Фильм Жана-Люка Годара "Китаянка", предрекший события майской революции 1968 года во Франции, можно назвать фильмом пророческим; его героями является молодежь из разных слоев общества — от рабочего до банкира. Всех объединяет одно страстное желание — изменить окружающий мир. Оказавшись в небольшой буржуазной квартире, они читают друг другу отрывки из произведений Маркса, Ленина, Мао. Как и Федор Михайлович Достоевский, описавший в своем знаменитом романе "Бесы" состояние умов накануне революции в России, так и Жан-Люк Годар повествует о предреволюционных настроениях во Франции. Французский режиссер был под большим впечатлением от романа Федора Достоевского "Бесы"; ведь имя одного из персонажей фильма "Китаянка" — Серж Кириллов,. Кроме того, в фильме мы видим сцены готовящегося покушения на советского министра культуры Шолохова, — все это указывает на ассоциации с русским романом. Да и наличие во Франции в те годы таких радикальных течений как троцкизм, коммунизм, маоизм свидетельствует все о тех же параллелях с романом "Бесы"; в России, перед революцией процветала "нечаевщина".
Иное впечатление о тех же майских событиях во Франции производит фильм "Мечтатели", итальянского режиссера — Бернардо Бертолуччи. Фильм был снят намного позже, — в 2003 году и дает совсем иное видение тех самых революционных событий. Если в фильме Жана-Люка Годара "Китаянка" герои все время разговаривают о политике, то в фильме Бернардо Бертолуччи они все время занимаются любовью. Возможно, что итальянский режиссер хотел показать, по какому пути пошла та самая социальная революция 1968 года. В момент выхода фильма, многие из критиков сошлись во мнении, что фильм "Мечтатели" является философско-политической притчей. И это справедливо, ибо в те же семидесятые годы свершилась ещё одна революция, на этот раз — сексуальная. Именно поэтому в фильме Бернардо Бертолуччи герои больше не философствуют — они занимаются сексом.
Первым, кто озвучил термин — "сексуальная революция" был Вильгельм Райх. Он выступал против морали, подавляющей сферу интимных отношений, призывая к полному раскрепощению в сексе. Этот концепт начал воплощаться в шестидесятые годы, — сначала в Швеции, а потом и в других западных странах. В тот же период появились и противозачаточные средства, кардинально изменившие отношение к сексу, — отныне он рассматривался не только как источник деторождения, но и удовольствия.
В фильме "Мечтатели" перед нами предстает любовный треугольник — брат Тео, его сестра Изабель и американский юноша Матьё. Все происходит на фоне майских волнений в Париже, когда большая часть молодежи восстала против всех форм авторитета, — будь то авторитет родительский или авторитет государства. Самым популярным лозунгом в то время был лозунг — "Запрещено запрещать". Вот в этой атмосфере и живут герои фильма "Мечтатели". В комнате Тео мы видим стоящие на прикроватной тумбочке маленького размера бюсты Мао и Ленина. Сам же Тео увлечен чтением Цитатника Мао. Иронизируя над собственными родителями, он говорит сестре, что "этих родителей надо бы посадить в тюрьму", чтобы не угнетали своих детей. Сестра, вторя ему с усмешкой, добавляет, что и любовью они не умеют заниматься, а если и занимались когда-то, то всего лишь один раз — чтобы зачать их. Ведь Изабель постоянно подчеркивает, что они с братом — "сиамские близнецы", то есть одно целое. Оба напоминают все ещё не повзрослевших детей из фильме Жана - Пьера Мельвиля — "Ужасные дети". Третьим персонажем, неожиданно вторгнувшимся в интимное пространство "сиамских близнецов", оказывается Матьё — американец, приехавший в Париж учиться.
В отличие от фильма Жана-Люка Годара, в фильме Бертолуччи — и это несмотря на то, что и в нем присутствует некая революционная символика, нет никаких разговоров о политике. В фильме "Мечтатели" мы оказываемся свидетелями обнаженных тел, любви втроем, инцеста и потери девственности на кухонном полу.
В самом начале фильма "Мечтатели" мы видим лозунги с требованием открыть двери французской Синематеки (Cin;math;que Fran;aise) и восстановить в должности её директора — Анри Ланглуа. Дело в том, что Синематека всегда была тем местом, куда любила приходить молодежь. В день, когда двери этого учреждения оказались закрытыми, Изабель изображает себя, прикованной к этой двери огромной цепью. Юный американец обращает внимание на девушку и заговаривает с ней. Чуть позже Изабель знакомит Матьё со своим братом Тео. Выясняется, что всех троих объединяет огромная любовь к кинематографу. Их знания кинематографа столь обширны, что им доставляет удовольствие воспроизводить целые сцены из известных старых фильмов. Более того, они все это превращают в игру, заставляя друг друга угадывать из какого фильма взят тот или иной жест или мизансцена.
Познакомившись с Матьё, брат и сестра симпатизируют американскому студенту и, узнав, что тот проживает в дешевой гостинице, приглашают его пожить вместе с ними в большой квартире своих родителей. Родители уехали, и молодежь оказывается предоставленной самой себе. Постепенно, Изабель и Тео втягивают Матьё в свою игру: когда Изабель и Матьё не угадывают фильм 1932 года Ховарда Хоукса «Scarface», Тео требует от сестры, чтобы она занялась любовью с юным Матьё. Как видно, брат не в курсе, что сестра все ещё девственница. После открытия реальности, отношения между тремя героями становятся напряженными.
