«Когда кажется, креститься надо», – в электричке на обратном пути Денис вспомнил злые Светкины слова. Поезд подъехал к платформе Немчиновка, и церковь прелестно засверкала сквозь листву золотой маковкой. В голову Дениса вдруг постучалась идея. Раньше она бы показалась ему глупой, ну а теперь, когда он настолько запутался в происходящем, ещё один странный шаг не выглядел так уж нелепо. Вместо того, чтобы идти по Советскому проспекту к недостижимому светлому будущему, Денис повернул направо к церкви. Вечерняя служба давно закончилась, но ворота храма были открыты. В чистом ухоженном дворе росли яркие бархатцы, деловито паслись голуби, казавшиеся в этом благолепном окружении не грязными помоечными птицами, но благородными символами Святого Духа.
Денису почудилось, что пространство внутри церковной ограды отличается от остальной Немчиновки. Белый в древнерусском стиле храм сиял чистотой, излучал спокойствие. Денис медленно взошёл по ступеням. Внутри всё тоже было белым, чистым, новым и оттого казалось несерьёзным. Словно это не настоящая церковь, а макет для съёмок. Денис однажды видел такой на Мосфильме. На секунду вспомнился недавний сон: страшный сумеречный храм, увешанный пиковыми валетами, дамами и королями, с гробом Ники посередине, с распростёртым возле него Игорем. Там были ужас и мистика, здесь – чистота, белизна и какая-то внутренняя пустота. Зато золото иконостаса немчиновской церкви постепенно рассеяло воспоминание о ночных грёзах. Тогда во сне Денис почти задыхался от страха, хотя спал с открытым окном, а в настоящем храме и дышалось легче, несмотря на вездесущий запах ладана.
Благостная картинка немного померкла, когда Денис подошёл к свечному ящику. За ним восседала старуха в коричневой кофте и тёмно-синем платке. В руках молитвенник с засаленными уголками страниц. Намоленный. Мрачный взгляд старухи из-под насупленных бровей заранее осуждал все действия, слова и помыслы Дениса.
– Здравствуйте, – сказал Денис как можно вежливее, но его слишком громкий голос всё равно дерзко вознёсся под самый купол.
– Здравствуйте, – с подозрением прошелестела бабуся, пожевывая губами.
«Чёрт, она же похожа на ту ведьму из «Вия», к которой в самом начале завернул Хома Брут». Бабка как будто и впрямь по-ведьмински услышала, как Денис произнёс про себя слово «чёрт», повела носом и зыркнула очень недобро.
Денис понизил голос чуть ли не шёпота:
– Я хотел бы поговорить со священником. Это возможно?
Ему показалось, что бабке вопрос не понравился. Ходят тут всякие чужаки.
– С отцом Никодимом или отцом Серафимом? – проворчала она.
Денис немного растерялся.
– Не знаю. Мне в общем-то всё равно. Какая между ними разница?
– Отец Никодим – настоятель, отец Серафим – второй батюшка, – старуха почесала нос.
– Наверное, лучше с настоятелем, – сказал Денис, сам не зная, чем, собственно, это лучше.
В ответ бабуся прошипела с торжеством:
– А настоятель занят и неизвестно когда освободится.
Денис хотел спросить, какое у отца Никодима расписание, есть ли приёмные часы. Он ведь не ведал, как устроена жизнь священников, но «ведьма» резво перебила его:
– Желаете свечечку поставить? Или требу заказать?
Денис понятия не имел, что такое «треба», поэтому ответил:
– Не желаю.
Бабка поджала губы. Денис развернулся, поискал глазами ящик для пожертвований. Тот обнаружился сразу, рядом со свечным прилавком. Стараясь выглядеть уверенным, Денис подошёл к ящику. Встал так, чтобы бабке было видно, сколько денег он вынимает из бумажника. Достал крупную купюру, взял её двумя пальцами, на несколько мгновений задержал над щелью для пожертвований и протолкнул внутрь. Затем принялся обходить церковь по кругу, внимательно рассматривая образа. Услышал, как за его спиной бабуся заёрзала на стуле. Спустя минуту раздалось торопливое шарканье.
– А вот я сейчас взгляну. Может и освободился отец Никодим.
Обернувшись, Денис согласно кивнул. Бабка отсутствовала довольно долго. Денис стоял в открытых дверях храма и думал, как вообще начать разговор, если таковой состоится. Он ведь зашёл сюда спонтанно, да и со священниками никогда не общался, видел их лишь мельком на улице или по телевизору, щёлкая пультом и попадая на торжественные богослужения. В конце концов, решил не подлаживаться, а вести себя, как получится. Лучшего он придумать не мог. Скрипучий голос позади сообщил:
– Свободен отец Никодим. Идёмте провожу.
