Впору назвать этот синдром ПОСТаспирантурным. Слишком уж , несмотря на трудности, мне было там, в аспирантуре, так невообразимо хорошо. Все три года.
Москва конца семидесятых бурного двадцатого века, отдельная комната в старой общаге с высокими потолками, большое количество задорных студенток, с которыми можно было не только пообниматься, но и поговорить за жизнь.
Глубокие поцелуи длились минут никак не меньше пяти и сменялись страстными объятиями, затем получасовые раунды разговоров о смысле существования, затем снова и снова поцелуи , где дыхание прерывалось вплоть до головокружения.
Смотришь, а ночь-то стремительно пролетела, а во дворе общаги с трёх часов утра, а то и раньше, бурно разливался июньский рассвет со звонким щебетанием птиц и дворниками, которые, шаркая метелками направо и налево, вовсю мели обширные дворы и тротуары.
Голод после такого интенсивного общения ну просто зверский. С таким, несмотря на бессонную ночь, точно не уснешь. Срочно заскакивал в тридцать первую - номер 13, только наоборот. Поэтому место считалось счастливым. В квартире, где дверь гостеприимно не закрывалась все двадцать четыре часа, на кухне всегда-всегда можно отыскать краюху вкуснейшего «Орловского» хлеба и нашинкованную свежую капусту , смешанную с майонезом в огромной пластиковой миске.
Там жили девчонки. И самая щедрая - Любка Трибулкина, фамилия которой говорила сама за себя. Она с двумя подружками ушла в академ и подрабатывала в студенческом буфете. Еда у нее, как и ласковые слова, никогда не переводились
Насыщение от быстрого перекуса, что было делать дальше? Дальше , только спать- спать и еще раз спать…
После обеда надо обязательно посетить родную кафедру мелиорации, переговорить накоротке с Ниной Георгиевной Раевской - моей научной руководительницей. Она была очень интеллигентной и слыла родственницей тех самых настоящих Раевских - друзей Пушкина. Затем обязательно заскакивал в НИС - научно-исследовательский сектор и пересекался с Бешновым - неуемным и неугомонным начальником патентного отдела.
С момента, когда я объявлял ему формулу своего очередного изобретения и отбивал его яростную критику, он, казалось, заболевал и начинал маниакально преследовать меня на улицах между корпусами, в институтских коридорах и в студенческом буфете. Даже в туалете, где мы с ним столкнулись невзначай, он жестами строго приказал обязательно дождаться его. К тому времени я уже озвучил Бешнову не менее четырёх изобретений и был приговорен к его постоянным преследованиям.
Он подчеркнуто весело окликал меня, по спортивному прытко сравнивался с ускоренным темпом моей ходьбы и заставлял подробно докладывать, сделал ли я чертеж, напечатал ли описание, а самое чувствительное, когда точно, какого именно числа , принесу, наконец, всю документацию для отправки в Госкомитет по делам изобретений и открытий.
Его бесшабашная настырность , не скрою, иногда раздражала, но больше радовала. Кто еще заставил бы меня так истово работать, отрывая бесценное время от сладких свиданий с лучшими девушками всех времен и народов?
- Пятьдесят рублей премии тебе и мне за каждую утвержденную заявку! Это две-три бутылки хорошего коньяку! Согласен? ,- Взгляд Бешнова горел победным огнем,- У нас государство просто золотое!
- Согласен,- отвечал я, с грустью вспоминая, что сегодня обещал прекрасной даме непременно сходить в кино
И что? Ему таки удалось вытащить из меня не менее десятка заявок, четыре из которых были признаны изобретениями с первой же подачи. Это здорово помогло потом при защите диссертации
Как-то, уже глубокой осенью, когда меня замучило чувство вины от долгого отсутствия на кафедре, я заскочил туда, ожидая нареканий . И,- О ужас! - На входе сразу же столкнулся с профессором Марковым. Тот был заведующим кафедрой , всегда довольно строгим и бескомпромиссным. Никогда не забывал невыполненных обещаний по общественной работе. А я сразу же вспомнил пару деньков, которые прогулял на стройке нового здания. Однако, узнав меня , Марков неожиданно заключил в свои крепкие и суровые объятия.
- Ну молодец! Выручил таки родную кафедру! Почему никому не сказал, что ты у нас серийный изобретатель?! Бешнов на общем собрании всех-всех ругал на чем свет стоит, а нашу кафедру, в присутствии самого ректора, хвалил неимоверно. Поздравлял с тем, что мы воспитали настоящего гения!
- Миша!,- пожурила Раевская. Называть меня Эмануилом ей казалось довольно сложным. - Ты бы мне, как научному руководителю, сообщил о получении Авторских свидетельств! Ольге Федоровне, как зав аспирантурой, ты наверняка похвастался? Она же себя мамочкой всех аспирантов считает. Ты, вижу, снова куда-то торопишься? А когда ход подготовки диссертации обсудим? Тебе скоро двадцать пять, а серьезности не хватает!
- Нина Георгиевна! Мне комитет комсомола поручил провести вечер Жванецкого. Концерт начнется через два часа, а зал еще не готов. Билеты еще доштамповать надо!
- С тебя Миша два билета ,- решительно потребовала Нина Георгиевна - Жванецкий в институте, а я ничего не знаю!
- Четыре билета!- громко потребовал Марков…
- Все сделаю! - мой голос уже быстро удалялся по длинному институтскому коридору…
Сколько раз , уже во время работы в Академии Наук, мне снилось, как я, намеренно скрывая дипломы института и кандидата наук, тайком сдаю экзамены и снова поступаю простым студентом. Сны были довольно навязчивыми, но ощущение счастья, которое охватывало меня , когда я находил во сне свою фамилию в списке поступивших, было особенно пронзительным и ярким. Будто человеку, уже прожившему хорошую радостную светлую жизнь, вдруг предложили прожить и прочувствовать ее еще раз…
Синдром? Диагноз? - Трудно сказать. Просто СЧАСТЬЯ, наверное, тогда много было. Очень много…