– В марте два события достойны внимания – Международный день женщин и мой день рождения, - сказала Наташа, – первое давно превратилось в повод для выпивки, второе, надеюсь, заслуживает приятных и умных разговоров моих друзей.
Наташу я знаю давно. После почти двадцати лет семейной жизни, она развелась с мужем и с тех пор стала центром нашей компании, проявляя инициативу в проведении регулярных дружеских встреч. Этому способствовала обстановка ее большой квартиры в одном из красивых доходных домов старого Петербурга. Квартира, где она жила с мамой, преподавателем английского языка, осталась от их бабушки, дамы, близкой к императорскому дому России.
При виде старинной мебели, акварелей известных художников Серебряного века, мне вспоминалась слова моего дяди, надомного сапожника:
«Бедность идет к бедности, а богатство – к богатству».
Эта мудрость сейчас стала правилом жизни для многих, но тогда мы уделяли больше внимания содержанию бесед и интересным людям, которых хозяйка приглашала на наши сборы.
Вот и в этот раз компанию должен был оживить ее приятель по учебе в институте, любитель литературы, истории, очень знающий человек.
Вадим Разумовский, так его звали, произвел впечатление вежливой улыбкой и остроумными замечаниями о выставке картин Врубеля. Все ждали большего в разговоре, который постепенно перешел к обсуждению недавно показанного фильма о последних днях Пушкина. Обстоятельства дуэли и смерти любимого поэта вечно вызывают переживания и противоречивые обсуждения.
Выслушав высказывания о подлой шутке скандалистов из высшего света, о том, что огнестрельная рана не привела бы к смерти при наличии лекарств, которые сейчас можно купить в любой аптеке, Разумовский сказал тоном человека, объясняющего главное:
– Все это так, но было еще то, что непременно приводит к гибели людей такого масштаба дарования – потеря веры в себя, в мечту, которая поддерживала их творческий потенциал. Ухаживания Дантеса за его женой – пустяк в тот галантный век, Пушкин, при его опыте подобных историй, не переживал бы это так серьезно.
Эти слова вызвали явный интерес у подруг Наташи. Все они были замужем, кроме - Мары Савицкой, на мой взгляд, самой красивой.
– Мой дядя был знаком с Татьяной Цявловской, исследователем поэзии и жизни Пушкина, – продолжил Разумовский, – он объяснял мне те обстоятельства, к которым не принято привлекать внимание широкой публики. Публика должны воспринимать выдающихся людей олицетворением некой официальной идеи, объединяющей народ и страну. Но выдающимися людьми руководит особый дар, определяемый судьбой. Они должны быть убеждены в своем предназначении, иначе не смогут достичь нужного самовыражения. «Памятник» написан не для окружающих и потомков, для себя.
– И Пушкина к гибели привел духовный кризис? – спросил кто-то.
– Да, разлад с самим собой. Неудача с литературным журналом, ощущение несовместимости наступающей жизни с его природным даром, несвойственная ему попытка найти себя в обеспеченной и спокойной жизни придворного историографа. Такой человек, как Пушкин, воспринимал это не головой, сердцем. Вызов он отправил не Дантесу, а судьбе. Что-то подобное было и с Моцартом.
– Не такое уж открытие, – сказал позже один из участников беседы, архитектор Логунов, отличавшийся крепким сложением тела и прямодушием – и нужно ли снижать значение поэта копанием в его частных переживаниях? Это ничего не дает.
– Кто его дядя? – спросил я у Наташи перед уходом.
– Известный переводчик, расскажу потом.
В тот день я заехал к Наташе без предупреждения, посоветовать состав бригады ремонтников ее дачи. У нее были Разумовский и Мара, пили чай. «Приехал не во время», подумал я, неприятно удивившись счастливым выражением лица Мары. Разговор до меня начался о последней постановке в театре на Таганке.
– С Юрием Петровичем имел честь беседовать лично, – сообщил Разумовский, обращаясь более к Маре, - мой дядя поручил передать ему книгу о современном немецком театре. А знаете, что Любимов по деду – из цыган?
– Хорошо, что не из евреев, – попытался я пошутить.
– Кто знает, его брата зовут Давид, – строго ответил Разумовский.
– Достал он меня своим дядей и великими знакомствами, – сказал я, после того как гости ушли.
– А ты не бываешь нудным со своими новостями о футболе? – ответила Наташа, – было бы хорошо Маре…
Осенью узнали, что Мара стала Разумовской. А потом выяснилось, что Наташа и ее мама собираются эмигрировать в США.
– Семейной жизни у меня не предвидится, – пояснила она, – мне нужно подумать о судьбе дочери, тем более что обещала помочь сестра бабки, уехавшая туда после революции.
После отъезда Наташи, наша компания встречалась все реже, годы приносили каждому все больше забот, затруднявших общение.
Несколько лет мы с Наташей переписывались, вспоминая моменты прежних радостных встреч. В одном письме она написала:
«Ты помнишь Разумовского? Слушай, он чокнулся! Уверен, что потомок Пушкина. Род поэта начался с очень давних времен, там можно копать без конца, и он занят этим неустанно. Мара от него вянет, думает о разводе".
«Трудно быть даже знакомым выдающихся людей», ответил я, не в силах преодолеть злорадное чувство. Потом об этом пожалел.
А в разговоре по телефону на Новый год Наташа сказала:
– Не надо осуждать Разумовского, каждый имеет свой пунктик. Согласись, что все мы были счастливы, когда молодыми говорили и глупости. А человек во что-то верит, и это – хорошо.
Я согласился.