День клонился к вечеру, дверь кабинета устала хлопать по вздрагивающему косяку.
Фомич уже не вставал со стула и, порой, не глядя на входящих, совал заготовленные рецепты в руки пациентам.
- Можно? - раздался дивный голос,- я, Федор Фомич, по грудным болезням.
Перед Фомичем стояла белокурая красавица в цветастом сарафане.
Очки со лба больно упали на переносицу. Фомич подхватил их, и нервно вытирая полой халата, щурился на красавицу подслеповатыми глазами.
Валька Цитрониха, ух знатная деваха, неприступная бестия! Вот уж третий год у Авдотьи живет. Здоровая чертиха, в поликлинику не обращается. Вечно улыбается загадочно при встрече и глазища в сторону отводит, завлекает, черт ей не брат!
Валька присела у стола, ладошки на коленках, пальцами теребит складки на сарафане и в глаза не смотрит.
- У меня в груди часто затруднения бывают.
Щеки, что яблоки наливные, вспыхнули румянцем, ресницы длинные дрожат и губы пухлые забавно шлепают.
- Вот, так вздохну глубоко, а хочется ещё, а никак, и вроде от того, совершенное неудовлетворение чувствую, и теперь, нервничаю даже. Вы бы послушали меня.
Девица грациозно завела руки за спину, длинными пальцы перебирает мелкие пуговки, освобождая их из петель. Обнажила спину, сложила руки на груди, и замерла прелестница в ожидании осмотра.
Федор посмотрел на чистую, словно прозрачную кожу посетительницы и недовольно хмыкнул:
- Так, говоришь дышать тяжело? И повелительно произнес: - Раздевайся!
- Так, я вроде уже, - смутилась красавица.
- Уже, - передразнил Фомич.
- Незабвенный Сергей Петрович Боткин вообще в одеждах пациентов не принимал! Тока в обнаженном по пятки виде и осматривал!
Глянет с ходу на голое тело и нате вам господа, диагноз! Так, мол, и так, больны вы сударыня от непомерного приёма пирожных и сладостей всяких - гангреной, фу ты: подагра то бишь у вас, мадам.
- Да, я и не ем сладкого, с детства не ем, - удивилась женщина, снимая последнее.
Фельдшер с удовольствием привстал со стула, подбоченился, развернул девицу к себе спиной и с удовольствием рассматривал обнаженное тело: провел ладонью по позвоночнику, от шеи до ягодиц.
- Ой, - вздрогнула пациентка, отодвигаясь от рук обсерватора.
- Ну вот, а говоришь дышать тяжело. Позвоночник больной, от того и дышать тяжело!
- Вы бы все же прослушали меня, - смущаясь наготы, произнесла красавица.
Фомич достал стетоскоп, и медленно двигая им по коже, останавливался в местах понравившихся ему наиболее.
Запах молодого, ароматного тела дурманил сознание. Голова кружилась слегка, руки подрагивали, губы растянулись в умиленной улыбке, а глаза не переставали бесстыдно пожирать обнаженную прелестницу.
Зацепившиеся за воротник ушные концы стетоскопа, вовсе не позволяли, что-либо прослушать.
Хотя, Фомичу и не хотелось, что-либо слышать: его привлекал вид, натура, тело!
И вот, уж стетоскоп застыл где-то на плече, а свободная рука двигалась по мраморной нежной коже, вовсе не подчиняясь хозяину.
- Да что же вы такое делаете! - негодующе вскрикнула женщина, оттолкнув фельдшера.
Фомич, от неожиданности потерял равновесие.
Пытаясь предотвратить падение, ухватился за протянутую в его сторону женскую руку и внезапно увлек за собой обнаженное тело возмущенной пациентки.
Грохот привлек внимание томившихся за дверью. И как это водится в селеньях, люди бросились на помощь...
Из "Внутренние болезни"