Денис проследовал за ней к небольшой постройке во дворе. Внутри оказалась белая свежая вытянутая комната; на стене – несколько новых икон. Было похоже на больницу, только вместо кроватей стояли столы. «Церковь – духовная лечебница», – вспомнил Денис невесть, где услышанную фразу.
Отец Никодим недавно закончил трапезничать. Дородный холёный он сидел, развалясь; одна рука – на животе, другая поглаживала бороду. Видимо, он только что съел что-то чрезвычайно вкусное, его масляные глазки излучали сытость. Он походил не на священника, а на божество богатства и довольства Хотэя, только волосатого и с бородой.
– Присаживайтесь, – сказал отец Никодим, – я вас со всем вниманием слушаю.
Денис заметил, что несмотря на разморённость после еды и масленность глаз, взгляд отца Никодима умён, проницателен и цепок. Денис даже слегка оробел и пожалел о своей неподготовленности к разговору. Бабуся топталась неподалёку, делая вид, будто что-то прибирает, и отец Никодим благодушно сказал ей:
– Идите уже, Ольга Петровна, тут всё чисто.
Они остались в трапезной одни. Денис прокашлялся и сказал, удивляясь самому себе:
– У меня к вам странное дело, хотя, может, оно странное только для меня, а для вас совершенно обычное.
Действительно, разве мог он когда-нибудь подумать, что будет рассказывать священнику о какой-то там нечистой силе. Денис вдруг смешался и, откладывая самое главное, спросил:
– Вы давно здесь служите?
– Совсем недавно, полугода ещё не прошло, – охотно ответил отец Никодим .
– Ну, всё-таки… это уже срок. А в детстве вы здесь бывали?
– Никогда. – Отец Никодим, похоже, удивился такому вопросу. – Я родом из Казани.
Денис представил отца Никодима в мусульманской чалме. А что, ему бы пошло. Глядя на пузо, на пухлые пальцы рук отца Никодима, Денис вдруг понял, что не надо ему ничего рассказывать, что это бессмысленно и ничем не поможет, но уже не мог остановиться.
– Я… хотел спросить: что делать, если человек видит разные вещи из прошлого?
С руки отца Никодима соскользнули деревянные чётки; шлёпнулись на пол с приятным стуком. Отец Никодим, кряхтя, нагнулся (живот всё-таки изрядно ему мешал) и, подобрав их, выдохнул:
– Ох, грехи наши тяжкие…
Затем он немного подобрался и сделался таким… как бы выразиться… профессионально внимательным.
– Вы говорите о себе или о ком-то из знакомых?
Денис уцепился за этот заботливо подброшенный крючок. Действительно, можно ведь получить совет, не раскрывая всего.
– Не о себе, о… моей бабушке.
– Бабушке… – повторил со знанием дела отец Никодим. – Бабушки – это, знаете ли, существа с богатой фантазией. Такой богатой, что голливудским сценаристам до них далеко. Это я вам как крупный специалист по бабушкам говорю. Бабушки – наш основной хлеб, контингент и ресурс.
При этих словах Денис не сдержал улыбку.
– Женщины живут эмоциями, страстями, отсюда всякие эксцессы их поведения. В церкви о женщинах говорят: «немощный сосуд».
Денис подумал о Катерине с её страстью к Игорю, длящейся столько лет, и произнёс:
– В этом что-то есть.
Он надеялся, что отец Никодим, как посредник между Богом и людьми, всё-таки настроен более мистически, однако тот сказал:
– Пойдём реалистическим путём. Бабушка поди давно не молодуха. Даже самый умный в старости не застрахован. Наследственность опять же…
– Конечно, но… как-то резко это началось.
– А что, собственно, она видит?
– Старые предметы, которых давно нет, умерших людей… Точнее, она видит самоубийцу…
– Взаимодействует с ними?
– Нет, они исчезают.
Упоминание самоубийцы совсем не взволновало отца Никодима. Он наклонился, положил руки на стол, сцепил пальцы. На них блестел пищевой жир. Наверное, он ел курицу руками.
– В церковь ходит? Исповедуется? Причащается?
– Иногда, – соврал Денис.
Его уже начал раздражать этот разговор, ведущий куда-то совершенно не туда, куда ему хотелось. Из каких-то мозговых архивов выплыло внезапно слово «отчитка».
– А отчитка может помочь?
– Я бы не прибегал к таким радикальным средствам. Для этого нужны особые показания. И потом её мало где проводят. В Троице-Сергиевой Лавре, например, но туда попасть архисложно. Вы закажите у нас молебен, водите бабушку на исповедь, причастие, сами молитесь (небось, сами-то не молитесь!), читайте акафисты, каноны… Знаете, Бог попускает такие вещи, чтобы мы могли проявить любовь к нашим ближним.
