Мефодий уже третий день бился над новой работкой. Впервые — если не считать того единственного прокола — он был поставлен в столь затруднительное положение. Не дав практически никаких вводных, девушка казалось бы предоставила ему полный карт-бланш, но вместо этого... вместо этого, писатель чувствовал себя словно связанным по рукам и ногам. Как это оказывается трудно — творить без ограничений творческой фантазии практически при нулевых вводных данных.
Наверное нужно было сразу отказаться, думал он, почёсывая за ухом и покусывая кончик самописного старинного пера. Однако и понимал, что отказаться попросту не мог. Мало того, что был не просто заинтригован необычайными способностями Полиной племянницы, но и просто очарован самой девушкой. И снова, и снова приходили на ум перипетии первой ошибки на его странноватом авторском поприще...
Мефодий — в то время молодой, подающий большие надежды писатель, выпускник престижной лит.академии тогда ещё культурной столицы мирового Содружества — на одном крупном пафосном мероприятии, куда он был вхож, довольно незаурядным способом получил неожиданное предложение.
В перерыве вечера, когда буфет звенел фальшивым смехом и бокалами игристого и сиял драгоценностями и столь же фальшивыми, как и первые, улыбками так называемых звёзд первой величины — на самом деле мимолётных комет на небосклоне успеха — в карман надетого писателем по случаю фрака кто-то сунул записку. За блеском всей этой буффонадной мишуры и суетой наряженных клоунов и клонов шоу-бизнеса Мефодию не удалось разглядеть, кто именно подбросил ему письмецо, он уловил лишь лёгкий флер духов с ноткой лаванды и тайны, окутавшей исчезнувший в толпе пленительный силуэт незнакомки.
Надо ли говорить, что писатель был одновременно очарован и заинтригован. Прочитав записку, молодой человек очертя голову рванулся навстречу неизвестному...
* * *
Автор отвлёкся от воспоминаний и грустно вздохнув, снова принялся за едва начатую работу.
«Итак» - рассуждал он вслух: «Что мы имеем?». И тут же сам себе отвечал: «Девушка... тогда ещё девчушка. Артефакт. Девочка находит артефакт. Всё идёт своим чередом, Лейла вырастает. Оплошность девушки или какой-то другой неизвестный фактор и, о предмете узнаёт посторонний. Насколько он посторонний — ясности также нет. Известно лишь, что он молодой мужчина. Что ещё? Да в общем — ничего... И сейчас Мефодий должен изменить существующий — неудобный для заказчицы — расклад на подходящий, щадящий её эго/совесть/застенчивость/щепетильность/целомудрие (из вариантов предлагается выбрать самому)».
Писатель-новатор понимал, что данных недостаточно — по правде сказать — практически ноль, однако... что-то на краешке сознания не давало ему покоя: что-то такое, чего он не обнаружил, хотя должен бы...
Он снова унёсся мыслями в тот памятный вечер. Незнакомка, письмо которой обнаружилось в кармане... И само письмо. Оно гласило:
«Дорогой Меффи! Вы меня не знаете, но мне рекомендовали Вас, как потенциального инсайдера. Вероятно сейчас Вы ничего не понимаете или даже считаете написавшую письмо сумасшедшей... Ах, неважно... Главное, приходите на самую важную в Вашей жизни встречу. Уверяю, Вы не пожалеете!» И дальше шло указание места и времени встречи.
Письмо было написано неровным почерком и довольно сумбурным, чтобы не выразиться прямее... И, да: была ещё внизу приписка мелким, словно другим — ровным и спокойным — почерком:
Р.S. Сейчас не ходите за подательницей письма. И ни в коем случае никому о нём не рассказывайте. Будьте на встрече. Не опаздывайте. Подпись отсутствовала. Сказать что Мефодий в ту пору был молод и горяч, сказать что его заинтересовала как манера подачи записки, так и сам текст — значит, не сказать ничего. Он был мужчиной и писателем, а значит — авантюра и сама прекрасная (иначе он думать отказывался) незнакомка — не могли его не увлечь так сильно, как ребёнка предвкушение дня Рождения или Нового года. Молодой человек захватил наживку крепко и с удовольствием.
* * *
Мефодий вновь неохотно перевёл взор на едва начатую рукопись, упорно заставляя себя продолжать и так же упорно этому и сопротивляясь. «Что ж такое? - недоумевал писатель: он никогда ничего подобного не испытывал, напротив с упоением всецело отдаваясь каждый раз новому заказу. А тут у него никак не получалось сконцентрироваться. Автор встал, сварил уже которую чашечку кофе, раскурил любимую трубку и принялся размышлять:
«Почему меня всё время будто что-то тормозит, отвлекая от работы? И отчего-то мысли постоянно убегают в тот день... а ведь я так давно не вспоминал о нём... Между этими двумя заданиями, так сильно отстоящими во времени, не может быть абсолютно никакой связи, иначе... я бы понял, почувствовал. Однако, какая-то загадка определённо здесь кроется». Он ещё глубже задумался.
Внезапно словно некое озарение посетило автора: «Вот оно! Как же я раньше не догадался. Конечно, что же как не это?». И Мефодий принялся с упоением писать.