Совершенно неожиданно, в Париж приезжают родители и застают в доме полный беспорядок — кругом немытые тарелки, стаканы, перевернутая мебель, а три героя лежат обнаженными в объятиях друг друга. Мать заботливо оставляет на столике чек, чтобы им было на что жить. Проснувшись, Изабель понимает, что родители все видели; её охватывает ужас — она ведь всегда говорила, что если родители узнают, что она больше не девственница, то покончит с собой. Несмотря на всю критику в их адрес, она их боится. Тотчас она идет на кухню и открыв кран газа, приносит шланг в общую постель, расстеленную на полу. Она медленно начинает его вдыхать, полагая, что и брат с Матьё умрут вместе с ней. Их спасает колонна демонстрантов, проходящая с красными флагами под их окнами. В порыве революционного азарта, кто-то бросает камень в окно буржуазного дома; в тот же момент в квартиру врывается воздух.
Юноши просыпаются, а Изабель бежит на кухню, чтобы перекрыть газ. Все трое, сломя голову, устремляются на улицу, где французская молодежь бросает в полицию бутылки с зажигательной смесью, круша все на своем пути. Кругом афиши, граффити и лозунги типа —"Выборы это ловушка для идиотов". Тем не менее, создается впечатление, что для самих героев фильма все это является в большей степени развлечением. Американский юноша отговаривает друзей участвовать в сценах насилия; он уже познал, что это такое, ведь война во Вьетнаме всё еще не закончилась. Становится очевидным, что хотя молодежь и прибегает к риторике предыдущих революций, никакой попытки переворота во всем этом нет. Фильм заканчивается тем, что герои видят в витрине соседнего дома телевизор, на экране которого появляется Жорж Помпиду. Он призывает к спокойствию и примирению, произнеся фразу: "Мы готовы выслушать все ваши предложения".
Как было не вспомнить слова Уинстона Черчилля, бесконечно повторяемые после него и другими политиками: "Кто в молодости не был радикалом — у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором — у того нет ума". Иными словами — молодежи свойственно желание перестроить мир, однако со временем, она сама превращается в людей степенных и буржуазных. По всей вероятности, сняв свой фильм через несколько десятков лет после майских событий во Франции, Бернардо Бертолуччи хотел сказать, что увлечение радикальными движениями и всем тем, что символизирует революцию, ушло в прошлое. Осталась лишь революция сексуальная.
А ведь эта сексуальная революция докатилась и до СССР, где настоящая уже свершилась, напоминая о себе лозунгами, красными флагами и портретами пролетарских революционеров. В каждой школе, институте или клубе можно было увидеть портрет Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ленина, — их взгляд был устремлен в светлое будущее, именуемое коммунизмом. Да и работы Владимира Ильича мы обязаны были изучать на скучных политзанятиях. Именно поэтому нас больше интересовала революция в сексе, пришедшая через книги, издававшиеся за рубежом. К сожалению, чтение литературы, пропагандирующей свободу нравов, было доступно лишь для тех, кто владел иностранными языками.
Помню, как у меня самой начали появляться все эти книги: сначала появился роман Маркиза де Сада со столь заманчивым названием "Философия в будуаре", а чуть позже, довелось прочитать небольшой роман Гийома Аполлинера — "Les Onze Mille Verges"; на русский язык он был переведен намного позже, в 1993 году. Все в тот же период, кто-то дал мне еще один эротический роман — "История О". У Маркиза де Сада, помимо "Философии в будуаре", были и другие романы — "История Жюльетты или успехи порока", "Жюстина или наказание добродетели". Вот этот последний роман мне дал почитать в ту пору еще не очень известный философ; книга была привезена им из-за границы, он свободно владел французским. Могу сказать, что дал он мне её почитать с неким намеком: дело в том, что люди, впервые столкнувшиеся с этими эротическими романами, любили не только читать, но и практиковать, подобно персонажам Бернардо Бертолуччи.
А вот роман "Философия в будуаре" привлек внимание одной светской дамы. Не знаю, читала ли она его в подлиннике или уже кто-то перевел роман для внутреннего пользования, но то, что её собственная квартира походила на роскошный будуар, это я могу подтвердить. Ведь само понятие "будуар" предполагает определенное пространство, в котором можно совместить сразу несколько комнат. Так как в СССР квартиры были маленькими, то покупая кооперативную квартиру, можно было сломать перегородки и превратить двухкомнатную квартиру в большую однокомнатную. В такой большой однокомнатной квартире и жила та московская дама. В одном углу стояла огромная старинная кровать из карельской березы, а в другом стоял изящный круглый столик с не менее изящными креслами, — все было из того же благородного дерева. Золотистый оттенок карельской берёзы создавал атмосферу уюта и интима, что и соответствовало такому понятию как "будуар".
В памяти осталось то, что разговоры в этом московском будуаре никак не соответствовали тому, что можно было увидеть за окном, — там были лозунги, портреты деятелей коммунистической партии, а по праздникам вывешивались красные флаги. В отличие от французской молодежи бежать на баррикады совсем не хотелось, так что если советская молодежь семидесятых и интересовалась революцией, то исключительно сексуальной. В общем, испытав на себе последствия настоящих революционных потрясений, мы предпочитали "потрясения" в постели.
Июнь, 2023 год, Брюссель