Отец Никодим давал рекомендации заученно и дежурно. Произносить всё это ему было скучно, как учителю, который двадцать лет талдычит тупым балбесам один и тот же материал и от этого смертельно устал. Закончив с духовными наставлениями, отец Никодим откинулся на спинку стула:
– Наркотические средства ваша бабушка не принимает?
– Нет.
– Тогда мой вам простой и добрый совет: обратитесь к психиатру. Мало ли… вдруг шизофрения.
Последнюю рекомендацию он выдал действительно от души.
Ещё несколько секунд отец Никодим смотрел Денису прямо в глаза, но потом интерес в его взгляде потух, и он разочарованно вздохнул. Понял, что крупных пожертвований от визитёра не дождёшься.
– Спасибо, – сказал Денис, – так и поступлю. Он тоже был разочарован как собственным неловким поведением, так и отцом Никодимом, от которого ожидал не то, чтобы духовных откровений, но всё же чего-то менее прагматичного.
Денис вышел на церковный двор. Стало уже прохладно, за деревьями виднелось красноватое небо, гвозд;ки-часики закрывались на ночь, с карнизов неслось уютное воркование голубей. В правой стороне двора Денис увидел другого священника – молодого худощавого, с острым лицом, с куцей невзрачной бородкой. Он стоял перед скамейкой и что-то говорил группе ребятишек, сидящих на ней с открытыми ртами. Их внимательные глаза светились настоящей заинтересованностью, а глаза священника светились теплом. Он определённо не выглядел таким заматеревшим, грубым и жадным, как его начальник.
– А это отец Серафим, – раздался позади скрип вездесущей бабуси.
Денису нестерпимо захотелось с ним поговорить. Он уселся прямо на ступени крыльца и стал ждать. В ожидании разглядывал отца Серафима, а, разглядывая, завидовал. Так естественно тот разговаривал с детьми, такими мягкими были его жесты, что Денис думал: «Почему я не могу так? Почему меня раздражает Лизка? Что за я за дебил такой?» Видимо, отец Серафим много шутил, потому что дети смеялись, запрокидывая головы, а один мальчик с восторгом стучал кулаком по коленке. От завистливой досады Денису хотелось сплюнуть прямо на церковном дворе, но он постеснялся. Судя по долетавшим до него словам, речь шла о каком-то спектакле. «Обыкновенная бездарная детская дребедень» – Денис попытался избавиться от мучившей его зависти и чувства собственной неполноценности. Ничего не получилось. Зато Денис почувствовал: именно отцу Серафиму он хочет нет, конечно, не исповедоваться, но по-честному рассказать обо всём происходящем. В этот момент отец Серафим отпустил детей, и они чирикающей стайкой вылетели за ворота. Денис подошёл и попросил разрешения поговорить.
– Конечно, – сказал отец Серафим. Голос его звучал сердечно. – Давайте присядем или желаете пройти в помещение?
Денис желал побеседовать на улице. Они сели на ту же скамейку, откуда недавно вспорхнули дети, и Денис поведал без утайки обо всех таинственных явлениях, которым стал свидетелем. Отец Серафим слушал очень внимательно, иногда оглаживая бородку. Когда Денис вспомнил хрестоматийную историю про бесов, вошедших в свиней и заставивших всё стадо броситься с крутого берега, отец Серафим пояснил:
– Эта история показывает, насколько бесы ненавидят всё живое.
Тогда Денис спросил:
– Как вы думаете, могла ли Ника действительно превратиться в Пиковую Даму?
Задавая вопрос, Денис поражался, прислушивался к своим словам. Совсем недавно он бы ни за что не поверил, что может спрашивать о таких безумных вещах и что всё это вообще не фильм. Отец Серафим глядел на Дениса с сочувствием, словно читал его мысли. На Денисовы вопросы ответил он очень серьёзно:
– Сама Ника – нет, а вот злые силы способны действовать через её образ. Всё-таки она самоубийца. По-человечески мне её глубоко жаль, но Церковь суицид осуждает, вы же в курсе. Бесы могут принимать хоть облик Ники, хоть облик Пиковой Дамы, предлагать нам видения в виде чего и кого угодно. Если вы уверены, что ваши образы не суть галлюцинации и не следствие болезни…
– Я уверен.
– Тогда я отслужу молебен архангелу Михаилу – защитнику от злых сил…
– Я слышал, – перебил Денис, – люди освящают дома, участки, машины. А улицу освятить можно?
– Лично мне такого делать не доводилось, но раз освящают участки, то, чем улица – не участок?
Они договорились провести обряд через три дня.