка-работница, она дала нам ящик, на который мы смогли сесть.
Начался первый антракт. Мы мирно выстояли его и дождались 2-го действия.
Ах, да забыл. Внизу, в разгаре 1-го действия, пронесся слух, что пальто наши арестовали, их забрала милиция. Мы это решили проверить. Я ушел со старушкой, по пути встретили милиционера. Он не стал спрашивать, кто я. Этого я ему все равно не смог бы сказать.
Пальто не было в той комнате, где мы их оставили. Не было и в соседней. Пришли рабочие. Они подтвердили слух о милиции.
Мы пошли досматривать спектакль. Так как пальто наши теперь охраняются и пропасть не могут. «Моя милиция пальто бережет!». Вернувшись к «старушке» к месту над сценой, увидел, что нас осталось всего трое. Остальных забрал милиционер.
Прошли и второе, и третье действия…
И вот Царь сидит, царица его обнимает, взгляд Царя устало устремлен на шапку Мономаха, валяющуюся у ног.
Занавес медленно опускается. Гром аплодисментов. Занавес поднимается. Цветы. Цветы. Розы, хризантемы. Цветы. Цветы. Уже более двадцати раз опускается занавес. Поклоны, улыбки, поклоны. Артисты поздравляют друг друга, кланяются зрителям, которых мы не видим.
Актеры начали расходиться.
Мы - сходиться.
Встретили двух знакомых (по этой истории), спросили - «где у них пальто», они - «сейчас Смоктуновский выйдет и мы у него их возьмем».
Мы уже ничему не удивлялись. Встретили еще двоих «своих». Они сказали, что штраф от 0 до 3 рублей. Но они не заплатили - выручил знаменитый артист, от слов которого милиционер засмущался, покраснел и... выдал пальто.
Нам «знаменитый актер» не встретился. Мы не ломались. Отдали по рублю, нам выдали две квитанции по 50 копеек (они прилагаются как «вещественное доказательство»). Страж порядка нам выдал пальто. Мое - без вешалки. (Негодяй, им бы штраф!). Я попросил тихо: «А фотоаппарат ?». Милиционер молча его выдал.
Мы вышли за одну дверь и оказались в толпе, в которой большинство было из «безумцев» - то есть из «наших». Толпа ждала. Артистов. Автографы. Его. Её. Их. Вышел один артист, дал свои автографы, улыбнулся, вышел. Другой так же. Третий. (Хохряков, народный артист, Самойлов Е., Кирюшина, Равенских и другие знаменитые).
Вот вышел и Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Широко улыбаясь, радушно и весело встретил он маленькую терпеливую толпу. Говорил о спектакле, о себе, дарил автографы. Глядя каждому в глаза, говорил, отвечал на вопросы:
- Ролью, конечно, не доволен, переоценил свои возможности.
- Царь Федор Иоаннович не глупый, и... довольно! - уже давно была революция и хватит изображать царей дураками.
- Да, собираюсь стать режиссером.
- Идиота. Наверное, Ю. Яковлева. (Голоса – Семенова!).
Вышли на улицу. Тепло. Ленинград чудесен и осенен. (От осень.). Или осенён...
Смоктуновский, отказавшись от такси:
- Сегодня последний день, можно и пошикарней себя вести. Можно и погулять.
Ватага во главе с ним двинулась в сторону Невского. И по Невскому. Аничков мост. Литейный проспект. По пути часто останавливаясь, чтобы что-нибудь сказать, если завязывался разговор. Пригласил всех к себе в гостиницу. Но я... на Литейном вскочил в проходивший троллейбус, остановившийся не на остановке, который помчал меня к вокзалу. Было уже 00.42. В 1.03. сидел в электричке, в 1.08. уже ехал. По направлению к дому...